Эреш. Книга огня

Я без труда преодолела небольшое расстояние, отделявшее меня от Райденна. Кошка, еще секунду назад выглядевшая как обычное земное животное, сияла, сливаясь с мрачными красками леса. Мои мольбы были услышаны. «Спасибо, божество!» – проговорила про себя.

Кошка запрыгнула Райденну на плечо, лизнула его лицо, и… ничего не произошло.

– Мяу, – потребовала она и ткнулась носом ему в щеку.

Я уставилась на кошку, не понимая, чего та от меня ждет.

– Мяу, – настаивала она и снова коснулась лица Райденна носом.

Меня пробудило тепло волшебного существа. Забота. Любовь. Тогда мне нужно…

Я подошла к принцу. Пальцами дотронулась до его обезображенной шрамами щеки. Для меня их не существовало. Холодные бирюзовые глаза смотрели отстраненно, безучастно, бездушно… Я вспомнила, как горячо Райденн защищал свою правду, как верил в правильность своих поступков и как отстаивал их. Сейчас передо мной стояла лишь оболочка, но где-то глубоко внутри осталась душа того, с кем мы рука об руку преодолевали снежный ад.

Я прижалась к Райденну, обхватила его руками и поцеловала. Его губы оказались ледяными. Но я не отпрянула, не отступила. В этом поцелуе смешалось все: и мое чувство вины, и горечь, и боль потери, и затаенная влюбленность. Отчаяние смертника и неискоренимая вера в чудо. Надежда последнего вздоха. Райденн даже не пытался отмахнуться от меня. Просто стоял. Я закрыла глаза, по лицу катились слезы. Я больше не знала, что делать. Глупая, идиотская попытка оживить его закончилась ничем. Он не проснется. Не проснется.

Его рука скользнула по моей спине, будто во сне. А в следующий миг губы Райденна жадно впились в мои, отвечая на поцелуй. Принц прижимал меня к себе так отчаянно, словно не верил, что я настоящая, живая. А быть может, он просто хотел впитать в себя немного тепла, немного жизни.

– Мяу, – напомнила кошка, возвращая нас обоих в реальность.

– Катажина, – прошептал Райденн.

Я отстранилась, и первым, что я сказала, было:

– Вивиан! Надо помочь Вивиан!

Ведьму и танцовщицу в алом теперь разделяло расстояние не более метра. Странно, но девушка в красном не преодолевала этот последний метр. Возможно, просто не могла, и последнюю черту должны были пересечь мы сами. Тьма способна лишь подтолкнуть нас к этому. Танцовщица запела.

Мечты и чаяния. Все позади.Остались лишь покой и безмятежность.Серость. Холод. Мрак.Душа отчаянно стремится к свету.Но свет доступен тот лишь тем,Кто тьму попрал и в глубине души нашел забвениеОбидам, горестям и страхам.Лишь тот до звезд способен дотянуться,Кто…

Раздался всплеск. Эмбер, так долго сражавшаяся с собственными демонами, прыгнула. Райденн действовал без промедления. Отбежав метров на десять от скрывшейся под водой ведьмы, Лунный выхватил из ножен кинжал и рассек себе правую ладонь. Кровь закапала в воду, привлекая утопленников и уводя их от Эмбер, что плыла по направлению к сладкоголосой певице. Впрочем, эта уловка надолго их не задержала: разве жалкие капли крови сравнятся с живой, бьющейся плотью?

Озерные твари набросились на Эмбер, приготовившись пировать. Но ведьма из Пустоши не ведала страха. Рубила их кинжалом, крушила магией и упорно двигалась вперед. Прямиком к певице в алом.

Принц коснулся татуировки на своем плече. Луну и солнце, соединенные воедино, окропила кровь. Чернильная вязь на руках и даже шее принца наполнилась лунным светом. Кинжал остался лежать на земле.

Зловещая мелодия взвилась к небесам, когда Вивиан сделала свой последний шаг навстречу певице. Сорвала с шеи аметист, вложила в раскрытую ладонь поющей танцовщицы. Красные губы изогнулись в улыбке, и Вивиан полетела в озеро. Алая фигура столкнула ее без сожалений.

– Не-е-е-ет! – услышала я собственный протяжный крик.

Вивиан барахталась в воде, костлявые руки хватали ее и тащили под воду, а она даже не сопротивлялась. Не кричала. Не отбивалась. Так, будто отказалась не только от кристалла, но и от собственной воли к жизни. Лунные путы устремились к Вив, оплели ее плечи, потащили на берег. Но озерные твари не собирались отдавать то, что считали своим.

Но ни я, ни Райденн не были готовы смириться с утратой.

– Очнитесь. Вернитесь в мир живых. Эмбер, Вивиан, Лис!

Голос Лунного звучал властно и уверенно. Не подчиниться казалось невозможным. В каждом слове сквозила магия такой силы, что земля вибрировала, откликаясь на зов Райденна.

Вот только Вивиан не очнулась. Она уже несколько раз с головой уходила под воду и, если бы не лунные путы, тянувшие ее на берег, и не вспышки заклинаний, разгонявшие мертвецов, уже наверняка погибла бы.

Зов пробудил Эмбер. Она на мгновение замерла на месте, а потом вдруг резко поменяла направление. Поплыла куда-то вправо. Я повернула голову и только сейчас заметила ледяной мост, который метр за метром строил кто-то, кого скрывали заросли камышей. Должно быть, Лис.

– Вивиан! – снова выкрикнул Райденн, и земля содрогнулась.

Принц тащил подругу на берег, швырял заклинания в утопленников, стараясь отпугнуть их, и одновременно пытался пробудить ведьму зовом.

– Вивиан, – не унимался принц, – ты должна их отпустить. Оставь своих любимых. Из мира мертвых нет возврата.

Но ведьма не слышала его, а создания из озера карабкались со дна, готовые сожрать друг друга, лишь бы только дотянуться до столь желанной ими плоти.

«Райденн не справится», – пришла отстраненная мысль. Я осознала это с предельной ясностью. Времени на размышления не было. И я побежала. Схватила кинжал, что валялся у ног Райденна, и изо всех сил припустила к ледяной тропе. Быстрее. Быстрее. Быстрее. Пока принц не заметил. Пока не остановили. Пока Вивиан еще дышит. Пока меня не догнали сомнения.

«Я Избранная, мне предначертано спасти Эреш, а значит, я справлюсь. Должна справиться. Я не умру здесь. Никто не умрет», – твердила себе на бегу. Оставалось только в это поверить.

– Катажина! – Сзади послышался крик, полный боли. Я не остановилась, потому что знала: задумаюсь хоть на мгновение – и окажусь не в силах совладать со страхом.

Скользнув на ледяную тропу, встретилась с застывшим взглядом певицы. Казалось, она пела только для меня. В ее черных глазах отражались холодные молчаливые звезды. Звезды, зовущие за собой.

Нужно бежать быстрее. Быстрее страха, что следует за мной по пятам. Быстрее неотступных сомнений. Быстрее…

Я не успела. Ужас обрушился на меня волной. Морозом продрал по спине, холодным потом скользнул по затылку и незаметно – в самую душу.

Певица смотрела с улыбкой. Звала к себе.

«Мяу», – раздалось в моей голове. Кошка оставалась на берегу, но я ощущала ее присутствие. Она прямо здесь, рядом со мной, у самого сердца. Живая и настоящая. Могильный холод над нами не властен. Мы обе из мира живых. Я не отдам певице свою душу. И Вивиан я ей тоже не отдам.

Быть может, лес завладел и моим разумом. Быть может, я обезумела. «Я Избранная. Я не умру», – в последний раз сказала себе и, покрепче сжав кинжал, с отчаянным криком прыгнула в темную воду. Туда, где кишели утопленники, желавшие похоронить Вивиан в вязком иле. Туда, где все еще билась жизнь.

За мгновение до того, как я ушла под воду, меня настигло заклинание Райденна. Серебристое сияние окутало плотным коконом. Щит.

Жадные, голодные пальцы сомкнулись на моих лодыжках, стремясь утащить на дно, и тут же с шипением отпустили, но лишь для того, чтобы через мгновение ухватить снова. Щит обжигал их, но жажда отупляла, заставляя озерных тварей раз за разом хватать меня за ноги, невзирая на боль. Однако я не собиралась становиться безропотной жертвой, заключившей сделку со смертью. Я брыкалась, отбивалась и неумело размахивала кинжалом, отсекая костлявые руки. Я хотела жить. Я так хотела жить!

Вынырнув наконец на поверхность, я судорожно глотнула воздух и поплыла к Вивиан, барахтавшейся в нескольких метрах от меня. Утопленник схватился за мое плечо, но серебристая вспышка заклинания не позволила ему вновь утащить меня на дно. Я крепко обняла подругу за шею, обвила ногами. Я не дам ей уйти под воду. Моей жажды жизни хватит на двоих.

Лунные путы обвили меня за талию. Райденн тянул нас на берег, я пыталась грести, чтобы помочь ему, но Вивиан не двигалась с места. Так, словно не хотела. Так, словно единственным ее желанием было уйти на дно проклятого озера и быть растерзанной мертвецами. Так, словно ей незачем жить.

Мерзкие ледяные руки уже стащили с Вивиан куртку и теперь оставляли кровавые отметины на белоснежной коже. Кровь сводила тварей с ума. Я размахивала кинжалом, вспышки заклинаний сверкали почти без остановок, но мертвецы, одурманенные близостью добычи, буквально обезумели.

Моя кожа вспыхнула серебристым сиянием. Снова сработал щит. Но он почти не защищал Вивиан. Спасти себя могла только она сама.

– Вивиан, ты должна отпустить. Должна вернуться в мир живых. Мертвых уже не вернуть. Им нет дороги назад. Подумай о тех, кому ты дорога! – пыталась я достучаться до подруги, мертвой хваткой вцепившись в ее плечи.

«Кошка пробудила меня теплом и любовью. Я не знаю никого, кто любит жизнь больше, чем Вивиан. Нужно ей только напомнить. Всего лишь напомнить», – убеждала я себя.

Утопленники все тащили на дно, пытались укусить, вцепиться зубами. Вспышки заклинаний мелькали все чаще, но мертвецов было слишком много. Я сознавала, что времени почти не осталось, но упрямо продолжала говорить о кристаллах и амулетах, об Аратте и лавках, что Вивиан обещала мне показать, о том, что не хочу слушать ту нудятину, что в Пустоши зовут музыкой, о макияже и нарядах. Об Эреше и о том, что нельзя доверить мое обучении Эмбер, о том, что та заберет все веселье, о том, что мне не с кем будет напиться вдрызг после того, как мы вместе спасем Эреш, и главное – о том, что не хочу жить в мире, в котором нет Вивиан. И вдруг я почувствовала, что ведьма больше не сопротивляется. Не помогает мне грести, но и не мешает. До сих пор она напоминала застывшую каменную глыбу, которую мы с Райденном были не в силах сдвинуть с места, а сейчас у нас получалось. У нас получалось! Рыдание вырвалось у меня из груди. Я чувствовала, как сантиметр за сантиметром мы приближаемся к берегу.

Чьи-то зубы вцепились мне в плечо. Я заорала, пытаясь одновременно отпихнуть мертвеца и удержать Вивиан. Щит не выдержал. Утопленники облепили нас, словно растревоженный пчелиный рой. Я брыкалась и отмахивалась. В какой-то момент из моей руки вырвали кинжал. Их было слишком много. Я больше не видела неба. Кажется, это конец.

– Пошли на хер, – прохрипела Вивиан, и фиолетовое сияние озарило все вокруг. Твари разлетелись в стороны.

Я рыдала, не в силах поверить, что мы выжили. Что Вивиан пришла в себя. Что мы выберемся. Райденн продолжал тянуть нас к берегу. Несколько страшных метров, и мы оказались на суше. В безопасности.

Я упала на землю, а Вивиан обхватила себя руками, словно не могла поверить, что осталась жива. Ее кожа кровоточила от многочисленных ран и укусов, но главное, подруга была здесь, с нами. В мире живых.

– Спасибо, – прохрипела ведьма. Голос не слушался Вив, глаза опухли от слез, но взгляд оставался осмысленным. Ее трясло. – Спасибо.

Я потянулась к подруге, чтобы обнять ее, а в следующий миг мир разлетелся на тысячи ледяных осколков. Оркестр смерти не собирался отпускать нас так просто.

Глава 7

Эмбер

Эмбер знала, что случится, с того самого момента, как услышала эту чертову сводящую с ума мелодию. С первых аккордов узнала могильный холод, заполнивший все ее нутро, всю душу. Слишком хорошо ей знакомо это чувство. Чувство, которое едва не стоило ей рассудка.

Воспоминания, призраки и образы прошлого наполняли ее разум. Детство. Их теплый уютный дом. Качели на заднем дворе. Мамин смех, ее заботливые руки, ее звонкий голос. Она так любила петь. Ее пение еще долго звучало во снах Эмбер. Мама будто пыталась позвать ее с той стороны, предупредить о чем-то, защитить. Уберечь. Даже после смерти.

Рваный всхлип сорвался с губ Эмбер. Она поспешила заглушить его кашлем. Гордо расправила плечи. Зашагала быстрее. Присутствие остальных сейчас казалось особенно невыносимым. Она ощущала на себе их взгляды, словно неудобное колючее платье. Но, как знать, возможно, это лишь плод ее воображения, и в действительности никто и не смотрит в ее сторону. Как всем было плевать на одинокую, брошенную девчонку. Всем было плевать на малышку Нэнни со съехавшим с катушек папашей. Чумазую, в застиранной одежде и с вечно горящими от голода глазами.

Со смертью мамы свет в их жизни померк. Все изменилось. Та, кто любила Нэнни, та, кто заботилась о ней, исчезла. От отца осталась лишь блеклая тень. Он ужасно тосковал по матери и заливал свою тоску спиртным. Заливал усердно. На совесть. Так же, как прежде выполнял свою работу. Иначе он попросту не умел.

Тяжелое время. Тяжелые испытания. Когда у Эмбер открылся дар, первое, что она сделала, – силой мысли разбила бутылку в руках отца. К несчастью, он оказался недостаточно пьян, чтобы забыть об этом. Он поверил в магию сразу. Так, словно ждал чего-то подобного, словно именно об этом грезил в пьяном угаре. Вера в магию подарила отцу надежду, окончательно лишившую его рассудка. Отец бросил пить. Резко. В одночасье. Всю свою энергию он направил на поиски гадалок и медиумов, способных связать его магически одаренное дитя с духом погибшей жены, а то и вовсе переправить на ту сторону. Оказалось, что дочь без матери ему не нужна.

Так однажды в их доме появились «волшебные травы». Они помогали отцу видеть жену. Видеть то, что хотелось видеть. Травы сменялись порошками, отец таял, а вместе с ним таяли и надежды Эмбер на нормальную жизнь. В безумии отца она всегда винила себя. Ей стало казаться, что отправиться к матери, в мир, откуда нет возврата, – единственно верный выход. Ей было десять лет.

Неизвестно, чем окончилась бы ее история, если бы порог их остывшего дома не переступила Тобиршасс. Сколько бы Эмбер ни спрашивала, как ведьма нашла ее, та всегда отвечала, что на то была воля Богини. Только теперь повзрослевшая Нэнни осознала, что Верховная отыскала ребенка из пророчества. Пришла спасти Избранную. Быть может, об этом ее пыталась предупредить мать во снах.

Тобиршасс приходила все чаще. Из дома исчезли травы и порошки. Сознание отца прояснилось. Казалось, что все наладилось. Как вдруг отец пропал. Взял и не вернулся домой. Неделю Эмбер жила одна. Неделю плакала и тряслась от страха. А потом пришла Верховная. Пришла, чтобы сообщить то, что малышка Нэнни и так уже знала: она осталась сиротой.

Ведьма из Пустоши сожгла ее дом. Использовала заклинание, чтобы все решили, что и сама Нэнни погибла в огне. Она отчетливо помнила, как стояла и смотрела на пламя, пожиравшее дом, в котором она росла. Дом, в котором когда-то была счастлива. Выли пожарные сирены, суетились люди, а она просто стояла и смотрела. Как горит ее прошлое. Ее жизнь. В огне действительно сгорело все – включая саму Нэнни. Вместо нее родилась Эмбер. Одинокая девочка с янтарными глазами, которой пришлось повзрослеть слишком рано. В ту ночь они отправились в Эреш.

– Так, ладно, хватит. Как долго мы будем делать вид, что музыки нет, а нас всех настигла внезапная избирательная глухота?

Снова эта ведьма. Эмбер ненавидела жителей Аратты. Ненавидела их распутство, беспечность и малодушие. К тому же они чересчур полагались на силу кристаллов, артефактов и прочих магических костылей. Ей всегда казалось, что свои порошки псевдомедиумы доставали как раз у беспринципных торговцев Аратты.

– Музыка есть. Это что-то меняет? С музыкой или без, но нам нужно выйти из этого леса. Чем дольше мы здесь пробудем, тем меньше шансов на то, что нам удастся отыскать выход.

Эмбер правда так считала, а еще она против воли испытала благодарность к Вивиан за вопрос, который вывел ее из транса. Власть могильного холода и этой сводящей с ума мелодии на мгновение отступила.

Передышка, подаренная бессмысленным разговором, была недолгой, но Эмбер уже знала, к чему готовиться, и была начеку. Больше не позволяла сторонним мыслям завладеть разумом. Она умела сохранять спокойствие и выдержку. Даже в битве с Ярштай и Ивоной не позволяла себе терять контроль. Но этот лес… Он испытывал ее волю.

Зря она вспомнила Ярштай. В голове тотчас зазвучала угроза древней ведьмы. Что, если Лис, Райденн, Кася и даже эта несносная Вивиан погибнут? Погибнут от рук Ковена мести только за то, что им не посчастливилось встретить Эмбер. «Я разрушаю все, к чему прикасаюсь», – пришла внезапная остро-болезненная вспышка. Ослепляющая белизна снега вдруг стала невыносимой. Чересчур яркой. До рези в глазах. До слез. Или это не от снега?

Слезы катились по ее лицу. Снежные хлопья сыпали на лицо, плечи, руки и даже не думали таять. Музыка звучала все громче. Только сейчас Эмбер заметила, что поднялась метель, снег валил с неба густой непроглядной стеной, а идти стало тяжелее не только из-за собственных мыслей, но и из-за сугробов, выросших под ногами.

– Бежим! – крикнула Эмбер, усилив свой голос магией. Она больше не видела своих спутников, не видела ничего, кроме бесконечной снежной пелены. Бежать было трудно. Приходилось постоянно стряхивать с лица снег, смахивать его с глаз и ресниц. Но оставаться на месте было нельзя. Невозможно. Что-то неуловимо влекло ее вперед.

Она узнала ее сразу, едва расступилась метель. Там, на небольшом островке посреди холодного темного озера сидела та, что не раз являлась ей в детских кошмарах после смерти матери. Бледная девушка с худым острым лицом и черными провалами глаз тянула к маленькой Эмбер руки и обещала отвести ее к умершей. Она не верила в эту ложь даже в детстве. Пусть мама никогда не говорила о даре (должно быть, полагая, что у них еще будет для этого время), но все же успела кое-чему научить свою дочь. Судьба обошлась с ними жестоко, забрав жизнь мамы внезапно, но во всех сказках и историях, которые она рассказывала маленькой Эмбер перед сном, красной нитью сквозила одна-единственная мысль: доверяй себе. Слушай свои чувства и интуицию. Эмбер ужасно боялась девушку с белым лицом. Как выяснилось через годы – не зря.

Она ничего не могла с собой поделать. Ноги сами несли ее к треклятому озеру. Она остановилась лишь у самой кромки воды. Застыла, не в силах отвести взгляда от девушки из снов. Сегодня на ней была белоснежная рубашка. Взмах руки – Эмбер уже знала, что будет дальше. Оркестр смерти! Разумеется.

С тяжелым сердцем Эмбер наблюдала за представлением, что разворачивалось на ее глазах. Она следила за происходящим с полным ощущением того, что знает, что случится дальше. Все это казалось частью давно забытого сна: вороны, что врезались девушке-дирижеру прямо в сердце, оставляя кровавые пятна, женщина на гондоле в устрашающе-огромном черном шлеме и две ее спутницы, игравшие на скрипках. Эти всегда появлялись первыми. Музыка разливалась в воздухе, сводя Эмбер с ума, стирая грань между прошлым, настоящим и будущим. Она знала, что случится в следующий миг, а может, он уже наступил и она лишь следила за ним со стороны? В голове все смешалось, плавный, меланхоличный ритм лишь иногда разрезали рвущие душу аккорды.

В такт этой странной мелодии шагала танцовщица в красном одеянии. В руках она держала маленький металлический сундучок. Эмбер напряженно следила за страшной сценой. Женщина в красном платье щелкнула замком и извлекла из сундучка окровавленное сердце, пробуждая сотни созданий, дремавших на илистом дне озера. Вода забурлила, окрасилась в алый. Монстры поглощали не только плоть, они уничтожали друг друга. Эмбер передернуло. Вот откуда ее сны-кошмары, в которых десятки костлявых рук тянутся к ее шее.

Где-то там, за плечами дирижерки, маячили фигуры умерших. Она видела маму, Тобиршасс, своих друзей и близких из Пустоши, Айтара в его настоящем обличии… Эмбер знала, что все они мертвы. Знала, что не последует за ними. Но не могла перестать смотреть…

Еще в детстве, в то далекое время, когда Эмбер носила имя Нэнни, она усвоила одно: мертвые не возвращаются. Единственное, что мы можем сделать, чтобы суметь жить дальше, – это позволить им уйти. Оставить в сердце место для светлых воспоминаний, но не извлекать кресты из могил, не взваливать себе на плечи и не таскать повсюду с собой. Так мы и сами способны оказаться по ту сторону. Удел живых – жить.

Мечты и чаяния. Все позади.

Остались лишь покой и безмятежность…

Голос. Он оборвал ее спутанные мысли. Заставил замереть. Застыть у кромки воды, до боли сжать кулаки. Заставил тело напрячься, а душу – разорваться на сотни мелких ошметков. Это был мамин голос. Певица. Эмбер не знала, как долго та пела. Может, только начала, а может, песня звучала уже давно, и затуманенный разум лишь сейчас уловил ее трели. Все это меркло на фоне навязчивой мысли: танцовщица в алом украла голос ее матери. Но что, если не только голос? Что, если вместе с ним и сердце? Мама всегда говорила, что ее песни так прекрасны только потому, что идут из самой души, из сердца. Что, если именно его сожрали эти страшные создания?

Эмбер прыгнула в воду. Она сиганула в озеро вовсе не ради несбыточной надежды на воссоединение с умершими близкими. О нет! Она прыгнула, чтобы уничтожить певицу. Вспороть ее мерзкую глотку, забрать голос матери. Вернуть то, что не принадлежало этому грязному призрачному созданию! Пение ее матери – неприкосновенно. Оно останется для добра. Для радости. Для счастья. Эмбер не позволит им украсть ее свет.

Где-то краем сознания она отметила, как скользнула в воду Вивиан, как кричала Кася, как звал ее Райденн. Все это не имело значения. Главное – вернуть голос мамы. Если потребуется, она голыми руками разорвет глотку этой твари в алом. Единственный способ справиться со страхом – пойти ему навстречу. Ночные кошмары, терзавшие с самого детства, наконец будут разрушены.

Костлявые руки ухватили ее за ноги, чьи-то склизкие пальцы вцепились в плечо. Эмбер не испугалась – ненависть переполняла ее душу, придавала ей сил. Она расправлялась с утопленниками при помощи заклинаний и кинжала. Ведьму из Пустоши не остановит кучка мертвецов.

«Эмбер!» – раз за разом взывал Лунный.

Усиленный магией голос Райденна впечатался в сознание, отозвался в крови и костях Эмбер. Он использовал зов. Заклинание, объединяющее претендентов. Заклинание, которое принц знать не должен. Однако он знал. И воспользовался им.

Сознание прояснилось. Ведьме удалось вынырнуть из собственных мыслей и заметить, что вообще происходило вокруг. Вивиан барахталась в воде, утопленники тянули к ней свои обмороженные руки. Прыжок ведьмы из Аратты – единственная причина, по которой сама Эмбер до сих пор осталась жива: внимание большинства созданий привлекла менее озлобленная добыча. Ненадолго. Метрах в двадцати, за зарослями камышей, претендентка заметила Лиса, который возводил собственный ледяной мост, чтобы добраться к окровавленной девушке-дирижеру. А главное, к тем, кто ему мерещился у нее за спиной. В том, что он видит собственных покойных близких, ведьма не сомневалась. То, что она сама считала очевидным, не казалось таковым для остальных.

Эмбер внезапно поняла, что и сама попала во власть страшного оркестра. Просто иным образом: вместо того, чтобы спасать своих друзей, она неслась навстречу мести.

«Зло к каждому найдет подход. Если ты глух к одним доводам тьмы, она непременно отыщет другие. Подберет к тебе ключик. Стоит всегда быть начеку. Всегда зорко беречь чистоту своей души. Не быть горделивым, трезво оценивать себя и свои слабости», – без устали твердила ей Тобиршасс. И Эмбер по наивности полагала, что этот урок впечатался в ее память не хуже татуировки. Но нет.

Опомнившись, ведьма поплыла к берегу. Она еще разберется со страшным оркестром. Сейчас нужно спасать Лиса. Она видела, что Кася и Райденн уже помогают Вивиан. Человеческая девчонка все больше ее удивляла.

Плыть становилось сложнее. Ставшая вдруг невыносимо тяжелой одежда тянула ее ко дну. Так странно – одурманенная собственной яростью, она даже не замечала этого раньше.

Мелодия оркестра звучала настойчивее, все больше музыкантов присоединялось к смертельной симфонии. Что-то внутри требовало действовать как можно быстрее. Быстрее выбираться на берег, быстрее бежать к Лису. Вот только она не успеет. Лис, словно почувствовав близость претендентки, а быть может, повинуясь воле кровавого дирижера, принялся строить проворнее. На губах танцовщицы, укравшей голос ее матери, мелькнула зловещая улыбка. Взмах рукой – и мост достроен. Она помогла контрабандисту проложить дорогу к собственной погибели.

– Ихшэз тэрак, – прошипела ведьма и принялась грести прямо к мосту. Нет времени выбираться на берег. Тревога разгоралась внутри все сильнее. Какая-то мысль брезжила на краю сознания. Настойчивая, но постоянно ускользавшая. Костлявые руки не пропускали без боя, не позволяли добраться к цели, не давали ухватить подсказку. Эмбер размахивала кинжалом практически без остановки, но продвигалась вперед медленно. Слишком медленно. Проклятый плащ отяжелел и тянул под воду. К тому же за него все время цеплялись мертвецы. Пришлось его отрезать.