скачать книгу бесплатно
А потом в моей жизни появился компьютер, и прощайте штольни, наклейки, виноградники, – куда уж тут до Ритки. Вспомнил я о ней только тогда, когда ухажёры начали толпами ходить к нам во двор. Вот тогда во мне и проснулось чувство собственника, напомнившее о том, что собака не просто друг человека, но и страж его собственности. Я спускал с цепи мелкую, но злющую дворнягу Рекса и наслаждался, глядя, как очередной «ходок», отбиваясь ногами, пятится к спасительной калитке.
Но вскоре Рекса за его агрессивность, воспитанную по детской глупости именно мной, отдали куда-то в частный двор, и я начал думать, как устроить ухажёрам новый форс-мажор.
Отец тогда занимался каким-то постоянно прогорающим бизнесом: носился с договорами, сертификатами происхождения и качества товара, постоянно висел на телефоне, приводил домой партнёров по бизнесу. Тогда я и подцепил этот понравившийся мне термин. Звучало круто. На деле же без Рекса получался какой-то бледный форс-мажорчик.
Зимой я поливал водой угол за сараем, куда Ритка водила своих ухажёров целоваться. В отчаянии мечтал, что предательница и её ухажёр поскользнутся и сломают себе ноги, но поскальзывался всё время Командор, когда шёл выносить мусор.
Потом Рита уехала куда-то на учёбу, но так и недоучившись, вернулась через два года с Димой, который вскоре стал её мужем. Те годы, что её не было в городе, я почти не вспоминал о ней. Мне было уже лет пятнадцать, я как контуженный был влюблён в одноклассницу Наташу, и тут вдруг появляется она – Рита, а вместе с ней бессонница, хаос в голове и полное смятение чувств.
В то время я ещё не понимал разницы между любовью и сексуальным влечением. Чувства мои разрывались между Ритой и Наташей, между страстью и нежностью. Это уже потом я понял, что настоящая любовь – два в одном. Но понять проще, чем найти. Некоторые ищут всю жизнь, так что мне ещё рано жаловаться.
Вскоре после свадьбы Рита родила дочь, а я прошёл кое-какие мужские «университеты», успешно забыв и её и одноклассницу Наташу. Но, видимо в своё время я слишком много думал о Рите, и от этого мечта моя материализовалась, пусть и с большим опозданием, когда от неё уже и воспоминаний не осталось. Это случилось два месяца назад, в мой день рождения.
Я не люблю внимания к своей персоне: все эти торжества, поздравления, дежурные похвалы, но мать настояла на том, чтобы я организовал для соседей праздничный стол. Денег прислала больше чем обычно, посылку с напитками и всякими итальянскими вкусняшками, а потом несколько вечеров инструктировала меня по видеосвязи: что ещё прикупить и как накрыть.
Правда, получилось не так, как хотела она, а так как решили тётя Лариса и тётя Надя, которые по-соседски взяли на себя все заботы. «Забудь все эти пиццы-шмицы и прочую доставку, будем готовить всё по-домашнему, а стол накроем по традиции во дворе».
Рита тогда несколько дней ходила мрачнее тучи, и никто не мог от неё добиться, в чём причина её плохого настроения.
– Всё нормально, – криво усмехалась она в ответ на вопросы.
– Я же вижу, что ненормально, – допытывались у неё по очереди то тётя Лариса, то тётя Надя.
– Просто настроение никакое.
– Настроение даром не портится. Что приключилось? Ты сама на себя не похожа.
– Да, что вы ко мне пристали? Вот – улыбаюсь! Так похожа?..
Первую половину дня рождения Рита так и просидела, обиженная на весь свет, потом вдруг будто проснулась: «А что это у нас в рюмках пусто? Тормозишь, именинник. Наливай, давай!»
Уже после полуночи мы носили со двора ко мне в квартиру грязные тарелки, а Рита мыла их на кухне. Получилось так, что она уходила от меня последней. Со вздохом сняла передник, кинула его на табуретку, но вместо того, чтобы попрощаться и уйти, прислонилась задом к кухонной тумбе, опустила голову. Несколько секунд молчала, – руки опёрты назад на тумбочку, золотистые колечки волос закрыли лицо.
– Эй! Ты чего? – склонил я голову, услышав из-под волос всхлип.
Она вместо ответа снова всхлипнула. Я протянул было руку, чтобы отстранить в сторону волосы и заглянуть ей в лицо, но не решился и вместо этого присел на корточки, пытаясь заглянуть под колечки снизу.
– Сока хочешь?
Колечки отрицательно затряслись в ответ.
– Лучше коньяка.
Она вскинула голову как раз в тот момент, когда я поднимался с корточек, и мы оказались лицом к лицу. По её щеке катилась подкрашенная тушью слеза, вторую щёку она уже успела утереть, оставив идущий к виску серый мазок. «Дима, гад!» – всхлипнула она, и я почувствовал её горячее тело в своих объятиях и мокрую щёку на своей шее.
Как там дальше у нас всё это случилось, я помню смутно. Рита взахлёб говорила: «Муж Наташки Беженарь приезжал, рассказал ей… Ещё месяц назад… А она только сейчас сказала… Подруга, блин. Случайно проговорилась… Они вчетвером квартиру в Москве снимали, а Дима ушёл от них, – какую-то девку местную нашёл с квартирой… У неё сейчас и живёт…»
А потом завертелось так, что только обрывки остались в памяти: какое-то сумасшествие, торопливые поцелуи, солёный привкус на губах, тушь у Риты на подбородке, на щеках, на моих руках… Единственно, что знаю точно – не я первый начал. Но это слабое оправдание.
После этого я несколько дней ходил, мысленно отвесив от удивления челюсть. А потом всё вошло в привычную колею и мысли о том, как я буду смотреть Диме в глаза, сошли на нет.
Как ни крути, а привычка лучшая анестезия для совести.
В последующие дни Рита повеселела и быстро превратилась из несчастного котёнка в хищницу. Она приходила почти каждую ночь: уложит дочь и – ко мне. Спустя полчаса бывало схватится, побежит на второй этаж, проверить не проснулась ли Мариша, но вскоре снова спускается ко мне.
На ходу снимет халат, кинет его в меня, лежащего в постели. Запрыгнув на диван, станет надо мной, поставит прохладную ступню мне на грудь как поверженному врагу. Чуть приподняв пятку, заскользит пальчиками с розовым педикюром вниз к моему животу, хищно сузит глаза: «Между первой и второй – перерывчик небольшой?»
Вот и сейчас – секундная растерянность от того, что я скоро уезжаю, сменяется хищным блеском в глазах. Я сажусь к ней на край дивана, снимаю носки.
– Ага! – порывисто вскидывает она голову от подушки. – Носки под диван! Вас всех одна мама родила?
– Генетика от Адама.
– Адам в носках? Трудно представить.
– Значит, Ева постоянно пилила ему мозги по поводу сандалий.
Швырнув носки в ящик для грязного белья, лезу к Рите под пустой пододеяльник. Опираясь на локоть, она склоняется надо мной, скользит рукой к низу живота.
– Слушай, а почему у вас яички не одинаковые?
– Что значит не одинаковые?
– То и значит – одно выше, другое ниже. Только не говори, что у тебя не так как у всех. Вот смотри… А? Своего хозяйства не знаешь, блин… Ой-ой-ой – засмущался! Чего я там не видела? Ещё двадцать с лишним лет назад пелёнки тебе меняла, и пальцами вот так вот снизу щекотала.
Она вдруг порывисто вырывает руку из-под пододеяльника. За окном слышится шорох, царапание кроссовок по стене. Рита успевает натянуть на голову пододеяльник раньше, чем шторы раздвигаются, и между ними просовывается голова Влада.
– Опаньки! – Влад прикрывает ладонью глаза, мол, ничего не вижу и отворачивает голову. – Я снова не вовремя.
Рита укрыта с головой, но ноги обнажены и она, повернувшись к стене, пытается натянуть скрутившийся пододеяльник ниже.
– Что-то хотел? – спрашиваю я. – Или так просто?
– Посоветоваться по одному делу.
– Давай через часок.
– Ладно. Я сигарету возьму? – Не дожидаясь ответа, он берёт сигарету, спрыгивает с подоконника.
За окном несколько раз подряд нетерпеливо щёлкает капризная зажигалка, вслед за смачным выдохом слышны удаляющиеся шаги.
Рита одним глазом выглядывает из-под пододеяльника.
– Окно закрывать не пробовал? Хотя бы когда я прихожу! Превратил квартиру в проходной двор, блин.
Перелезая через меня, она хоть и шутливо, но всё же сердито прижимает мне коленом то самое место, где ещё в детстве делала пальцами «вот так».
– Чего дёргаешься? Не покушаюсь я на тебя. – Она подходит к окну, замирает, выглядывая в щёлку между шторами.
Тени мягко лежат в ложбинке вдоль её позвоночника, тушуют едва приметные ямочки на ягодицах, таятся в подколенных впадинах. Но спустя секунду гаснет монитор и тени полностью прячут от меня Риту, только уличный неоновый свет лежит зелёной вертикальной полосой на её щеке.
– Свалил. – Она поправляет шторы так, чтобы даже щёлки не оставалось между ними. – Что у тебя общего с ним? Левый он какой-то. – Она раздражённо хлопает ладонью по плечу. – Ты бы сетку москитную поставил, какая-никакая, а защита и от комарья, и от Влада твоего.
– Окно – это одна из возможностей коммуникации с внешним миром. – Я встаю, снимаю с полки фумигатор. – Как интернет. Радиус действия, конечно, не тот, но зато всё в натуре, без виртуальных заморочек. А комары как компьютерный вирус – с ними надо бороться.
– У меня этой коммуникации в реале во сколько! – Рита сердито подносит ребро ладони к горлу и за полу тянет со спинки стула халат. – Ушла бы с удовольствием в виртуал, да никто не пускает.
Она работает в электросети, сидит за стойкой, принимая платежи. Надо постоянно улыбаться, но не всегда получается, – признаётся она, – попадаются уроды, которые портят настроение, ну и она иногда портит в ответ.
Я дотягиваюсь до халата одновременно с ней, тяну за другую полу к себе.
– Отстань, настроение пропало. Чуть не спалилась, блин.
Несколько секунд мы занимаемся перетягиванием халата, и Рита всё это время пристально смотрит на меня, словно решая, как ей поступить, потом бросает в меня доставшуюся ей полу и смягчает тон:
– Ладно. Только окно закрой…
Минут через сорок пять, она потягивается в мешанине сбитого в кучу постельного белья, смотрит на настенные часы, по которым проплывает приглушённый шторами свет проезжающей по улице машины.
– Иду, – вздыхает она. – Сейчас приползёт твой Васян. Не мог ему сказать, чтобы приходил через два часа?
Всех мужчин, которые ей не нравятся, она именует Васями. Иногда и я удостаиваюсь этого имени, если сержу её, или вызываю иронию.
– Ну чего разлёгся? – Она надевает халат, небрежным жестом поправляет растрёпанные волосы и, не отнимая руки от головы, смотрит на меня. – До двери хоть проводи. Жэнтельмэн, блин!
В одних трусах иду вслед за ней в прихожую.
– Ты слышал, что запасов нефти на земле осталось на пятьдесят лет? – она опять ставит меня в тупик своими резкими уходами в посторонние темы.
– Это тех, которые разведаны, а там ещё куча неразведанных есть.
– Всё равно надо думать о будущем. Если мы используем все источники энергии, что останется детям и внукам?
– Ты страшилок о конце света по РЕН-ТВ насмотрелась или это очередной тонкий намёк на толстые обстоятельства?
Она оттягивает у меня на животе резинку трусов, заглядывает.
– Ну не прямо такие уж и толстые обстоятельства. Я думаю о другом: изнасиловать тебя ещё раз или оставить кое-что на завтра?
– Так это же возобновляемый источник.
Рита ещё сильнее оттягивает резинку и со звонким хлопком отпускает её.
– Вот пусть и возобновляется.
Она берёт шлёпанцы в руки, осторожно выглядывает в коридор, босиком на цыпочках бесшумно бежит на второй этаж.
Глава 5. «Я не здамса без бою»
Едва Рита уходит, слышу знакомое шкрябание кроссовок по стене. Влад прыгает животом на подоконник, просовывает между шторами голову, оглядывает комнату.
– Сам?.. Слава Богу, а то прямо человек нарасхват.
Он садится на подоконнике, свешивает в комнату ноги, но не торопится начать разговор, – глядит в пол, рассеяно покачивая в воздухе кроссовками. На нём чёрная толстовка, лицо в тени капюшона, только подбородок и кончик носа тускло освещены приглушённым светом настольной лампы.
Рита права, – мы с Владом разные и понять, что нас связывает задача не простая. Его друзья – местная полугопота – постоянно зовут его на свои нехитрые развлечения: пивка попить, девчонок подразнить, гонор показать. Но Влад в последнее время старается держаться от них подальше. Всё больше у меня на подоконнике сидит.
Вряд ли бы мы с ним сдружились, если бы он сам не приклеился ко мне. Работали вместе в автосервисе, потом была поездка в Германию, – перегоняли две машины для нашего бывшего шефа, который кроме автосервиса держит салон подержанных автомобилей. После той поездки Влад зачастил ко мне.
Тогда как раз обнаружилось, что у каждого из моих многочисленных друзей есть друг ближе и нужнее, чем я, а у Влада никого важнее меня нет. Потому и сдружились, несмотря на то что мы с ним на разных полюсах.
Ему постоянно нужны какие-нибудь советы по поводу девчонок, а что может посоветовать ему полугопота? Присядут всей компанией на корточки где-нибудь на углу безлюдного едва освещённого далёким фонарём перекрёстка, пристроят на щербатом бордюре бутылки с пивом. Кисти рук с зажатыми между пальцами сигаретами свисают с колен, табачный дым пронизан плевками.
«Братан, ты чё?!»
Рука изумлённо взлетит с колена, вопросительно вывернется ладонью кверху, заставит табачный огонёк «поклониться в ножки». Дым будет гибко пробиваться сквозь указательный и средний пальцы, голубыми струйками как плющом оплетать сигаретный фильтр до тех пор, пока не пройдёт изумление, и рука не вернётся в исходное положение.
«Тёлка сама перед тобой ноги раздвигает, а ты собрался ей цветы дарить и стихи читать? Посадил в машину и вперёд – на траходром!
Потому и приходит Влад за советами ко мне.
В нашем городке всего две школы и молодёжь если не все между собой знакомы, то хотя бы приблизительно знают, кто есть кто, поэтому вопросы Влада чаще всего сводятся к тому, что я думаю о той или иной девчонке.
– Эту помнишь, которая нам на ремонт «туарег» пригоняла?.. Как думаешь, стоит с ней закрутить?
Когда начинаешь убеждать его в том, что это дело сугубо личное, что на вкус и цвет товарища нет, он легко соглашается:
– Да, ты прав, – но через минуту снова на той же волне: – А ты бы с ней закрутил?
– Я – нет.
– Вот и я думаю, зачем она мне? Она только за этот год с тремя уже крутила.
Когда он наконец делает выбор, вопросы сводятся к другому:
– Как думаешь, о чём с ней лучше говорить?
Тут мне приходится делать умный вид, чтобы не признаться в том, что я и сам у кого-нибудь совета попросил бы. Странно получается: если девчонка тебе безразлична, ты перед ней король: весёлый, остроумный, обаятельный, но едва попадается та, которая тебе нравится, ты столбенеешь перед ней дурак дураком и что ни слово, то невпопад.
Другой на месте Влада чувствовал бы себя альфа-самцом: он хорошо сложен, смазлив, но всё портит неуверенность в себе. В нём уживаются два противоположных начала: с одной стороны, он воспитан отцом в пацанском духе и иногда в нём просыпается настоящий сорвиголова, а с другой стороны он робеет в кабинетах, что-то мямлит перед любым мелким чинушей, теряется в присутствии девчонок.
Он ещё пешком под стол ходил, когда отец уже учил его тому, что главное в этом мире – умение постоять за себя и никогда не прятать «клыки». Забылся на минуту, спрятал – считай, сожрали тебя живьём.
Уже тогда отец на руках поднимал его к боксёрской груше, криком и понуканиями заставляя колотить её кулаками и доводя этим до исступления, до злых слёз. Влад хороший рассказчик, да и мне на воображение грех жаловаться, но я всё равно не могу представить себе ту картину. Почему-то лезет в голову бедняга Рекс и старая промасленная спецовка, при помощи которой я воспитывал в нём злость.
Есть такая категория отцов, которые, пытаясь воспитать сыновей настоящими пацанами, перегибают палку. Кому-то из них кажется, что сын не похож на него и растёт размазнёй, другой сам был ботаном и теперь стремиться уберечь сына от судьбы школьного «козла отпущения».
Помню, в детстве шёл к однокласснику через чужой район города и во дворе какой-то пятиэтажки напоролся на «блокпост» в виде разорённой детской песочницы, в которой стоял, сунув руки в карманы джинсов и остренько подняв вверх плечи, местный пацан. Мальчишка был рослее и старше меня. Если мне тогда было лет десять, то ему все двенадцать. Он чувствовал себя самым крутым «на районе» и старался подражать пацанам возрастом постарше.
