скачать книгу бесплатно
…Шезра открыл глаза. Над ним нависал обеспокоенный Мен-Рой.
– Проклятье Шейниры, метхе! что это вы тут устроили?
– Тарнэ? – синх буквально подскочил, – что с ним?
– Мы его унесли. Совсем ему худо, – ийлур мрачно сплюнул на пол, – ох, до чего же я не люблю все эти ритуалы!
– Но ведь он… не откажется? – синх, кряхтя, начал подниматься. Звезда погасла, только кое-где еще теплились огоньки.
– Он тут все бормотал, что уже пол-дела сделано, – Мен-Рой покосился на оставленную чашку и кристалл, – что это, а, Шезра?
– Это принадлежит Тарнэ.
Синх осторожно поднял вещицы; на ощупь они оказались горячими.
– Надо их ему отдать, – сказал Шезра, – и еще… спасибо тебе, Мен-Рой.
– Потом благодарить будешь.
Ийлур осматривался, почему-то нюхая воздух.
– И какой это пакостью тут воняет, а? Кошек вы тут часом не жгли, а?
Шезра только пожал плечами. Ему-то откуда знать? Собственно, упомянутых кошек и взять-то было неоткуда; Мен-Рой, похоже, приплел их по старой памяти – маленькие одомашенные хищники жили в ийлурских селениях на севере.
Что до общего положения дел – Тарнэ на деле казался парнем надежным, а главное – весьма одаренным. И это зажгло искру надежды в душе старого синха. Может быть, и на этот раз план Шейниры потерпит крах?
Глава 2
Элхадж. Начало пути
– Храм потерял силу, храм опустел… – прошепелявил старый синх. Зубы свои он утратил полвека назад, говорил весьма неразборчиво, но молодняк привык – а потому никто не переспрашивал.
За глиняными стенами гнезда подвывала буря, бросая в оконце пригоршни тяжелого, колючего снега; метался огонь в очаге, то припадая к поленьям, то подскакивая к закопченному дну котелка. Последний попыхивал жидкой кашей, где жир гостил исключительно по праздникам. Например, в день Создания первого синха, который приходился на первое новолуние после летнего солнцестояния…
– Храм утратил силу и опустел, – повторил старик, почесывая чешую на затылке, – когда Храм Шейниры будет разрушен, не останется и синхов. Всех перебьют, а те, кому удастся спрятаться, вымрут от голода и болезней.
Элхадж поежился под тощим одеялом. Пророчества старика изрядно надоели за последние десять лет, но приходилось терпеть. Да и выгонишь ли его, последнего из тех, кто бился с ийлурами в час Плакучей Ивы? Последнего, кто еще помнил былое величие синхов и умел возносить молитвы Шейнире?
– Наш народ отжил свое, – просипел старик и тут же задремал, уронив голову на грудь.
В окно плеснуло белой снежной волной, и огонь в очаге испуганно прижался к красным уголькам.
Элхадж тоже закрыл глаза, но заснуть не удавалось. Рядом сопел и ворочался маленький синх, недавно вылупившийся из яйца; он смешно дергал во сне ногами, пиная при этом сидящего рядом Элхаджа. С другой стороны шушукались две юные синхи, время от времени хихикая в кулак и стреляя глазками в сторону собравшихся мужчин. К слову, глаза у них были просто замечательными – ярко-желтыми, светящимися в полумраке. Да и рисунок на чешуе тоже казался привлекательным, кокетливыми полосками забирался на щеки, ложился плавными линиями у внешних уголков рта.
«Хорошие синхи», – мрачно подумал Элхадж, – «жаль только, что не жить хорошо их детям… С каждым годом все труднее и труднее, и когда-нибудь нас просто поймают и убьют. Или же будут возить по ярмаркам и показывать за деньги толпе».
Он тоскливо поглядел на дремлющего старика. Затем на маленькое, забитое колючим снегом окошко. И снова на старика.
«Храм потерял силу», – Элхадж хмуро пожал плечами, – «и что с того? Можно подумать, будто мы зависим от Храма! Старый просто выжил из ума, не иначе».
Но все-таки выбрался из-под одеяла и, ежась на сквозняке, подобрался к старцу.
– Метхе Саон… Почему ты говоришь, что Храм Шейниры утратил былую силу, и оттого мы живем все хуже и хуже?
Старик вздрогнул, но не проснулся. Элхадж осторожно прикоснулся к тощему плечу, легонько встряхнул.
– Метхе Саон.
– А?.. Что стряслось? Кто это?
Старик заморгал кровянистыми глазками, непонимающе уставился на Элхаджа. Затем улыбнулся беззубым ртом.
– Ох, это ты… Что тебе?
– Я только хотел узнать, отчего ты говоришь о том, что Храм теряет силу и это отражается на всех нас, – Элхадж почтительно сложил руки перед грудью, между двумя сердцами.
Саон глубокомысленно почесался, заглянул в котелок, словно надеясь увидеть там кусок мяса.
– Все так и есть, Элхадж. Храм – это то, что связывает нас с Шейнирой. Когда храм теряет силу, наши молитвы не достигают ее божественного слуха, и она перестает являть врагам нашим свою мощь. Что тут непонятного?
– Но, метхе Саон… Отчего тогда теряет силу Храм?
Старый синх пожевал губами и еще раз заглянул в котелок – уже с немалой долей раздражения во взгляде.
– Оттого, что во главе Храма стоит синх, который отвернулся от Шейниры. Или тот, чья вера слишком слаба… или же он просто не может так вознести молитву, чтобы она ответила. Причин может быть много, Элхадж. Но что мы можем сделать?
Элхадж задумался. Получалось так, что сделать они толком ничего не могли, особенно сидючи в землях владыки Северного Берега – в то время как Храм находился где-то в Диких землях, далеко на юге Эртинойса.
– Будь я моложе, то непременно отправился бы в Храм, – тут Саон закашлялся. Отдышавшись, подмигнул Элхаджу, – но стар я становлюсь. Да и, отправься я в путешествие, кто будет наставлять молодняк?
Элхадж ничего не ответил. Помолчав, он задал следующий вопрос.
– Метхе Саон, а как Шейнира отвечала на твои молитвы? Что ты чувствовал?
Старик усмехнулся, горестно покачал головой.
– Что я… чувствовал… Тебе и вправду хочется это знать?
– Я ведь и спрашиваю оттого, что интересно, – пробурчал Элхадж. Все-таки Саон умел выводить из терпения кого угодно, даже его, чье имя значило «Ждущий своего часа».
– Ты чувствуешь себя наполненным, – веско прошепелявил синх, – тебе не понять… Ты чувствуешь, что можешь сделать все, что только пожелаешь. И враги падают, один за другим, от одного твоего взгляда…
Элхадж опустил голову, чтобы скрыть усмешку. В последнее время Саон все больше нес какую-то чушь. Хотя, быть может, это все вокруг него оказывались дураками, потому что не знали, как богиня отвечает на призыв и как наделяет своей силой.
– Метхе Саон…
Ответом было тихое мирное посапывание, и Элхаджу ничего не осталось, как отползти в свой угол и занять место между двумя хорошенькими синхами и брыкающимся во сне малышом.
Вьюга за окном не унималась. Вслушиваясь, как шуршит по крыше и стенам снег, и как завывает ветер, путаясь в мохнатых лапах елей, Элхадж лежал и думал. О том, что метхе Саон, самый старый синх из их гнезда, знает достаточно много, а рассудок его слишком ясен, чтобы выдавать бред за действительность. О том, что, может быть, и в самом деле все зависит от силы Храма, от того неведомого синха, что стоит во главе и обращается с еженощной молитвой к Шейнире… Ведь было же время, когда, призвав богиню, один синх с легкостью справлялся с десятком ийлуров, обращая в прах их тела? Сам Элхадж вылупился из яйца много позже, во время упадка синхов, и знал о силе Шейниры только понаслышке, в основном из рассказов старого метхе.
Пение бури убаюкивало. Элхадж прикрыл глаза, натянул до подбородка войлочное одеяло.
Да, метхе Саон оставался единственным из тех, кто помнил – каково это, быть частицей божественной силы, пребывать в молитве с Шейнирой… И, наверное, эти мгновения оставались для него самым лучшим, что случилось за долгую, очень долгую жизнь. Ведь не зря загорался огонек в старческих кровянистых глазах, когда метхе вспоминал славу ушедших столетий.
Элхадж медленно погружался в дрему, и, как всегда, оказывался во власти цветных полотнищ своего прошлого.
«Что это, метхе Саон?»
Старик медленно листал толстую книгу, осторожно переворачивая хрустящие страницы. Поднял глаза на Элхаджа, поманил к себе.
«Смотри».
На пожелтевших листках, на весь разворот, была нарисована картинка. Красными чернилами – квадрат, внутри него – спящий дракон, свернувшийся клубком, словно лесная кошка. А рядом с каждой из вершин было тщательно выписано по высшему покровителю народов Эртинойса. Фэнтар с Молотом Света в крепких руках, бог воинственных ийлуров, Санаул, белокожий, с распахнутыми кожистыми крыльями и темным алмазом во лбу, который элеаны прозвали Оком Сумерек; маленький и хитроумный Хинкатапи с бездонным кошельком, отец всех кэльчу, ну, и наконец – Шейнира, богиня синхов. Она была изображена чуть крупнее прочих богов, наверное, именно так неизвестный автор пытался подчеркнуть ее могущество и значимость в квадрате мироздания. Синха выше пояса, Шейнира сверкала изумрудной зеленью, и каждая чешуйка была выписана так умело, что, казалось, вот-вот богиня шевельнется, протянет с древних страниц руки к своим детям… На ее шее горело рубинами ожерелье Проклятых Душ, в руке тускло золотился цветок, и змеиное ниже пояса тело было свернуто кольцами, символизирующими бесконечность Ее власти.
– Говорят, что Шейнира лепила синхов из глины, – прошелестел Саон, – а когда поняла, что получились не-живые глиняные игрушки, вложила каждому синху душу из своего ожерелья. Дала в долг, чтобы потом вернуть. Понимаешь теперь, отчего ийлуры нас терпеть не могут? Они считают, что принадлежат свету, всему, что чистое и незамутненное ни ложью, ни предательством, а мы, синхи – тела с проклятыми душами.
– И потому они нас истребляют?
Метхе Саон покачал головой.
– Много здесь всего намешано, Элхадж. Война за землю, война за сокровища, что рождает лоно ее… Одних проклятых душ мало.
И усмехнулся, поглаживая когтем изумрудную фигурку богини.
– А что у нее в руке?
– Это? Золотая роза.
– Никогда не слышал о таких, – пробормотал Элхадж, – где они растут?
Старик вздохнул, его кровянистые глаза на миг подернулись дымкой воспоминаний.
– Теперь – нигде, Элхадж. Золотые розы исчезли из Эртинойса… Раньше-то они росли повсюду, как сорная трава. А потом Храм начал терять силу, и розы исчезли. Просто вымерли.
– Разве розы так важны для храма, а храм – для роз? – не унимался Элхадж, – и что это за дракон в центре квадрата?
– Дракон Стерегущий время, – Саон мягко улыбнулся, старику почему-то было приятно думать об этом странном создании, – он спит, в кольцах его тела – Эртинойс. И если дракон спит, значит, наш мир в безопасности…
Элхадж внимательно слушал, запоминал. И в душе, той самой проклятой душе из ожерелья богини, теплился огонек надежды – а вдруг когда-нибудь понадобятся те жалкие крохи знаний об Эртинойсе, которыми так щедро разбрасывался старый синх?
…Потом им пришлось бежать от отряда владыки Северного Берега, и старая книга потерялась. Всем гнездом они забирались все дальше и дальше на север, туда, где лето коротко, а зимы суровы; туда, где взращивает ледяные торосы море Холодов; туда где правит железной рукой ийлур, милостью Фэнтара обративший свое сердце в камень… Они шли вперед, теряя слабых, временами чудом уходя от отрядов владыки Эар-Тора, голодая и замерзая. Пока, наконец, не очутились в дикой лощине. Здесь, в уединенном и богами забытом месте и обосновалось гнездо старого Саона.
– Вот и буря утихла, – услышал Элхадж сквозь дрему, – утром увидим солнце…
Он невольно улыбнулся, кажется, это сказала одна из совсем молодых, недавно вылупившихся.
…Синха не ошиблась в своих ожиданиях. Солнце – низкое, северное, выкатилось на бледное небо большим розоватым шаром, рассыпало искры по сугробам вперемешку с фиолетовыми тенями в ложбинках, отразилось тысячью крошечных светил в сосульках. В морозном воздухе вилась тонкая снежная пыль. Дышалось легко, так легко, что, казалось, за спиной могут вырасти крылья – и взлетишь к чистому, вытертому снегом небу, мимо елей в белых кафтанах, мимо стройных осинок, изгибающихся под тяжестью пушистых шуб.
Элхадж вдохнул поглубже, с выдохом выпустил в хрустальный воздух облачка пара. Порой он и в самом деле жалел о том, что не умеет летать. Отчего получилась такая несправедливость? Отчего элеаны, дети сумеречного бога Санаула, наделены способностью покорять небеса, а синхи – нет? Метхе Саон как-то объяснял, что у каждого народа свой дар, данный богами. Ийлуры – великие воины. Во время битвы многие из них способны призвать силу Фэнтара, и тогда один удар меча валит десятерых. Чем сильнее молитва, тем сильнее дар бога. Элеанам дано другое. И пусть их тела более хрупкие, и пусть не тягаться им в ближнем бою с ийлурами… Взывая к Санаулу, они способны летать быстрее, чем стрижи, и нет никого среди других народов, кто мог бы обогнать элеана, даже на самом быстроногом скакуне. А еще, говорят, элеанам известен ритуал провидения, когда Санаул позволяет пусть на краткий миг, но все же взглянуть в Око Сумерек, темный алмаз будущего… Кэльчу, взывая, обретают способность видеть золото и драгоценные камни глубоко под землей. Ну, а синхи… Синхи могут убивать, призывая власть Шейниры. Вернее, могли раньше, когда богиня соизволяла отвечать. Тогда – Элхаджу как-то довелось прочесть об этом – смерть несущая волна, словно завеса из частиц пепла, расходилась во все стороны от взывающего, и горе тому, кто оказывался на ее пути.
– Элхадж, я все еще жду хворост.
Шелестящий голос метхе Саона вывел его из задумчивости. Старый синх выглядывал из низкой двери гнезда, приподняв занавес из волчьей шкуры. Элхаджу показалось, что, невзирая на сердитые нотки в голосе, метхе улыбался.
– Сейчас, метхе Саон, сейчас принесу, – пробормотал Элхадж.
Он поправил альсунею и побрел в сторону деревьев, утопая в сугробах. В самом деле, как глупо стоять и мыслями витать в облаках, когда огонь за ночь поглотил все запасы дров, и когда мерзнут младшие… Элхадж ощутил вину.
– Сейчас-сейчас, – пробурчал он, словно старый синх мог его услышать, – сейчас принесу, и разведем большой огонь, как в царстве Шейниры. А там наверняка огонь жарок, тьма – беспросветна, а свет – чист… И все синхи, когда-либо жившие, наслаждаются теплом у большого костра, и цветут золотые розы.
Развлекаясь собственными фантазиями, Элхадж набрал большую охапку еловых веток, обвязал ее бечевой и потащил к гнезду. Ноги мерзли в снегу. Он уже не раз предлагал метхе Саону сшить из волчьих шкур мешочки со шнуровкой и надевать их на ступни. Старик неизменно отвечал, что не в обычае синхов носить башмаки, и что босая ступня синха – дань уважения к Шейнире, царство которой где-то там, в глубинах Эртинойса. Элхаджу в такие моменты хотелось учтиво напомнить о том, что синхи, вообще-то говоря, изначально жили в Диких землях, и там же, среди джунглей, строили города. Ну, а в Диких землях все-таки теплее, нежели в землях владыки Северного Берега.
Элхадж брел обратно к гнезду, по привычке придерживаясь цепочки собственных же следов, которые охотнику могли напомнить формой медвежьи. Зоркий глаз отмечал то заячью стежку, то мелкие углубления, где спускалась на снег белка. Или…
Синх остановился, как вкопанный. Да, вот эти, крупные следы на чистом снегу. А вон еще, и еще…
– Спаси нас, Шейнира, – выдохнул он, и, бросив хворост, изо всех сил рванулся вперед. Туда, где еще утром было гнездо.
Неужели отряд Владыки?!!
Элхадж бежал, проваливаясь в сугробы. Падал, поднимался, и снова бежал. А потом услышал собачий лай, крики, мольбы о пощаде…
«Они все-таки нас нашли», – пронеслось вспышкой молнии, – «все-таки нашли!»
И тут же размеренным шагом явилась и другая мысль:
«Зачем ты идешь туда? Пока что тебя не заметили, спрячься, дождись, пока ийлуры уберутся… Может быть, ты еще сможешь кому-нибудь помочь, сам оставшись среди живых!»
Элхадж остановился. В самом деле, зачем он спешит, словно безумец, навстречу собственной гибели?
– Молот Фэнтара!
Этот клич нельзя было спутать ни с каким другим. Боевой клич ийлуров, идущих на врага…
Синх только и успел, что обернуться. Он увидел, как фонтаном взметнулся снег, чистый, искрящийся; как надвинулась на него дышащая паром мохнатая фигура. Что-то сверкнуло на солнце, ярко и беспощадно, на миг странный холод вошел в грудь, как раз между двумя сердцами – а затем все поглотила обжигающая волна боли.
Некоторое время он еще слышал заливистый собачий лай, чувствовал, как горячий нос тычется в щеку. Потом ощущения пропали, и Элхадж с запоздалым удивлением подумал о том, что теперь и для него настало время спуститься в царство Шейниры и задать ей вопрос – отчего богиня покинула своих детей.
…Первым, что он почувствовал, было слабое дуновение в лицо. Но не дыхание морозного утра – а, скорее, чуть заметный сквозняк в помещении, которое было заперто много лет.
«Значит, я не умер? Или стал бесплотным духом?»
Элхадж осторожно шевельнул пальцем. Он боялся, что не почувствует собственного тела, боялся панически, так, что ощутил во рту железистый привкус. Но палец послушно согнулся и разогнулся; это настолько воодушевило синха, что он поспешно ощупал грудь, как раз там, где прошелся клинок ийлура.
Странно. Ни следа раны. Даже тоненького шрамика не осталось.
И, вконец озадаченный, Элхадж открыл глаза.
