Разговор с автором

– Пока-пока. Хорошего вечера… – донеслось из телефона.

Я спускался вниз, судорожно размышляя над тем, что делать с Яной и как сильно мне не хочется завтра с ней мириться и вообще видеться.

– Вот ты где! – сказала возникшая в коридоре Барби. – Сейчас наша очередь. Идешь?

– Иду я, иду. Куда ж я денусь.

И мы играли, ругались, играли. Пытались сохранять адекватную работоспособность мозга, пока не кончилась и настойка. К тому времени уже садилось солнце, и на улице стало прохладнее. А другого алкоголя в доме не наблюдалось. Тогда Света предложила, чтоб рано не расходиться, прогуляться до местного магазинчика. И мы пошли зачем-то все вместе.

Когда вышли из дома Виталик и Барби пошли вперед, о чем-то беседуя. Света увязалась за ними. А я плелся сзади, не спеша, рассматривал чужие домики. Аляпистые такие деревенские домики. Хотя считается, что это коттеджный поселок. А по факту – самая обычная дача, не более того. Но тут все же хорошо. Интересно, люди, у которых есть дача так же к ней относятся с удовольствием? Или это как с любыми другими вещами: пока мечтаешь, кажется чем-то прекрасным, а когда получил становится самым обычным. Не замечают они все уже, наверно, этого свежего воздуха. И спокойствия этого, которое тут на физическом уровне ощущается, не замечают. А я замечаю. И так от этого хорошо. Хорошо, все же, что сболтнул вчера Алисе о своей скуке и в итоге согласился поехать сюда. Хотя, какая, если так посмотреть, скука? С этим кризисом скучать не приходится что-то. Сейчас вот еще уволят если, так веселья будет…

Мы подошли к деревянной конструкции, чем-то напоминающей сарай. По размеру она была как стандартная шаурмичная, вот только написано на ней было: «Продукты 24». Чем-то даже напомнило мне все это продуктовый магазинчик, который был у нас на районе раньше в том месте, где сейчас красуется «Магнит». Только тот из камня был, – устали тогда строители его ломать – а этот из дерева. Из досок и с пластиковыми дверями. Забавное зрелище. Зашли внутрь. Вернее, втиснулись. Осмотрелись.

– Ну так что решили? Пиво? – обратился ко всем Виталик.

– Мне ничего уже не надо, – пробормотала Света.

– Так мы ради тебя сюда и шли же…

– Мне вариант с пивом нравится, – вклинился я. – Свет, ты точно не хочешь?

– Точно, – сухо ответила она. – Перепью еще… Меня ж никто не контролирует сегодня… – И бросила укоризненный взгляд на Виталика.

– Так, – продолжил я. – Значит Свете одну бутылку про запас… Ты светлое же пьешь? Нефильтрованное?..

– Вот, – громко сказала Света, – кто-то помнит, что я пью…

Я продолжал говорить, стараясь игнорировать Светины выходки и хоть как-то разряжать ситуацию словами.

– Мне еще две такие же, – я посмотрел в сторону Барби и неожиданно для себя уже пьяненького вспомнил ее имя. – Алина, ты что будешь?

– А я вот думаю, – начала розовая блондинка, – может что-то крепкое взять?

– Бери… – ответил ей Виталик.

– Просто я пиво не хочу, – продолжила она, – а бутылку крепкого мне одной много будет. Может кто-то со мной хочет?

– Я хочу, – заявила Света.

– Тогда и я с вами, – сказал Виталик, обведя взглядом жену.

Барби посмотрела на меня, кокетливо приподняв брови.

– Андре-ей… Давай с нами.

– После настойки еще и коньяк? Как-то не очень звучит, – ответил я.

– А пиво не лучше. Понижение градуса будет.

– Так я просто и до этого пиво пил.

– И мы не коньяк, а водку, наверно, брать будем, да? – она обвела глазами Свету с Виталиком. Те кивнули.

– Давай с нами, Андрей, – поддержала ее Света. – А то реально, что как чужой среди своих.

– Ла-а-адно, – сдался я.

– Э-э-эй! Есть тут кто? – громко сказал Виталик, подойдя к пустой кассе.

Тут откуда-то из подсобки донесся смех ребенка. Громкий такой и немного злобный даже. Я аж вздрогнул. Пока мы говорили, оттуда, конечно, были звуки, но ребенок…

Тут эта самая очаровательная мордашка выбежала к кассе. Девчушка лет трех с черными кудрявыми волосами и большими-большими глазами. Она постояла, посмотрела на нас молча. И почти сразу же за ней из подсобки вышел продавец также, видимо, отец девочки.

– Шушанна, смеешься как дьявол, ей богу, – сказал он, оттаскивая ее в сторону подсобки. – Ну-ка, отойди от кассы. Дай взрослым поговорить. Здравствуйте, – обратился он уже к нам. – Извините за это…

– Да ничего… – ответил ему Виталик. – Это вы еще смех моей жены не слышали…

Мы с Барби переглянулись.

– Которой из жен? – выразительно громко спросила Света. – Первой бывшей или второй бывшей?

Виталик посмотрел на жену, увидел, что она кипит тихонько от злости, подошел и шутливо постарался приобнять.

– У меня только одна бывшая. А ты – настоящая и самая любимая.

– Дошутишся, – выворачиваясь из объятий, отвечала Света, – бывших жен станет две.

Взяли мы все-таки водку и в напряженной атмосфере дошли до дома. Виталик неуклюже пытался Свету успокоить, заметив, наконец, что она не в духе. Но его усилий явно было недостаточно. В доме мы включили музыку, пили, закусывали остывшим шашлыком, подпевали знакомые мотивы. Продолжалось это долго. За окном темнело. А в понедельник опять на работу. И опять все по новой. Что же делать? Единственное, что радует – это Алисин рассказ, который на этой проклятой работе остался. Не забыть бы его прочитать. Уж очень хочется. Очень интересно. А потом опять эти серые будни. Что самое ужасное, делать-то что-то хочется. И нужно. Мне вот сейчас сижу и хочется. Прямо настроение то. А попаду на работу, там эти глупые коллеги и высокомерные советчики из других салонов, клиентов ноль… Угнетающая атмосфера там. Поэтому, может, руки и не поднимаются. Да кого я обманываю? Я бы и сейчас ничего не сделал. Не делаю же… Просто сижу, пью. А мог бы… А надо…

Тут заиграли Ранетки. И заиграли прямо сильно громко. Выделяясь. До этого я даже не слышал музыку, она была как будто фоном. Но сейчас, хоть никто громкость и не прибавлял, крики молодых сумасшедших девчонок разорвали атмосферу в клочья. И заметил это не только я. Барби вскочила с дивана. Она подлетела к колонке и начала судорожно тыкать по кнопке увеличения громкости, сопровождая все это вилянием попой в такт и такими же пронзающе-громкими писками. Ушам стало совсем невыносимо. В моей пьяной голове проскочила молния. Эта молния рассекла череп, уткнувшись прямо в правый висок. В глазах помутнело, и я понял, что нужно срочно эвакуироваться из зоны звуковой пытки. Тем временем, уже хорошенькая Барби, опрокинув рюмку, буквально силой вытащила Виталика на середину комнаты и начала с ним там плясать. Наши со Светой взгляды встретились. Она закатила глаза, будто говоря: «Какой кошмар…», а я кивнул. После этого она качнула головой вбок, в сторону двери. Это движение означало: «Пошли выйдем». И мы пошли.

На крыльце Света молча ткнула в меня пачкой сигарет, потом сама подкурилась. Так в тишине мы стояли несколько минут.

– Что делать-то? – спросил я в пустоту, в чистое темно-синее небо, в котором уже не осталось следов заката, и виднелась луна.

– Ты о чем?

– О жизни этой дурацкой… – я глубоко вздохнул. – Не понимаю я, Свет, за что на меня так все валится. Жил себе нормально, никого не трогал. А вот периодически такие штуки случаются, что хоть вешайся…

– А тебе кто говорил, что жить в принципе легко? – усмехнувшись, ответила Света.

– Я, знаешь, все раньше как-то легко переносил. Видимо, было для кого лицо сохранять…

– Это ты про Анжелику что ли? – перебила она.

Я кивнул, продолжая смотреть в небо.

– А сейчас так все бесит. Аж тошнит. И прямо даже руки не поднимаются что-то делать. Сил нет.

– Депрессия это называется, – заключила Света. – Знакомая штука.

– Столько всего… Подумать страшно. Это я тут ною от лишней пары дней переработок и грядущего сокращения. А люди есть, которые не пьют днями и неделями не едят. А сколько умирают? Ежечасно, ежеминутно.

– Понесло тебя, смотрю, – пробормотала Света и посмотрела на меня серьезно. – Ты о таких вещах думать перестань. Как опытный человек говорю, только хуже будет.

– Надо что-то с работой этой делать. Причем нам обоим надо. Скоро игнорировать это станет невозможно просто. А сил нет, понимаешь? Я вон шарфик этот поганый сколько уже купить не могу?.. Понимаю, что лень – плохо. Но каждый раз… – я втянул в себя шею, показывая, как мне от этого проклятого ветра холодно.

– Так, я не поняла! – резко и громко прервала меня Света. – Сказала, не думай! И без тебя, пьяный обормот, проблем хватает.

– Не пьяный, – попытался возразить я, но почувствовал, как язык немного заплетается.

– Слушай. Баба тебе нужна нормальная, чтоб мозги на место встали. Бегал ты там за своей писательницей и что? Как успехи? Не такая тебе нужна… – она замолкла, но потом сразу же продолжила: – Возьми себя уже в руки, наконец. Решим с работой. Но не сейчас. На пьяную лавочку такие вещи не решают. А сейчас успокойся и перестань уже тоску нагонять. У самой скоро второй нервный срыв на неделе будет.

– Свет…

– У меня вон декрета никак не выходит, ипотека за дом непогашенная. По ней знаешь, проценты какие? – перебила она. – А ноешь почему-то ты…

Тут дверь резко дернулась и громко при этом простонала. Из-за нее появилось лицо Виталика, сильно пьяного и так же сильно веселого.

– О! Вот вы где! Там это…

Света смотрела на него круглыми глазами, ровно как и я.

– Что это? – переспросила Света.

– Песня наша, – завершил Виталик.

Он высунулся сильнее, – по плечи – протянул руку Свете, уже постукивая зубами от прохладного ветра. Она немного промедлила, но руку все же дала. И мы зашли в дом. Там громко, почти оглушающе играла «Это все» у ДДТ. Барби встретила нас радостными криками, ни одного из которых я толком не разобрал. Виталик вытащил обессиленную Свету на центр комнаты, обнял ее крепко, видимо, чтоб не убежала или, чтоб не упала спьяну… И они там так и застыли, потом начали немного покачиваться из стороны в сторону. Барби села отдышаться на другую от меня часть дивана, включила на телефоне фонарик и одиноким фанатом, сама себя развлекая, тоже качала им из стороны в сторону в такт музыке. А я на все это смотрел. Сначала стоял, потом руками нашел диван, ввалился в него. И вдруг стало так спокойно и даже немного грустно. Время по-хорошему замедлилось. Я вспомнил, как в этой же комнате так же качался с Анжеликой. Потом посмотрел на Барби. Она тоже о чем-то своем грустила. Я очень хотел спросить сегодня Свету, почему она все еще с ним, раз так несчастна. Ведь она говорила, что выхода нет, что проблемы не решаются. Я прямо видел, как сильно она страдает и ничего не может с этим сделать. Но сейчас, конкретно в эту минуту, мне уже не хотелось спрашивать. Я смотрел на них, а они друг на друга. Какая ужасная штука – любовь…

Когда завывания ДДТ закончились, начались совершенно другие завывания, уже более энергичные. Что было дальше, я помню смутно. После медляка мы с Барби опрокинули по рюмке «За любовь». Потом все танцевали, орали песни громче, чем их орали в колонках, периодически со Светой ходили курить и спорили о всяких глупых вещах. Долго-долго все это происходило. Так долго, что я даже не помню, как заснул. Помню только, что Барби у меня что-то насильно выпытывала. Доказывала, объясняла так, что пришлось со всем соглашаться, чтоб поскорее от нее отделаться. После этого я по стенкам дошел до дивана в комнате, которая предназначалась мне – хвала небесам, он был на первом этаже – и плюхнулся на него со всей дури. Лежа прямо на этом диване, кое-как стащил с себя штаны, потом рубашку, утрамбовал головой подушку, накинул одеяло. И в глазах потемнело.

Утром я проснулся, разумеется, от того, что болит голова. Никаких признаков жизни в доме я не услышал, стояла гробовая тишина. Я потянулся к телефону и увидел на экране девять двадцать шесть утра. Прекрасно! Так и знал, что не надо было эту настойку пить. И водку после нее тоже. Еще и, как назло, вчерашний пьяный я не позаботился обо мне сегодняшнем. Даже стакана с водой у кровати не поставил. Застелив более-менее прилично кровать и одевшись, я, мучаясь от жажды и головной боли, направился в зал искать таблетки. На цыпочках, чтоб, не дай бог, никого не разбудить я вышел из комнаты. Когда прикрыл за собой дверь, она предательски скрипнула на весь дом. И я даже почувствовал, как скрип проходит через картонные стены и проникает на второй этаж, прямо в уши Светы и ее мужа. Дальше я, стараясь не дышать, прошел по коридору и очутился в зале. Мне очень хотелось как можно скорее и тише набрать воды, проглотить ибупрофен и вернуться в свою комнату, чтоб дальше лежать и мучиться, но… В зале на диване, даже не разложенном и ничем не застеленном, лежала Барби. Почему-то она была накрыла тоненьким и маленьким пледом, который еще вчера служил прослойкой между самим диваном и нашими попами. Из-под этого пледа с одной стороны у Барби торчали ступни, а с другой голова, шея и… Грудь в лифчике! То есть она не просто рухнула без сознания на этот диван вчера, а целенаправленно разделась, сняла с дивана плед и вот так уснула. Ее вещи мои глаза обнаружили позже, они лежали кучкой прямо на полу рядом с ней. Всю эту картину я запечатлел в своей памяти, после чего начались мои попытки тихо налить воду и найти таблетки. Если с водой дела обстояли как-то проще, – я просто медленно поворачивал краник и держал кружку под углом как ее обычно держат, когда наливают пиво, только не для того, чтоб вода не пенилась, а чтоб не булькала громко – то отыскать таблетки в огромном количестве ящичков, полочек и шкафчиков казалось просто непосильной задачей. Я медленно-медленно открывал и осматривал одну пустоту кухонного гарнитура за другой, периодически поглядывая на Барби, проверял, спит ли она все еще. Один раз она резко повернулась на другой бок и что-то невнятно пробормотала. У меня аж сердце в пятки ушло. Я замер, сжав ручку от ящика, пока не понял, что Барби все же не проснулась. После чего мои поиски продолжились. Открыв следующий ящик, я и там не обнаружил лекарств, зато обнаружил нечто другое, почти такое же приятное, как лекарства. Конфеты. Вернее, даже не конфеты, а вот эти… Как их? Батончики шоколадные такие. «Твикс», «Марс» и тому подобные. Много-много. И мне почему-то так сильно их захотелось. Постоял я, посмотрел на эти батончики. А они же в обертке. Обертка будет громко шелестеть. Ну, попускал слюни и закрыл дверцу шкафчика. Как все проснутся, поем.

А за следующей открытой мною дверцей наконец-то оказались желанные таблетки. Они лежали все в тканевой аптечке кучей, даже не упаковками, а просто вот этими голыми пластинами без надписей. Так с первого раза и не поймешь, какие где таблетки, и есть ли тут вообще искомый ибупрофен. Я достал эту аптечку из ящика на столешницу и начал в ней рыться аккуратно, кончиками пальцев, чтоб не создавать лишнего шума. Выкладывал по одной пластине на стол, осматривал, читал с обратной стороны надпись и искал дальше. Так продолжалось примерно до середины аптечки. А там уж наконец-то достались нужные таблетки. Теперь дело еще сложнее. Выдавить из упаковки. Все это время Барби лежала тихо, но, когда я застыл с упаковкой ибупрофена в руках думая, как лучше поступить, она начала сопеть. «Ну нафиг. В комнате открою», – подумал я и так же на цыпочках отправился туда, откуда пришел.

В комнате, оказывается, было ну очень душно. Первым делом я открыл окно, вдохнул свежий загородный воздух и даже почувствовал на секунду, что мне хорошо. Но, лишь на секунду. Дальше режущая боль опять пронзила виски, и я сел на кровать, уже наплевав на шум, выдавил таблетку и проглотил ее, запив водой. Теперь надо ждать.

Через час мы уже все сидели в зале. Света разогревала на сковороде вчерашний шашлык, кипел чайник. Барби и Виталик валялись уже одетые по разные стороны дивана с очень страдающими лицами. Их ибупрофен еще не успел подействовать.

– Ну что, Андрей. Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – автоматически ответил я, почему-то подумав, что Света спрашивает про мою больную голову, но потом понял, что про голову я ей не говорил. – А ты о чем?

– Ты вчера какие-то депрессивные речи задвигал. Про жизнь, про работу… Не помнишь?

– Не помню… – задумчиво бормотал я. – Если так подумать, я после похода в магазин вообще все смутно помню.

– Значит, все же просто плохой приход. А то я думала, волноваться за тебя или нет…

– Что-то вроде было… Да это меня так, накрыло по пьяни, реально…

– Надо было есть больше, – усмехнулась Света. – Так-то на голодный желудок пить.

– Ой, а можно не так громко? – простонала Барби.

Света заварила чай и принесла кружку Барби.

– Три же кубика положила? – снова застонала она.

– Ага, – ответила Света.

– О, ты тоже с тремя кубиками пьешь? – удивился я.

– Ти-и-и-ише, – уже злобно простонала блондинка.

Так мы сидели, пили, кто чай, кто кофе, смотрели каждый в свой телефон и тихонько приходили в себя. А потом как раз разогрелся шашлык. Он показался мне такими вкусными. Вот вчера не хотелось, а сегодня как будто от того, что он ночь в холодильнике полежал, стал еще вкуснее. Хотя, это, наверно, просто из-за похмелья. И еще я голодный очень. Насладившись шашлыком, я получил те самые утренние шоколадные батончики. Они были даже вкуснее, чем шашлык. После чайных посиделок Света с Виталиком куда-то отошли, а мы остались убирать со стола.

– Ну что, – обратилась ко мне Барби, – когда за котенком заедешь?

– В смысле?

– В смысле – «в смысле»? Ты что, не помнишь? Вчера ты согласился взять себе одного.

– Я, вроде, сказал, что подумаю, – ответил я после небольшой паузы.

– Да. Это когда перед магазином разговаривали. А потом перед сном я еще раз тебя спросила, и ты согласился.

Как согласился? Я? На кота? А, может, и вправду согласился. Я же реально не помню. И противопоставить ведь ей нечего. Как это у Барби получилось все после пьянки запомнить? Она как будто вообще не пила, судя по словам. Да и Света тоже… Но я-то знаю, что все хорошенькие были. Может, и вправду это все из-за того, что я вчера нормально не поел? Забыл про «самый важный прием пищи». Во даю! Какой-то я сытый был. И еще уставший. В любом случае, что сейчас делать, не понимаю. Если откажусь еще раз, буду в ее глазах совсем придурком выглядеть. С другой стороны, что я, за то, чтоб хорошо выглядеть в глазах какой-то Светиной подруги, с которой, может, и не увижусь больше, буду сейчас на свою совесть брать жизнь ни в чем не повинного живого существа?

Пока эти мысли панически атаковали мой слабый похмельный мозг, в комнату зашла Света. Они с Барби перекинулись несколькими словами, и та ее отвлекла. А я под шумок вышел на улицу – подышать и покурить.

Ветер недружелюбно встретил меня и мою голую шею. После вчера осталось только странное ощущение. Ощущение того, что все плохо и хорошо одновременно. Я не помнил последнюю часть вечера, а первую и не хотел вспоминать. Уж слишком сильно болели мозги. Но я чувствовал много злости на непонятно что. На жизнь, наверно, в целом. Злости и бессилия. А потом злости от бессилия, бессилия от злости и по кругу. Мне это состояние не нравилось, но сделать с ним что-то было невозможно. И я закурил. Черт. Неужели даже сигареты теперь меня успокаивать перестанут? Так не пойдет. Так мне не нравится. Что происходит вообще со мной в последнее время? И как это все закончить? Тут я вспомнил, с чем хотя бы приблизительно можно сравнить мои ощущения. Нет, конечно, то, что сейчас в тысячу, в миллион раз хуже. Но все же… Когда есть дела. Какие-то дела, которые знаешь, что сделать все равно придется. Такие дела, которые не отпускают людей лечь в гроб, не дают уснуть. Неотменимые и значимые. Но по какой-то вдруг причине ты эти дела не можешь взять и сделать. Была б твоя воля, давно бы уже с ними разделался. Но не можешь. И приходится ждать. А чего ждать – не понятно. Ведь ты не знаешь даже конкретной даты, когда эти дела можно будет наконец завершить. И ждешь… Как это говорят? У моря погоды. Не спишь, не ешь. Забыть не можешь. И завершить тоже никак. Вот такое чувство. И будто у меня этих дел накопилось много-много. А может, так оно и есть. Просто я не знаю, что это за дела. Ощущать их ощущаю, а сделать не знаю как. Да и сил на них нет. На нормальное функционирование то сил нет. А тут еще всякие Алисы, кризисы, мамы, блондинки с котами. За что? И что мне с этим котом теперь делать? Куда его? Умрет же у меня бедный, реально…

И тут я прозрел. Решение сразу двух проблем таилось на подкорке моего мозга весь вчерашний вечер и вот созрело. Я думал сначала про мамин звонок, как он не вовремя был. Потом про кота. И пазл сложился. Есть же у меня Яна! Вернее, у мамы есть Яна. Яна, которая на меня зла. Которая школьница маленькая и животных любит. А что самое главное, Яна, которой сильно одиноко. Если я ей кота принесу, так это… Простит сразу, не думая! Я воодушевился. С мамой проблем быть не должно. Она за домом не смотрит. Не уверен, что она вообще в нем бывает часто. Так что котом больше, котом меньше. И доброе дело за одно в карму. Вот я придумал!

Спустя все собирания, вызов такси, ритуал по выбрасыванию мусора после гулянки, еще нескольких таблеток ибупрофена и сорока минут молчаливой поездки по пробкам я уже был у Барби дома и готовился познакомиться с новым другом моей младшей сводной сестры. То есть, с котом. Барби провела меня по красивому белому коридору к закрытой двери.

– Только смотри, лучше их не трогать, – зачем-то шепотом сказала Барби. – А то Изабель к тебе еще не привыкла, может кинуться защищать. Если захочешь кого-то подержать, скажи мне.

Я немного усмехнулся, ведь только сейчас узнал, как зовут эту успевшую стать знаменитой в нашем салоне кошку. Изабель… Ну и имя… Кошмар. Хотя, чего я удивляюсь? Это же кошка Барби. Все на работе говорили, какая она красивая: роскошная чисто-белая шерсть, гладкая-гладкая, мытая, наверно, специальными шампунями, голубые глаза – полный комплект. И кота себе нашла, похоже, не абы какого. Потому что котятки вышли такие же красивые, все как на подбор белоснежные божие одуванчики. Их я на фото от Светы видел.

– А может тогда сама выберешь? – обратился я к Барби, когда та уже открыла дверь в комнату. – Просто мне без разницы. Не себе же выбираю…

– Нет уж. Выбирай сам. Чтоб потом без всяких там…

– А кто-нибудь брал уже?

– Ты первый будешь.

Она указала рукой на большущую коробку от микроволновки, стоящую в углу комнаты, возле батареи. Я – не знаю, почему на цыпочках – прошел к этой коробке и заглянул внутрь. На розовом пледике ютились близко-близко друг к другу снежно-белая кошка и такие же котята. Они так сжались, что сложно было определить, сколько конкретно их там лежит. Барби прошла за мной, присела у коробки и аккуратно отпочковала крайнего котенка от мамы. Все в коробке зашевелились и проснулись, а котенок, казавшийся в руках Барби совсем крохой, мило разлеплял глаза.

– Хочешь подержать? – спросила она и протянула мне сонный белый комочек.

Я подставил ладони, как их подставляют под кран с водой, чтоб умыться, и в них тут же оказался котенок.

– Такие маленькие, – заключил я. – А не рано их еще от мамы забирать?

– Я читала, что отлучать можно после первого месяца. А им уже второй идет, так что все должно быть нормально.

Пока мы так стояли, я поглядывал в коробку и видел, как другие такие же белые комочки активно передвигаются по своей маме, точат когти о картонные стенки и трутся возле своих собратьев. А тот, что был у меня в руках оказался на удивление спокойным. Даже амебным каким-то.

– Не проснулся еще что ли? – сказал я, мотнув головой в сторону своих рук.

– Это, наверно, тот, что самый спокойный, – Барби посмотрела в коробку. – Да, точно он. Как я удачно вытащила.

– Вот его и возьму.

– Так сразу?

– А что? – смутился я.

– Да ничего.

– Думаю, маме спокойный котенок больше понравится, чем буйный.

– Так ты маме или сестре? Я не поняла…

– Сестре. Просто, чтоб попасть к сестре, он должен пройти мама-контроль, – ответил я и усмехнулся.

– А-а-а. Ну, удачи с этим. Только смотри. Я – не магазин, возвраты не оформляю, – сказала Барби и усмехнулась тоже.

В прихожей она помогла мне обернуть котенка в ветровку. Не знаю, зачем. Я тогда думал только о том, какой же он маленький и хрупкий. И какого черта я, вообще, делаю?

Выйдя из подъезда с маленьким комочком шерсти в руках, закутанным в мою ветровку, я молился, чтоб такси приехало туда, куда надо и тогда, когда надо. А то одно дело, с пакетом пива иди через квартал в поисках своего водителя, а совершенно другое – с маленьким ерзающим животным.

Пронесло. Когда открыл плечом железную дверь, увидел прямо у подъезда машину. Кое-как, жонглируя котом и пакетиком с кормом, что дала Барби на первое время, я открыл дверь, уселся, и мы поехали.

– Котенка везете? – спросил таксист, заметив, что моя ветровка шевелится и дергает усами, хоть я и сел, как обычно, сзади.