скачать книгу бесплатно
Он какое-то время шевелит тонкими губами, скаля жёлтые зубы. Видно, успел подзабыть человеческую речь. А может, и не знал никогда. С демографией у абсолютников проблем нет. В отличие от иллюзорщиков.
– Твоя, – наконец выговаривает он хрипловато-рычаще, – везёт. Твоя есть иметь большой удача.
Фрик тычет в мою сторону пальцем.
Неожиданно. Интересно.
– Мы убей твоя, и насмейся над твоя кости. Но шаман желай говорить. Шаман будет говорить. Твоя – слушай.
– Хорошо, – киваю. – Мы открыты для диалога.
Из-за широкой спины вождя к нам выходит ещё один имп. Этот куда старше соплеменников. Я бы даже сказал – старее. Тут дело и в старческой сутулости, и неуверенной походке. А ещё – в умных, почти человеческих глазах. Одет шаман вычурно: мешковатая роба, увешанная перьями, черепами мелких зверьков. На голове – очень интересная лисья шапка. С несчастного животного содрали шкуру, но череп не тронули. Кажется, что лиса впилась клыками в космы импа, да так и осталась висеть, защищая рыжим мехом горбатую спину.
Ещё интереснее. Дело не в наряде. Подобным образом вполне может одеться любой знатный фрик. Просто шаманы у абсолютников – молодые, сильные. То ли умудряются поддерживать себя в тонусе, благодаря хитростям канваплетения. Или ещё проще: играет роль борьба за власть. Шаманский жезл должен быть в руках сильных, умелых.
Но этот фрик не просто стар. Он древен, как дубы вокруг Кышевой башни.
Иссушенные временем руки сжимают длинный, резной посох.
Шаман без страха подходит ко мне, и – о чудо! – импы в страхе расступаются. Надеюсь, Дану хватит ума приструнить Хомяка. Если уж фрик чего-то боится, иллюзорщику не стыдно этого стеречься.
– Старатель? – хрипловато спрашивает шаман. Он смотрит куда-то сквозь меня.
Я секунду размышляю, прикидывая, говорить правду, или нет. Решаюсь открыться – ложь загадочный имп наверняка почует.
– Да, – отвечаю.
– Имя твоё созвучно с этим? – спрашивает шаман. Он бережно гладит рукой лисий череп, покрытый линялой шерстью.
– Можно и так сказать, – отвечаю.
Шаман задумчиво кивает. Удивительно: русская речь даётся ему безо всякого труда. Разве что проскальзывает едва заметный восточный акцент. При жизни фрик был кем-то с Дальнего Востока? Что ж, всё может быть.
– Это хорошо. Для нас всех, – говорит имп. – Вы, люди, куда-то спешите.
Это не вопрос. Утверждение. Поэтому я не отвечаю.
– Молодость и спешка, – вздыхает шаман. – Я… дам то, чего подобные мне, обычно, не дают подобным вам. Я предлагаю вам право выбора.
Мы переглядываемся. Данил заметно нервничает. Над верхней губой выступили капельки пота. Руки чуть подрагивают: друг готов к бою. Аня, напротив, отрешённо-спокойна. И Хомяк, явно не осознающий всей немыслимости ситуации, осматривает фриков по-мальчишески заинтересованно.
Мне тоже весело. И немножко жутко. Кому расскажешь – не поверят. Импы, берущие в плен иллюзорщиков почти у стен Столицы, фрик, предлагающий выбор.
– Итак, вы сейчас можете отправиться по делам, – продолжает старик. Он поднимает к небу указательный палец. – Но! Вы будете… ты, старатель, будешь должен мне. Должен жизнью. И, как только дела будут сделаны, вернёшься. Один, или с другими… людьми. Неважно. Мы будем говорить.
– Говорить? – переспрашиваю. – О чём?
– Поспешность, – морщится шаман. – Молодость. Не перебивай, че-ло-век. Да, мы поговорим. А потом ты будешь думать. Или же сейчас наши воины убьют вас. Ты знаешь, что это не страшно. И тогда говорить мы не будем. И думать – не придётся.
Киваю. Да, и на встречу мы неизбежно опоздаем. Но чёрт с ней, со встречей. Когда рядом творится такое…
Я размышляю, закусив губу. С одной стороны, самое время атаковать. Отдохнуть денёк на Земле. Работу мы успеем найти. Месяц поголодать – не страшно. С другой, чувствую, что сейчас мы коснулись какой-то страшной тайны. Мистики, можно сказать.
Происходит невозможное: шаман, чьё могущество исходит от Чуда, хочет поговорить со Старателем, Чудо убивающим. О чём говорить врачу и убийце?
Фрики мне, по сути своей, неприятны. Я для фриков – хуже чем Гитлер для землян. Отвратительнее червя-паразита. Если шаман импов готов идти на уступки… это что-то да значит.
– Мне нужно посовещаться с друзьями, – говорю. Стараюсь держать руки на виду. Обидно, если такая встреча окончится банальной дракой.
Кажется, второй раз в жизни я сумел прикоснуться к чему-то таинственному, запретному. Первый раз это чувство посетило меня, когда я провалился в Канву. Затем сказка обратилась увлекательной работой. Иногда – рутиной. Даже самые поразительные вещи стали обычными. И вот снова иллюзорный мир щелкает меня по носу, преподносит сюрприз.
Шаман молчит. Чёрные губы его разъезжаются в усмешке.
– Нет, старатель, – произносит он спустя минуту раздумий. – Это выбор одного человека.
Я закрываю глаза. Что делать? Поддаться Канве, или махнуть на всё рукой, оставить как есть? Жизнь будет течь сквозь пальцы, пока я не сойду с ума, или не стану абсолютником.
Взвешиваю все за и против. На одной чаше весов – моё благополучие. На другой – благополучие друзей. Я не желаю друзьям смерти. Не хочу, чтобы Аня, мальчик по прозвищу Хомяк, и мой лучший друг испытывали предсмертные муки. Не хочу новых шрамов на их телах.
– Хорошо, – выдыхаю я. – Мы поговорим, когда дела будут завершены.
Шаман понимающе кивает.
– Иного я не ждал от иллюзорщика с подобным именем, – со вздохом произносит он. – Идите с миром, лю-ди.
Импы один за другим исчезают в зелени рощи. Грамотно прикрывают ослабленный тыл. Мы стоим, боясь шелохнуться. Так, пока лишь следы на земле от десятка копыт, и неприятный запах немытых тел не остаются жёстким напоминанием о реальности произошедшего.
– Мне это не нравится, Фокс, – сдавленно произносит Данил.
Я полностью согласен с другом:
– И мне. Но что поделать?
* * *
Продолжаем путь в полном молчании.
Оборачиваюсь, задумчиво смотрю на земли Кыша. Над серым шпилем башни клубится едва заметная струйка дыма. То ли экспериментирует с чем-то, то ли вправду собрался пытать фриков. Элементалисты – люди, в большинстве своём эмоциональные, решительные. Взбрела в голову какая чепуха – тут же реализуют.
Сложно их упрекнуть в расторопности. Когда мир вокруг тебя становится податливым, как глина, начинаешь смотреть на вещи иначе.
Может быть, поэтому стихийники раньше других уходят к абсолютникам.
Мимо нас проплывает огороженный невысоким каменным забором роскошный персиковый сад. Воздух пропитан сладким ароматом фруктов. До нас доносятся приглушенные голоса: работа кипит вовсю.
Качаю головой. Не очень-то разумно выращивать сладкое так близко к границе. Из лесов за вкусным прийти может всякое. Хотя огородники тоже не дураки, наверняка предприняли какие-то меры.
– Интересно, – говорит Хомяк, оттягивая лямку рюкзака. Устал, бедолага. – Что им надо было от нас? Ну, фрикам?
– Не от нас, – поправляет его Дан. – От Фокса.
Молча смотрю под ноги. Подошвы поднимают облачка пыли, пачкают без того грязную обувь.
– Хорошо, – с ноткой грусти говорит Хома. – От Фокса?
Мальчишке обидно, что не он в центре назревающего приключения. Но возможность прикоснуться к тайне всё равно будоражит молодую кровь. Эх, знал бы ты парень, какой синоним «приключениям». Неприятности.
Хотя вряд ли осознание простой истины убавило бы пыла. Сам недалеко ушёл. Вроде бы и страшно, и – интересно.
– Тут можно бесконечно гадать, – задумчиво говорит Дан. – Он старатель. Старатели, не смотря на… специфику работы, могут пригодиться даже фрикам.
– Как?
– Враждебное племя усмирить. Не получается у импов прогнать вредных соседей войной, прогонят, лишив их Чуда.
Я пожимаю плечами:
– Не обязательно, – говорю. – Может, просто хочет разведать новое место силы. Понимает, что ввязываться в чужие войны я не горю желанием. Шаман у них умён. Не видел ещё таких.
Аня хмыкает:
– И много шаманов ты видел?
– Порядочно, – отвечаю. – Обычно – недолго. Сплетённые пряхами узоры с ними без труда справлялись. Но этот силен. От него так и пышет уверенностью.
– Уверенность – ещё не признак силы.
– Боюсь, что здесь ты неправа, – говорю. – И ещё кое-что. Дан меня понял, наверное.
Данил смотрит на меня, хмурится.
– Кыш? – спрашивает.
– Да. Рановато мы приняли дар. Это племя просто так с его земли не уберётся.
– Ну так и шкуру мы оставили в башне, – говорит Данил. – Не получится у тебя убедить коротышек – Кыш останется при своём.
На смену приятной тени сада приходит опалённая солнцем дорога, проложенная вдоль недавно убранного кукурузного поля. Земля топорщится сухими иглами стеблей. Невдалеке, искажённый маревом, виднеется небольшой посёлок.
В Канве не бывает месяцев сбора урожая. Как посадишь – так и соберёшь. Рай для фермера. Поэтому не бывает здесь голода, в пище недостатка нет. И стоит она по земным меркам сущие копейки.
Есть и свои минусы, конечно. Рацион иллюзорщика, в основном – овощи да фрукты. Мясо дорогое, огородники специально взвинчивают цены. Но эта беда редко касается бродяг. Для нас охота – дело привычное. Тем более с возможностями, предоставленными пряхами, она превращается в развлечение. Это дома охотники неделю выслеживают добычу. Здесь фауна встречается плотнее, есть также специальные свистульки, приманивающие добычу.
Сиди спокойно на месте. Свисти. Кто-нибудь да придёт. Главное, в случае чего, суметь унести ноги.
Не жизнь – рай. Это расхолаживает. Сейчас меня словно из душной бани выкинули на мороз, окунули головой в холодную воду. Я вдруг осознал, что есть вещи в Канве, с которыми напрямую лучше не сталкиваться.
Если тобой интересуется фрик – спокойной жизни не жди.
Данил протягивает Анне карту.
– Долго ещё? – спрашивает.
Аня внимательно изучает бумагу.
– Нет, – говорит, – здесь рядом.
– Озеро десяти серебряников, – догадываюсь я.
– Как?..
Смеюсь:
– Очень просто.
Когда-то давно озеро было местом удивительным. Не побоюсь сказать – волшебным. На дне располагался источник силы, с необычными свойствами. Чудо воздействовало на романтические чувства людей. Всякий иллюзорщик, находившийся поблизости, вдруг осознавал себя влюблённым. Начинал понимать, кто ему по-настоящему дорог. Поговаривают, что заблудившиеся в Канве сыновья и дочери после недолгого контакта с Чудом возвращались домой, к родителям. Начинали звонить позабытым бабушкам и дедушкам. Или, если таковых уже не было, со светлым чувством посещали могилки близких.
Другим, не имевшим романтических привязанностей, или сохранившим в семье мир, являлись образы тех людей, кто любит, или станет любить их искренне.
Совсем уж прожжённых прагматиков Чудо просто настраивало на благодушный лад.
Озеро прозвали Храмом Амура. И впрямь, на берегах возвели небольшую часовенку. Здесь же поставили беседки, скамеечки. Говорят, это было местом уединения множества влюблённых. Сотни хороших и не очень людей обрели благодаря Чуду счастье.
Старатели озеро любили, берегли, кто-то даже влился в общество жрецов, живущих под аурой доброты.
Но в любом стаде найдётся паршивая овца. Так уж вышло, что среди нашей братии таких овец немало. Жажда наживы лишает не просто разума – души.
Группа старателей под покровом ночи атаковала храм. Жрецы был оглушены, либо убиты. Воры погрузились в кристально-чистые воды, достигли дна, и выкачали из источника всё, что смогли. Показательно: им удалось добыть всего-то десять монет серебра низкой пробы.
Почему – никто не знает. Может быть, Чудо было на последнем издыхании. А может, над ворами подшутила сама Канва. Чувство юмора у неё отменное.
Это случилось шесть лет назад. Теперь место называется Озером Десяти Серебряников. Чудес там не бывает. И люди, понемногу, начали забывать о добре, которое подарило погибшее место силы. Шесть лет для Канвы – это много.
Не все новички эту историю знают, оно и понятно – старикам-иллюзорщикам попросту стыдно за то, что не уберегли частичку света. Но старатели все помнят. И, по возможности, передают легенду, как напоминание о том, кто мы есть. Какую цену приходится платить. Чтобы думали дважды, нет, даже трижды…
Мы думаем. Огорчаемся. Но когда доходит до дела – лирике места не остаётся.
– Срежем путь, – предлагаю я.
Данил удивлённо вскидывает брови, хмыкает. Он-то в Канве побольше моего. Может даже видел Чудо собственными глазами.
– Ты о нём знаешь?
– Как видишь, – невесело улыбаюсь я. – И довольно часто бываю.
На лицо друга будто падает тень. Он понимающе качает головой.
– Это одна из тех причин, почему мы держимся вместе, – с неожиданной теплотой произносит Дан.