Сквозь тьму. Начало пути

Клим Руднев

Сквозь тьму. Начало пути

Глава 1. Приказ есть приказ

Воинский устав Российской Армии состоит из четырех частей: Устава Внутренней службы, Дисциплинарного устава, Устава Гарнизонной и караульной службы и Строевого устава.

Майор Кирилл Верьмеев знал все четыре наизусть. И более того, за шестнадцать лет службы не нарушил ни одного пункта. Поэтому логично, что хорошую карьеру он не сделал. Принадлежал он к тому самому типу военных, про которых говорят: «В мозгу одна извилина, да и та – след от фуражки, а вместо собственного мнения – лозунги из программы новостей из передовицы "Красной звезды"».

Друзей он тоже не нажил, так как по натуре своей был человеком не разговорчивым и угрюмым. Из-за этого и пить с ним никто не хотел. Как обычно? Выпил угрюмый человек стакан-другой и сразу становился веселым, радостным. Верьмеев, наоборот же, с каждым последующим стаканом становился еще мрачнее. Сидел в компании как каменный истукан или как укор совести. Кому приятно с таким пить? Вот никто и не бухал.

Однако, при всем при этом он был человеком честным и порядочным. Много про него различных гадостей говорили, но сволочью и подлецом не называли никогда. Повода для этого не было. Служить под его командованием было не просто, ибо нужно было четко выполнять все требования Устава. За их нарушение он карал жестко (и конечно, только по Уставу). И никакие отмазы не канали. С другой стороны, если ничего не нарушать, то получалось вполне себе неплохо. Таких людей он по-настоящему уважал и ставил в пример. Но случалось это крайне редко.

С таким характером и любовью к Уставу место для него – в дисбате , где он благополучно и прослужил всю свою карьеру, от замполита до начальника караула. Перспективы у него были понятные – еще десять лет до пенсии, а затем либо лесником в какую-нибудь глушь, либо смотрителем маяка на Крайнем Севере.

Так бы и случилось, если бы не один инцидент. Однажды ночью к КПП дисбата подъехал Мерседес, откуда вылезли трое пьяных пацанов и потребовали, чтобы к ним срочно привели какого-то вновь прибывшего солдатика. Типа они его кенты. Караульный ответил строго по Уставу, но пацанов это не остановило. Они пригрозили тем, что у них родители «крутые» и скоро караульный будет «парашу мыть», а потом попытались пробраться внутрь. А дальше все случилось по Уставу. Стандартный окрик: «Стой, кто идет! Стой, стрелять буду». Выстрел в воздух, а потом на поражение. Три выстрела – два трупа, один в реанимации. Сообщить об инциденте своему разводящему он не успел. Тот прибежал, когда тела еще дрыгались, а через три минуты на месте был и Верьмеев.

Часа не прошло, как прибыла комиссия. И выяснилось, что пьяные базары убитых были правдой. Один был сыном генерал-лейтенанта, командующего округом, второй – местного главы региона, а третий – прокурора. Солдатику караульному можно было смело вешаться. Но Верьмеев на то и любитель уставщины, что решил добиться правды. Во-первых, солдатика он запер в карцере дисбата и выдавать прокуратуре категорически отказался, ибо никакого преступления тот не совершил. Как раз наоборот, его поставили охранять, а дальше он подчинялся исключительно Уставу гарнизонной и караульной службы, согласно которому любая попытка проникнуть на охраняемый объект должна быть пресечена выстрелом на поражение. Без всяких скидок пьяным детям генералов, депутатов и вообще кого угодно.

Понятное дело, родители убитых, при каких бы погонах они ни были и какие бы академии они ни оканчивали, на такую мелочь, как соблюдение Устава, наплевали и грозились организовать пареньку пожизненное, а самого Верьмеева снять с должности и тоже нарисовать ему срок.

Второе Верьмеева волновало мало, а парня было реально жалко. Да, есть у любителей уставщины хоть одна положительная сторона. И Верьмеев дошел до главного военного прокурора. Думаете, это просто? Нет, конечно. К счастью, у родителей убитых было достаточно врагов. Они и подсказали Верьмееву нужные телефоны, и встречу организовали. Полетел он в Москву, зашел в крутой кабинет, три часа объяснял большому чиновнику в погонах весь расклад, прикладывал десятки документов, отчетов, объяснительных и так далее, что караульный прав и вместо наказания ему нужно объявить благодарность. У нас в стране, конечно, право телефонное, но против фактов все же не попрешь.

Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Благодарность караульному, конечно же, не объявили, однако оформили ему официально дембель и по-быстрому отправили на родину в Дагестан. Верьмеев взялся отвезти его на родину лично. Хоть он и любитель уставщины, но отлично понимал, что не доедет солдатик не то что до Дагестана, а даже до ближайшей железнодорожной станции.

Спустя четыре дня, когда вернулся, получил как обухом по голове приказ о снятии с должности. Верьмеев понимал, за что ему это, но все-таки попытался возмутиться, оспорить. Выслушать хотя бы, почему, на каком основании. Но вопроса задать не успел. В кабинет вошли сотрудники в форме, сунули ему «под корочку» и велели ехать вместе с ними. На военных прокуроров они не были похожи. Уж эту «братию» Верьмеев чувствовал за версту, пытался выяснить, что произошло, но ему ответили коротко: «Приказ доставить». После этого Верьмеев успокоился. Приказ так приказ.

– Дайте вещи хоть взять! – воскликнул Верьмеев.

– Потом заберешь, если потребуется, – был ответ.

Затем Верьмеева вывели, весь дисбат наблюдал за этим. Все в душе ликовали. Ну, наконец-то, и этого гада повязали. Но то, что это не арест, Верьмеев понял сразу. Не соблюдали офицеры правил транспортировки. И машина была точно не для арестантов. Обычный армейский бобик. Посадили его назад.

– Куда едем то? – спросил Верьмеев.

– Узнаешь, – ответили ему.

Поехали в штаб округа, красивое Сталинское здание в центре города. Верьмеев там был всего два раза по каким-то мелким делам и, кто где находится, понятия не имел. Его долго вели по длинным коридорам, по красным коврам, и в конце концов он оказался в каком-то небольшом кабинете без таблички. Сопровождающий забрал у него документы.

– Дальше сами. Мне туда нельзя. Буду ждать вас внизу, – заявил служащий и ушел.

Верьмеев постучал, но вместо ответа сверху загорелась зеленая лампочка, замок щелкнул и дверь открылась. После всего пафоса Верьмеев ожидал увидеть как минимум генерала, но его встретил полковник. Не давая ему возможности представиться по Уставу, мужчина сказал:

– Шолохов Иван Сергеевич, – и протянул руку. – Садитесь, товарищ майор.

Верьмеев сел и осмотрелся, но решительно ничего интересного не увидел. Обычный кабинет с большим сейфом в углу, картой России на стене, столом и двумя стульями. Гораздо удивительнее выглядел полковник Шолохов. Он был невысокого роста, метр шестьдесят, не больше, Верьмееву по грудь, одноглазый, с серьезной формой сколиоза, но самое поразительное – возраст. Лицо, руки, все в морщинах. Прямо как сосед семьи Верьмеевых в далеком Норильске, где он провел все детство. Так соседу лет восемьдесят пять, кажись, было. «Как его только в армии-то держат в таком возрасте и с такими болячками?! – подумал майор. – Это ж однозначно нарушение Устава!» Но, конечно, ничего не сказал.

– Я, майор, с вами полностью согласен. Конечно, рядовой был невиновен. Правильно, что вы за него заступились, редкий случай по нынешним временам. Но, надеюсь, вы понимаете, что одно дело Устав, другое – реальность. Жить вам после этого инцидента никто не даст. В лучшем случае на улице прибьют.

– Я-то в чем виноват? Детей воспитывать надо было лучше. Уж генерал-лейтенант мог бы объяснить, что такое караул.

– Надо так надо. Сами-то хорошо воспитываете дочку?

Верьмеев смутился. Дочка у него действительно была, Надя. Но он ее не видел уже три года. Жена не выдержала его нудности и дотошности и сбежала при первой же возможности. Выскочила замуж за какого-то капитана и вместе с новым мужем уехала в Хабаровск. С тех пор ни разу не позвонила, хотя алименты получала исправно.

– Вопрос, конечно, риторический, – продолжил полковник, – но уж есть как есть. Сами понимаете, прибьют и концы в воду. Прокурор с генералом знают как.

– Что ж вы их держите на таких постах?! К нам в дисбат надо. Я их быстро уму-разуму научил бы. Статистику небось видели мою? Ни один из тех, кто под моим командованием был, ни одного преступления не совершил.

– Ладно, к делу. Мы давно за вами наблюдаем… – начал полковник.

«Кто это мы?!» – подумал Верьмеев. Полковник выглядел настолько колоритно, что, если б его кто из окружения видел хоть раз, на всю жизнь бы запомнил и, конечно, рассказал бы. Но с другой стороны, не все ли равно? Раз наблюдают – значит, им надо.

– И хотим предложить вам должность повыше.

Верьмеев удивился. Он-то был уверен, что занимаемая должность для него уже верх карьеры. Что может быть лучше?

– Поедете начальником охраны объекта № 789-А-678-НС?

– Прикажете – поеду. Вы ж знаете. Приказы обсуждать не привык.

– Вот и отлично. Только сразу предупреждаю, места там безлюдные, суровые. Вот здесь. – Полковник взял висевшую рядом с картой указку и ткнул куда-то в районе Архангельской области.

«Может, космодром Плесецк?» – подумал про себя Верьмеев, но ошибся.

– В подчинении у вас будет караульная рота из тридцати человек и все срочники. Плюс офицер. Задача – обеспечить полную охрану вверенного объекта. Чтоб ни одна мышь не проскочила.

– Не впервой. У меня в дисбате, сами знаете, ни одна мышь так и не проскочила.

– Вот и славно. Приказ о назначении будет через час, но сначала подпишите вот это. – Полковник положил перед Верьмеевым лист бумаги с грифом Совершенно Секретно Особой важности. Не сложно было догадаться, что это была подписка о неразглашении. Верьмеев ее внимательно прочитал. Хотя ему-то можно было и не подписывать. И так бы ничего не рассказал. Не любил болтать, да и некому было.

– Отлично. – Полковник аккуратно положил бумагу в папку. – И запомните: лишних вопросов не задавать, о любом ЧП докладывать незамедлительно. Сейчас вас отвезут домой, соберете вещи, в 22:30 поезд. А теперь главное. Прослужите три года, запишем как двенадцать, и с чистой совестью на пенсию. Вы, кажется, мечтали на старости лет на море переехать, да?

– Да. Рыбалку люблю.

– Вот и отлично. Под Анапой как раз строится отличный жилой комплекс. Вам забронирована квартира с отличным видом. Как дослужите, ремонтные работы и закончатся.

– Что ж там такое-то? Про год за два знаю. Год за три тоже встречал. Но год за четыре? Что ж меня там ждет?

– Мы от вас ждем только хорошей службы, уверен, вы справитесь. И запомните, никаких поблажек и сухой закон. Это совсем строго. А то в части двое якутов служат, им, сами понимаете, только стакан покажи, уже «в мясо». Вопросы есть?

– Если там год за четыре, выдержу ли этот срок?

– Ну, я-то выдержал, и вы сможете. Верю. – Шолохов заметил, что Верьмеев пристально смотрит на его стеклянный глаз, и пояснил. – Это уже потом случилось, не волнуйтесь.

Из кабинета Верьмеев вышел немного обескураженный, но быстро собрался. Приказ есть, его надо выполнять. Минут пять потребовалось, чтобы дойти до большого холла, где его уже ждал офицер, вручивший ему папку со всеми документами. Все по форме, с печатями. Верьмеев заметил, что отношение офицера к нему изменилось. Уважение что ли появилось. Но вопросов задавать не стал.

– Пойдемте, провожу вас к машине. Все документы на вас уже оформлены, с вас ничего не требуется.

Что такое армейская бюрократия, Верьмеев знал не понаслышке. А тут вдруг раз, два, все готово. Видать, действительно серьезное дело. В армейской среде много ходит баек про разных офицеров, которых берут на секретные должности, и в этом случае никакой бюрократии нет. Но сам он никогда не думал, что это может случиться именно с ним. Хотя какая разница. Раз родина сказала, значит, так и надо. А он лишь подчиняется приказам.

Дальше все было просто. Водитель, молодой парень, отвез его на бобике к общаге. Там Верьмеев не задержался. Собрал необходимые вещи в чемодан, да и все. Много ли нужно военному? Совсем немного. На выходе встретил сослуживца. На удивление, у того было отличное настроение.

– Ну что, Кирилл. Сбылась твоя мечта. Порыбачишь по-нормальному. Владивосток, конечно, не Сочи, но рыбалка, говорят, там отменная.

– Какой Владивосток? – удивился Верьмеев.

– Да ладно тебе выделываться. Все уже знают, что тебя под Артем направляют.

О том, что такое режим секретности, Верьмеев знал не понаслышке. Поэтому кивнул.

– Порыбачу.

– Икорку-то к столу пришлешь?

– Всенепременно.

– Ну, бывай.

Коротко попрощались. Затем Верьмеев погрузился, глянул в последний раз на свой родной дисбат и уехал в непонятную ему часть с непонятным номером.

Глава 2. Дорога в никуда

Три с половиной дня добирался он с тремя пересадками до места назначения. В первых двух случаях вагоны были нормальные, купейные. Но в последнем – плацкарт. К счастью, ехать недалеко было, всего одна ночь и та спокойная. Попутчиков в вагоне было всего трое. Таджики. Посмотрели они на него немного косыми взглядами и продолжили обсуждать свои дела на непонятном ему языке. Сам же Верьмеев сначала думал, что ж это за объект, а потом ничего не думал.

Возможно, вам покажется странным, как же так. Офицера отправляют непонятно куда, обещают всякие удивительные вещи, которые не каждый герой России получить может, и он ничего не думает. Да! Таким был Верьмеев. И куда он служить едет, и какой объект он охранять будет, тоже не думал. Если ему приказывают, значит, там есть что охранять, а дальше он подчиняется Уставу.

На нужную станцию поезд прибывал в девять утра. Несмотря на то, что станция была большой, ехал до нее он один. Точнее, вывалило из поезда народу не мало, но исключительно чтоб покурить да ноги размять.

Согласно полученной информации, его должны были встречать у вагона, но никого не было. План Верьмеева был простой. Дождаться отхода поезда, это в 09:32, а потом пойти либо в военную комендатуру на станции, либо к начальнику вокзала. Но этого не потребовалось. Не успел поезд уехать, как со стороны вокзала навстречу ему шел мужичок лет шестидесяти в яркой рыжей жилетке.

– Кирилл Сергеевич, простите за задержку. – сказал мужчина.

– Мне доложили, что встречать меня будет лейтенант Перлов. Вы на него явно не тянете, – заметил Верьмеев.

– Еще вчера Перлов доложил, что не сможет приехать. Меня попросили его заменить. Да вы не бойтесь, мне велено доставить вас на объект № 789-А-678-НС. Все равно без меня не доберетесь. – Мужичок протянул ему руку.

Верьмеев поздоровался и почувствовал сильный запах спиртного. Было понятно, что новый знакомый принял на грудь минут пятнадцать, а то и двадцать назад. И явно не один стакан.

– Вам в нетрезвом состоянии велено было меня встретить?

– Вынужденная мера, не обессудьте. Я туда трезвым не поеду, хоть на куски режьте, не поеду.

«Ну и дисциплина…» – подумал про себя Верьмеев. «Лейтенант не встречает своего начальника. Какие-то левые дядьки знают про совершенно секретный объект. Работы полон рот. Эх, нала́жу я там дисциплину», – думал он. Разборки он устраивать не стал. Ему было велено прибыть на охраняемый объект сегодня до 16:00. А другого пути, кроме как прокатиться с поддатым машинистом, судя по всему, не было.

– Вы сами оттуда?

– Не… я местный машинист, на маневровом работаю. Без меня туда никак не добраться. А живу я здесь, – он махнул в сторону небольшой группы домов, построенных явно лет сто назад.

– Никогда не слышал про ваш поселок

– А что про него слышать-то? Девяносто семь человек всего осталось. Мы, по сути, только железку и обслуживаем.

– Вокзал солидный. Шпиль на нем метров десять, не меньше.

– Тринадцать с половиной. Только нету там ничего, пять скамеек, а билетная касса и та заколочена.

– По типу никуда не уехать? Если попал сюда.

– Почему же не уедешь? Можно у проводников купить билет, и касса нам незачем. Говорю же, все свои, железнодорожники. Надо куда, без проблем подсядем. Все всех знают. – Он глубоко вздохнул. – Вот и дочка моя тоже так села однажды к знакомому машинисту, и только я ее и видел.

– Жива хоть?

– Жива с Божьей помощью. В Архангельск переехала, меня зовет. Да я уж, наверное, не поеду. Кому этот разъезд доверить-то?

Оба подошли к обычному маневровому паровозу.

– Ты чемодан где хочешь ставь, только ничего не трогай.

Забрались они в паровоз, минут пять мужичок поколдовал с рычагами, затем вздрогнули и поехали.

– Ты, это, если хочешь, перекуси. – Мужичок махнул рукой на полиэтиленовый пакет, стоявший в стороне. – Пирожки, колбаска, чай хочешь? Вон кипятильник.

Верьмеев был не голоден, его волновали совсем другие вещи.

– Ты, часом, на объект спиртное не возишь? Предупреждаю сразу, узнаю, худо будет. Не тебе, а тому, кому возишь.

Мужичок расхохотался.

– Кому там возить?! Да и захотел бы, платить они чем будут, а? Денег там ни у кого нет.

– Как нет?! Положено же.

– Кому что положено, не знаю. Может, на какие карты им и переводят, а денег нет. Я что, папа Карло, за так водяру гонять? Нет, для себя есть, – мужичок отхлебнул из бутылки с мутной жидкостью, – а им – ни-ни. Да и по норме, ни мне выходить нельзя, ни им заходить. Как передашь-то?

Вы, конечно, понимаете, что способов передать много, было бы желание. Верьмеев бы сходу назвал десяток, а то и сотню вариантов. Но спорить на эту тему не стал.

– И что, ни разу не выходил? Не поверю.

– Бывало, когда солдатиков эвакуировал. Затащить-то его нужно было.

– В смысле эвакуировал? Там что, чрезвычайная ситуация была?

– Что уж было, не знаю, но год назад, еще при старом командире, вывозил паренька. Мелкий такой, щупленький. Вот там вот сидел, вжался и трясся всю дорогу. Я ему два раза по двести налил, думал, может, бахнет, полегчает, расскажет что-то. А он нет. Только продукт перевел, но так ничего и не сказал. Довез его до станции, там уж вертолетом забрали, и все.

– А туда вертолет не долетит, что ли?

– Какой там. Лес сплошной, только так…

Верьмеев смотрел на уходящие под него рельсы.

– Часто ездишь?

– Что ты!? Раз в полгода.

– Не понял!? А продукты как туда доставляют? Или они грибами да дичью питаются?

– Другой тут поезд ходит, раз в месяц. 21-го числа. Товарняк. На нем и привозят, слава Богу.

– А что это за место вообще?

Верьмееву было интересно знать, как сохраняется режим секретности. Не знают ли местные чего лишнего о вверенном ему объекте. Оказалось, не знают.

– Тухлое место, сам посмотри, – машинист показал на бутылку. – Я, между прочим, не пью вовсе. А туда без этого никак.

– Повезло тебе, что не под моим командованием служишь.

Эти слова явно разозлили мужичка. Он исподлобья посмотрел на Верьмеева.

– Че, думаешь, я салага неотесанный? Я Афган прошел. В девяностые в подвале у братков месяц провел, никого не сдал. А туда ездить боюсь. У нас пять машинистов, из всех них только я соглашаюсь, да и то, потому что дочке деньги скидывать надо. А тут за каждую поездку десятку на карту кидают. Неофициально, конечно. Понял? А ты там сначала послужи, а потом посмотрю на тебя.

Верьмеев решил пойти на мировую:

–Ты мне скажи – это ближайший населенный пункт?

– Да, тут в пяти километрах еще заимка есть лесника, а дальше никого. Болота сплошные, не пройдешь.

– Как же дорогу-то проложили, раз болота? Крепкая она?

– При отце народов еще. Говорят, здесь двадцать тыщ работало, почти все тут и остались. Зато строили тогда на совесть. За тридцать лет сколько тут живу, ни одного ремонта, а все не разваливается.

– Ты скажи, что за товарняк ездит?

– С виду как товарняк, но только с виду. На станции не стоит. Сразу синюю волну дают, он туда и едет. Знаешь, сколько раз пытался посмотреть, кто внутри, так и не удалось.

– Откуда поезд-то?

– Шут его знает. Одни говорят, что под Вологдой где-то формируют, другие – под Костромой. А кто-то, что из самой Москвы. Мой тебе совет, будешь встречать, близко к нему не подходи. Все равно ничего не увидишь, а проблем не оберешься.

– Почему?

– Был у нас тут случай пару лет назад. Остановился поезд на станции. Полез туда один, пьянчуга местный. Он часто из товарняков мелочь всякую тырил, на опохмелку. И все, поезд уехал, а этот с пробитой башкой лежать так и остался. На следующий день ваши тело забрали. И все. Был человек, и нет.

– То есть посторонние не пройдут?

– Не… не дойдут. Только по железной дороге, но тут двести двадцать километров. Сколько идти-то надо?

– А предыдущий командир где? Не в курсе?

– Не… Я его и видел-то только один раз, когда вез также как тебя, полгода назад. Тот, кстати, повнушительней был. Говорил пятьдесят кило левой выжимает, а нет. Видимо, что-то случилось.

– И много ты командиров возил?

Машинист ехидно усмехнулся.

– Ты у меня девятый, почти юбилей. Да только обратно никто не вернулся… Уж не знаю, что там происходило. Может, на том самом составе вывезли, а может, и нет.

– Ты говоришь, страшно там, но хоть как-то пояснить можешь?

– Как тут объяснить? Подъезжаешь и вдруг чувствуешь снизу что-то идет. Жуткое. Аж до дрожи… И вроде нет ничего, а волосы дыбом. Бежать хочется. Что? Почему? Пойди, разберись. А верно, есть что-то такое.

– При Сталине-то небось лагеря здесь были?

– Лагеря на Севере все, тут нет. Только дорогу построили и все.

Мужичок продолжал нагонять всякой жути, но Верьмеев был не из трусливых. Куда хуже он переносил дорогу, не ровная была, трясло сильно, но что поделать. Надо стойко выдерживать тягости и лишения воинской службы. Тем более, что красивый, хоть и однообразный, пейзаж за окнами немного успокаивал.

Поездка прекратилась внезапно. Возле очередного столба паровоз остановился.

– Все, дальше нельзя, – пояснил машинист. – Там за поворотом кордон. Оттуда на дрезине. Свои не бросят.

– Спасибо. Боишься дальше?

– Боюсь.

– А я нет. Не страшно пока что.

Машинист усмехнулся:

– Хлебнешь на прощанье? Может, за здравие, может, за упокой?

– Не положено, – ответил Верьмеев, взяв свой чемодан и спрыгнув на насыпь.

Минуты не прошло, а маневровый уже катился в прямо противоположенном направлении. Видать, машинисту действительно не нравилось это место.

Машинист Верьмеева обманул, до кордона ему пришлось идти не меньше двух часов. Насыпь была крайне неудобная, майору приходилось делать широкие шаги, чтобы попасть в старые шпалы. Они действительно были старыми, деревянными, кое-где разваливались. Верьмеев шел и думал, какой рапорт он будет писать начальству, чтобы починили дорогу. Ведь если впереди стратегически важный объект, значит, и доступ к нему ограничен. Что это такое? А если война?

Пока думал, дошел до деревянного шлагбаума, возле которого была небольшая будка.

– Что же это за охрана-то такая?! Эту деревяшку можно ногой сбить, не то что паровозом. Про это тоже рапорт напишу. Нужен ремонт.

Верьмеев сделал вперед еще несколько шагов, и из будки вышел солдатик с автоматом. Совсем щуплый, молоденький, восточной наружности.

– Стой, кто идет!? – спросил он с довольно сильным акцентом.

– Майор Верьмеев, новый начальник караула. – Верьмеев достал из кармана документы и в раскрытом виде показал их солдатику. Хотя как он их мог разглядеть? Расстояние приличное.

– Стой, где стоишь.

Верьмеев остановился в метрах пятидесяти.

– Щас лейтенанта вызову. Он придет, разберется.

– Давай.

Верьмеев спорить не стал, поставил чемодан на рельс и присел на него. Солдатик что-то передал по рации и стоял минут пятнадцать, не спуская дула автомата с будущего начальника. Верьмеев отнесся к этому с пониманием. «Надо вынести благодарность караульному», – думал он про себя.

Затем рельсы немного задрожали и из-за угла появилась самоходная дрезина с мотором, на которой сидел невысокого роста офицер. Дрезина остановилась как раз возле шлагбаума. Офицер спрыгнул, поднырнул под шлагбаумом и направился к Верьмееву. В метре от него он остановился.

– Временно исполняющий обязанности начальника караула лейтенант Перлов, – равнодушно представился он. – Товарищ майор, я знаю, кто вы такой, но все же попрошу документы. Устав.

– Согласен.

Верьмеев протянул документы, которые Перлов разглядывал достаточно долго. А Верьмеев разглядывал Перлова. Много он лейтенантов повидал в своей жизни, но Перлов был самым странным: невысокий, хрупкий и достаточно взрослый. Даже, пожалуй, постарше Верьмеева, и все еще лейтенант? Странно, но разбираться было некогда. Перлов вернул документы.