скачать книгу бесплатно
– Российскую! – Командор сказал, как отрубил.
Продавщица только потянулась за бутылкой, как дядя Павел негромко, но требовательно:
– Украинскую!
– Российскую!
– Украинскую!
Продавщица ошарашено переводила взгляд с одного старика на другого.
– Вы определитесь уже.
– Они определились, – поспешил я на помощь. – Одну российскую и одну украинскую.
Но примирение в тот день не состоялось, – старики так и разошлись по квартирам каждый со своей бутылкой.
В первые два дня после авиакатастрофы было по-настоящему страшно. Крушение огромного самолёта само по себе – жуть, а над зоной боевых действий, – это всё равно, что бензовоз в пылающий дом вкатить. Тогда, казалось – всё! – рванёт так, что весь мир содрогнётся.
Сто лет назад сербский чувак застрелил наследника Австро-Венгерского престола, и из этого выстрела разгорелась Первая мировая война. Понятно, что тот выстрел был лишь поводом, а суть состояла в том, что в тесном переулке Европы столкнулись лбами множество проблем и противоречий, завязавшихся в такой узел, что дипломатам стало не под силу распутать его.
Пришлось рубить при помощи всех тех военных средств, которые в те времена под рукой были.
И где гарантия, что сейчас противоречия не подобрались к красной черте? В конце концов, почти триста пассажиров «боинга» перевешивают одного эрцгерцога, пусть он и наследник императорского престола.
Слава Богу, пар вышел хоть и шумно, но без «битья посуды»: мир покричал, назначил виновных и благополучно забыл о катастрофе. Ссора между стариками тоже тянулась не долго. В одно прекрасное утро, когда тётя Лариса ушла на базар, Командор вышел на балкон, перегнулся через перила, призывно свистнул:
– Паша!
Дядя Павел сердито вышел, почёсывая заросший седыми волосами живот. Командор показал ему бутылку водки, подмигнул, кивая подбородком в сторону подворья деда Тудора, мол, место встречи изменить нельзя. Дядя Павел готов был мириться, но принципы не картошка – в пюре не перетрёшь. Он ещё сильнее нахмурил брови, отрицательно покачал головой и ушёл бы с балкона, если бы Командор не крикнул ему в спину:
– Наша, молдавская!
Дядя Павел в раздумье поджал губы и, распрямляя сдвинутые брови, с заговорщическим видом оглянулся на балконную дверь, из которой сквозняк парусом выдувал тюлевую занавеску, – не видит ли жена? Потом растопырил пятерню, мол, пять минут, и я там.
С тех пор старики в очередной раз поумнели.
– Слушай, а чего это мы ругаемся?
– И то верно. Другие врут, а мы за них расхлёбываем.
На том и сошлись: ну их всех к японе маме. Американцы бессовестно включают чёрный пиар, пачкая грязью всех, кто им неугоден; европейцы идут у них на поводу, безжалостно топча собственные же ценности; россияне выпячивают то, что им выгодно и замалчивают то, что не по вкусу; украинцы вообще переворачивают всё с ног на голову.
При этом все любят правду: за то, что она у каждого своя, за то, что ею можно приструнить соперника, за то, что её в случае чего и под сукно можно спрятать. А истина от правды отличается 3D форматом. Поэтому и стараются от неё избавиться – слишком явно выступает из-под сукна острыми краями.
Глава 3. «Ах, какая женщина!»
Вечером старики пришли ко мне с двухлитровкой «Кишинёвского» светлого и пакетом сушёных анчоусов.
– Покопошимся? – Командор суёт мне в руки холодную запотевшую бутылку пива, по-хозяйски идёт в кухню за стаканами.
Слово «гондурасить» в последнее время начало выходить у нас из употребления. Зачем обижать хорошую страну? Теперь мы копошимся, несмотря на то что семнадцать тонн пугают нешуточно.
Дядя Павел поправляет щель между шторами тёплого серого цвета. Окно моей комнаты выходит не во двор, а прямо на тротуар, поэтому по вечерам оно всегда зашторено, иначе любой прохожий заглядывал бы ко мне так же просто, как в аквариум, стоящий в соседней кафешке.
Разлив пиво по стаканам, Командор придвигает стул, садится на него верхом.
– С чего начнём?
Но не успеваю я выбрать из развернувшейся панели закладок какой-нибудь сайт, как посиделки прерывает тётя Лариса:
– Эй, мужички-и, – вместе со скрипом входной двери раздаётся из прихожей её голос. – Вы здесь?
Командор срывает со стола бутылку, прячет её за стол, сердито шепчет мне:
– Ты что дверь не закрыл?
– Так вы последний заходили, – я задвигаю свой стакан и стакан Командора в сумрак за монитор.
Окно распахнуто настежь, сквозняк от раскрывшейся входной двери вздувает шторы, шелестит ядовито-жёлтыми стикерами-напоминалками наклеенными на стену над компьютерным столом, отчего кажется, что они собираются взлететь к потолку, в жёлтый круг света от настольной лампы.
Дядя Павел ставит свой стакан на системный блок, стоящий в боковой ячейке компьютерного стола, двигает его глубже в тень, подмигивает мне.
– «Какая женщина» пришла.
Когда я был мелким, учудил на дне рождения тёти Ларисы. Все поздравляли её, дарили подарки, а про меня забыли: не поставили даже на табуретку, чтобы услышать от меня что-то вроде «Нашей Тани». Чтение стишков с табуретки мне страшно не нравилось, – хоть и мелкий был, а понимание того, что я не пудель дрессированный имелось. Но в тот раз так обидно стало, что я сам по доброй воле взобрался на четырёхногий постамент.
Долго кашлял, привлекая внимание шумной и безразличной ко мне публики. Потом раскланялся как заправский исполнитель, артистично задрал кверху подбородок и, расставив в стороны руки, запел, вернее, заорал писклявым козлетоном. А знал я тогда единственную песню, вернее одну строчку из неё, но, нисколько не смущаясь, пустил эту строчку по кругу, пока не охрип.
«Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую», – я так орал и фальшивил, так старался понравиться, что все от смеха чуть ли не лбами стучали об края стола. С тех пор старики периодически напоминают мне о той гастроли, не забывая при этом иронично подмигивать.
Не помню, как выглядела тётя Лариса в те времена, но сейчас она даст фору всем своим сверстницам. Как не зайдёшь вечером к ним с Командором, у неё либо лицо блестит от крема, а она подушечками пальцев осторожно постукивает себя под глазами, либо голова повязана платком, – что-то типа маски для волос, или как это у них там называется? Иногда просит найти в интернете комплекс новомодной утренней гимнастики или рецепт похудения от Малышевой.
Говорят, когда муж и жена много лет живут вместе, они становятся похожи друг на друга. Командор и тётя Лариса похожи, особо роднит их хитринка в глазах и не стариковская готовность к шуткам. Оптимистичная такая парочка.
– Опять Гондурас беспокоит? – «Какая женщина» поочерёдно оглядывает нас, обмахиваясь как веером номером «АиФ». – Смотрю, пивком балуетесь?
– С чего взяла? – округляет невинные глаза Командор.
– А анчоусы так… – она пренебрежительно шевелит пальцами, берёт из пакета кусок рыбы, откусывает с самого кончика. – На сухую грызёте?
– А на сухую это преступление?
– Не преступление, но колпачок от бутылки я бы на вашем месте спрятала. Кто-то утром жаловался, что у него желудок болит. Или мне показалось?
– Это не тебе, это мне показалось, что болит. Ложная тревога.
Тётя Лариса плохо говорит по-молдавски, поэтому общаемся мы с ней только на русском языке. С Командором я тоже разговариваю на русском, а с дядей Павлом на румынском…
Стоп! Не забывать о политкорректности!
Политкорректность по-молдавски, это когда ты называешь в одной компании наш язык молдавским, а в другой – румынским, чтобы никому обидно не было. Оказывается, и такое бывает: язык, которому сотни лет, никак не может определиться, как ему называться.
Одни говорят, что молдавский язык – это такая же глупая выдумка, как и современное Молдавское государство. Другие твердят, что в те времена, когда Штефан чел Маре говорил и писал на молдавском и был властелином Молдавского княжества, Румынии и румынского языка даже в проекте не было. На этой почве и поселился в душах разлад.
Дядя Павел уверяет, что молдавский язык пытаются упразднить – вычеркнуть даже воспоминания о нём. Сам дядя Павел говорит на молдавском языке и никогда на румынском не заговорит.
Иногда ему возражают:
– Как не заговоришь? Вот же – уже говоришь.
– Я говорю на молдавском, – гнёт свою линию дядя Павел.
– А в чём разница? – спросят его.
– Разница в названии. Молдавский язык был раньше румынского, и не пытайтесь меня переубедить. Знаю я все эти ваши словесные выкрутасы.
Командор русскоязычный, поэтому лишь пожимает плечами:
– Ваш язык вы и разбирайтесь, а то скажете, что лезу не в своё дело.
Я тоже русскоязычный и не лезу не в своё дело, но раз дядя Павел свой выбор сделал, я должен этот выбор уважать.
Итак, с дядей Павлом я общаюсь на молдавском языке, а вот когда мы встречаемся втроём: дядя Павел, Командор и я – это надо слышать. Говорим по-русски, потом дядя Павел по привычке обращается ко мне на молдавском и Командор, сам того не замечая переходит на молдавский. Заходя в дебри рассуждений и не в силах подобрать нужное молдавское слово, я снова перехожу на русский. Так и кочуем с одного языка на другой, порой не замечая перехода.
Пока тётя Лариса лениво читает нотации Командору, на выдвижной полке рядом с клавиатурой просыпается мой смартфон. Хватаю его, пока никто не засёк засветившееся на дисплее имя.
На том конце – мелодичный женский голос:
– Деды не задолбали ещё? – а в другое ухо льётся тоже мелодичный, но более строгий голос тёти Ларисы: – Вот ты и стараешься, чтобы заболело. Осень не за горами, а там – сезонное обострение.
– Э-э… – неловко тяну я и изо всей силы плющу смартфоном ухо, превращая его в присоску, чтобы голос абонента не прорвался к старикам. – Нет, всё нормально.
– Так пиво же, – приходит на помощь Командору дядя Павел, нагибаясь и вытаскивая стакан из сумрака, в котором прячется системник.
– А меня задолбали, – говорит голос в трубке. – Чем вы там столько времени занимаетесь?
– Вот именно. – Тётя Лариса сторонится, чтобы пропустить меня. – Как раз пиво бьёт по организму сильнее водки.
– Э-эм… – Я протискиваюсь между тётей Ларисой и сидящим верхом на стуле дядей Павлом. – Как тебе сказать… Нормально всё.
– Мама? – спрашивает меня в спину тётя Лариса.
– Ага, – вру я.
– Привет передай.
Поднимаю ладонь, мол, передам и выхожу из комнаты.
Моя мать работает в Италии, и я не видел её уже четыре года, разве что на экране смартфона. Она находится там нелегально, поэтому приезжать домой хотя бы раз в год не имеет возможности, иначе, обратно уже не сможет уехать. Говорит, ещё немного денег накопит и вернётся домой. Год-полтора максимум.
Отец – инженер по образованию – года три находится в России. Неплохо устроился, сколотил свою строительную бригаду. Работает официально, ни от кого не прячется, поэтому в отличие от матери приезжает домой на Рождество и на Пасху, когда в России длинные праздники. Так что у нас по современным молдавским меркам «нормальная» такая семья – по скайпу.
Прикрыв за собой кухонную дверь, тихо, но сердито говорю в трубку:
– Чего разоралась? Хочешь, чтобы они услышали?
– Ничего я не орала. Нормально говорю.
– У меня динамик такой, что на всю комнату слышно.
– Да, они всё равно глухие как тетерева. Ты отправишь их однажды? Я уже полчаса, как из ванны вылезла, сижу дура дурой.
В кухне полусумрак. С одной стороны – рифлёное стекло кухонной двери, густо засеянное из прихожей искрами преломлённого электрического света, с другой – окно, в которое сквозь вертикальные жалюзийные жабры скупо цедится зеленоватый неоновый свет.
– Куда отправлю? – с сомнением говорю я. – Они только пришли.
– И что мне делать?
– Потерпеть можешь?
– Могу, но не больше пятнадцати минут.
– А потом?
– Пойду куда-нибудь, – голос в трубке приобретает игривые нотки. – Я женщина свободная.
– А чего так? Развод получила?
– Типун тебе на язык! Временно свободная.
– Ладно, потерпи, сейчас тётя Лариса их разгонит, она это умеет. Давай! Перезвоню.
Потирая раскрасневшееся ухо, возвращаюсь в комнату, где старики перетирают всё ту же тему:
– Смысл в том, что водки выпьешь грамм двести, а пиво пьёте литрами, – видя меня, тётя Лариса решительно взмахивает рукой. – Всё! По домам! Не мешайте парню, может ему на свидание надо.
– Да никуда ему не надо, он в последнее время всё дома сидит. – Дядя Павел хитро посматривает на меня, прихлёбывая пиво. – Где эта твоя с короткой стрижкой?
– Не сошлись характерами.
– Так давно уже не сошлись. – Командор косит глазами за монитор, но не решается достать свой стакан. – Пора другую завести.
– Это тебе что? Кошка? Собака?.. Завести! – передразнивает тётя Лариса. – Кормишь, гладишь её, а она тебя за это любит. – Отмахивается газетой от стариков, мол, что с вас взять. – Денис, у меня снова проблема с кроссвордом. Найди, как называется финский квас.
За окном слышится шарканье ног по стене, дребезг жестяного отлива с наружной стороны подоконника. Шторы приоткрываются, и в просвете между ними появляется голова моего приятеля Влада. Тётя Лариса от испуга прижимает к груди ладонь.
– Добрый вечер! – Влад лежит животом на подоконнике, оглядывая комнату. – Не помешал?
