скачать книгу бесплатно
Доди кивнула.
– Обязательно выясни.
– И последнее, детектив. – Круаз снова почесал затылок, после чего приблизился к ней и вполголоса сообщил: – Отпечатки на шее указывают на то, что господина Петроса задушили его же руками. Без перчаток.
Доди понадобились доли секунды, чтобы сделать выводы.
– Значит, мы ищем штурвала, которому суждено сесть в тюрьму не только за убийство, но и за намеренное манипулирование человеком.
– Задушен своими руками? – переспросил Харш. – Где-то я уже сталкивался с подобным…
– Судя по отпечаткам – да. Но стоит не забывать, что подобный трюк преступник мог провернуть специально, чтобы сбить полицию со следа. Чтобы мы принялись искать штурвала, а не граффа с другой ипостасью.
– А этот графф, которого вы поймали, он?..
– Он не штурвал, – ответила Доди.
– А как вы на него вышли?
– Через показания свидетельницы и первую скамейку.
Ранее осунувшееся лицо Харша вспружинилось. Он раскинул руки и с удобством уместил их на твердых подлокотниках.
– Очень любопытно.
Доди продолжала, не без радости отметив пробудившийся интерес у ее собеседника.
– Дом нашей единственной свидетельницы стоит прямо напротив двух скамеек, и из своего окна женщина смотрела граффам в спины. Но тот, второй, неоднократно оборачивался.
– То есть она разглядела лицо подозреваемого?
– Была полночь, – напомнила Доди. – Свет от фонарей уступает в надежности дневному свету, но все же да, она смогла разглядеть лицо. По ее описанию на второй скамейке сидел молодой мужчина в красной фуражке и с продольным шрамом на пол лица. Также свидетельница упомянула о дипломате, который лежал на скамейке рядом с мужчиной.
– Как я понимаю, у того Постулата на лице имеется шрам?
Доди медленно кивнула и прибавила:
– Однако мы не можем утверждать, что виновен именно он, ведь свидетельница видела их, когда Петрос был еще жив, а между первым ее выглядыванием на улицу и вторым, когда Петрос уже лежал без движения, прошел целый час.
– Вторую улику вы получили через исследование скамеек, – проявляя нетерпение, подытожил Харш.
– Именно. Выяснилось, что несмотря на идентичный внешний вид, две скамейки имели разную природу. Вторая скамейка, на которой сидел Постулат, была заводской, а первая скамейка, на которой нашли Интрикия Петроса, была изготовлена материализатором, неким мастером Гоместом. Он заключил контракт со столичной администрацией на поставку уличной мебели. Таким образом, скамейка, на которой сидел Интрикий Петрос, была созданиалом. А значит, сохранила на себе память.
– Попался! – хлопнул в ладоши Харш.
Предметы, созданные материализаторами – созданиалы – несли полиции Граффеории полезную службу. Созданиалы сохраняли на себе память, которая тончайшим слоем ложилась на их поверхности. У старых, видавших виды созданиалов таких слоев могло накопиться с излишек – сколько людей пользовались вещью-созданиалом, столько на ней и слоев. Старые слои считать было почти невозможно, а свежие, легкой пленкой окутавшие вещь, чтению поддавались весьма неплохо.
Поскольку чтение слоев созданиала под силу только материализатору, который создал вещь, Доди вызвала мастера Гоместа на допрос. И тот считал память с созданной им скамейки, на которой нашли тело Интрикия Петроса.
– Вы знаток в этой области, Доди, – заметил Харш, с довольством потирая ладони. – Если бы дело Петроса передали мне, о скамье-созданиале я бы додумался в лучшем случае к осени. Ну, не томите! Что же считал материализатор?
– На верхнем слое дерева сохранились две ипостаси, – продолжала Доди и обратилась корпусом вперед. – Ипостась иллюзиониста, то есть самого Интрикия Петроса, и ипостась левитанта. На той скамье, на которой нашли убитого, незадолго до его смерти сидел левитант.
– А наш обвиняемый?..
– Ипостась Постулата – левитант, – на выдохе сообщила Доди и опустила взгляд на разбросанные под ногами клочки бумаги.
– Ага, – отозвался Харш и быстро проговорил: – Незадолго до убийства свидетельница видит Петроса и Постулата, сидящих на разных скамейках. У Постулата есть красная фуражка и шрам. Примерно через час она видит лежащего без движения Петроса, а мастер–материализатор считывает с его скамьи образ левитанта. Две прямые улики, и обе указывают на Постулата.
– Парню грозит тотальное сканирование, – выдавила из себя Доди и подняла лицо. – Если я не предоставлю следствию хоть что-то в пользу его невиновности.
– Если он и впрямь невиновен, тотальное сканирование это сразу покажет. В тюрьму его не посадят.
– Да, но последствия тотального сканирования!.. Их ведь не исправить. У граффа исказится память, могут замедлиться реакции… Не говоря уже о том, что тотальным сканированием можно и убить.
– Ну, не сгущайте понапрасну краски, Доди. Телепат Алиса Фанку настоящий профессионал, на ее процедурах не умер еще ни один арестант.
Девушка выдохнула и с печалью в голосе добавила:
– Ид, ему всего двадцать пять.
Сердобольности в ней таилось куда больше, чем в Харше. Тот лишь руками развел.
– Ладно. А что говорит сам Постулат? Его версия произошедшего той ночью.
Доди быстро заглянула в свое вместилище и с готовностью заговорила:
– Постулат работает в свечной лавке, а Интрикий Петрос – их постоянный покупатель. В ту ночь, как утверждает Постулат, он вылетел на прогулку. Говорит, прогулки после захода солнца обычное его занятие, якобы мысли перед сном успокаивает. – Ид скривил рот, а Доди продолжала: – Постулат снимает жилье недалеко от улицы Пересмешников, у часовни, а для Интрикия Петроса, то бишь фонарщика, улица Пересмешников – место работы. Это одна из тех улиц, где каждую ночь он зажигал фонари.
Ид продолжал слушать ее со снисхождением, но Доди предпочла этого не замечать.
– Летая недалеко от дома, Постулат решил опуститься на одну из ближайших скамеек и перевести от полета дух. На соседней скамейке уже кто-то сидел, и сперва Постулат не обратил на граффа особого внимания. Но вскоре Интрикий Петрос чихнул, Постулат обернулся к нему и узнал покупателя, которому частенько продавал твердый парафин. Он к нему сразу подсел, поздороваться, у граффов завязалась короткая беседа. На вопрос Постулата, что Интрикий здесь делал в столь поздний час, тот ответил уклончиво. Сказал, что закончил работу и теперь ожидает одну встречу. Постулат удивился, но подробнее расспрашивать не стал. И вскоре улетел, оставив Петроса на скамейке в одиночестве.
– Встреча? В полночь? Посреди улицы? – Ид скрестил на груди крепкие руки. – Мда, версия Постулата…
– Да, я знаю, – перебила его Доди, – версия слабовата.
– Как кусок пресной солонины, – добавил Харш не без усмешки.
– По крайней мере, его версия объясняет, почему они, Петрос и Постулат, в начале сидели на разных скамейках, и почему скамья-созданиал сохранила на себе память левитанта.
– Одинокие прогулки посреди ночи? И это его алиби? Да бросьте… – Харш намеривался осмеивать версию Постулата и дальше, однако выражение лица Доди, которое становилось все воинственней, остановило его. – Ладно, хорошо. Скажите тогда, почему вы думаете, что Постулат может быть невиновен?
– Нет мотива для убийства, – ответила Доди и, предвосхищая его вопросы, разъяснила: – Я допросила всех сотрудников той свечной, где работает Постулат. Все в один голос утверждали, что между Постулатом и Интрикием были самые доверительные отношения, какие только могут быть между продавцом и постоянным покупателем. И отпечатки на шее Интрикия, – прибавила она. – Они не Постулата, а самого Интрикия.
– Вы склоняетесь к версии со штурвалом?
– Графф с ипостасью штурвала мог манипулировать руками Интрикия на расстоянии. Поэтому скамья-созданиал и не сохранила на себе память о штурвале.
– Левитант тоже мог его придушить, в перчатках, а после приложить к шее Петроса его же руки. – Ид кинул взгляд в окно, за которым пролетела парочка левитантов. – Так, а что с дипломатом. Свидетельница видела дипломат, который лежал рядом с подозреваемым.
– Постулат утверждает, что рядом с ним лежал не дипломат, а самый обычный рюкзак. В нем он держит воду и утепленные вещи.
– Ясно, – скептически отозвался Харш.
– Обвинение Постулата – решение слишком простое… – принялась рассуждать Доди, но Ид не дал ей договорить.
– Простое? Да эта версия существует только благодаря вашим знаниям о созданиалах! Если бы не ваша догадка, Доди, полиция до сих пор бы искала граффа неизвестной ипостаси с красной фуражкой и шрамом на щеке. И ведь… Будучи… – Ид замер на полуслове. Его черные глаза ухватились за изумрудную шинель, висевшую на вешалке. – Постулат был в красной фуражке? – вдруг переспросил он.
– Да, – ответила Доди, напрягаясь.
– Если он, Постулат, намеренно шел в полночь на убийство, то зачем же он надел красную фуражку? Красную! Это же ярчайший атрибут, по которому случайный свидетель обязательно его запомнит. Преступники предпочитают блеклую одежду, невзрачную. – Ид минуту-две молчал, а потом уставился Доди прямо в глаза: – Либо Постулат задушил Интрикия вопреки своему плану – в ходе потасовки, например, – либо Постулат – не наш убийца.
Доди выпрямилась, ее фигура застыла в решимости.
– Думаю, мне стоит вновь допросить Постулата.
Глава 5. Светский четверг
Весь свой следующий день Август провел в полетах. Когда Моль ушла, заново уснуть он даже не пытался. Он выждал время, пока ее младшее величество наверняка покинет Робеспьеровскую, накинул на майку клетчатую рубашку и отправился летать.
Жаркого лета столица Граффеории не знала. Бывали дни, как вчера, знойные и безветренные, что относилось скорее к неосторожному исключению, а бывали дни, как сегодня, – такие дни можно с уверенностью назвать по-граффеорски летними. Ветер, сбивающий с ног, и редкое солнце, которое от лета к лету играет с граффами в бесконечные прятки.
Август летел над зелеными крышами и двигал ногами как самый обычный пешеход, а под ним длинные улицы соприкасались с другими длинными улицами, образуя бескрайний лабиринт. Граффы перемещались по этому лабиринту как муравьи, волнами сбивались в кучи, а после – разъединялись; каждый из них словно отчаянно пытался отыскать выход. Долетев до Мартовского дворца, Август принялся кружить вокруг башни Утвар, чем схватил озабоченные взгляды дворцовой стражи. Следующим порывом ветра левитанта чуть не прибило к северному окну башни, и, сделав в воздухе кувырок, он стремительно рванул вверх. Столкновения Август с успехом избежал, как и готовящуюся погоню одного из стражников.
Граффеория ускользала в воронке, в то время как левитант разрывал облачное небо надвое. Когда приятная прохлада обернулась колючим холодом, Август принялся сбавлять темп. Завис он высоко-высоко, на бездонной плоскости пролетающих мимо птиц. Облака здесь скользили совсем рядом, путаясь с дыханием и туманом. Неподалеку мелькнул другой левитант, но Август оставил его без внимания – между ними, левитантами, существовало одно негласное правило: на такой высоте не беспокоить друг друга, дать возможность полетать в одиночестве. Ведь именно для этой цели левитанты поднимались настолько высоко.
Август медленно летел по небу и думал. Наступит вечер, и он отправится к Ирвелин Баулин на светский четверг, еженедельное собрание четверых соседей по Робеспьеровской 15/2. Там будут и Мира, и Филипп. Августу предстоит подловить момент и отвести Филиппа на приватный разговор – Моль строго-настрого ему запретила посвящать в ее просьбу кого-то помимо иллюзиониста.
Филипп – иллюз? Подчиненный при самом Короле?! Умереть ни встать! Или встать да сразу помереть.
Вот и новая причина, по которой Филипп с таким рвением старался не допустить, чтобы желтые плащи прознали о его кузене Нильсе и его содействии в краже Белого аурума. Узнай Король о таком, Филиппа сразу же уволили бы. Так или не так?
Под ногами Августа пролетела шумная стая птиц, и мысли его сбились. Несколько минут он наблюдал за стаей, как та волнами уносилась к вершинам Дюр, а когда птицы превратилась в маленькую ускользающую точку, Август спикировал и вихрем полетел к земле.
Его рубашка натянулась парашютом, русые волосы отбросило к затылку; руки по швам, ноги чуть согнуты. Тем, кто побаивался высоты, подобный трюк мог бы показаться самоубийством, но этот неугомонный левитант вытворял кульбиты и поопаснее. Август не боялся высоты, он жил на ней, седлал высоту как скаковую лошадь, сначала пришпоривая ее, а после – грациозно ослабевая хватку. Вот и сейчас, приближаясь к зеленым крышам, Август резко вышел из пике и направил тело по горизонту. На этой плоскости левитантов было уже больше, они кружили по ветру и разбредались кто куда. Приземлился Август на покатую крышу почты. Усевшись на холодную черепицу, он согнул под собой ноги и принялся любоваться своим королевством.
К полудню левитант заявился к Олли Плунецки, который обосновался на чердаке заброшенной пекарни. Олли сообщил ему, что договорился о новой встрече с женщиной-иностранкой. «Она из Англии, – сказал он, прихлопнув ползущего по стене таракана. – Вся из себя манерная, даже не шепелявит, и это без переднего-то зуба. Удручена тем, что заполучила ипостась эфемера. Не знает, как подступиться к такой ипостаси, ведь она до смерти боится скорости. Даже машину не водит из-за этого своего страха, а тут – на тебе, эфемер. Наш клиент, дружище».
– Мне снова нужно выдумывать историю, как я героически спас Граффеорию от революции? – в лоб спросил Август, отпрыгивая в сторону от кого-то усатого и ползучего. По правде говоря, ввязываться в эту авантюру снова желания левитант не испытывал, ему вдоволь хватило того рослого чудака. Однако других перспектив на прибыль у Августа пока не было.
– Нет, здесь все обещает быть гладко. Тот-то, вчерашний наш иностранец, с первого же рукопожатия дал мне понять, что история Белого аурума интересует его больше всего. А с англичанкой разговор был другим, ее интересует только ее ипостась. Она даже Белый аурум произносит как «белый ай рум». Проблем с ней не возникнет.
После незатейливого офиса Олли Плунецки Август отправился на обед, в рыбный ресторанчик на улице Сытых голубей, а подкрепившись, полетел на собрание лагеря кочевников-левитантов. И с чего это Мира называет его бездельником?
Собрания лагеря кочевников-левитантов проходили у реки во время отлива, на плотине под Гибким мостом. Собиралась кучка энтузиастов, с наружностью подстать Робинзону Крузо, немытых и диковатых, но деятельных и свободных, за что Август и привязался к ним. На июль лагерь запланировал полет к Крылатому Ущелью, горному разлому, скрытому на востоке. Об ущелье ходили легенды всякого разного сорта, и каждый уважающий себя путешественник имел его в списке своих регалий.
Предводителем лагеря был графф по имени Паул, заметный тип с длиннющими светлыми дредами. Августу его дреды напоминали свешанную с макушки лапшу, к тому же весьма неаппетитную. Паул очень ответственно подходил к организации каждой их вылазки, по этому-то он и стал главарем. Будь на его должности Август, никакой организацией и тем более предварительными встречами лагерь бы не занимался. Будь Август главарем, их лагерь вылетал бы в точку назначения уже через час (или через пять минут, что вероятней). Но поскольку Август являлся всего лишь участником (на удачу других участников), кочевники-левитанты в третий раз за месяц собрались под Гибким мостом.
Вода в реке ушла в отлив, обнажая погрязшие в вязком иле сваи моста. Проезжающие по мосту машины то и дело заглушали речь Паула, и кочевники образовали круг потеснее. Сегодня лагерь обсуждал количество палаток, необходимых для вылазки, размеры котелков для ухи и необходимое снаряжение.
Облокотившись на плешивый откос плотины, Август слушал Паула вполуха. Его походный рюкзак был всегда собран, а содержимое в нем не менялось с тех пор, как он отправился в свое первое путешествие десятилетие назад.
Сейчас же левитанта занимали мысли о неком Постулате, о заключенном в башню узнике, которого ошибочно обвиняли в убийстве. По рассказу принцессы, Постулат как и Август был левитантом, как и Август вляпывался в приключения, а незадолго до убийства Интрикия Петроса оказался не в то время не в том месте – как и Август, большую часть своей жизни. Август чувствовал некое родство с этим граффом, странную связь, хоть и не слышал о Постулате до сегодняшнего утра. Даже внимание окруживших его Герды и Кастолы, единственных девушек в лагере, не смогло отвлечь парня от мрачноватых раздумий. На их вопросы он отвечал односложно, а когда Герда слегка толкнула его, хохоча над собственной шуткой, то еле удержался, чтобы не упасть.
– Решено! Пригласим на наш ночлег кукловода из Долины пуха, пусть бдит за зверьем. Согласен, Август?
С десяток голов повернулось к нему. Август дернул головой и ответил, толком не расслышав вопроса:
– Согласен, Паул. Как скажешь, Паул.
Тип с дредами сощурил и без того узкие глаза и какое-то время молча смотрел на Августа. Остальные кочевники принялись наперебой предлагать дополнительные меры защиты от медведей, от белобоких оленей и еще Великий Ол знает от кого, не замечая замешательства со стороны предводителя.
– Тебя что-то тревожит, Август? – спросил наконец Паул. – Ты потерянный какой-то.
– Меня? Тревожит? Ничего меня не тревожит, – солгал Август, взлохмачивая волосы, которые наоборот следовало бы пригладить.
– Обычно ты без умолку болтаешь со всеми, – перекрикивая общий гул, рассуждал Паул. – А сегодня ты тихий прямо как Дзуфий.
Он указал на стоящего в отстранении мальчика в очках, совсем молодого, самого молодого из всех кочевников-левитантов.
– Не выспался, – бросил Август и посмотрел на мальчишку.
Дзуфий был младшим братом Герды. Точнее, он был ее обузой, которую Герде приходилось терпеть по велению их родителей. На беду старшей сестры Дзуфий тоже уродился левитантом и обожал дальние полеты. Год тому назад он объявил о желании вступить в ряды лагеря кочевников-левитантов. Паул принял мальчика с условием, что всю ответственность за него будет нести Герда, эту же ответственность взвалили на нее и родители. И вот уже год, как Дзуфий летает по Граффеории вместе с их лагерем, и вот уже год, как брат с сестрой друг с другом не разговаривают.
– Ладно. – Паул махнул на Августа рукой и повернулся к основной массе слушателей. – Что с котелками? Алюминиевые легче, сможем побольше с собой прихватить. Или нержавеющая сталь? У меня есть один такой котелок на три литра, созданиал от моей тетки-материализатора. Суп в нем целые сутки не остывает. Вещь, друзья…
– Здорово, Дзуф. – Август подошел к мальчику. Он привык, что тот всегда стоял в стороне, поскольку с ним редко кто разговаривал. – Как твои дела?
– Школу прогулял сегодня, – ответил мальчик не без гордости.
– Разве у вас не каникулы сейчас?
– Учимся до конца июня.
– Ясно. А родители в курсе твоих прогулов? – спросил Август, вызывая в самом себе отвращение. Ведь когда-то и он был злостным прогульщиком.
– Родители в командировке, в Броге. А сестре до меня дела нет. Могу делать все, что захочу.
Мальчик поправил очки и скрестил руки, выказывая тем самым не то упрямство, не то желание выглядеть таким же взрослым и независимым, как Август, который стоял перед ним в точно такой же позе. Август лишь усмехнулся. Ему нравился этот пацан, и нравилась его смелость – какой иной мальчик сможет проводить столько времени со взрослыми граффами, которые даже не разговаривают с ним?
– Имей ввиду, что за десять прогулов отчисляют, – поделился Август опытом, а Дзуфий только моложавыми плечами пожал.
Стоило Паулу объявить, что сбор лагеря окончен, Август пулей взлетел на мост, а оттуда – на Робеспьеровскую. Петляющие закоулки, черный фонарь, бронзовый грифон вместо ручки. И малиновый ковер, который сопровождал каждого гостя парадной дома 15/2. На втором этаже Август замолотил в пупырчатую дверь. Хозяйка квартиры номер пять открыла чуть погодя.
– Ты решил выломать мне дверь? – поинтересовалась Ирвелин Баулин вместо теплого приветствия. – Учти, Филипп потратил на новую дверь три сотни рей. Если ты вздумал выломать мою, будь готов оплачивать.
О, родная невозмутимая Ирвелин! И как он жил без нее раньше? Она стояла посреди тесной прихожей и радовала его огромными карими глазами.