скачать книгу бесплатно
– Угу.
– Хорошо. Положи пока книгу в тумбочку, тебе пора на обед.
Обрадовавшись разрешению, я зашла в палату, спрятала книгу в нижний ящик тумбочки. Прозвенел звонок, все стали выходить из палаты и двигаться в конец коридора. Я проследовала за всеми и зашла в длинное помещение, где располагался ряд объединённых столов, к которым были приставлены лавочки. На столе стояли металлические тарелки, у каждой лежала алюминиевая ложка и кусок черного хлеба. Найдя свободное место, я взглянула на странную субстанцию в тарелке.
– Это рыбный суп, – сказала мне девочка, сидевшая рядом.
Видимо, я сегодня голодаю. Съев кусок черного хлеба, я ждала, пока остальные поедят. Позже зашла медсестра и объявила, что обед окончен и все должны разойтись по палатам.
Вот так длились мои дни. Все было по звонку или приказу медперсонала. Я исправно принимала лекарства, ходила в «школу», ела по звонку и много спала. Почему я выделила школу? Четыре раза в неделю на три часа нас заводили в кабинет и выдавали учебники за пятый и шестой класс. Как говорится, учили тем, что было.
За своё хорошее поведение я выходила гулять с некоторыми ребятами, помогала им в теплицах. Соседние церквушки для нас организовали экскурсию в местный музей, а потом у нас были импровизированные шашлыки с сосисками. Можно было назвать это место домом отдыха, но периодические крики детей и вид качающихся больных мне напоминал, где я.
Я вела отчет дней. На сорок второй день мне объявили:
– Воробьева, на выход, за тобой приехали, – объявила медсестра.
Я ломанулась в гардеробную, с нетерпением ждала, пока мне выдадут мой пакет с вещами. Самое прекрасное чувство – это почувствовать на себе размер своей одежды. Приятно было одеть то, что не пахнет хлоркой и приятно облегает тело. На выходе меня ждала медсестра из детского дома. Протянув мне руку, она повела меня к старой серебристой волге, где ждал водитель, чтобы отвезти нас в детдом.
Сев в машину, я почувствовала, как моё хорошее настроение моментально улетучилось. Ведь по приезду меня будут ждать измывательства, придирки и обзывательства в мою сторону. Я же приеду из дурки, грех над таким не пошутить. Мы ехали молча, но в моей голове были мысли:
– Где я так нагрешила? За что мне все эти испытания? Почему я? На сколько меня еще хватит?
Слезы капали из моих глаз, я молча стирала их рукавом и мечтала стать невидимкой в детском доме, чтобы меня не видели и не трогали.
Время близилось к обеду, когда машина въехала на территорию детского дома. Меня проводили до группы и первое, о чем я мечтала эти долгие дни, лечь на удобный матрас своей кровати. Какое блаженство для моего тела, приятная постель, удобный матрас. Закрыв глаза, я не заметила, как провалилась в сон. Проснулась я от дикого гула детей, приходящих со школы. Подорвавшись с кровати, я села за стол и сделала вид, что чем-то занята. В комнату зашла Света, при виде меня она улыбнулась:
– Привет, ну, как ты?
– Нормально, что нового было в моё отсутствие?
Я не вспомню, что она мне тогда рассказывала, но, скорее всего, это были очередные сплетни нашей «Тюрьмы». К вечеру я адаптировалась к привычному ритму жизни, и все делали вид, будто бы я не уезжала.
Странно, а где издевки?
Но, кроме перешёптывания из репертуара: «Смотри зубастик вернулся», – ничего другого не слышала.
Шло время…
На дворе стояла зима, мы с группой вышли на прогулку. Любимой игрой у нас была «Гори, земля». Правила игры: выбирается ведущий, ему натягивается шапка до носа, чтобы он ничего не видел, а мы, остальные игроки, на определенной площадке (чаще всего, это была высокая горка с многоуровневыми препятствиями) прыгали и бегали. Он пытался нас поймать и в какой-то момент кричал:
– Гори, земля.
Задачей была такова, чтобы твои конечности не оказались на поверхности. То есть ты цепляешься руками, ногами за перила или другие поверхности, поднимая ноги. В этот момент, если он найдет тебя и осалит, ты водишь.
Часто в порыве игры мы себя травмировали по неосторожности, за что получали выговор от воспитателей. Но для меня зимнее время в детском доме обернулось еще одним испытанием. Если я оставалась наедине или прогуливалась по территории, кто-то из старшаков находил меня и начинал резвиться. Если снег был липким, меня закидывали снежками. Чаще метились в голову, да так, чтобы я заорала от боли. Часто к такому развлечению подтягивались многие и мутузили меня снежками до тех пор, пока не приходил воспитатель на мой крик. Она разгоняла их и говорила мне гулять рядом с ней до конца прогулки. Так что чаще всего на улице меня можно было встретить только рядом с воспитателями.
Еще я столкнулась с такой вещью, как стукачество. Если меня обижали, и я шла жаловаться, то потом меня вылавливали где-нибудь за углом и устраивали темную. Усвоило я это правило не с первого раза, поэтому сначала жаловалась взрослым в надежде, что меня спасут. Я надеялась, что меня перестанут обижать, но воспитатель ведь не может ходить со мной везде.
Летом за стукачество меня проучил Саша, сбив меня на велосипеде так, что у меня был ушиб ребер, и долгое время я попросту не могла спокойно спать и дышать. Сережа вогнал в мой затылок шестерёнку от велосипеда. Меня, как тряпичную куклу, кидали в гардероб с верхней одеждой. И на все были отговорки:
– Она шла по дороге, я не заметил.
– Я хотел кинуть в стену, но она зашла в этот момент.
– Я просто толкнул, она огрызалась.
Эти парни на две головы порой были выше и старше меня, но для них я была грушей для бить и развлечения.
Перемирие в издевках наступало очень редко. Это было, когда приезжали спонсоры, во время праздников или в пионерских лагерях. Тогда все друг к другу относились по-доброму.
Нас каждое лето отправляли на три месяца в пионер-лагеря и чаще всего туда съезжались другие детские дома Московской области. С нами на месяц отправляли воспитателей, чтобы они помогали вожатым в нашем воспитании, ибо дети из таких учреждений порой не предсказуемы, а жесткая рука нужна нам была постоянно. Наш детский дом был самым большим по количеству воспитанников, и делили нас на три отряда: старший, средний и младший. После двадцати одного дня пребывания в лагере мы ехали обратно в детский дом, на «пересмену». В течение недели мы жили на территории детского дома, перестирывали свою одежду, нам выдавали новые средства гигиены, и мы ехали в новый лагерь. Чаще нас старались отправить на море в санаторий.
Так что я могу смело заявить: за все свое детство я объездила почти весь берег краснодарского края.
Однако отдыхом это не назовёшь. Санатории находились в горах. Поход куда-то был целым квестом. Все ходили гурьбой под присмотром воспитателя: шаг влево, шаг вправо – расстрел. Жили по расписанию. Еда, сон, процедуры и выступления. Но чем старше мы становились, тем больше вольности у нас было. Лет в одиннадцать мы в очередной раз приехали в пионерский лагерь. Его особенность была в том, что к нему примыкал небольшой частный сектор. На его территорию можно было попасть через мост на окраине лагеря. Во время обеда я услышала разговор двух ребят:
– Да там сады с яблоками! Кусты с ягодами! Все что хочешь: смородина, малина, ежевика!
– Да ты гонишь!
– Нет, серьезно, пойдем покажу!
Меня охватило любопытство, что там за сады такие, которые они так красочно описывают. После тихого часа я нашла мост, о котором говорили ребята и подошла к ближайшему домику. Встав около сетчатого забора, я стала разглядывать, что интересного растет в саду. Яблони, вишни, различные кусты ягод и цветов… И вдруг мне в глаза попались огромные кусты малины. Дверь дома скрипнула, и оттуда вышла старушка, которая злобно на меня посмотрела:
– Здравствуйте, меня зовут Наташа. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Ее выражение лица резко изменилось, и она расплылась в улыбке.
– Что ты, доченька, не нужно, – отмахиваясь рукой, отвечала старушка, – может, ты что-нибудь хочешь?
Я жадно смотрела на куст малины, на котором красовались спелые ягоды. Она увидела, куда я смотрю и предложила мне пройти к ней на участок и собрать себе стаканчик. Открыв калитку, старушка проводила меня до кустов. Собирая малину, я по ягодке засовывала себе в рот. Пока я обдирала куст малины, параллельно беседовала с милой старушкой. Оказывается, она работает в пионерском лагере в столовой поварихой, и ее жутко достали ребятишки, которые повадились без спросу лазить в ее огород:
– Мне не жалко, просто они ломают забор и деревья. Может, ты знаешь, кто это делает? – поинтересовалась у меня старушка.
Сдать никого я не могла, поэтому предложила сходить к директору лагеря, может, он придумает как решить её проблему. Поблагодарив за радушный прием, я побежала на территорию, чтобы меня не спохватились и не начали искать.
Больше мы со старушкой не виделись, так как некоторых ребят (в том числе и меня) забрали из пионерского лагеря на неделю раньше, потому что мы играли в ансамбле. Нужно было ехать выступать за Московскую область.
Отправили нас тогда в Белгород. По приезде нас поселили в маленькую гостиницу, владельцы которой держали на территории небольшую кольчатую ферму. Когда мы приехали, нам быстро провели экскурсию и отправили спать после утомительной дороги. На утро нас ждала репетиция, экскурсия по историческому городу, отдых и снова репетиция. Заготовленные наряды на выступления у нас были простецкие. У девушек длинные в пол красные сарафаны на толстых золотистых бретельках и поношенные временем кокошники на лентах, у парней классика черные брюки, красная косоворотка и шляпа с гвоздикой. Ансамбль был у нас небольшой: бас балалайка, три балалайки, две домры, три баяна, треугольник и щетка. Первый день пролетел незаметно. На второй день нас ждало выступление. Позавтракав, мы поехали в дворец культуры и стали ожидать своей очереди. Волнение нарастало особенно тогда, когда мы прошли на сцену и стали выступать. По окончанию всех выступлений мы заняли почётное третье место, надо бы радоваться, но… Одна из девочек обвинила меня за снижение баллов. Что во время выступления из-под платья были видны мои порванные сандали и тем самым я испортила имидж и поэтому нам снизили баллы. Конечно, все подхватили, стали обвинять в нашем третьем месте. Во время прогулки она специально наступила мне на ногу и дорвала мою единственную обувь. Так что эмоции и настроение после всей поездки было омрачено моим позором и шарканьем ноги во время прогулок.
На третий день нас повезли кататься на аттракционах. Так как я опозорила коллектив, я смогла прокатиться только на одном из них, а потом с завистью смотрела, как другим весело без меня.
Вообще выступления у нас были часто. Раз в год на территории нашего детского дома проводился областной конкурс среди детских домов «Созвездие». К нам съезжались дети из детских домов, и в течение нескольких дней мы соревновались в различных возрастных и творческих категориях. Инструментальный, театральный, поэтический, танцевальный, вокал и многое другое. По истечению трех конкурсных дней проводилось награждение.
В первый год обучения Ольга Владиславовна заставила меня выступать перед публикой с небольшим этюдом, тогда я получила свой первый приз зрительских симпатий и фотоаппарат-мыльницу.
А вот наш оркестр каждый год получал заслуженное, а, может, и нет первое место. Я не смотрела другие выступления, так как с каждым годом старалась охватить все больше и больше направлений и в период «Созвездия» превращалась в маленького энерджайзера. Выступив в оркестре, я бежала переодеваться, чтобы отыграть на скрипке, после бежала в поэтический зачитывать стихи, а после этого танцевала или играла в театральном. С каждым годом я занимала все больше и больше призовых мест, но, видимо, директора детского дома это жутко бесило, и в один из годов она убрала меня из списка участников абсолютно везде. Придя на урок по скрипке, я со слезами на глазах пожаловалась Ольге Владиславовне на несправедливость. Она меня успокоила и предложила выдвинуть мою кандидатуру от школы искусств.
– Но меня не пустят выступать, – расстроенно ответила я.
– С чего это? Ты выдвигаешься участницей не от детского дома, а от музыкальной школы. Я сижу в жюри и только пусть попробуют тебя не допустить! – заверила меня учительница.
Тот день я запомнила на всю жизнь. Мне двенадцать лет. Объявляют мою фамилию, я выхожу со скрипкой и играю как никогда раньше. Меня наполняла злость и обида. Я хотела доказать, что я лучшая и мои старания оправдались. В день награждения наш оркестр получает первое место, жюри немного замялись и, взяв микрофон, добавили:
– Первое место делит Воробьева Наталья по классу скрипка.
Под аплодисменты я входила на сцену и смотрела в глаза Наталье Семеновне. Ее злость, наверное, была главной наградой для меня.
Я безумна благодарна Ольге Владиславовне, потому что она помогла мне и не дала опустить руки, чем вселила в меня уверенность и надежду.
Мы в ответе за тех, из-за кого получаем зарплату….
В детском доме была большая текучка воспитателей и младшего персонала. Задерживались только самые стойкие. О ярких представителях педагогической профессии сейчас я вам расскажу.
От одной воспитательницы всегда жутко пахло тухлой рыбой и потом. Нас она воспринимала как животных и разговаривала с нами на жаргоне дрессировщика собак. Поэтому, пока она спала, девочки залили ее волосы клеем и подкрасили сие искусство ядерно-красной краской. На утро нас разбудил ее дикий крик и злобная физиономия с торчащими красными клоками на ее белоснежной гриве. Уволилась она на следующий день, опустим тему разбирательств, скажу одно: виновных тогда не нашли. Потом к нам устроилась суровая воспитательница, работавшая до этого в детской колонии. Ей тоже оказалось не так сладко с нами, и увольнялась она с криками:
– Вы хуже зверей, в колонии себя дети так не ведут, как вы тут.
Кто-то не выдерживал и пары недель общения с детьми и молча писал заявление на увольнение. Но самые хитры находили выход, как задержаться в должности воспитателя и начинали заводить дружбу с самыми отбитыми воспитанниками.
Ведь проще управлять стадом, когда есть вожак.
Парочка из таких воспитателей оставили в моей жизни не лучший отпечаток. Юлия Викторовна, мерзкая блондинка, наносившая на свое лицо тонны штукатурки, продержалась в должности воспитателя пару месяцев, поняв свою власть, она оскорбляла детей, била их половыми тряпками. Для меня это было унизительно, ведь тебя бьют половой тряпкой, которая предназначена для мытья полов в туалете. Позже старшаки довели ее и, получив нервный срыв, она подала заявление на увольнение.
На моей памяти самой злющей была младший воспитатель. Она была узбечка, кликали ее Джафоровна. Она работала в нашей секции и подружилась с одним мальчиком, который любил издеваться над теми, кто младше него. Тот ещё придурок, вечно задирал всех и имел дебильную привычку плевать в лицо людям. А теперь история о том, как эти двое испортили моё здоровье.
Осень. Мне было двенадцать лет, когда в очередной раз он начал меня дразнить и, не выдержав, я полезла драться, но, так как он был крупнее меня, он затолкал меня в комнату. Вместе с Джафаровной и еще парой ребят он загнал меня в угол и стал надо мной измываться.
– Эй, зубастая, почему ты такая страшная? – крикнул Денис, попутно харкнув в мою сторону.
Другие последовали его примеру и повторили жест. Я пыталась встать, но меня с ноги загоняли обратно в угол. В какой-то момент у меня не хватало воздуха, и я стала задыхаться. Резко встав, я попыталась открывать окно.
– Ты куда, зубастая? Суицидом решила все закончить? – прижав мои руки оконной рамой и резко толкнув меня в бок, они кинули меня на пол.
От удара в боку начало болеть, и я стала умолять:
– Мне больно, – сквозь слезы говорила я.
– Заткнись, не притворяйся, – крикнула мне Джафаровна.
Из коридора послышался голос воспитателя:
– Завязывай, пошли от сюда, – сказал Денис.
Кто-то напоследок пнул меня с ноги. Я сидела в углу и хваталась за бок руками. Боль была адская. Скрючившись от боли, я аккуратно встала, умыла лицо и направилась в кабинет к медсестре. На мои жалобы толком никто не отреагировал, дав но-шпу, врач отправила меня обратно в группу. Кое-как поднявшись на третий этаж, я легла в игровой и ждала, пока таблетка начнет свое действие.
– На улицу собираемся, – крикнул всем воспитатель.
– Можно я не пойду, у меня сильно болит живот? – попросила я.
– Нет, я тебя в группе одну не оставлю. Иди собирайся! – жестко ответил воспитатель.
Выбора у меня не было, нужно подчиняться. Боль в боку не проходила, а лишь усиливалась еще больше. Кое-как одевшись, я пошла на улицу и стала сидеть на лавочке.
Бум. Мне голову прилетает футбольный мяч. Женя, подбегая ко мне, с улыбкой на лице произнес:
– Сдала нас? – злобно улыбаясь, спросил он.
– Нет, – держась за лицо, ответила я.
– А то смотри, башку отобью.
Просидев час на улице, мы вернулись в группу. По пути я зашла в кабинет медсестры.
– Не проходит боль, можно что-нибудь другое, пожалуйста?
– Нет, на тебе еще но-шпы и иди в группу.
Выпив очередную пилюлю, я поднялась в группу, на ужин идти не хотелось – боль в боку перекрывала мой разум и отбивала аппетит.
– Тебе никто не оставит ужин, – предупредил меня воспитатель.
– Ну и что, – скрючиваясь от боли, ответила я.
Все ушли на ужин, а я уже начала молиться, чтобы боль меня оставила в покое. Я спустилась в очередной раз к медсестре. Она не выдержала моего напора и вызвала скорую. Я лежала на диване в кабинете и смотрела как тикают часы.
Тик-так. Тик-так.
Боль начинала нарастать с большей силой, даже обычный вздох давался с трудом. Приехавшая бригада скорой помощи, бегло осмотрев меня, объявила:
– Подозрение на аппендицит. Увозим.
Меня отвели в карету скорой помощи. Дальше все как на ускоренной киноленте. В приемном отделении меня осмотрели несколько врачей и отправили с медсестрой готовиться к операции. Вещей с собой не было, и меня снарядили в больничный сарафан, который был в три раза больше меня, на ноги нацепили тряпичные бахилы. Чтоб вы понимали, до операционной я волочила ноги, ибо бахилы то и дело сваливались с моих тоненьких ступней.
– Присаживайся, – вежливо сказала мне медсестра, – протягивай правую руку, сейчас я тебе поставлю катетер.
– А зачем? – спросила я.
– Во время операции тебе будут ставить капельницы с лекарствами и, чтобы не делать в тебе много дырок, я ставлю вот такую бабочку, – демонстрируя мне иглу, у которой были розовые пластиковые крылышки, сказала она.
Установив мне катетер, она повела меня на операционный стол.
– Раздевайся.
Я смущенно взглянула на нее и медленно стала стягивать с себя сарафан.
– Теперь ложись на стол, – подставляя к операционному столу деревянную табуретку для моего удобства, сказала медсестра.
