Хроники Птицелова

5-й ящик. Резинка для волос, голубая с золотой нитью

6-й ящик. Упаковка бумажных полотенец

7-й ящик. Зубная нить

8-й ящик. Стопка чистых, неровно нарезанных листов

9-й ящик. Пять ключей в плохом состоянии, ржавые, с обломанными бородками

10-й ящик. Наждачная бумага

11-й ящик. Золотистая заколка в виде цветочного побега

12-й ящик. Ортофосфорная кислота

3-я дверка. Старая чашка с отколотым краем

4-я дверка. Скелет маленькой птички без черепа

5-я дверка. Четыре зубные щетки, новые

6-я дверка. Две бутылки с жидким мылом

Второй шкаф

1-я дверка. Два провода от электроприборов

1-й ящик. Лекарства

2-й ящик. Несколько маленьких синих птичьих перышек и одно большое белое перо

3-й ящик. Три маленьких молитвослова в непромокаемых обложках, на разных языках

4-й ящик. Прядь светлых волос, с одной стороны коричневатого цвета

2-я дверка. Емкость с растворителем

5-й ящик. Закрытая металлическая коробка с иероглифической надписью

6-й ящик. Маленькая крестовая отвертка

7-й ящик. Кожаный браслет с серебристыми колокольчиками

8-й ящик. Осколки кафельной плитки

3-я дверка. Две коробки мела

4-я дверка. Три лампочки

Я быстро выдвигала и задвигала ящички, открывала и закрывала дверки, а потом снова принялась водить расческой по волосам. Шалость удалась, но чувствовала я себя удрученной. Ничего из ряда вон выходящего в шкафу не обнаружилось, только резинка, заколка и браслет, определенно женские вещи, заставляли щемить сердце, болящее за тебя. Наверное, это принадлежит той, что оставила шрамы на твоем лице. Ты так и не смог расстаться с этими вещами, и я хорошо понимала, почему: от Него у меня тоже что-то осталось, не помню, что. После Его ухода я боюсь подходить к полке, где некогда лежали Его вещи.

Мне вспомнился Он, шедший к моему подъезду, и меня затошнило от боли и страха за себя, за свою изломанную и все еще не сросшуюся душу.

Я закончила приводить себя в порядок и покинула ванную с таким видом, словно никакого шкафа для меня не существовало. Мы с тобой в неловком молчании выпили – я кофе, а ты горячий шоколад; в неловком молчании собрались и вышли на улицу, сели в машину и двинулись в путь. Ты видел, что я расстроена, но ничего не говорил. Однако по твоим рукам, крепко сжимающим руль, было понятно, что ты напряжен и разрываешься какими-то противоречиями. Неужели и это от моей простой просьбы?

– Почему ты не захотел читать мне?

Иногда нет ничего лучше прямого вопроса, но твой ответ ничего толком не прояснил.

– Я посчитал, что не стоит, – сказал ты.

– Но ты ведь читал на кладбище. А рядом со мной не захотел.

Ты так резко затормозил, что, не будь я пристегнута, могла влететь головой в стекло. Благо дорога оказалась пустой. Твой взгляд, брошенный на меня, был изумленным и немного испуганным.

– Ты… Ты была там? – пробормотал ты. – Ты видела? Слышала?

– Да, – сказала я. – Я искала тебя, твоя соседка сказала, что ты на кладбище, и я поехала туда, заслушалась и уснула. Проснулась ночью, было очень холодно и страшно… Твой Ангел привез меня оттуда к тебе. Хотя сначала не хотел, – пожаловалась я. – Он сказал, что мне лучше оставить тебя в покое.

Ты вздохнул и устало провел ладонью по лицу. Тронул машину с места, но не проехал и пяти минут, как снова остановился.

Мы опять долго молчали, только на этот раз не неловко. Я ждала твоего ответа, а ты решал, что и как мне сказать. Твои пальцы нервно барабанили по колену, взгляд не отрывался от лобового стекла, с другой стороны которого застучали капли начинающегося дождя. Вскоре весенний ливень хлынул в полную силу, и ты заговорил.

– Он хочет оградить меня от неприятностей. Сама понимаешь – шрамы, стена. Это не должно повториться.

– Но мы дали обещание, – напомнила я. – А раз должно быть все, кроме самого главного, то и чтение – тоже! Ты ведь так потрясающе читаешь.

Ты внимательно посмотрел на меня.

– Ты знаешь, кому я читал?

– Не знаю, – я не задавалась этим вопросом и задумалась. – Кроме тебя, я на кладбище никого не видела. Только старика – он вывел меня к воротам. Ему?..

Ты засмеялся.

– Помнишь, мы говорили о том, что мертвых якобы нужно оставлять мертвецам?

– Да. Ты сказал, что так не получится, и мертвым нужна помощь живых.

– Верно. Я знаю об этом не понаслышке, потому что им помогаю я.

И ты рассказал мне потрясающую и трогательную историю о том, что это Ангел попросил тебя стать таким; что почти все мертвые так или иначе привязаны к своим останкам и им ужасно тяжело коротать века в тишине кладбища, поэтому ты, Чтец, читаешь им, и они благодарны тебе за это; что на кладбище лежат самые разные люди, и потому приходится знать все языки на свете, чтобы никто не остался в обиде, даже какой-нибудь забытый воин древнего Троеграда, чье тело оставили на поле боя товарищи, и оно сгнило в земле, после ставшей городским кладбищем; что старик вовсе не был твоим слушателем, то есть был, но не так, как думала я, – он тоже Чтец, но время его давно ушло, и вскорости ты должен совсем сменить его, как только тебя сочтут готовым; что именно поэтому ты не захотел читать мне, потому что подумал, что это неправильно, ведь ты читаешь только мертвым, а я жива, и тебе совсем не хочется, чтобы я была твоим слушателем, тогда я считалась бы немножко мертвой, потому что лишь таким ты и читаешь, а ты хочешь, чтобы я непременно была живой.

Закончив рассказывать, ты продолжил везти меня к моему дому, и я уже совсем не обижалась, понимая, чтó тебя остановило и почему ты не стал мне читать. Но что-то не давало мне покоя, обрывки мыслей настойчиво бились в сознании, стремясь связаться в одну цельную, и когда машина остановилась у подъезда, это наконец произошло.

– Я знаю! – сказала я. – Давай мы будем читать вместе.

– Что? – удивился ты.

– На кладбище, – продолжила я. – Мы могли бы почитать вместе, хотя бы попробовать. Старый Чтец не разозлится, он не был сердит, даже рассказал мне про тебя и Защитника. И мертвым, может, понравится.

Ты задумался, пораженный моей идеей. Я видела, что ты никак не можешь решить, стоит воплощать ее в жизнь или нет.

– Я могу читать по-русски, по-английски, по-немецки, по-гречески и на латыни, – сказала я, разрушая непродолжительную паузу.

– Хорошо, – кивнул ты. – Когда я буду читать на одном из этих языков, я за тобой заеду, и мы попробуем читать вместе.

Я отстегнула ремень и буквально кинулась к тебе в объятия, наши губы слились в поцелуе. Но, странное дело, на нас обоих повеяло холодом; такого не случалось, когда мы были на пути к третьему небу, но искренний поцелуй, в котором выплеснулись наши чувства – да-да, и твои тоже, я чувствовала это! – вдруг ясно дал ощутить надтреснутые стены, окружавшие каждого из нас.

– Еще немного – и у тебя пойдет кровь, – рассеянно проговорил ты, легонько касаясь одного из моих шрамов.

– У тебя, наверное, тоже.

Я посмотрела тебе в глаза, надеясь получить словесное подтверждение тому, что я и без того знала, в чем была уверена: ты нужен мне, а я нужна тебе, мы не сможем жить друг без друга. Хоть какой-нибудь намек, что наше обещание может быть нарушено!

Но ты молчал. И отводил взгляд куда-то в сторону, будто там вдруг появилось нечто интересное. Я посмотрела – ничего, только угол дома.

Я сказала, что буду ждать твоего прихода. Вылезла из машины и столкнулась с Ангелом. Неизменный, со спутанными светлыми волосами, в черной сутане, он был недоволен и сильно хмурился. Я оглянулась: ты сидел в машине и все смотрел в сторону, даже не видел, что здесь твой друг.

– Вам нужно реже видеться, – сказал Ангел без предисловий. – Для начала.

– Но он мне нужен, – тихо, почти с мольбой проговорила я. – А я – ему.

– Так не должно быть. У вас ничего не получится. Вокруг вас стены. Оно и к лучшему. – Мне показалось, что он посмотрел на меня с сочувствием, но почти тут же вернул лицу суровое выражение и его взгляд стал холодным. – Вам обоим не мешало бы вспомнить, как и почему появились эти стены.

Он оттеснил меня, постучал по окну машины и открыл дверцу; ты удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся мне и помахал рукой на прощание. Ангел сел рядом и уже хотел дать команду ехать, но я успела придержать захлопывающуюся дверцу.

– От Ангела ожидаешь получить не только наставление, но и полезный совет.

Как жаль, что я не задала прямого вопроса («что мне делать без него?», «как я смогу прожить?»), а только вымолвила эту фразу, такую странную и непонятную для тебя, не слышавшего нашего короткого разговора! Она ничего тебе не дала, а Ангел только пожал плечами и дал то, что я попросила, – полезный совет.

– Возьми горсть рябины, залей ее кипятком, добавь две ложки меда и выпей.

После этого вы с ним укатили. Я подняла голову и оглядела рябины, росшие в палисадниках. Плоды на них были ссохшимися и удручающе-черными.

Валькирии дома не оказалось, и я сразу легла спать. Но вскоре проснулась. За окном царила водянистая серость, занавески легко колыхались из-за сквозняка, просачивающегося сквозь щели. Я чувствовала себя плохо, ведь после ночи на кладбище еще не поправилась. С болью в горле и груди надо было что-то делать, так что я взяла на кухне плетеную корзинку, вытряхнула из нее засохшие корки хлеба и остатки печенья и отправилась на улицу.

Глупо надеяться, что за тот час, пока я дремала, прошло несколько месяцев и рябины успели оправиться после мучительного сна и нарастили на своих веточках красные шарики ягод, но, быть может, птицы скажут мне, куда отправиться на поиски. Так я думала, только ход этих мыслей был неправильным и бесполезным, потому что, открыв тяжелую дверь подъезда и переступив порог, я оказалась не во дворе дома двенадцать по улице Ленинградской, а в смутно знакомом мне месте, просторном и окруженном деревьями; я бывала здесь прежде, но тогда царила зима и всюду лежал снег. Сейчас снег растаял, и тяжело было сразу понять, где именно я очутилась.

Вокруг раскинулись грязно-серые хляби, у редких снежных прогалин отдающие неестественной синевой, напомнившей мне наш незабвенный напиток из греческих букв. Голые ветви тонкоствольных деревьев уныло поникли, чуть набухшие от влаги и спускающие вниз мутные капли воды. Под некоторыми из них лежали гроздья полусгнивших ягод, зацепившиеся за остатки мокрого снега и наполовину ушедшие в грязные глубины талой воды, кое-где изборожденной тонкими бурыми линиями. Над всем этим разносилось режущее ухо «сви-ри-ри».

Я посмотрела, откуда оно раздавалось, и, как и в прошлый раз, увидела впереди что-то, завернутое в старую ткань. Оно все еще лежало там, промокшее, и на нем снова сидели свиристели, время от времени пикирующие на свою добычу с ближайших деревьев, и с упоением ели, однако темно-красные струйки уже не стекали с их клювов, в них были зажаты ошметки чего-то, они сочились жидкостью, но не кровоточили.

Знакомый свиристель приземлился на мою протянутую руку.

– Ты опять здесь, – сказал он сердито. Ну точь-в-точь твой Ангел! Почему-то все очень строги ко мне.

– Я пришла за рябиной, – ответила я.

– Здесь больше нет рябины, – сказал свиристель.

– А что вы тогда едите? – спросила я.

– Иди и посмотри, – сказал свиристель, распушил перья и вернулся к своим товарищам.

Мне не хотелось идти, повсюду было очень мокро, но непонятный предмет впереди притягивал взгляд. Как будто в детстве нашла коробку, заваленную снегом, и была сжигаема любопытством, но не могла до нее добраться, а потом через целую жизнь, взрослой, пришла на то же место и увидела – вот же она, теперь я могу до нее дойти и посмотреть, что там. Хотя и раньше могла, мне просто не приходило это в голову, да и было жутковато, ведь свиристели прилетели из преисподней, и с клювов у них тогда стекала кровь.

Сейчас все немного изменилось; может, изменилась я сама или, скорее, меня изменил ты, потому что я покрепче зажала в руке дурацкую плетеную корзинку и сделала шаг. Нога тут же провалилась в талую воду и грязь чуть не по самое колено, это было настоящее болото, холодное и мерзкое, обхватывающее со всех сторон. Но я выдернула ногу из этой топи и пошла дальше. Вода и грязь просачивались в обувь, пропитывали мерзкой жижей одежду и кожу. Кое-где сквозь жуткую муть с редкими бурыми нитями проглядывала земля, и иногда на ней виднелись выброшенные или потерянные кем-то предметы, наверное, осенью или летом, но казалось, что прошло уже много-много лет с тех пор, как они покинули своих владельцев. Я видела обертку из-под шоколада, осколки бутылочного стекла, фигурку, вырезанную из дерева. Потом заметила металлический отблеск и поняла, что это ключ.

Мне тут же вспомнились ключи, которые искала твоя умершая сестра, а еще те, которые я отдала твоим родителям. И, конечно, те, что хранились у тебя в ящичках. Ты, должно быть, тоже хотел отдать их, ведь твои мать и отец так надеются, что Лилия вернется и обрадуется, когда увидит столько ключей. Как было удержаться после такого! Я глубоко вздохнула, закатала рукав пальто и свитера и опустила руку в талое болото. Дотянуться до ключа было непросто, еще сложнее – выдернуть его из земли, но у меня получилось. Это оказался старый ключ с колечком, от шкафа или от старинного сундука. Я положила его в корзинку и пошла дальше.

Следующий ключ попался мне через три шага, другой лежал чуть в стороне. Ноги уже почти ничего не чувствовали, рука онемела от холода, и меня мутило при взгляде на темные воды, но я каждый раз наклонялась и доставала найденный ключ. Один раз я увидела тонкую серебряную цепочку, прилепившуюся к гладкому камню, но не подняла ее, потому что в этом не было смысла, она не нужна ни тебе, ни мне. Я обрадовалась, увидев, что из-под этого камня выглядывает ключ, с трудом вытащила его; камень дернулся, цепочка соскользнула, и оказалось, что на этой цепочке тоже был ключ. Маленький, ржавый, со сколом на одной из бороздок, наверняка уже бесполезный, поскольку не способен ничего открыть, но все же это ключ, поэтому я забрала и цепочку тоже. Когда я добралась до цели, у меня была уже полная корзинка самых разных ключей.

Стоило приблизиться, как свиристели разлетелись по своим веточкам и сверху воззрились на меня маленькими глазками, ожидая, что же я буду делать. А что мне было делать?

С такого близкого расстояния ясно, что ткань – это не просто ткань, а длинный пуховик, давным-давно замерзший, оттаявший и промокший. Мне не хотелось обходить непонятный сверток по надоевшей топи, чтобы взглянуть, что же там такое, и рука все равно была отвратительно грязна. Я взялась ею за то, что когда-то было капюшоном с оторочкой из меха, и с силой потянула на себя. Сверток подался довольно легко, потому что и без того колыхался в воде.

Первым моим порывом было отступить на шаг, но ноги вросли в землю, и пришлось стоять так близко и смотреть на полуразложившееся тело. От кожи уже почти ничего не осталось, это была какая-то склизкая пленка, обтягивающая череп, но еще виднелись светлые волосы, и вдруг стало понятно, что мне знакомы и эти волосы, и этот пуховик. Как-то так получилось, что девушка с посиневшими губами, которая забрала у меня расческу, считая, что это ее расческа, уже давно лежала здесь, мертвая и почти сгнившая в талом болоте, и свиристели за неимением лучшего клевали ошметки ее разложившейся плоти.

– А может, они просто похожи. Были похожи.

Это я произнесла вслух, потом повернулась и пошла, с трудом переставляя ноги, в обратном направлении. Я больше не пыталась ничего рассмотреть в мутной воде и спиной чувствовала, что свиристели провожают меня внимательными взглядами.

У самого выхода из топкой рощи я оглянулась и заметила на одном из деревьев неприметную табличку с надписью «улица Ангела Разиэля».

Оставалось только посетовать на свою глупость. Ведь не запутайся я в ангельских чинах, твой Ангел при первой же нашей встрече сообщил бы мне о том, что такое место есть. И, наверное, присовокупил бы к этому, что от него надо держаться подальше.

Я как во сне добрела до своего подъезда и благополучно вернулась в квартиру. Поставила корзинку с ключами на подоконник и приоткрыла окно. Хлябей за ним не было, из-за туч выглянуло солнце, снега не осталось, только небольшие спекшиеся горки в палисадниках, по двору ездили машины и ходили люди. Я надеялась, что поток свежего воздуха выветрит тлетворный дух, занесенный мной в квартиру. Потом скинула с себя мокрую и грязную одежду и долго сидела в горячей ванне, размышляя, что бы такого почитать о том, почему так выходит. На улице нет воды и снега, и уж тем более болот, прошло совсем немного времени, но вот я снова дома, и моя одежда выглядит так, словно я выбралась из самой настоящей топи, и на мне запах тления, а в руках – плетеная корзинка с ключами, потемневшими от воды и грязи.

Но ничего толкового мне в голову не пришло. Люди не любят думать и рассуждать о странностях, и с какой-то стороны это правильно. Если бы только они выбирали этот путь почаще! Однако нет, им во что бы то ни стало нужно знать, почему выходит так и эдак, и только если что-то не умещается в общепринятые рамки, они спешно списывают это на неловкое «показалось» и уходят от опасного предмета, грозящего разрушить их представление об окружающем мире, которое, к слову, никуда не годится. Что это за представление такое, если, например, разговор с Ангелом кажется странным, невозможным! Именно таким его счел мой новый отец.

Когда я выбралась из ванны, по квартире вместе с детскими криками и шумом машин проносился холодный свежий ветер. Я пошла закрыть окно. Плетеная корзинка по-прежнему стояла на подоконнике, только лежали в ней не ключи, а крупные гроздья ярко-красной рябины.

Вскоре домой вернулась Валькирия. Мне показалось, что она выглядит расстроенной, но эта нотка печали враз превратилась в целое озеро неподдельного горя, когда она разглядела меня – простуженную, с медово-рябиновым напитком в руках и рассказом о кладбище наготове. И хотя болезнь моя уже успела перейти в отступление, поскольку ни одна бацилла на свете не сможет удерживать свои позиции, когда отравленный ею организм пускается в рискованное путешествие по слякотным болотам и запускает в ледяную жижу ноги и голые руки, а история о кладбище только собиралась рассказываться, Валькирия как будто увидела все заранее, причем в самом пагубном свете. Она переживала и никак не могла отделаться от назойливой тревоги. Я решила успокоить ее и поведала о своем маленьком приключении без излишних подробностей, всего в нескольких предложениях, и о походе за рябиной, конечно, не заикнулась вовсе. Но Валькирия почему-то расстроилась еще больше и даже завела прежнюю тему.

– Не злись, пожалуйста, – сказала она дрожащим голосом. – Просто я так беспокоюсь. Но… Ты уверена, что с этим Чтецом безопасно?

Какие глупые вопросы иногда задает моя Валькирия! Что может быть опасного в общении с человеком, который читает книги мертвым?

Но она и в самом деле почему-то была так напугана, что я решила придержать эмоции при себе.

– Конечно, безопасно, – заверила я. – Вот если бы я общалась с троеградцами – тогда другое дело. Я видела их кусочек кладбища. Жутко!

Мои слова не больно помогли. Меня это не особенно удивило, я уже давно привыкла к тому, что люди ни во что не ставят троеградскую угрозу, предпочитают просто не видеть ее, не думать о предстоящей войне.

Время шло, рябина подходила к концу, мое самочувствие улучшалось, а Валькирия все была как на иголках. Ты стал ее видением, призраком, всюду преследовавшим ее измученное сознание; она была уверена, что ты таишь угрозу и что Ару предупреждал непременно о тебе, и, значит, я нахожусь в страшной опасности. Она не хотела ничего слушать и говорить толком тоже ничего не хотела, только в волнении рассекала квартиру, закрывала и открывала окна и двери, плакала то от злости, то от страха. Я не знала, чем ей помочь и как ее убедить.

Как-то утром я решила в очередной раз попытаться отвлечь ее от тягостных мыслей. Выбрала самое простое и обыденное: посетовала, что рябина кончилась, а новую взять негде.

– Ну, где-то же они ее набрали, – рассеянно проговорила Валькирия. – Может, еще принесут. Ты ведь можешь у них попросить.

– У кого «у них»? – не поняла я.

– Ну, тот, с девочкой, что принес тебе рябину.

Я нахмурилась.

– Я не видела, кто принес мне рябину. Корзинка стояла на подоконнике, а когда я вернулась из ванной, в ней была рябина.

– Правда? – удивилась Валькирия. – Я как раз шла мимо дома и увидела. Прямо под окном стояла маленькая девочка. Она пыталась подпрыгнуть… Так смешно было. Конечно, ей никогда не дотянуться до окна! Я хотела узнать, что ей нужно, но меня опередили: Чтец подошел…

– Чтец?

– Довольно высокий, с каштановыми волосами, в руке книга в светло-голубой обложке… Чтец?

– Чтец, – подтвердила я.

– Он спросил, что ей нужно, девочка ответила, что ключи. Чтец сказал, нельзя вот так забирать что-то без спроса. И если ей очень нужны ключи, следует дать что-то взамен. Девочка протянула ему мешочек с рябиной. Он высыпал ключи из корзинки в подол ее пальто, а в корзинку положил рябину. Я думала, ты на кухне была и все видела, окно ведь было открыто…

История о появлении рябины вызвала у меня недоумение. Если ты и впрямь приходил, почему не позвал меня? Или звал, но я не слышала? И что за маленькая девочка, которой ты так легко отдал ключи? Разве ты не собирал их для родителей, питающих светлую надежду, что однажды их дочка вернется?

– Похоже, всем на свете вдруг срочно понадобились ключи, – сказала я вслух. – Интересно, зачем?

– Наверное, есть дверь, которую надо поскорее открыть, – предположила Валькирия.

Допив последний напиток из последней рябины, я провалилась в сон и через какое-то необычно затяжное время очнулась в Темных Коридорах. Мне показалось, будто в них что-то изменилось, или, скорее, во мне; чувства сгустились, темнота – тоже, душу тревожило чувство опасности, но оно не вытеснило неуемного желания поиска. Я побежала. Мой путь ничем не отличался от всех предыдущих. Поворот, лестница, поворот, широкий коридор, узкий, лестница, коридор, коридор… И мерзкое ощущение, что кто-то неотступно следует за мной по пятам. Взлетая по очередной лестнице, я услышала не столь уж далекое эхо шагов у себя за спиной. Но страха не ощущалось, только неуемное желание отыскать что-то разгорелось в разы жарче и заставило бежать еще быстрее.

Я неслась как могла стремительно и в какой-то момент на полной скорости врезалась в стену – ведь в коридорах по-прежнему было темно. Эхо шагов становилось все ближе. Каким-то чудом я разглядела, что коридор простирается в двух направлениях, но ноги наотрез отказывались двигаться наугад. Меня охватила небывалая сосредоточенность, сердце выбивало такую резкую дробь, что казалось, вот-вот остановится.

Куда же свернуть? От этого выбора зависело все.

Я посмотрела направо. В просачивающемся откуда-то сером свете виднелась лестница, уходящая вверх, в проем, полный всепоглощающей темноты, один вид которой вызывал ужас. В левой стороне такая же лестница уходила вниз, и тоже в пугающую тьму.

Шаги приближались. Я все еще не знала, куда пойти, и появилось осознание, что если я ошибусь направлением, то не смогу вернуться. Но быть обнаруженной несравненно страшнее. Все-таки я сделала шаг вправо, но не двинулась дальше, а прижалась к стене.

Мой преследователь оказался ловчее меня – он остановился прежде, чем врезался в стену. Дальше он не пошел. Я догадалась, что он тоже не знает, куда повернуть. До меня донесся едва слышный шорох, и я поняла – он водит по стене руками, словно слепой. Должно быть, надеялся обнаружить какие-нибудь подсказки, но тщетно.

Я проснулась совершенно здоровой, поэтому могла не переживать больше о том, где достать рябину. Однако на душе было неспокойно. Темные Коридоры всегда оставляли после себя тяжелое впечатление, но на сей раз они как будто положили внутрь меня тлеющий уголь, шипящий и выбрасывающий искры сомнения, беспокойства и страха. Эти искры больно обжигали, заставляли голову идти кругом. Когда я поднималась, то даже опасно качнулась.

Валькирии снова не было дома. Что-то дало мне понять: нет довольно давно. Я обошла квартиру. Все прибрано, в комнате Валькирии – слабый запах краски, мольберт не отвернут к стене, как обычно, а прикрыт большим полотнищем. Интересно взглянуть на ее законченную работу, над которой она трудилась столько времени, но я не стала этого делать – вдруг она все-таки не была доведена до совершенства и Валькирия огорчится?

Я сверилась со временем и электронным календарем. Оказалось, что я поставила новый рекорд пребывания в Темных Коридорах! Прошла целая неделя. И все бы ничего, но неизвестный, тоже что-то ищущий, не выходил у меня из головы. Кто это был? Такой же несчастный скиталец, как я, или некто иной, знающий больше и имеющий конкретную цель? Мне думалось, что правильнее второй вариант. Что-то в зловещем эхе торопливых шагов заставляло меня быть почти уверенной в этом…