скачать книгу бесплатно
Случилось так, что мисс Фитцджеральд захватила с собой томик эссе Эмерсона, чтобы почитать, пока ее брат и мистер Олдерсон исследуют скалы. Она улыбнулась и протянула его милой девушке, сказав:
– Это книга.
Два Дилатона с большим интересом изучили том, а затем мужчина вернул его мисс Фитцджеральд с вопросительным взглядом.
– Это книга, – сказала она. – Мы читаем их.
Высокий мужчина сразу же уловил ее слова.
– Читаем это! – воскликнул он. – Прочти это.
Мисс Фицджеральд удивленно повернулась ко мне.
– Они сказали, что не говорят по-английски, – произнесла она, – и все же они продолжают говорить на нем! Я не понимаю!
– Разве ты не видишь? – ответил ее брат. – Они просто повторяют те же слова, что и мы, как попугаи.
– Нет, я не согласен с вами, мистер Фитцджеральд, – прервал его профессор Смиттон. – Это правда, что они повторяют наши слова, но они разумно объединяют их в новые предложения, как будто они могут читать наши мысли.
Высокий мужчина внимательно выслушал эту дискуссию, а затем, улыбаясь, указал на книгу и повторил:
– Читай!
– Возможно, вам лучше сделать так, как они просят, – сказал я мисс Фитцджеральд.
А затем произошла одна из самых удивительных сцен, которые я когда-либо видел. По жесту своего лидера дилатонцы уселись на траву, и мы последовали их примеру, в течение часа не было слышно ничего, кроме шума водопада и мягкого, нежного голоса американской девушки, читающей этим богам и богиням слова великого американского сочинителя эссе. Сначала она время от времени останавливалась и поднимала глаза, но Дилатон мягко говорил: "Читай!”
И она продолжила.
Наконец, когда она прочитала добрую половину книги, высокий мужчина поднял руки, чтобы остановить ее, и поднялся на ноги.
– Друзья с моря, – сказал он, – мы, народ Тона, приветствуем вас, говорящих на странном, суровом языке, до этого момента нам неизвестном. Мы просим вас простить нашу кажущуюся негостеприимность, но, конечно, вы понимаете, что для нас было невозможно обратиться к вам на вашем родном языке, пока мы не услышали, как на нем говорят. Поэтому я попросил эту прекрасную девушку прочитать из ее записей, которые она называет книгой.
– Но довольно о теме речи, которую, несомненно, все уже поняли. Теперь, когда мы можем говорить свободно, примите наше радушие и гостеприимство, а затем расскажите нам, как мы, Дилатон, можем служить вам. Я – Торон, конструктор Зитов, а это моя спутница, Торона, – и он нежно положил руку на голову девушки, которая попросила у мисс Фитцджеральд книгу.
Сказать, что мы были ошеломлены этой беглой речью существа, которое всего час назад могло сказать лишь: "Мы не хотим причинить вреда", было бы очень мягко сказано. Несколько мгновений мы были слишком поражены, чтобы ответить. Профессор первым пришел в себя. Он встал, учтиво поклонился и сказал:
– Незнакомцы, которые называют себя Дилатонами, мы благодарим вас за гостеприимство. Я профессор Смиттон, а это капитан Клинтон. Мы, как и многие другие, были загнаны в эту гавань ужасным штормом, и путь к отступлению был отрезан. Поэтому мы ищем путь вглубь континента.
– Но разве у вас нет зитов? – спросила Торона.
– Боюсь, что нет, – с улыбкой ответил профессор. – Мы даже не знаем, что такое Зит.
– Вы не знаете? – воскликнула девушка-Дилатон, ее тонмелек заиграл красками. – Но разве Тон не рассказал вам?
– И снова я должен признать свое невежество, – ответил Смиттон. – Я даже не знаю, что вы подразумеваете под Тоном.
При этих словах дилатоны вскочили на ноги в неконтролируемом возбуждении. Их тонмелеки сворачивались и разворачивались, переливаясь сотней оттенков, и мы неоднократно слышали слова "Зеел эптона Тон!" ("Они не знают Тона!")
Наконец Торон повернулся к нам и сказал:
– Вы простите нам наши неподобающие эмоции. Смиттон, и ты, Клинтон. Мы были удивлены вашей очевидной неспособностью понять нас, когда мы говорили на нашем родном языке. Мы вдвойне удивлены тем, что вы удивлены нашим беглым английским языком. Но мы поражены вашим заявлением, что вы не знаете Тона и мы можем предположить только две вещи: либо вы и ваши друзья очень несчастны, либо вы говорите то, что является Эптоной, или, как вы бы выразились, неправдой.
– Я могу только заверить вас, друг Торон, – искренне сказал профессор, – что нас нельзя обвинить во лжи, когда говорим, что не знаем этого Тона, и мы не особенно несчастны, хотя я не понимаю, какую связь это имеет с Тоном.
– И много ли таких, как ты, в мире? – с удивлением спросил один из дилатонцев. – Люди, которые не знают Тон и которые потеряли свои тонмелеки? – и он провел рукой вверх по этому сверкающему придатку.
– Их бесчисленные миллионы, – ответил профессор.
– То, что вы нам рассказываете, – сказал Торон, – наполняет нас печалью. Правда, у нас, дилатонов, есть легенда о том, что на земле существовал народ, который не знал о чудесных благах, которыми постоянно осыпает нас Тон-та-Жина, но мы не верили, что это возможно. Это было похоже на историю о рыбах, летающих по воздуху, или птицах, которые жили под водой. Новости, которые вы нам сообщаете, мы должны тщательно обдумать. Мы вернемся к нашему народу, и я созову конференцию Клендила. А пока возвращайся в свой Зит-который-плавает-на-воде, и на закате я навещу тебя.
Дилатоны подняли руки в приветствии, сложили свои тонмелеки и вернулись к хрустальному шару, который вскоре уверенно поднялся в воздух и исчез за краем водопада.
Как только мы снова ступили на палубу "Шах Ирана", я оставил пассажиров рассказывать своим друзьям, оставшимся на борту, о странных событиях, через которые мы прошли, и, поманив профессора Смиттона, провел его в свою каюту и закрыл дверь.
Когда мы закурили сигары, я сказал:
– Ну, профессор, что вы об этом думаете?
– Откровенно говоря, капитан, есть многие вещи, которых я вообще не понимаю.
– Например, об этом "Тоне", о котором они так много говорили, – сказал я, – и о том, как они могли так бегло заговорить по-английски.
– Ну, нет, – задумчиво сказал Смиттон, – кажется, я начинаю смутно представлять, к чему они клонили.
– Значит вы поняли ситуацию лучше, чем я, – сказал я.
– Нет, чего я не могу понять, – продолжал профессор, – так это того, что поддерживает этот купол из воды, и почему он сияет, как огненный опал, и что удерживает их хрустальный шар, и почему у них на головах оборки, и еще несколько подобных вещей. Но Тон… разве вы не заметили, что это слово постоянная в их языке? Дилатон – народ Тона. Тонмелек – эта их оборка. Они называют себя по своему естественному головному убору?
– Это вряд ли объясняет их огромное волнение, когда они обнаружили, что мы не знаем этого их Тона, – возразил я, – и почему они считали нас такими несчастными, потому что у нас не было вычурных головных уборов.
– Ах! Совершенно верно! – задумчиво произнес профессор, – но они также сказали "Эптона" и перевели это как "неправда". Я думаю, что у меня появилась телрия, – и он вскочил и начал возбужденно расхаживать по каюте. – "Тон" означает "истина". Они поклоняются какому-то богу или фетишу, который олицетворяет истину, и, естественно, они думают, что мы невежественная раса, потому что мы не последователи их религии.
– Но это не объясняет их внезапное владение английским, – возразил я.
– Совершенно верно! – сказал профессор.
Раздался стук в мою дверь, и в каюту заглянула мисс Фитцджеральд.
– Я помешала совещанию?
– Вовсе нет, – сказал я. – Пожалуйста, войдите и посмотрите, сможет ли ваша интуиция решить то, что для нашего более мужского разума черно, как чернила.
– В чем проблема, капитан? – спросила она, присаживаясь на край моего стола. Я объяснил, что мы с профессором обсуждали странных обитателей материка и пытались решить, что они подразумевают под словом "Тон".
Маргарет Фицджеральд посмотрела сначала на меня, а затем на профессора, ее глаза заблестели.
– Честно говоря, я знаю об этом не больше, чем вы, но, думаю, я смогла догадаться.
– И что это? – воскликнул я.
– То же, что вы сказали, когда я вошла, – ответила она,
– Ах! Верно, – сказал Смиттон.
– Но не совсем. Я думала о том, что сказал капитан. Он попросил меня использовать мою предполагаемую интуицию. Это оно. Интуиция. Тон.
– Клянусь небом! Вы правы! – воскликнул профессор. – Какое-то высокоразвитое чувство интуиции в сочетании с удивительной памятью и способностью рассуждать, которые позволили им понимать наш язык услышав однажды эти слова. Я в восхищении! Они умственные вундеркинды! Это объясняет их идею о том, что мы такие несчастные, потому что у нас нет их ”Тона".
– Я не думаю, что это объясняет все, профессор, – ответил я. – Я чувствую, что в этом простом слове "Тон" кроется какой-то более глубокий смысл. В этих людях есть что-то такое, что заставляет меня сказать, что если бы этот их Тон мог заставить меня полюбить их, полюбить не только физически, но и умственно и морально, я бы никогда не успокоился, пока не разгадал тайну.
– Я чувствую то же самое, капитан, – сказала мисс Фицджеральд. – Когда я читал им вслух, у меня было странное ощущение, как будто какая-то любящая, утешающая сила заключала меня в свои объятия, и казалось, что она исходит от Дилатонов. О! Я знаю, это звучит глупо, но я чувствовала себя так, как будто моя душа была в теплой ванне!
– Возможно, выбранная мной профессия делает меня менее восприимчивым к подсознательному впечатлению, чем вас и капитана Клинтона, – сказал астроном, – тем не менее, я должен признать, что испытываю полное доверие к этим Дилатонам и их добрым намерениям. Нам остается только ждать возвращения нашего друга Торона на закате.
– Верно! – сказал я вставая, – А теперь, мисс Фицджеральд и профессор, что вы скажете насчет ланча?
ГЛАВА
IV
Клендила
В течение всего долгого дня, пока солнце не приблизилось и не коснулось узкого морского горизонта, видимого в просвете на западе, нетерпеливые взгляды были постоянно обращены к гребню скал, обращенных к суше, ожидая возвращения дружелюбного Дилатона.
Внезапно раздался крик: "Они идут!", и мгновение спустя мы увидели хрустальный шар, летящий по воздуху прямо над уровнем плато. Он был намного меньше, чем тот, который мы видели в ущелье, но он блестел тем же потоком призматических оттенков и был оснащен той же экваториальной полосой и полярными выступами из красноватого металла, который, как впоследствии сказал нам Торон, был сплавом золота, меди и селена.
На несколько секунд "Зит" (так дилатонцы называли свои странные воздушные суда) неподвижно завис над обрывом, а затем с внезапностью, от которой у меня перехватило дыхание, с огромной скоростью устремился к кораблю, как будто выпущенный из какой-то невидимой пушки. Менее чем через десять секунд "Зит" завис над палубой, остановив свой стремительный полете так же внезапно, как он и начался. Затем "Зит" спускался с бесконечной осторожностью, пока его подвесные чаши не оказались на кормовой прогулочной палубе, где пассажиры освободили место для его приема.
Одно из хрустальных окон распахнулось внутрь, и в следующее мгновение на палубу ступил Торон, сопровождаемый девушкой Тороной, которую он назвал своей спутницей.
Они подняли руки в приветствии Дилатон и, улыбнувшись изумленной толпе мужчин и женщин той особенной лучезарной улыбкой, которая так характерна для всех этих людей, воскликнули: "Зелома! Добро пожаловать!"
Итак, как ты, несомненно, знаешь, Бенедикт (сказал капитан Клинтон), в века, предшествовавшие Посещению, люди мира, и особенно так называемых цивилизованных областей, руководствовались в своих действиях не столько разумом, сколько обычаями. Считалось признаком самой порочной дикости носить одежду для той цели, для которой она была предназначена, а именно для тепла, и люди носили самые необычные одежды, часто ужасно уродливые, просто потому, что они были, как мы привыкли говорить, "модными". В начале двадцатого века была очевидна здоровая тенденция избавиться от этого рабства моды и вернуться к разумному использованию одежды только для тепла, но это оказалось просто еще одной фазой в цикле неразумных обычаев, и к 1940 году маятник качнулся в другую крайность, в результате люди снова нагружали себя ненужной одеждой, такой же громоздкой и уродливой, как в викторианскую эпоху. Естественным результатом этой практики стал экстраординарный ложный стыд по отношению к человеческому телу, которое нам сегодня совершенно непонятно. И эта скромность не была лишена разума, поскольку несовершенства обычного человеческого тела иллюстрировали смысл старой греческой поговорки о том, что запрещено ходить по улицам Афин голым не потому, что это неприлично, а потому, что это уродливо!
Поэтому вы легко поймете, что восемьсот или более пассажиров, которые ранее не видели Дилатон, восприняли нашу историю о богоподобных людях, которые не носили одежды, со смешанным чувством любопытства и отвращения. Особенно дамы, приподняв брови, слушали восторженные описания мисс Фитцджеральд физических совершенств Дилатона,
Принимая во внимание это состояние души, у меня были некоторые сомнения относительно того, какой прием будет оказан посетителям.
Мои опасения вскоре рассеялись. Не успели дилатон произнести слова приветствия, как старая леди Гибсон, мать сэра Чарльза и само воплощение британской респектабельности, шагнула вперед и, обняв Торону за талию, расцеловала ее в обе щеки.
– Моя дорогая, добро пожаловать на Шах Ирана, и вы тоже, сэр, – и маленькая пожилая леди подняла голову, кивая и улыбаясь в сияющее лицо высокого Дилатона.
Импульсивный поступок леди Гибсон сломал лед, и через мгновение Торон и Торона были окружены пассажирами, соперничающими друг с другом, чтобы оказать честь прекрасным посетителям.
Вскоре Торона подняла голову, призывая к тишине.
– Мой дорогой спутник, Торон, – сказала она, – консультировался с клендилой, и у него есть сообщение для вас. Но сначала я хочу поблагодарить вас всех за ваше приветствие. Вы Дила Рана, или как вы бы сказали, Люди моря, вы очень странны для нас с вашими несчастными лицами и с вашим бременем одежды – хотя, возможно, именно поэтому вы несчастны. Я уверена, что это заставило бы меня быть такой несчастной, но я знаю, что мы, дилатонцы, тоже должны казаться вам странными, и поэтому мы благодарим вас за ваше дружелюбие. Книга говорит нам, что за вашими усталыми, несчастливыми лицами скрывается великая доброта, и поэтому я люблю вас всех, и особенно эту прекрасную девушку Маргарет, чья книга позволила нам выучить ваш язык.
И она обняла мисс Фицджеральд и поцеловала ее.
Они стояли там бок о бок, американская девушка и дилатонская дева. Пассажирам, должно быть, было трудно решить, кто из них прекраснее. Что касается меня, то у меня не было ни минуты сомнения. Какой бы прекрасной ни была Торона, с почти неземной красотой, Маргарет была в моих глазах еще прекраснее. Как ты, наверное, догадался, Бенедикт, Маргарет Фицджеральд была той, кто впоследствии стала твоей прабабушкой.
И тогда заговорил Торон.
– Друзья, – сказал он, – Торона, моя спутница, сказала вам, что вы кажетесь нам странными, и это правда, ибо почти невозможно поверить, что существуют какие-либо существа, которые не знают Тона. Я консультировался с Клендилой, которая является нашим советом, и это послание, которое они послали вам. Клендила понимает, что вы заключены в тюрьму барьерным рифом, который затонул и поднялся во время землетрясения. Поскольку ваш Зит, который плавает в море, не будет парить в воздухе, как наши Зиты, мы хотим сказать вам, что с помощью самого большого из наших Зит мы можем поднять ваше судно в воздух и перенести его через риф в любое время, когда вы пожелаете. Однако Клендила считает, что вам не следует покидать нас, пока мы не развлечем вас и, если позволит Тон, не откроем вам значение этого Тона, который кажется вам таким таинственным. С этой целью они приказали мне попросить некоторых из вас вернуться со мной. Смиттон, и ты, Клинтон, и девушка с книгой, и ее брат, и еще несколько человек, которых ты можешь выбрать.
– Ты принес нам хорошие новости, Торон, – ответил я, – и мы принимаем приглашение твоего совета. По крайней мере, остальные, несомненно, так и поступят, но что касается меня, то я здесь командую, и у нас не принято, чтобы капитан покидал свой корабль на какое-либо время.
Торон кивнул в знак понимания, а затем вступил в короткую дискуссию с Тороной. Наконец он снова обратился ко мне.
– Мы понимаем и чтим ваш обычай, Клинтон, и готовы преодолеть трудности. Утром я вернусь с нашим величайшим Зитом и перенесу твой корабль над утесами к озеру, которое находится посреди наших домов. Там вы можете оставаться столько, сколько сочтете нужным, навещая нас в свое удовольствие и возвращаясь на свой корабль каждую ночь. Когда ты захочешь покинуть нас, мы спустим твой корабль в море, и ты сможешь вернуться туда, откуда пришел.
Идея поднять в воздух тридцать тысяч тонн стальных листов и балок целиком, возможно, вызвала бы у нас не только сомнения, но такова была твердая уверенность, с которой нас вдохновил Дилатон, что я без колебаний согласился на это удивительное предложение. Огромная скорость, на которую был способен Зит, и совершенное управление, с которым он передвигался, устранили все сомнения, которые мы могли испытывать в способности Дилатон совершить этот титанический инженерный подвиг.
Договорившись о времени, в которое они вернутся утром, Торон и Торона отсалютовали нам и вошли в свой Зит, который поднялся с палубы и, описав огромную параболу, исчез за черными колоннами базальта.
В ту ночь почти никто не спал. Бессонница была вызвана вовсе не тревогой за перспективы завтрашнего дня, а тем фактом, что все размышляли о значении этих странных событий. Все чувствовали, что мы стоим на пороге какого-то великого приключения, которое должно было навсегда повлиять на нашу жизнь. То, что Дилатон желали для нас что-то, кроме добра, никогда не приходило нам в голову. Как заметила леди Гибсон Маргарет:
– Моя дорогая, когда это великолепное создание Торон посмотрело на меня, я почувствовала, что должна сказать правду. Если бы я сказал хоть малейшую ложь, я бы прыгнула в море и утопилась, чтобы скрыть свой позор!
На следующее утро все пассажиры и члены экипажа рано поднялись на палубу. В назначенное время Зит появился в поле зрения, и, хотя мы уже привыкли к чудесам, размеры этой огромной сферы ошеломили нас. Его длина по экватору составляла целых три тысячи футов, и с обоих полюсов свисали огромные кабели из того же красноватого металла, который повсеместно использовался дилатонами в инженерных целях.
Когда Зит завис над Шахом, я приказал поднять якоря, и мы поплыли свободно. Зит медленно опускался, пока перевернутые чаши, которыми заканчивались тросы, не повисли на одном уровне с верхушками мачт.
Я предполагал, что придется потратить несколько дней на прокладку стальных тросов под палубой, чтобы обеспечить люльку, способную выдержать огромный вес судна. Я упомянул об этом Торону накануне, но он улыбнулся и заверил меня, что никаких приготовлений не требуется.
Огромный глобус завис в воздухе над кораблем, а затем произошла самая удивительная вещь. Легкая дрожь прошла по судну, и оно начало медленно подниматься к этим перевернутым чашкам. Дюйм за дюймом поднимался огромный лайнер, вода каскадом стекала с его днищ, пока киль не оторвался от поверхности, и мы не повисли в воздухе, поддерживаемые какой-то невидимой силой.
Чашки, из которых, по-видимому, исходила эта сила, все еще были отделены от палубы целой сотней футов, и все же "Шах" надежно висел на ровном киле, так что в кают-компании, где был накрыт ужин, из наполненных стаканов не пролилось ни капли воды.
Мы медленно поднимались, пока не повисли над уровнем скал, и тогда Зит со своей огромной ношей начал двигаться в сторону земли.
Как только мы привыкли к нашему странному положению, палубы заполонила толпа, жаждущая хоть мельком увидеть новую землю. Мы увидели холмистую местность, похожую на парк, усеянную тут и там группами пальм и других деревьев. Вдалеке мы могли смутно различить еще одну стену черных утесов, а за ними поднималась гряда заснеженных вершин, которые, как мы справедливо предположили, были могучими Андами. Широкая река, похожая на серебряную ленту, вилась от далеких снежных полей. В центре ровной площадки, которая была приблизительно пятидесяти миль в диаметре, река расширялась, превращаясь в сверкающее озеро, а затем продолжала свой спокойный путь, расширяясь многочисленными притоками, пока не обрушивалась со скал в ущелье Сияющего Пруда.
Когда мы приблизились, мы увидели бесчисленные здания, не сгрудившиеся в города, а разбросанные среди рощ деревьев. Все эти здания, которые были всех мыслимых размеров, имели один и тот же общий дизайн, состоящий из эллипсоидной крыши из того же стекловидного кристалла, из которого был построен Зит, поддерживаемой круглой колоннадой из мраморных колонн. Сотни зитов всех размеров носились тут и там по воздуху, и когда их обитатели замечали нас, они устремлялись к нам и следовали нашим курсом, и мы словно двигались в облаке из волшебных пузырей.
Многие дома были построены на вершине базальтовых колонн, окаймляющих реку, и мы могли видеть группы Дилатонов, стоящих или сидящих на краю обрыва, наблюдая за нашим продвижением с неподдельным интересом.
Когда мы приблизились к озеру, мы заметили стоящее на небольшом возвышении очень большое здание, которое мы справедливо приняли за место собраний Клендила, или совета. Он был построен по тому же круглому плану, что и жилища, но имел значительно большие размеры.
Наконец "Шах Ирана" повис над центром озера, и "Зит" постепенно опускался, пока Шах снова не оказался в своей родной стихии.
В тот же день маленький Зит вылетел с берега и приземлился на палубу. В нем были наши друзья Торон и Торона, приведшие с собой великолепного Дилатона, которого Торон представил нам как Ретмара, главу Клендила.
– Клендила в сборе и будет польщена вашим присутствием, – сказал Торон. – Ты, Клинтон, и мудрец Смиттон, и прекрасная девушка Маргарет, и ее брат Фред.
– Мы с радостью откликаемся на призыв Клендила, Торон, – сказал я, – потому что мы полностью доверяем тебе и хотим узнать больше о твоей стране.
