скачать книгу бесплатно
Котенок сомневался. Он не знал, стоило ли приближаться к человеку, даже если этим человеком была та, кто спасла его. Сегодня он решил, что люди ему не нравятся. Сегодня он решил, что люди – монстры, от которых он спасся по нелепой случайности. Шарль сделал еще несколько маленьких шагов и замер. Клодетт заметила, что дрожали у него не только лапки – малыш дрожал всем телом.
Бастьен зажмурилась до боли и покачала головой, прогоняя из своей головы образ хвостатого пушистика, но котенок никуда не делся. Он только испугался и попятился назад.
– Неужели ты выжил?.. – прошептала, почти прохрипела Клодетт, нежно вытянув руку к котенку. – Как тебе удалось? Где же ты спрятался?
Она подняла голову на то место, откуда появился Шарль, и ответила на свой вопрос – котенок забился в угол, и это помогло ему избежать гибели. Найдя объяснение, Клодетт перестала сомневаться. Да! Он был жив! Она не сошла с ума!
Клодетт быстро встала и подхватила напуганного малыша на руки. Извиняясь за то, что ему пришлось пережить, и благодаря за то, что он выжил, она прижала котенка к самому сердцу, делясь с ним любовью своего холодного тела и согревая все еще теплым сердцем.
Глава 4
Капитан занес кулак над дверью дома Бастьенов-Мармонтелей и дважды подумал, прежде чем постучать. Он почувствовал разочарование, когда на пороге появился Клод, а не Клодетт, как он рассчитывал.
– Капитан Рафаэль Ларивьер, – Клод едва не закатил глаза при виде офицера. Ему поперек горла стояла королевская гвардия. – Учитывая обстоятельства, могу с уверенностью сказать, что Ваш визит сегодня абсолютно неуместен.
– Вы отец Клодетт? – спросил Рафаэль, проигнорировав тот факт, что Клод был отнюдь не рад его присутствию.
– Нет, я ее дед, – ответил дедушка с видом утомленного жизнью человека, спешившего поскорее добраться до сути разговора и оказаться как можно дальше от неприятного собеседника.
– В таком случае, позовите…
– Ее отца нет дома, – перебил Клод. – Зайдите в другое время, капитан.
Он поспешил закрыть дверь, но Рафаэль не дал ему это сделать, поставив ногу между дверью и ее косяком. Клод выходил из себя и глазами метал в него молнии, но Рафаэля не напугал этот взгляд – напротив, он принял вызов, выпрямился во весь свой высокий рост, чтобы принять устрашающий вид, и в упор посмотрел на Клода. Со стороны это выглядело так, будто они пытались прожечь друг друга взглядами.
– Мне нужно поговорить с Вашей внучкой, – процедил капитан сквозь зубы.
– Вы выбрали неподходящее время для разговора, – Клод не собирался сдавать позиции.
Дверь подвала позади него жалобно заскрипела. Все в том же белом платье, теперь местами окрашенном в цвет крови, Клодетт стояла на самой верхней ступеньке подвального помещения и раскрасневшимися от слез глазами с негодованием смотрела на капитана и дедушку. Она поймала удивленный взгляд офицера и почувствовала, как сильно его ненавидела.
– Что он здесь делает? – почти прошипела девушка, не сводя буравящего взгляда с Рафаэля.
– Капитан хотел поговорить с тобой, – ласково ответил дедушка, и тон его являл разительный контраст с тем тоном, каким он разговаривал с Рафаэлем. – Но он уже уходит, – Его голос стал ниже, когда Клод снова повернулся к офицеру и наградил его таким же взглядом, каким смотрел раньше.
– Правда? – Клодетт вдруг смягчилась. – Я поговорю с ним.
Оба удивленные, Клод и Рафаэль в недоумении переглянулись.
– Вы не оставите нас на минутку? – с театрализованной любезностью поинтересовался Клод и закрыл дверь перед носом капитана, не дождавшись его ответа.
Рафаэль вздохнул. Сняв шлем, он поправил белокурые волосы, по длине доходившие ему почти до плеч, и встряхнул челку, сильно нервничая и надеясь выглядеть перед Клодетт наилучшим образом, когда она откроет дверь. Правда вот через две минуты он засомневался, стоило ли так торопиться с прихорашиванием – впускать его в дом никто, кажется, не собирался. Офицер по-хозяйски облокотился на стену и, постукивая пальцами по шлему, который он обхватил другой рукой и прижал к туловищу, принялся смиренно ждать. Он слепо пялился то в одну точку, то в другую, то разглядывал суетливых прохожих за низким старым заборчиком. Они ни на что вокруг не обращали внимания, но дом ведьмы Джозефины, публично вздернутой сегодня на виселице, имел честь заработать их внимание. Некоторые с отвращением косились на несчастное здание, бросая на капитана подозревающие взгляды и строя догадки.
Порочная ведьма, еретичка, грешная Ева – как только ни называли Джозефину эти люди. До ушей капитана то и дело доносились новые порции ругательств, которые он старался игнорировать. Что ж, опыт он имел многолетний, ведь всегда и везде такие люди найдутся.
Рафаэлю показалось, что в ожидании он состарился на десять лет. Что ж, может, это зачтется ему в Чистилище? Прошло еще немного времени, и офицер засомневался в том, что ему вообще когда-нибудь откроют, поэтому уже собирался снова постучать, но ровно в это же мгновение дверь отворилась. На пороге появилась Клодетт. Она пропустила дедушку, выходившего из дома с заступом в руках – по-видимому, он шел работать. Клод гневно сверкнул на капитана глазами, будто запугивая, и скрылся за домом. Можно было подумать, что он собирался вырыть ему могилу.
Клодетт тоже была не в лучшем расположении духа. Ее лицо было совсем близко, наконец Рафаэль мог рассмотреть его с такого расстояния. Он наблюдал за ней и раньше: смотрел, как шевелились ее губы, когда она пела, как двигалось ее грациозное тонкое тело, когда она плясала, и как благодарно улыбались ее голубые глаза, обрамленные пышными ресницами, когда кто-то бросал ей монету, но тогда все это было слишком далеко.
– И как Вам только хватило совести заявиться сюда, капитан? – покачала головой Клодетт, выждав паузу.
– Я лишь хотел объясниться, – начал он, но девушка его перебила:
– Проклятым фиглярам я больше верить не намерена, мессир, – Она нарочно выражалась такими словами, пренебрежительно отводя взгляд. – Но выслушаю Вас.
– Я вовсе не обманывал Вас, сударыня, – возразил офицер. Казалось, будто с ней сейчас говорило само его сердце. – И собираюсь прояснить ситуацию.
– Ни один плут не сознается в том, что совершил. На то он и обманщик, – заметила девушка, прищурившись.
Она сильно потеряла его в мнении, что открыто демонстрировала, но наш капитан, к счастью, был настойчив:
– Вы сильно ошибаетесь. Я действительно не скоморох.
Клодетт приблизилась к его лицу настолько, насколько только позволял ее невысокий рост, чтобы заглянуть в бессовестные глаза подлеца:
– Неважно, как Вы это называете. Невинная женщина, бездыханное тело которой ночью отнесут в склеп Монфокона и бросят среди человеческих остовов, убита не Вами, кровь в этом подвале пролита не от Вашей руки, но Вы отвечаете за это перед Господом.
Не было в Париже ничего, что пугало бы Клодетт больше, чем виселица Монфокона, которая могла принять пятьдесят грешников за раз. Именно об этом страшном сооружении писал Виктор Гюго, на любого человека с хорошей фантазией наводя ужас его описанием, от которого я читателя пока любезно избавляю.
– Прошу Вас, сперва дайте мне объясниться! – Капитан не помнил, чтобы прежде ему случалось умолять женщину. – Клянусь душой, Вы пожалеете о своих словах, когда сказанного будет уже не вернуть, как и невинные жизни, отошедшие сегодня в мир иной.
Это повлияло на Клодетт, снова пробудив ее эмоции, и она отступила, положа руку на разбитое сердце.
Рафаэль зашел в дом и закрыл за собой дверь. Он не прошел дальше, чтобы сесть и поговорить в спокойной обстановке, потому что ему не терпелось рассказать о том, что случилось на самом деле.
– Я бережно хранил Ваш секрет и храню его до сих пор, – низким голосом произнес Рафаэль, подойдя к Клодетт почти вплотную. Девушке пришлось вжаться в стену, чтобы сохранять между их телами хоть какое-то расстояние. – Вас сдал кое-кто другой.
Сердце Клодетт колотилось с бешеной скоростью. Непонятно, в чем было дело: в неприемлемой близости капитана или в том, что она была взволнована ситуацией в целом. В душе она ликовала, радуясь тому, что Рафаэль не был оборванцем, каким она его посчитала, но при этом боялась узнать о том, кто совершил на нее донос. Кто еще, кроме бабушки и дедушки, мог знать о кошках?
– Жюльен де Валуа доложил о Вас, – промолвил Рафаэль, глядя в большие глаза Бастьен. Она была похожа на испуганную кошку: если бы у Клодетт была шерсть, она точно стояла бы торчком. – Он сделал это вчерашним вечером.
«Боюсь, ты пожалеешь об этом в скором времени», – всплыла фраза сына судьи в голове Клодетт при звуке его имени. Голос Жюля, предупреждавшего ее, эхом отдавался внутри, заставляя девушку дрожать.
– Что стряслось?.. – испугался Рафаэль.
– Это друг моего отца! – призналась Клодетт, едва ли не плача. – Вчера я отказала ему, и он сказал, что скоро я об этом пожалею… Но как он узнал, ох, непонятно!
– Жюльен де Валуа, сын судьи, человек с таким достойным происхождением, сделал Вам предложение, и Вы его не приняли? – удивился капитан, отмечая финансовый достаток и хорошую репутацию этого мужчины.
– Помилуйте, сударь!
Клодетт принялась прокручивать в голове вчерашний день. Как она себя выдала? Неужели, успешно пряча кошек столько лет, всего за один день она умудрилась быть такой неосторожной, что о них узнали сразу двое?
И тогда она поняла. Должно быть, Жюль был рядом, когда она мыла Шарля, и услышал, как котенок завопил, испугавшись воды. Конечно же он сразу понял, какого цвета была его шерсть, ведь прятать белых, рыжих или серых просто не имело смысла,
– Это все сейчас неважно, – Рафаэль избавил ее от этой ужасной темы. – Потому что я могу помочь.
– Как? – спросила Клодетт, выждав недолгую паузу. Она смотрела на капитана снизу вверх глазами, залитыми кровью из-за полопавшихся сосудов, и взгляд ее был тяжел. – Ничего нельзя вернуть.
– Но этого можно не допустить снова, – подметил мужчина.
– Что Вы имеете в виду? – нахмурилась Клодетт.
– Если Вам понадобится убежище… – он наклонился к ее уху и зашептал: – я его предоставлю.
Рафаэль отстранился.
– Мне не нужна помощь! – решительно ответила Клодетт с видом настоящей парижанки. – В любых ее проявлениях.
– Неужели никто не выжил? – спросил он сочувственно.
– Нет.
– Тогда чье это?
Капитан коснулся щеки девушки, заставив ее вздрогнуть от неожиданности, снял с нее волосок черной кошачьей шерсти и показал его Клодетт. От его бдительных глаз редко что-то ускользало.
– Хорошо, – сдалась Бастьен, когда поняла, что бороться дальше не было смысла. – Может быть кто-то выжил.
Рафаэль улыбнулся уголком рта. Его темные глаза были спокойны и безмятежны, густые брови расслаблены. Клодетт разглядывала его гладко выбритое лицо, – щетина была оставлена лишь на подбородке и придавала солидности – прикидывая, можно ли этому человеку доверять. Он не был похож на других военных.
– Если кто-то узнает, что Вы сказали мне это, Вас казнят… – пролепетала Клодетт, когда к ней пришло осознание этого факта, не понимая, зачем капитан умышленно портил себе жизнь.
– Правильно, – согласился он. – Я доверился Вам. Моя жизнь в Ваших руках. А верить мне или нет – решать Вам.
– Откуда мне знать, что это не ловушка? Почему я должна тебе верить? – с вызовом вопросила девушка, когда Рафаэль сделал шаг назад.
Клодетт не отдавала себе отчета в том, что перешла на «ты», но капитан не возражал.
– Мне не нужно строить тебе козни и заставать врасплох. Я могу прямо сейчас арестовать тебя, но я этого не сделаю, – спокойно ответил Рафаэль. – И я позволил твоей бабушке спасти тебя, когда мог сказать правду о том, что кошки принадлежали тебе. Если бы я хотел убить тебя, ты уже была бы мертва. Подумай об этом, Клодетт.
Она задумалась. Все, что говорил офицер, имело смысл, до которого она, ослепленная эмоциями и всепоглощающей ненавистью вкупе с унынием, не могла доискаться.
– Ты знаешь, где меня найти, – бросил капитан напоследок и покинул ее, оставив Клодетт наедине со своими мыслями в пустом коридоре.
Глава 5
Господь не делает ошибок, но, думалось капитану, создавая Жюльена де Валуа, Он был навеселе. Готовый задушить этого подлого человека голыми руками, наш офицер не смыкал глаз целехонькую ночь и никак не мог отделаться от мысли о том, что если кто в этом городе и заслужил виселицу, так это сын судьи.
Рафаэль Ларивьер был примерным капитаном. Кто-то даже говорил, что он был лучшим. Многие считали, что на него следовало равняться всем солдатам королевской гвардии. Ни одного прокола, ни единой ошибки – его служба была безупречна. Он всегда демонстрировал безоговорочную верность королю, выполняя все приказы, однако, как оказалось, он был в любой момент готов нарушить закон. Но только ради чего-то стоящего.
И за семилетний срок своей службы он это стоящее нашел. Теперь на счету капитана королевской гвардии было сразу несколько преступлений.
Первое он совершил, когда не донес о преступлении Клодетт.
Второе, когда на казни не сообщил об обмане Джозефины и позволил ей спасти внучку.
Третье, когда продолжал хранить молчание, утаивая от судьи правду.
Четвертое, когда предложил убежище ведьме и дьяволу в лице ее черной кошки.
Пятое, когда не сознался в этом на утренней исповеди.
Пять преступлений и всего два дня. Учитывая его звание, все это было даже вдвое хуже, чем для обычного горожанина. Он заслуживал быть торжественно повешенным в Монфоконе под рев толпы.
Рафаэль видел много девушек, ложно обвиненных в колдовстве, повешенных за украденную буханку хлеба, и считал это вопиющей несправедливостью, но никогда не рисковал своей жизнью ради кого-то из них. Иначе Ларивьер не стал бы таким великолепным в глазах других, в том числе и в безжалостных глазах судьи Михеля де Валуа. Но теперь он был готов распрощаться со всем этим: с безупречной репутацией, с высоким званием и даже с головой. Чем это было вызвано? Эти мысли не оставляли Рафаэля несколько часов сряду и именно они мешали уснуть.
Клодетт тоже не могла похвалиться, что провела спокойно эту ночь.
Она никогда и подумать не могла, что так дорого заплатит за отказ сыну судьи. Жюльен де Валуа совершенно оправданно мог получить звание самого большого мерзавца и самого мстительного человека Парижа.
Смерти «ведьм» требовали только те, кто в них верил. Жюль узнал о кошках, но все равно хотел взять Клодетт в жены, из чего можно было сделать абсолютно резонный вывод о том, что в колдовство он не верил, ровно как и в ведьм. А значит, если он понимал, что Клодетт с ее кошками не представляли для Парижа никакой угрозы, но все равно хотел отправить ее на костер, он делал это просто из мести.
Этот человек, к несчастью, был жутко избалован и воображал, что все в этом мире было устроено нарочно для него, а потому решил следующее: если Клодетт откажет ему, так пусть пожалеет об этом и не достанется никому.
И что же особенного он нашел в Клодетт, что просил ее руки дважды? Зачем сыну судьи девушка из третьего сословия? Может быть, он влюбился в нее с первого взгляда и решил, что желает лишь ее одну?
Конечно же нет. Этот человек был достаточно богат сам по себе – еще большая сумма денег для него была не столь необходима, поэтому приданое не имело значения, а вот в примерной жене он по-настоящему нуждался. Клодетт, хорошая девочка, чья красота заключалась в простоте, отлично подходила на эту роль.
Такие мужчины, как Жюль, всегда хотят жениться на девушках, подобных Клодетт. Она будет воспитывать детей, готовить и хлопотать по дому, стараясь угодить ужасному мужу, а он в это время будет изменять ей, развлекаться с распутными девками в борделях и беспечно жить.
«Жюльен де Валуа, человек с таким достойным происхождением, сделал Вам предложение, и Вы его не приняли?» – слова Рафаэля с его удивленной интонацией все не шли из головы девушки, напоминая о самом ужасном дне и о самой большой ошибке в ее жизни. Клодетт не могла избавиться от мучительной мысли о том, что если бы она согласилась выйти за него замуж, ничего плохого – кроме того, что сама девушка была бы вынуждена делить свою жизнь с законченным поганцем – не случилось бы. Бабушка была бы жива. Животные тоже.
Впрочем, читатель, чей разум не затмили эмоции, мысли об утрате и вине, вероятно, отметил, что даже ее согласие никого бы не спасло – рано или поздно Жюль все равно нашел бы причину выдать секрет Клодетт. Например, если бы она сделала что-то не по нем, не так, как он хотел.
А что капитан? Он явно не обманывал. Это она точно знала. Но зачем вызвался ей помочь? Выгода здесь шла только в одностороннем порядке, и Рафаэль лишь подвергал себя риску ради едва знакомой девушки и ее котенка. Полное безумие.
Нетерпение жгло. Едва солнечные лучи коснулись подушки, Клодетт поспешно подскочила и принялась собираться. Состояние девушки было просто ужасным, совсем неподходящим для танцев и пения, но сегодня это сделать ей было просто необходимо. И нет, не ради денег. Цель была другой.
Она надеялась, что Рафаэль снова придет посмотреть на ее выступление.
Мороз подирал по коже от одной только мысли об этой затее. Бастьен привела себя в порядок, заплела рыжие волосы в длинную косу, перебросила ее на правый бок и было села завтракать, но он у нее застрял в горле. Тогда Клодетт надела сверху свой плащ и торопливо покинула дом, проклиная себя за безрассудство.
Ноэль уже ждал на их привычном месте у дома №51. Джозефина всегда удивлялась, почему они выступали перед приютом для бедняков, на что Клодетт отвечала так: «Такие зрители – самые благодарные». И это действительно было так. По возможности эти люди старались им платить, но даже если они этого не делали, их признательные смеющиеся лица делали дни плясуньи и музыканта радостнее. Богачей трудно было чем-то удивить, но бедняки ценили все, что им показывали.
Ноэль играл на поперечной флейте, держа ее в левую сторону и зажимая то одно, то другое отверстие – всего их было шесть и каждое имело идентичный диаметр. Завидев старую подругу, он улыбнулся.
Это был долговязый парнишка семнадцати лет, который так же, как и Клодетт пытался зарабатывать на хлеб. Впрочем, его ситуация была намного хуже. Если бы вы посмотрели на его лицо, – доброе, живое, покрытое веснушками, оно светилось, словно этого мальчика однажды поцеловало само солнце, – то никогда бы не поверили, как тяжело ему приходилось в жизни.
Ноэль был из бедной крестьянской семьи. В тринадцать лет он лишился матери – единственной, кто у него был, – и, оставшись сиротой, был вынужден бродяжничать и заниматься попрошайничеством. Каждый день его называли отребьем и пинали, – особенно лихо доставалось от школяров – пока однажды он не нашел старую флейту на улице.
Ноэль вспомнил уроки, которые когда-то преподносила своему ребенку его мама, и вскоре заново выучился играть на ней. Одним майским днем он встретил Клодетт. Восхищенный ее плясками и ангельским голосом, мальчик предложил выступать вместе. На том и порешили: Ноэль играл на флейте, Клодетт пела и плясала под его музыку. Вместе они смотрелись значительно эффектнее, и дело пошло – прохожие стали останавливаться гораздо чаще и класть денег тоже больше.
Он жил в доме священника на Монетной улице. Тот принял его, когда юноша пришел в церковь за помощью. Господь не заставил ждать. Однако, денег на многое не хватало, поэтому, когда прежняя флейта Ноэля сломалась, ему пришлось украсть чужую.
Клодетт вынула мешочек и сложила туда тройку монет, которые Ноэль уже успел заработать своим выступлением. По вечерам они считали деньги и делили их поровну. Клодетт забирала свою долю в мешочке, а Ноэль клал монеты в карман с заплаткой.
Расправив платье, девушка села рядом с Ноэлем на их старенький коврик, разложенный на уличных булыжниках, и запела. Уставая, порой кто-то из них замолкал, и второму приходилось отдуваться за двоих, чтобы дать отдышаться уставшему, но только так они могли достигнуть полного равновесия.
