Братство 2. Второй шанс

Пока же это гости, поэтому в доме не играет музыка – из-за ваххабитов, у которых она запрещена. И раз это гости, их не тревожат, ведь старые обычаи, адаты, требуют уважения ко всем гостям.

Открылась дверь со стороны кухни, и запахло жареным мясом, пловом и лепёшками.

– Вот знаешь, Андрюха, – Царевич потёр виски и выдохнул, – вот пахнет так, а вот голоса их послушал, и в башке другой запах.

– Бывает. Голова болит?

– Угу. Будто горелой ватой пахнет. Посижу немного.

Он сел на диванчик, стараясь не морщиться от боли, я сел рядом и провёл рукой по велюровому подлокотнику. Да, голова у Царевича заболела от обстановки, ему здесь очень неуютно.

Тревожить его разговорами не стал, поднялся и прошёлся по комнате, раз за стол пока не звали. Захотел рассмотреть то, что висело на ковре на стене – несколько шашек и кинжалов.

Шашки интересные, кавказские. Некоторые украшены серебром, а некоторые – совсем старые, без украшений. У всех рукоятки утоплены в ножны почти до самого конца.

Видел одну похожую в Осетии и даже держал в руках – с клеймом в виде зубов на клинке, острая как бритва, даже волоски на руке сбривала, и лёгкая, весила чуть больше полукилограмма. На ней были тёмные пятна, и хозяин, весёлый осетин по имени Тузар, хвастался, что этой шашкой двести лет назад его предок зарубил кровника, вот и следы с тех пор остались – кровь не смывали.

Кинжалы тоже разные, есть украшенные с серебряными рукоятками, и обычные, грубоватые и широкие. У некоторых рукоятка длинная, у других – совсем короткая, даже полностью не обхватишь.

– Вот сразу видно того, кто раньше держал в руках оружие, – раздался голос за спиной. – Заинтересовала наша история, брат?

Чеченец, лет тридцати, очень высокий, подошёл к ковру и присмотрелся к нему. Он брился недавно, но щетина всё равно упрямо росла из его шеи. На нём дорогой костюм: широкий двубортный пиджак и брюки, на запястье часы.

– Думаю, как такой держать, – сказал я. – Рукоятка совсем маленькая, квадратная, а вот клинок – здоровенный. Неудобно же. Эти набалдашники на рукоятке разве не мешают?

– Главное – правильно его взять, – сказал он с несильным акцентом. – Есть много способов, но только один подходит для рукоятки под три пальца.

Он посмотрел назад, разыскав взглядом Султана, и, дождавшись его кивка, снял один кинжал с ковра и вытянул его из ножен.

Клинок потемневший, на нём видно клеймо в виде полумесяца и арабской вязи. Очень длинный и широкий, а дол был не по центру, а располагался асимметрично с двух сторон. Должно быть, очень острый до сих пор.

– Раньше всех учили драться на них, – рассказывал чеченец. – Наш кинжал – единственный в мире, которым можно рубить не хуже, чем шашкой. Почитай воспоминания вашего доктора Пирогова, он описывал страшные раны от такого клинка. Но для этого нужно правильно его взять.

Чеченец взял кинжал необычно, не так, как взял бы я. Он развернул его гвоздиками от себя, большой палец положил на плоскость рукоятки, а остальные пальцы разместил так, что выпуклые набалдашники не только мешали, а даже наоборот – пальцы в них упирались, чтобы оружие не выпало.

– Такими кинжалами было принято рубить, – продолжал он, – но запрещалось колоть. Уколол – опозорился навсегда. Только на войне можно было колоть врага. А на поединке чести – только рубка. Это сильное оружие, даже ваши цари носили его, как часть костюма.

Чеченец несколько раз взмахнул кистью, и кинжал со свистом рассёк воздух. После этого он вложил его назад и осторожно повесил на стену.

– Муса, – представился он. – Племянник Султана. И, получается, брат Руслана, – Муса заулыбался. – Но мы с ним раньше не виделись, к сожалению.

Царевич устало взглянул на него. Кажется, голова у него заболела сильнее.

– Это ты с нами хотел поговорить? – спросил я, сразу перехватывая инициативу.

– Да, – протянул он. – Вообще, я из Волгограда, и, признаться честно, в Чечне никогда не был, и вряд ли побываю. Но дядя позвал меня в Тихоборск, вот я и решил изучить город. Говорят, вы открываете какое-то дело?

– И какой у тебя в этом интерес, Муса? – спросил я.

Говорил спокойно, без угроз и наезда, но и не заискивая. Уже знаю, что чеченцы к таким разговорам относятся серьёзнее, чем если сразу перед ними вилять.

– Я мог бы в этом поучаствовать, – Муса посмотрел на меня. – Вложился бы или помог.

– Без причины деньги никто не даёт, – сказал я. – Так в чём интерес?

– Заработать? – он хмыкнул. – Это недостаточный интерес?