Город, пропитанный ядом

Тесное пространство комнаты давило на меня, стены казались ближе, чем раньше. Каждая скомканная газета, каждый незавершённый отчёт на столе – всё это напоминало о неудачах. И теперь новое дело – очередное эхо старых ошибок, очередной шанс погрузиться в те тени, из которых, казалось, не выбраться.

«Сёстры Блустон», – произнёс я вслух, словно это могло прояснить что-то. Лила и Серафина… это дело было больше, чем простое исчезновение. Я видел в глазах Лилы не только тревогу за сестру, но и что-то глубже – страх, скрытый под маской уверенности. Они обе были частями сложного узора, сплетённого из их прошлой жизни. Но что именно они скрывали?

Мои мысли снова вернулись к Серафине. Этот холод, который она принесла с собой… Воспоминание вспыхнуло в голове яркой картиной: мокрый от дождя переулок, мерцающий неон, отражающийся на мокром асфальте. Я был там, моложе, более отчаянный. Мои пальцы были окрашены в алый, и женщина в моих руках… её лицо – знакомое, но в то же время чужое, как если бы я видел его сквозь треснувшее зеркало. Это была Серафина? Я не мог точно сказать, но что-то в этом воспоминании цеплялось за меня. Оно было слишком реальным, слишком пугающим, чтобы быть просто плодом воображения.

Я вздрогнул, бросив взгляд в окно. Дождь лил так же, как в том переулке. Параллели были слишком очевидны, чтобы их игнорировать. «Это не просто исчезновение», – пробормотал я себе. Это воспоминание – оно словно наводило мосты между прошлым и настоящим, и я не мог избавиться от чувства, что это дело как-то связано с тем, что я пережил тогда.

«Почему именно сейчас?» – этот вопрос не давал мне покоя. Совпадений не бывает, особенно в таком городе, как Веридиан. Сколько раз я твердил себе, что каждое новое дело – это просто очередная работа? Но вот я снова здесь, снова чувствую этот горький вкус напоминания: от прошлого не убежать.

Я стиснул зубы, пытаясь отогнать мысли. «Это просто работа», – сказал я. Но даже произнося эти слова, знал, что обманываю себя. Всё это слишком похоже на то, что было раньше. Тот случай тогда… Я выдохнул. Внутри росла уверенность, что это дело – часть чего-то большего, чего-то, что я ещё не понимаю. И как только это осознание пробралось ко мне, я почувствовал холод – тот самый, что всегда появляется, когда опасность уже рядом.

Я поднялся, подошёл к окну и посмотрел на улицы Веридиана. Свет фонарей едва пробивался сквозь потоки дождя, отражаясь на мокром асфальте. Вода лилась по стеклу, словно слёзы. Я не помню, сколько ночей я провёл, глядя на этот город, пытаясь понять, что он скрывает. Но в этот раз казалось, что всё связано с чем-то гораздо более личным.

Я вернулся к столу, зажёг сигарету и сделал глубокий вдох. Дым заполнил лёгкие, отдаляя на время те мысли, которые не давали покоя. «Мартел», – снова всплыло в голове. Я видел это имя в связях Серафины. Виктор Мартел – одна из тех фигур, что всегда действуют в тени, но имеют огромное влияние. Если он замешан, это может быть гораздо более опасным, чем казалось на первый взгляд.

– Ладно, Виктор, – пробормотал я себе. – В этот раз всё будет иначе.

Мартел был известен мне по старым делам, и каждый раз его след вёл к мраку и безысходности. Но если он снова всплыл, значит, предстоит нелёгкий путь. Возможно, Лила не знала всех подробностей, но её интуиция не обманывала. Серафина оказалась на пути тех, кто привык скрываться за деньгами и властью.

Я снова посмотрел на бутылку. Рука сама тянулась к ней. «Ещё один глоток?» Но в этот раз я убрал руку. В этой игре нужно было сохранять ясность, несмотря на хаос в голове. Вздохнув, я потушил сигарету и встал.

«Это не просто ещё одно дело», – мысленно повторил я. Это было личное. Я не знал, как глубоко зайдёт это расследование, но одно было ясно – я должен был идти до конца.

В голове снова вспыхнуло воспоминание о женщине в переулке. Кровь, дождь, её лицо… это преследовало меня. Возможно, теперь я был ближе к ответу.

Мой взгляд упал на тонкую папку, лежащую на столе. В ней почти ничего – несколько листков с датами, профилями и пустыми подробностями. Никаких очевидных зацепок. Но это уже привычное дело – всегда слишком много пробелов, нестыковок и странных совпадений. Я вглядывался в эти страницы, зная, что опасность ближе, чем хотелось бы признать.

«Опасность здесь, рядом», – подумал я, в который раз ловя себя на этом чувстве. Логика говорила одно, но интуиция кричала о другом. Каждое такое дело заставляло меня возвращаться к одним и тем же вопросам. «Что я упускаю? Почему эти детали кажутся такими знакомыми?» Я ненавидел это чувство, ненавидел, что что-то ускользает из-под носа.

Я провёл рукой по столу, вздохнув. Недостаток информации грыз меня изнутри, перфекционизм не давал покоя. «Оставить дело на полпути? Не в этот раз», – мысленно я взял себя в руки. Я не из тех, кто бросает недоделанные дела. Да и, откровенно говоря, не могу себе этого позволить. Это мой способ доказать, что я ещё на что-то годен. Пустота в жизни заполнялась работой, а работа была всем, что у меня оставалось.

–Блустон, – пробормотал я, устало листая заметки. Лила, Серафина… чем глубже копаешь, тем больше странностей находишь. Всё выглядело слишком гладко, слишком правильно на поверхности, но стоило копнуть чуть дальше – и начинались странные совпадения. Чутьё подсказывало, что здесь кроется что-то большее. Но пока я не мог разглядеть это что-то.

Каждая мелочь в этом деле тянулась за мной, как призрак прошлого. «Прошлое никогда не отпускает», – думал я, чувствуя, как эти мысли грузом ложатся на плечи. Оно не забывает, не прощает, не даёт покоя. Всё, что оставалось нерешённым, всегда возвращается, пока не найдёт финала. Я знал это лучше всех.

Я снова перевернул страницу, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы разорвать этот круг. Странности множились, как куски пазла, который никак не складывался. Лила… её отчаяние чувствовалось в каждом её слове, в каждом жесте, но что-то в ней не давало мне покоя. Она явно не договаривала. Возможно, не до конца понимала, насколько глубоко это дело зайдёт.

– Чёрт, – выругался я вслух, когда мысли снова вернулись к Лиле. Мне нужна была вся правда, но что она скрывала?

Тишина в комнате нарастала, и я почувствовал напряжение, словно натянутую струну внутри себя. Я не мог позволить себе ошибиться. Ошибки здесь означали конец – и не только для меня. Каждый раз, когда я беру дело, это становится вопросом выживания. Не для клиента – для меня самого. Я должен разобраться, должен держать всё под контролем.

Но именно неопределённость и риск заставляли меня чувствовать себя живым. Я давно понял, что мне нужно именно это. Каждый раз, когда я оказывался на грани провала, когда ошибаться было нельзя, это становилось моим способом доказать самому себе, что я всё ещё чего-то стою. Что я не просто детектив с изношенным плащом и пустым стаканом в руке, но человек, который способен увидеть свет в самых тёмных углах этого города.

Мои мысли снова вернулись к Лиле. Её образ преследовал меня, как и многие другие лица в прошлом. Она отчаянно нуждалась в помощи, и я видел, как страх проскальзывал в её глазах, когда она говорила о Серафине. Я чувствовал, что это дело тянется глубже, чем она сама осознавала. И мне предстояло выяснить, насколько глубока эта кроличья нора.

– Сёстры Блустон, – повторил я себе, как будто это могло что-то прояснить.

Я сделал шаг к окну, прислушиваясь к собственным мыслям. Ответы там, в тенях…

***

Ночь медленно заползала во все уголки моего сознания, и я вновь очутился в том, давнем кошмаре. Я знал, что это всего лишь сон, но всё происходило так реально,будто я вернулся в тот день, когда погас свет, навсегда разделивший мою жизнь на до и после…

…Мы с Томом стояли у скрипучей двери, где-то на тёмной окраине Веридиана, в переулке, который тянулся узкой змейкой среди грязных кирпичных стен, совсем рядом с пропахшими насквозь рыбьей чешуей доками. Он тихо постукивал себя по ноге, как будто создавая ритм, чтобы не дать страху захватить контроль. Мы готовились к аресту, к решающему моменту, которого тогда ещё я не понимал. Вокруг разливалась тишина, такая гулкая, что я слышал, как она пульсирует, вибрирует, будто сам воздух пытался предупредить нас о надвигающейся беде.

«Корбин, будь на чеку», – шепнул Том, глядя на меня с такой решимостью, что мне на миг стало стыдно за своё напряжение. Он был чуть старше и опытнее, и каждый раз, когда мы отправлялись на дело, казалось, что весь мир видел перед собой лишь его, а не меня. Я знал: это был его город. Город, с которым он боролся и в котором жил, как будто это была часть его плоти и крови. Я же чувствовал себя чужаком, который пришёл сюда слишком поздно, слишком неопытным, чтобы на самом деле понять, где заканчивается Веридиан и начинается преступление. Мы переглянулись, и я почувствовал, как лёгкий, спокойный взгляд Тома скользит по мне, словно ободряя. Его рука, крепкая и уверенная, дотронулась до моего плеча.

«Корбин, не беспокойся, мы это сделаем», – тихо сказал он, и я кивнул, чувствуя, как тревога отступает под его взглядом, как если бы он был щитом, защищающим меня от всего, что скрывалось за этой дверью. Мы вошли, и темнота сразу сгустилась вокруг нас. Единственный источник света, тусклая лампочка под потолком, мигнул и погас, оставив нас во мраке. Глаза привыкали к темноте, и я ощущал, как нарастает напряжение. Это был простой арест, говорил я себе, обычное дело. Впрочем, ничего не было обычным в том моменте, когда ты в темноте, и каждый угол может таить что-то смертельное. Я слышал, как Том шагнул вперёд, звук его шагов раздавался в тишине чётко и ясно. Но тут что-то мелькнуло в тени – так быстро, что я не успел различить, что именно.

Я успел только крикнуть: «Том!» Его фигура рванулась вперёд, и я видел, как что-то блеснуло в воздухе. Движение было резким, сокрушительным. В следующую секунду он упал на колени, а затем рухнул на пол, его руки инстинктивно потянулись к груди, из которой пробивалась кровь.

Я застыл, словно парализованный, и ощущение собственного бессилия было таким осязаемым, что я едва не упал рядом с ним, подкошенный этой силой. Он был там, лежал на полу, а я стоял в стороне, беспомощный и оглушённый. Мои руки не слушались, голос застрял в горле, словно я сам был поглощён этим мраком, который в тот момент казался бесконечным.

«Том…» – прошептал я, как если бы это могло вернуть его к жизни, но он не шевелился. Лицо его стало белым, губы чуть приоткрылись, как будто он пытался сказать что-то, что-то важное, но мне так и не суждено было узнать, что именно. Это было наше последнее мгновение, и я стоял рядом с ним, как мальчишка, не умеющий ничего, кроме как смотреть на этот мир, который ускользал у меня из-под ног. Где-то вдали раздались крики. Тени вокруг нас стали колыхаться, будто ожившие. Я наконец подался вперёд, опускаясь рядом с ним. «Том, нет, это… это не должно было случиться», – выдохнул я, но он уже не мог услышать. В этот момент боль и страх смешались, и я ощутил, как что-то рвётся внутри меня, какой-то стержень, который до этого держал меня на ногах. Всё, что я знал, всё, во что верил, рухнуло, пока я сидел там, на холодном, липком полу, чувствуя, как его кровь проникает сквозь мою одежду. Далёкий свет фар вдруг осветил переулок, и чьи-то руки подхватили меня, уводя в сторону. Я не сопротивлялся, не понимал, что происходит. Лишь слышал, как инспектор Дэвис тихо повторял: «Корбин, всё кончено. Это не твоя вина. Ты сделал всё, что мог». Я не сделал ничего, хотел ответить ему. Абсолютно ничего. Том погиб, потому что я был здесь, рядом с ним, и в решающий момент оказался бесполезен. Но слова застряли в горле, словно бетонный блок, и я молча слушал его увещевания, словно пустой сосуд.

Инспектор увёл меня прочь, но я не мог избавиться от образа Тома, лежащего на холодном полу. Каждый раз, закрывая глаза, я видел его лицо, обескровленное и белое, с теми несказанными словами на губах. С того самого вечера я больше не принадлежал этому городу, но он всё равно не отпускал меня.

После той ночи я начал пить. Каждый глоток был попыткой забыться, попыткой вымыть из памяти воспоминания, что преследовали меня каждую ночь, и даже инспектор Дэвис уже не мог убедить меня в обратном. Сколько бы раз он ни повторял, что Том погиб не по моей вине, я слышал лишь собственный внутренний голос, тихий, но неумолимый: «Ты подвёл его».

Я осознавал, что Веридиан больше никогда не будет для меня местом, где можнонайти что-то светлое или надёжное. Этот город питался такими, как Том, и это был закон улиц, который я не мог изменить. Я не был в силах спасти даже того, кто доверял мне больше, чем я сам себе, и этот факт грыз меня изнутри, становясь неизбывной болью, от которой, как оказалось, нет спасения…

Внезапно я резко открыл глаза и сел, хватая ртом воздух. Комната была тёмной, но я всё ещё видел его силуэт, слышал его голос. Холодный пот проступил на лбу, а сердце колотилось так, будто вот-вот пробьёт грудь. Я огляделся вокруг, понимая, что это был лишь сон, очередной кошмар, который тянул за собой всю ту боль, что я пытался забыть. Веридиан тихо дрожал за окнами, как будто сам тоже помнил.

Глава 3. Секреты, скрытые в дыму

Дождь прекратился, и Веридиан медленно просыпался под багровым небом рассвета. Вся эта красота казалась ложной, как всегда. Город отражался в тысячах окон: калейдоскоп роскоши и отчаяния, где богатые и могущественные легко сливались с теми, кто бродил по тёмным переулкам в поисках выхода. Я стоял перед особняком Блустон. Мой плащ был влажным, прилипал к плечам, словно ещё одна тяжесть, нависшая надо мной.

«От роскоши до тени – всего один шаг», – подумал я, касаясь пачки стодолларовых купюр в кармане. Деньги, которые дали мне этот шанс, казались слишком лёгкими по сравнению с весом ситуации, которую я начал понимать всё яснее.

Я воскресил в памяти образ Лилы в деталях. Более свежим с утра, не замыленным внутренним взором я стал вглядываться в каждую деталь… В памяти всплыл её маленький дамский портсигар с выгравированной ящерицей. Она явно не так часто курила, и портсигар был подарочный… Явно сделанный на заказ.

Помнится, на столе вдоме я тогда краем глаза заметил зажигалку с тем же. Я понимал, что за исчезновением её сестры стоит что-то страшное. Я ощутил холодный зуд в желудке – предчувствие, которое редко ошибалось.

Я достал сигарету и зажёг её. Спичка вспыхнула на ветру, и на стене напротив мелькнула тень. Ящерица. Почти идентичная той, что была на зажигалке Лилы. Совпадение? Вряд ли. Слишком детально, слишком идеально. Неужели это знак? Я выдохнул дым, пытаясь успокоить нервы.

– Бессмысленное совпадение, – пробормотал я, хотя сам не верил своим словам. Символ был слишком выразительным, слишком многозначительным.

Табачная горечь осела на языке, когда я затушил сигарету. Город словно затаил дыхание. Напряжение витало в воздухе, смешиваясь с остатками дождя и запахом выхлопных газов. Я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Но улица была пуста. Паранойя или последствия бессонных ночей? Я закрыл глаза, вспомнив дрожащие руки Лилы, её попытки сохранять спокойствие. Но панику не спрячешь. В её глазах был страх, страх, который прятался глубже, чем я мог себе представить.

Резкий звук – скрежет, как когти по бетону, – заставил меня выхватить оружие. Но это была всего лишь крыса. Маленькая грязная крыса, которая спешила исчезнуть в тени. Это вернуло меня к реальности, к делу. Я снова посмотрел на особняк Блустон. Нужно во всём разобраться.

Виктор Мартел. Одно имя, но за ним пряталась целая сеть интриг и теней. Он был связан с этим делом, я был в этом уверен. Лила упомянула его вскользь, но её тревога говорила больше, чем слова. Это не просто исчезновение, это заговор. И все мелочи, которые казались случайными – портсигар, зажигалка, символ ящерицы, – говорили о тайном смысле. Ящерица была ключом, теперь это стало очевидно.

«Тень ящерицы», – снова пронеслось в голове. Этот символ всплывал слишком часто, чтобы его игнорировать. Мне нужно было больше информации, гораздо больше, чем я имел на данный момент. Мартел – первая ниточка, за которую нужно потянуть.

Я проверил карманы: блокнот, ручка – мои верные спутники. Чек от Лилы Блустон всё ещё лежал в кармане плаща, холодный и весомый. Это был символ её доверия, и я знал, что не имею права её подвести. Обязан довести это дело до конца, даже если придётся пройти через ад.

– Ладно, – сказал я себе, выдыхая дым.

Сигарета тлела в моих пальцах, и я сделал ещё одну затяжку. Мне нужно было двигаться дальше. Следующим шагом был Мартел, а значит, мне предстояла встреча с тем, кто знал больше, чем говорил.

***

Академия искусств Веридиан-Сити. Если есть хоть какая-то зацепка, которая поможет понять, что произошло с Серафиной, то она где-то здесь – в этой культурной среде, пропитанной роскошью и лоском, которые семья Блустон так тщательно демонстрировала на публике. Я чувствовал, что это место – ключ к разгадке.

«Сначала на свет, потом в тень», – мысленно усмехнулся я, подходя к зданию. Контрасты этого города всегда были очевидны. Веридиан, со всеми своими блестящими фасадами, скрывал тени, и чем ярче был свет, тем гуще эти тени становились. «Все эти люди с их деньгами, связями и влиянием… Они забывают, что даже в самых светлых местах прячутся тёмные секреты».

С каждым шагом я ощущал, как пелена этого дела медленно начинает спадать. Но за ней скрывалось нечто большее, чем просто пропажа девушки. Этот символ ящерицы… Я снова вспомнил Лилу, её руки, сжимающие зажигалку, те же руки, что слегка дрожали, несмотря на спокойствие её голоса. «Что она скрывает?» – этот вопрос преследовал меня с того момента, как я покинул её особняк.

Я ненавижу дела, где слишком много неизвестных. Но именно такие всегда влекли меня сильнее всего. Стремление разгадать каждую мелочь, найти каждый кусочек пазла и собрать его в идеальную картину заставляло меня возвращаться к таким расследованиям снова и снова. В этом был мой смысл, мой азарт. Возможно, единственное, что держало меня в этой профессии.

– Пора идти, – сказал я вслух, словно пытаясь подбодрить себя. Я раздавил окурок каблуком, горечь никотина всё ещё жгла язык, как напоминание о цинизме, который впитался в меня с годами. След ящерицы только начинался, но я уже знал, что это приведёт меня в самое сердце тайн Блустонов.

Академия искусств встретила меня своим изяществом. Полированные полы, картины, мягкий гул разговоров студентов и преподавателей, запах льняного масла и кофе – всё это создавало иллюзию идеального мира, полного порядка и гармонии. Я чувствовал, как это место отличается от грязных переулков, через которые я прошёл, чтобы попасть сюда. Здесь всё было под контролем. Но именно такие места всегда скрывали самые страшные тайны.

Я скинул мокрый плащ и отдал его в гардероб. «Внутри, как дома», – подумал я, принимая вид человека, который привык быть в таких местах. Не хватало только сигареты и бокала вина для полного образа знатока. Я направился к стойке ресепшен. Девушка за стойкой выглядела так, словно жизнь выжала из неё все эмоции. Её потухший взгляд и циничная ухмылка ясно давали понять: она видела слишком много «важных» гостей, и её ничто уже не удивляло.

– Чем могу помочь? – её голос был таким же бесстрастным, как выражение лица.

– Я хотел бы узнать о бывшей студентке, – сказал я спокойно и чётко. – Серафина Блустон.

Её пальцы застучали по клавиатуре в ритме механической отработки. Этот стук – щит от ненужных вопросов. На мгновение я заметил слабое раздражение на её лице – будто я отвлёк её от чего-то более важного.

– Ваше имя? – спросила она, бросив на меня мимолётный взгляд.

– Корбин, – ответил я, стараясь не выдать своей досады. Это была формальность, и она знала это так же, как и я. Я снова протянул ей визитку, надеясь, что символ на ней сделает своё дело.

Она посмотрела на визитку внимательнее, пальцы замерли на клавиатуре. Ящерица привлекла её внимание, это было заметно. Её взгляд стал чуть внимательнее, но только на миг.

– Блустон… Серафина, – пробормотала она, явно не интересуясь этой темой. Затем она передала мне тонкую папку. – Что-то ещё?

Я взял папку, быстро оценив ситуацию. Больше с ней говорить смысла не было. Эта беседа была бы пустой тратой времени. Я кивнул и отошёл от стойки.

Папка была тонкой, слишком тонкой для человека с таким статусом, как Серафина Блустон. Ещё одна деталь, которая не сходилась. Почему за ней оставалось так мало следов? Или кто-то постарался их скрыть?

Я нашёл ближайший стол, сел и раскрыл папку. Профили, отчёты, несколько фотографий её работ. Ничего такого, что могло бы сразу дать ответ. Но одно из её полотен привлекло моё внимание. На нём была та самая ящерица, стилизованная, почти идентичная той, что была на зажигалке Лилы. Моё сердце заколотилось чуть быстрее.

«Не совпадение», – подумал я. Этот символ появлялся слишком часто, чтобы быть случайностью.

Я внимательно осмотрел картину. Её стиль был мрачным, детали говорили о том, что за этим стоит нечто большее. Это не просто художественный приём. Ящерица была ключом, это становилось всё очевиднее.

Папка выглядела слишком безупречной. Всё до мелочей: даты, награды, список работ – всё соответствовало стандартам, будто это тщательно выстроенная витрина жизни Серафины. «Слишком чисто, слишком идеально», – подумал я, листая страницы. Этот безупречный фасад всегда настораживал. В Веридиане люди с безупречными биографиями или врут, или убегают от чего-то.

Мой взгляд задержался на фотографии Серафины. Молодая, полная жизни, но что-то в её глазах… Я прищурился, пытаясь уловить эту тревогу, скрытую за живым взглядом. Там явно что-то было. Что-то, что она не показывала никому.

– Идеальные люди… – пробормотал я себе. – Всегда скрывают правду.

Перевернув очередную страницу, я нашёл кое-что, что заставило меня остановиться. Рукописные заметки. Небрежно втиснутые между страницами, они едва бросались в глаза. Почерк был аккуратным, но сам текст казался бессвязным, словно написан в спешке или под давлением. Я поднял страницу ближе к свету, стараясь разобрать написанное.

– Тайные встречи… – прошептал я, разбирая слова. – Выставки… кто-то… кто?

Я достал блокнот и начал записывать всё, что мог разобрать из этих заметок. В строках мелькали ключевые слова, но они намекали на жизнь, которую Серафина вела за рамками своих публичных достижений. Тайные встречи, люди, которые оставались за кулисами, события, о которых никто не знал. «Это то, что она пыталась скрыть», – понял я.

С каждой новой строкой у меня возникало знакомое чувство – я нащупал ниточку, ведущую к чему-то гораздо большему, чем простое исчезновение. Пазл начал складываться, но пока не давал полной картины.

– Что ж, Серафина, – сказал я сам себе, – вы знали гораздо больше, чем показывали.

Мои мысли прервал тихий, почти незаметный шорох. Я оглянулся, но коридор был пуст. «Сквозняк?» – мелькнула мысль, но ощущение тревоги усилилось. Я привык к таким моментам – когда кажется, что кто-то наблюдает за тобой. Это чувство преследовало меня с тех пор, как я взялся за это дело.

Я прошёл дальше, попал в центральный зал академии. На первый взгляд, всё было спокойно. Студенты сновали туда-сюда, кто-то смеялся, кто-то увлечённо обсуждал свои проекты. Но я знал, что за этим фасадом всегда скрыта другая реальность. Многие из этих молодых людей могли быть связаны с тем, что поглотило Серафину.

Я подошёл к стойке ресепшена. Девушка, которая там сидела, больше не обращала на меня внимания. Её взгляд был устремлён в экран компьютера, она явно ждала, когда я наконец уйду.

«Интересно, знает ли она больше, чем показывает?» – мелькнула мысль, но я решил не тратить на неё время. Эти люди редко хотят что-то сказать, особенно таким, как я.

– Галерея, – сказал я вслух, вспоминая одну из записей. Там говорилось о выставках, о месте, где были выставлены последние работы Серафины.

Это был следующий шаг в поиске ответов.

Я вышел из академии, чувствуя на себе влажный ветер. Город снова погружался в серые сумерки, и тени становились всё длиннее. Ответы были там, в этих тенях. И я был готов их искать.

***

Я проверил адрес ещё раз, сверившись с заметками, и, глубоко вздохнув, направился к двери. Галерея была моим следующим шагом. Именно здесь я надеялся найти тех, кто мог поведать о Серафине Блустон больше, чем её безупречный публичный образ. Что-то должно было выйти на свет – больше, чем сухие записи в её биографии. Солнце пробивалось через высокие окна, заливая помещение мягким светом, и в этом свете мелькали пылинки, создавая иллюзию покоя.

Галерея выглядела безмятежно: блестящие деревянные полы, картины в идеальных рамках, приглушённые голоса посетителей. Но за этой внешней тишиной скрывалось напряжение, едва уловимое, но ощутимое – смесь амбиций, скрытых интриг и искусства, всегда связанного с элитой Веридиана.