Ловец Мечей

«Клянусь серым адом, прекрати это, – велел он себе. – Думай о настоящем».

Силла не будет возражать, если он задерет ей юбки и прижмет ее к стене прямо здесь. Он без труда сможет удержать ее. Они делали так прежде. Ему нужно было забыться, утонуть в ней, в наслаждении, которое она давала ему. Он сжал ее бедра, и в этот момент бархатную занавеску отдернули.

На них смотрела Антонетта Аллейн.

– Ой, – прошептала она, прижав руку ко рту. – О Боги.

– Какого дьявола, Антонетта? – Кел рывком натянул штаны и принялся торопливо их застегивать. – Что стряслось? Тебе нужно, чтобы кто-то отвез тебя домой?

Антонетта покраснела до корней волос.

– Я не знала…

– А как ты думала, дорогуша, чем мы здесь занимаемся – стихи друг другу читаем? – протянула Силла. Шнурки ее корсета развязались, но она не сделала попытки поправить одежду. – А может, ты надеялась, что мы тебя третьей возьмем? – Она ухмыльнулась. – Это уж как Келлиан скажет.

– Не смей так говорить с ней, – машинально произнес Кел.

Силла перестала улыбаться и прищурилась.

Он еще сильнее разозлился на Антонетту и, обернувшись к ней, рявкнул:

– Если тебе так срочно нужно домой, госпожа Алис найдет тебе карету!..

– Нет, не в этом дело, – перебила его Антонетта. – Я поднималась в библиотеку и наткнулась на Фальконета. Он был в панике. Велел мне бежать и привести тебя. – Она нахмурилась. – Это Конор. Ты ему нужен. С ним что-то не так.

Кел похолодел и услышал, как Силла сдавленно охнула.

– Что ты имеешь в виду?

Но Силла уже совала ему в руки рубашку; он даже не помнил, когда успел ее снять. Он поцеловал девушку в лоб, быстро оделся и побежал за Антонеттой через главный салон, к лестнице.

– Что случилось? – тихо, но настойчиво спросил он. – Силла сказала, что Конор ушел с Аудетой…

– Не знаю, – ответила Антонетта, не глядя на него. – Джосс мне не сказал. Просто велел сходить за тобой.

Эти слова еще сильнее встревожили Кела. Если Фальконет настолько потерял голову, что послал за ним Антонетту, это не предвещало ничего хорошего.

– Я не думала, что ты нуждаешься в услугах куртизанок, – снова заговорила Антонетта, когда они оказались на лестничной площадке. – Не знаю почему. Глупо с моей стороны, конечно.

– Ты права, очень глупо, – язвительно ответил Кел. – Мне нечего и мечтать о сыновьях и дочерях семей с Горы – твоя матушка достаточно ясно дала мне это понять.

Ему показалось, что Антонетта вздрогнула. Но нет, наверное, это его воображение. Она осматривала коридор.

Они поднялись на третий этаж, где находились комнаты проституток, и одна из дверей посередине коридора была открыта – вероятно, это и была дверь Аудеты. На полу рядом с дверью сидел Конор. Пол вокруг него был забрызган красным. Он откинул голову назад, а его левая рука выглядела как-то странно – как будто на ней была надета алая перчатка до локтя. Фальконет, опустившись на колени рядом с принцем, смотрел на него. Джосс был в растерянности, что случалось с ним очень редко.

– Конор… – Антонетта шагнула вперед, но Кел заметил, что Фальконет покачал головой, и поймал девушку за локоть.

– Лучше не надо, – сказал он. – Подожди нас внизу. – Он помолчал и добавил: —И не забудь, если тебе что-то понадобится, донна Алис обо всем позаботится.

«Или позаботится о тебе, если ты чувствуешь себя не в своей тарелке». Но он не стал говорить этого вслух. Антонетта была взрослой женщиной и сама решала, что ей делать, а чего не делать, – по крайней мере, в определенных пределах. Когда-то Кел был ее защитником, но на своем первом балу она ясно дала ему понять, что больше не нуждается в его опеке.

Антонетта прикусила нижнюю губу – у нее была такая привычка – и обеспокоенно посмотрела на Конора.

– Позаботься о нем, – произнесла она и ушла.

«Разумеется, я о нем позабочусь. Это моя работа».

Но, конечно же, это было нечто большее, чем работа. Кел, забыв об Антонетте, бросился к Конору и опустился на пол рядом с Фальконетом. Конор, как это ни странно, был до сих пор в короне, и золотые крылья запутались в черных кудрях. Принц вздрогнул, когда Кел положил руку ему на плечо, и прищурил серые глаза.

– Ты, – неразборчиво пробормотал он. Он был очень пьян, намного сильнее, чем ожидал Кел. – Где ты был?

– Я был с Силлой.

Конор слегка улыбнулся.

– Она тебе нравится.

У него был странный, какой-то равнодушный голос, и Кел напрягся. Что еще может он сказать в таком состоянии? А ведь Фальконет был совсем рядом.

– Да, более или менее. – Кел застыл, а Конор протянул руку и схватил его за ворот рубахи. – Но я уже повеселился. Тебе нехорошо. Идем, я отвезу тебя домой.

Конор опустил взгляд. У него были очень длинные черные ресницы. Королева Лилибет часто говорила, что с возрастом они станут короче, но ресницы остались – трогательная невинная черта на его взрослом и уже далеко не невинном лице.

– Не во дворец. Нет.

– Конор.

Кел буквально спиной чувствовал взгляд Фальконета. Он обернулся и свирепо взглянул на Джосса, после чего тот поднялся и просунул голову в полуоткрытую дверь спальни Аудеты. Через несколько секунд на пороге появилась сама Аудета, завернутая в одеяло. Вокруг глаз были размазаны остатки красной и золотой краски. Она готова была расплакаться и выглядела совсем юной.

Конор сжал в пальцах рубашку Кела. Кел чувствовал исходящий от него металлический запах крови.

Аудета тихо пробормотала:

– Это окно. Он стукнул по стеклу… – Она содрогнулась. – Разбил его кулаком.

Кел взял руку Конора. Она была покрыта небольшими порезами, но его насторожила длинная рана на ребре ладони. «Мы оба сегодня повредили себе руки», – подумал он, и почему-то это совпадение не удивило его.

Он развязал черный платок, которым забинтовал свою рану, и обмотал его вокруг руки Конора. Все равно порез у него на ладони уже не кровоточил.

– Джосс, – сказал он, – спускайся к остальным. Возьми с собой Аудету. Ведите себя так, словно ничего не случилось.

Фальконет что-то негромко сказал женщине, и та ушла в комнату.

– Ты уверен? – спросил он, с тревогой глядя на Кела.

– Да, – кивнул Кел. – И проследи за тем, чтобы Антонетту отвезли домой. Ей нечего здесь делать.

Монфокон или Роверж сказали бы: «А тебе какое дело до Антонетты?» или «Почему я должен выполнять твои приказы?» Ни тот ни другой не согласился бы уйти; они попытались бы подслушать разговоры принца. «По крайней мере, повезло в том, что с Конором был Фальконет», – подумал Кел. Этот человек тоже любил быть в курсе дела, как и все на Горе, но он не был таким злостным сплетником. И хотя Кел, разумеется, не мог приказывать Фальконету, тот знал, что Конор прислушивается к своему другу, а это тоже кое-что значило.

Фальконет кивнул, давая понять, что выполнит просьбу Кела. Аудета вышла из своей комнаты; она заново накрасила глаза и завернулась в желтую шелковую шаль. Она пошла за Фальконетом к лестнице, но по дороге несколько раз нервно оглянулась на Конора. Кел надеялся на то, что Фальконету удастся убедить ее помалкивать о происшедшем. Если кто-то и мог это сделать, то только он.

– Все хорошо, Кон, – мягко произнес Кел. Таким тоном он говорил с Конором много лет назад, когда принц просыпался глухой ночью от кошмарного сна. – Но скажи, зачем ты разбил стекло? Ты рассердился на Аудету? Или на Фальконета?

– Нет. – Конор все еще цеплялся здоровой рукой за рубашку Кела. – Я подумал, что смогу забыть… с ними. Но не смог.

«Забыть о чем?» Кел вспомнил, как несколько минут назад он был с Силлой и приказывал себе забыть, «думать о настоящем». Но Конор…

– Это из-за женитьбы? – предположил он. – Знаешь, ведь тебе не обязательно жениться, если ты не хочешь.

На лице Конора промелькнуло хитрое выражение, какое бывает у очень пьяных людей.

– А мне кажется, обязательно, – пробормотал он. – Придется, ничего не поделаешь.

Этого Кел не ожидал услышать.

– Что? Они же не могут заставить тебя, Кон.

Конор перебирал ткань в пальцах.

– Не в родителях дело, – сказал он. – Я совершил несколько ошибок, Кел. Крупных ошибок.

– Тогда мы их исправим. Все можно исправить. Я тебе помогу.

Конор покачал головой.

– Знаешь, меня учили искусству войны. Тактика, стратегия, карты сражений и все такое. – Он умоляюще смотрел на Кела. – Я не могу победить то, что невозможно найти, что невозможно увидеть.

– Конор…

– Это мой город, – всхлипывал Конор. – Это мой город, правда, Кел? Кастеллан принадлежит мне.

Кел размышлял о том, смогут ли они выбраться из здания через черный ход. Нельзя было появляться в салоне, нельзя было, чтобы принца видели в таком состоянии. Особенно если он продолжит это бессвязное бормотание.

– Конор, – ласково сказал Кел, – ты пьян, вот и все. Ты – принц; Кастеллан принадлежит тебе. Его корабли и караваны принадлежат тебе. И его народ любит тебя. Ты видел это сегодня.

– Не… – медленно произнес Конор. – Не… весь народ.

Но Кел не успел спросить, что он имел в виду, – на лестнице послышались шаги. Это была Алис. Увидев Конора, она озабоченно нахмурилась, но, казалось, не была удивлена. Возможно, Фальконет ей все рассказал. Возможно, Конор уже был пьян, когда она уводила его наверх. Еще вчера Кел заговорил бы с ней о принце, но сейчас он не был уверен в том, что может доверять Алис.

Но он последовал за ней к черному ходу, где уже оказались приготовлены лошади. Хозяйка борделя извиняющимся тоном спросила, хорошо ли принц провел время в ее заведении. Кел подумал о встрече с Мерреном, и ему захотелось потребовать у нее ответов, но он лишь заверил Алис в том, что с принцем все в порядке. В конце концов, Конор был рядом. Он был сильно пьян, но все же кое-что соображал. Кел решил оставить вопросы при себе и холодно попрощался с женщиной, пока Конор забирался в седло, стараясь не потревожить раненую руку.

Келу уже много раз приходилось доставлять пьяного Конора домой, и он не сомневался в том, что сегодня все пройдет благополучно. Конор был искусным наездником, а Асти и Матикс знали дорогу во дворец. Они с Конором вернутся в свои апартаменты, лягут спать, а утром выпьют специального снадобья от похмелья, которое приготовит дон Валон; потом они отправятся на тренировку под неодобрительным взглядом Джоливета, затем к принцу придут с визитами аристократы… Словом, это будет обычный день.

Вспомнит ли Конор, как он поранил руку и что сказал Келу? Слова, которых Кел никогда не слышал от него: «Я совершил несколько ошибок, Кел. Крупных ошибок».

Другой голос заглушил слова Конора. «Вы не можете выбирать, что вам делать, куда идти. Вы не можете строить собственные планы. Уверен, не о такой жизни вы мечтали. Все мы когда-то были детьми, и у каждого ребенка есть мечты».

Нет, Король Старьевщиков – лжец. Преступник и лжец. Глупо вспоминать его болтовню. А Конор чего только не наговорит, когда напьется. Не надо придавать его словам большого значения.

Конор, который уехал вперед, крикнул Келу, чтобы тот пришпорил лошадь; они скакали по Дворцовой улице, дорога шла в гору. Кел заметил бумажную корону, запутавшуюся в поводьях Асти. Корона уже порвалась; разумеется, а как же иначе. Она же была ненастоящей.

Эпоха королей-чародеев была эпохой невиданного расцвета. Возникали крупные города, сверкавшие мрамором и позолотой. Короли и королевы строили для себя дворцы, павильоны и висячие сады, но возводили также и общественные здания – библиотеки, больницы, детские приюты и академии, где обучали магии.

Но только тем людям, которые посещали академии – а их число строго контролировалось, – было позволено заниматься Высокой Магией, требовавшей использования Слова. Низшая магия, которая обходилась без Слова, процветала среди простого народа, особенно в ней преуспели торговцы, которые совершали путешествия в далекие страны. Низшая магия использовала комбинации слов и цифр, выгравированных на амулетах, и короли-чародеи терпели ее только потому, что ее возможности были ограничены.

«Рассказы о королях-чародеях», Лаокант Аурус Иовит III

Глава 5

Как и предполагал Кел, день после посещения «Каравеллы» прошел без особенностей. Конор проснулся с жутким похмельем. Кел сходил на кухню за знаменитым средством дона Валона – отвратительной на вид смесью, содержавшей сырые яйца, красный перец, горячий уксус и некий тайный ингредиент, который повар отказывался называть. Проглотив снадобье, Конор прекратил жаловаться на головную боль и начал жаловаться на вкус напитка.

– Ты помнишь что-нибудь о прошлой ночи? – спросил Кел, когда Конор выполз из постели. – Помнишь, ты сказал мне, что совершил какую-то ужасную ошибку?

– Эта ужасная ошибка заключалась в том, что я ударил Шарлона Ровержа кулаком в лицо? – Конор развязал черный носовой платок и, морщась, разглядывал рану. – Если так, я порезал руку о его скулу.

Кел покачал головой.

– Значит, задел стакан, – сказал Конор. – Не надо звать Гаскета; будет только хуже. Буду вариться в тепидарии до тех пор, пока не получится суп из принца.

Он скинул одежду и направился к двери, которая вела в бани. Кел подумал, не стоит ли напомнить Конору о том, что он не снял корону, но решил, что не стоит. От горячей воды и пара с ней ничего не случится.

Когда Кел был моложе, он думал, что однажды ему предоставят собственную комнату – соседнюю со спальней Конора, конечно, но все-таки отдельную. Этого не произошло. Джоливет настоял на том, чтобы Кел и дальше спал рядом с Конором, на случай если что-то произойдет ночью. А когда Кел спросил об этом у Конора и сказал, мол, тот наверняка пожелал бы спать в отдельной комнате, принц ответил, что ему не очень хочется оставаться наедине со своими мыслями. Но если Кел действительно хочет получить собственную комнату, то он, Конор, позаботится об этом. Однако видно было, что принцу неприятна мысль об одиночестве, и Кел больше не затрагивал эту тему.

Даже королева Лилибет делила спальню со своими фрейлинами и в случае необходимости звала их с помощью золотого колокольчика. После Пожара на море мастер Фаустен спал на походной кровати за дверью короля Маркуса в Звездной башне. В конце концов, апартаменты Конора состояли не только из спальни; ему принадлежала и библиотека, находившаяся этажом выше, и крыша Западной башни, и тепидарий. При желании здесь можно было уединиться, и Кел решил, что с его стороны было неразумно заводить этот разговор.

Кел, который уже принял ванну, начал одеваться, стараясь не обращать внимания на боль в правой руке.

В апартаментах было три гардероба. Один, самый большой, предназначался для одежды Конора. Во втором хранились костюмы, в которых принц обычно появлялся на публике и на торжественных приемах, в случаях, когда Келу нужно было занимать его место; поэтому комплектов одежды было два: по два фрака, по две пары брюк и сапог. А третий шкаф принадлежал Келу и был забит одеждой в маракандском стиле. Ведь, в конце концов, разве он не амирза Кел Анджуман, кузен принца? Лилибет не без удовольствия занималась подбором его гардероба, который должен был это подчеркивать. Здесь висели шелковые туники ярких цветов с широкими рукавами, цветастые шарфы, длинные узкие камзолы из золотой или бронзовой парчи с разрезами на рукавах, сквозь которые виднелась зеленая шелковая подкладка. (Зеленый был цветом маракандского флага, и Лилибет очень редко носила другие цвета.)

Кел оделся во все черное, сверху надел зеленый камзол и застегнул его на все пуговицы. Широкие рукава оказались очень кстати, потому что скрывали кинжалы, укрепленные на запястьях с помощью кожаных ремней. Насколько ему было известно, у Конора не было особенных планов на сегодня, но подготовиться не мешало.

Они позавтракали во дворе кастеля Митата.

Маривент представлял собой не один огромный замок, а группу дворцов (такой дворец назывался «кастель»), разбросанных среди пышной зелени. Утверждали, что это облегчало оборону, – даже если бы вражеская армия проникла за крепостную стену, врагам пришлось бы осаждать множество крепостей. Но Кел не был уверен в том, что это правда. Возможно, короли и королевы, правившие Кастелланом в течение веков, просто предпочитали строить новые здания вместо того, чтобы расширять кастель Антен – самый старый дворец, в котором располагались тронный зал и Сияющая галерея.

Кастель Митат находился в самом центре Маривента; это было квадратное в плане здание, которое венчала приземистая Западная башня; с башни открывался вид на Кастеллан и гавань. Внутренний двор, наполовину погруженный в тень от перголы, увитой цветущими растениями, был ярким, как шкатулка с драгоценностями. Крупные оранжевые и красные цветки висели среди листвы, словно серьги из полированного коралла. В центре двора находились солнечные часы с мозаикой из алых и зеленых квадратиков, изображавшей бракосочетание Лилибет и Маркуса. Зеленый символизировал Мараканд, красный – Кастеллан.

Судя по часам, время близилось к полудню, но Конор приказал подать завтрак: хлеб, мед, инжир, мягкий белый козий сыр, холодный пирог с дичью. И вино, разумеется. Конор налил себе бокал и поднял его на свет; на каменные плиты упали разноцветные блики.

– Возможно, нам стоит вернуться в «Каравеллу», – предложил Кел. Он лениво чистил плод инжира; у него не появилось аппетита. – Поскольку ты забыл, что было вчера.

– Я не все забыл, – возразил Конор.

Он снял корону, а может, потерял ее в тепидарии. Под его серыми глазами залегли тени. Когда-то у них с Конором были глаза разного цвета, но это различие давно исчезло.

– Я помню, как Фальконет проделывал по-настоящему скандальные вещи с Аудетой. А ей, по-моему, нравилось. Надо бы мне спросить его, как…

– Ну вот, если ты отлично провел там время, еще одна причина, чтобы вернуться. Прихватим Фальконета, если хочешь.

«А пока вы втроем развлекаетесь, я найду Меррена и потребую ответов на кое-какие вопросы».

– Я предпочитаю не надевать один и тот же предмет одежды два раза подряд и не проводить два вечера подряд одинаковым образом. – Конор вертел в руке бокал. – Если ты скучаешь по Силле, мы всегда можем пригласить ее сюда.

«Где у меня нет собственной спальни? Спасибо, не надо», – подумал Кел. Но тут же упрекнул себя в несправедливости. Конору нужно было, чтобы он постоянно находился поблизости. Так должно было продолжаться до женитьбы принца. Кстати, насчет женитьбы…

– Значит, ты всерьез задумался о браке? Малгаси, Кутани, Ганза…

Конор со стуком поставил бокал на стол.

– Боги, нет. Что это ты вбил себе в голову?

«Он действительно не помнит», – подумал Кел и испытал одновременно облегчение и раздражение. Ему хотелось знать, что разозлило Конора до такой степени, что он ударил кулаком по оконному стеклу. Возможно, то, что делал Фальконет с Аудетой, оказалось очень, очень необычным.

– Я задумался вот о чем, – говорил Конор, сверкая глазами. – Прежде чем я женюсь, я хочу повидать мир. Я кронпринц Кастеллана, но никогда не бывал дальше Вальдерана. А там и смотреть не на что, кроме лошадей.

– Превосходных лошадей, – заметил Кел. Асти и Матикс были подарены принцу королем Вальдерана. – И пахотных земель.

Конор хмыкнул. Значит, разговор в карете он все-таки помнил.

– Я не забыл о том, что пообещал тебе путешествия, в тот день, давным-давно, – сказал он. – И исключительную судьбу.

«Ты увидишь вещи, недоступные большинству людей. Будешь путешествовать и объездишь весь мир».

С тех пор они часто говорили о местах, которые хотели бы увидеть, – о парящих над землей рынках Шэньчжоу, о башнях Аквилы, о серебряных мостах, которые соединяли шесть холмов Фавара, малгасийской столицы, – но все это были абстрактные, отвлеченные разговоры. Да, Кел немного путешествовал в компании Конора, но эти поездки совсем не походили на его мечты о кораблях и синей воде, о чайках, кружащих над мачтами. Путешествие в обществе члена королевской семьи было настоящим кошмаром – десятки лошадей и фургонов, сундуки и солдаты, повара и ванны. Им редко удавалось двигаться дольше нескольких часов без остановок на обед или ночлег.

– Моя жизнь уже является во многом исключительной, – сказал Кел. – Большинство людей и не подозревают о том, что такое возможно.

Конор наклонился вперед.

– Я вот что подумал, – сказал он. – Как насчет Мараканда?

– Ты хочешь поехать в Мараканд? По Золотым Дорогам?

Конор небрежно пожал левым плечом.

– А что здесь такого? Ведь я наполовину маракандец, разве нет?

Кел откусил кусочек абрикоса и задумался. Лилибет прилагала немало усилий для того, чтобы ее сын не забывал о своих корнях и о ее родной стране. Его – и Кела, разумеется, – обучали языку Мараканда, оба бегло говорили на нем. Они были знакомы с историей королевской семьи Мараканда и Двойного Трона, который сейчас занимали братья Лилибет. Они знали историю государства, всех крупнейших аристократических семей. Но Конор никогда прежде не говорил о поездке в Мараканд. Кел подозревал, что страстная любовь Лилибет к ее родине несколько напрягала Конора, и он чувствовал, что, несмотря на его родство с королевской семьей, там его всегда будут считать чужаком.

– Дорогой мой!

Во дворе появилась королева, облаченная в платье из сверкающего изумрудного атласа; талия была туго затянута, длинные юбки взметали пыль. Две фрейлины, сопровождавшие ее, не поднимали глаз. Их темные волосы были убраны под зеленые, как папоротник, чепцы.

– Как ты себя чувствуешь? Как прошел вчерашний день?

Разумеется, она обращалась к Конору. Она практически всегда вела себя так, словно Кела не существовало, и лишь в случае крайней необходимости заговаривала с ним или упоминала его имя. Точно так же она относилась к своим придворным дамам, которые сейчас остановились на почтительном расстоянии от королевы и ее сына и делали вид, будто любуются солнечными часами.

– Кел произнес превосходную речь, – сказал Конор. – Она произвела большое впечатление на народ.

– Ты, должно быть, так разочарован, дорогой. Джоливет излишне осторожен. – Она подошла к Конору сзади и взъерошила его волосы; изумруды, украшавшие ее пальцы, сверкали в его черных кудрях. – Уверена, никто не желает тебе зла. Это просто невозможно.

У Конора на щеке подергивался мускул. Кел понял, что он с трудом сдерживается; не было смысла возражать Лилибет и убеждать ее в том, что ни один представитель королевской семьи не может быть любим всеми гражданами без исключения. Лилибет предпочитала жить в выдуманном мире, и любые возражения вызывали у нее лишь недовольство и даже гнев.

– О чем ты сейчас говорил, мой драгоценный? Мне показалось, ты очень оживлен.

– О Мараканде, – ответил Конор. – А именно о моем желании посетить эту страну. Как смешно – я связан с Маракандом самыми прочными узами, но ни разу там не был. Вы с отцом являетесь олицетворением альянса Мараканда и Кастеллана, но ведь именно мне предстоит поддерживать мир и согласие между нашими странами. Они должны знать меня в лицо.

– Сатрапы знают тебя в лицо. Они посещают нас ежегодно, – рассеянно произнесла Лилибет.

Сатрапами называли послов Мараканда, и их визиты являлись важными событиями в жизни королевы. Она немало времени проводила с ними, выслушивая сплетни о далеком дворе Джахана, а потом неделями не могла говорить ни о чем, кроме Мараканда: там все было лучше, все было разумнее устроено, и города, и природа были прекраснее. Но, несмотря на эти разговоры, она ни разу не посетила родину после свадьбы. Келу иногда приходила в голову непочтительная мысль: королева отлично знала, что ее воспоминания не имеют никакого отношения к реальности и представляют собой идеализированные фантазии, и не хотела их разрушать.

– Но это чудесная мысль.

– Рад, что вы одобряете ее, – ответил Конор. – Мы можем отправиться в путь на следующей неделе.

Кел подавился своим абрикосом. «На следующей неделе?» Одна только подготовка королевского эскорта – палаток, постелей, лошадей, мулов, даров для двора Джахана, продуктов, которые не портились в пути, – должна была занять несколько недель.

– Конор, не говори глупостей. Ты не можешь уехать на следующей неделе. Во дворце прием в честь малгасийского посла. А потом Весенний Фестиваль, Бал Солнцестояния…

Лицо Конора сделалось каменным.

– Во дворце чуть ли не каждый день проходят празднества и пиры, мехрабаан, – произнес он, намеренно используя маракандское слово, означавшее «мать». – Уверен, вы позволите мне пропустить несколько праздников ради благородной цели.

Но Лилибет поджала губы – верный признак того, что сдаваться без боя она не собиралась. Конор был прав, во Дворце редкая неделя проходила без торжественных мероприятий, и любимым занятием Лилибет была организация приемов. Она неделями и месяцами обдумывала украшения, цветовую гамму, танцы и фейерверки, блюда и музыку. Когда Кел впервые появился в Маривенте ребенком, он решил, что попал на какой-то редкостный волшебный пир. Теперь он знал, что такие пиры устраивались каждый месяц, и магия давно рассеялась.