Готика и эпоха романтиков

Церковь в селе Быково (фото автора, 2018 год)

Начнём, пожалуй, с первой из названных построек. Проект церкви в селе Быково приписывают выдающемуся русскому зодчему Василию Баженову. В этом мнении сходятся многие специалисты.15 И их доводы, в самом деле, не лишены везких оснований. Ни кто другой, наверное, не отважился бы на реализацию столь грандиозного и масштабного замысла. Это было под силу исключительно художнику с новаторской творческой мыслью. Столь величавую красоту мог воссоздать, пожалуй, только подлинный мастер.

Стоит заметить, что церковное здание получило весьма необычную для своего времени овальную форму плана. Возможно, здесь сказались некоторые «пережитки» русского барокко – стиля «елизаветинской» эпохи. Об этом говорит и использованный архитектором мотив двухмаршевых лестниц с изящными балюстрадами, ведущими на открытую террасу второго этажа.

Фрагмент главного фасада храма (фото автора, 2018 год)

Вместе с тем, В. Баженов отнюдь не нарушил законов симметрии – обязательных для архитектурных сооружений в эпоху классицизма. По обеим сторонам главный фасад был фланкирован одинаковой высоты башнями-колокольнями. Несмотря на относительно скромные размеры, постройка получилась гордой и величавой, благодаря умело подобранным масштабным соотношениям форм и смелой устремлённости ввысь, идущей от ощущения готических сооружений.

Открытая лестница с балюстрадой (фото автора, 2018 год)

О тяготении к западноевропейскому Средневековью, в свою очередь, свидетельствовало также изобилие декоративных стрельчатых арок, присутствие остроконечных высоких обелисков и изящного тонкого шпиля, венчающего центральную главу храма. Налицо в этой работе был и характерный для творчества В. Баженова художественный приём. В наружном убранстве фасадов зодчий умело использовал эффект полихромии естественных материалов – сочетание белого камня и тёмно-розового кирпича16.

Несколько в ином ракурсе, вероятно, следует оценивать не менее интересную и элегантную петербургскую постройку. Она, вне всякого сомнения, тоже заслуживает более подробной характеристики.

Чесменская церковь, как известно, проектировалась Ю. М. Фельтеном в едином ансамбле с Чесменским дворцом на седьмой версте по дороге в Царское село, в местечке Кикерики (в переводе с финского это слово означает «лягушачье болото»)17.

Чесменская церковь (фото автора, 2018 год)

Почему это архитектурное творение появилось в окрестностях Санкт-Петербурга, а не где-то на одной из городских улиц или площадей? На этот счёт бытовали разные версии. По ряду свидетельств, именно в этом месте кортеж императрицы настиг гонец, принесший счастливую весть о победе русского флота над турецким в сражении около бухты Чесме в Эгейском море. Обрадованная этой новостью, Екатерина Великая, дескать, и повелела выстроить триумфальный храм-монумент в Кикерики, прямо на маршруте её следования в царскосельский дворец.

Закладка первого камня в фундамент здания произошла в 1777 году, в торжественной обстановке, в присутствии шведского короля. На строительство храма в честь Рождества Иоанна Предтечи, в дальнейшем, потребовалось около десяти лет.

При входе в церковь была установлена памятная мраморная доска с надписью:

«Сей храм сооружен во имя святого пророка Предтечи и крестителя Господня Иоанна в память победы над турецким флотом, одержанной при Чесме 1770 года в день его рождества. Заложен в 15-е лето царствования Екатерины II в присутствии короля шведского Густава III под именем графа Гогландского и освящен 1780 года июня 24 дня в присутствии его величества римского императора Иосифа II под именем графа Фалькенштейна».

Фрагмент интерьера в храме Рождества Иоанна Предтечи (фото автора, 2018 год)

В плане церковь приближена к форме четырёхлистника. Она достаточно компактна и имеет выраженный композиционный центр. Основное внутреннее пространство – квадратное по своей геометрии – перекрыто куполом. К каждой из сторон к нему симметрично примыкают полукруглые объёмы. Можно сказать, что в основу здания был положен классический модуль или даже некоторый «парафраз» русского барокко. Во всяком случае, внутри храм выглядел достаточно традиционно и соответствовал общепринятым в «екатерининское» время правилам красоты.

Однако, наружное убранство пробуждало особые ощущения. Ю.М.Фельтен элегантно оформил фасады изящными вертикальными тягами и стрельчатыми арочками. Белоснежной тональности, они мягко контрастировали с выкрашенными в бледно-розовый цвет стенными поверхностями. Зодчий как бы попытался спрятать «классицизм» под ажурной «готической» декорацией. И ему, в самом деле, удалось добиться сногсшибательного эффекта. Тонкие линии фасадных членений выразительно перетекали в возвышающиеся над карнизами башенки-пинакли с высокими пирамидальными кровлями. Над входом в храм было помещено круглое окно, как бы имитирующее «розы» старинных готических церквей. Заострённые игольчатые формы также обрамляли барабаны и делали почти незаметными маленькие гранёные купола – нежно-серого цвета, в целом, созвучного общей колористической гамме постройки.

Фрагмент отделки фасада (фото автора, 2018 год)

Чесменская церковь, можно сказать, стала «вершиной» русской псевдоготики. Ёе внешний облик, действительно, оказался во многом близким западноевропейским архитектурным примерам. Здание при обозрении снаружи, и в правду, ассоциировалось с зодчеством эпохи Средневековья. От него будто бы исходил «аромат» Старой Англии, пробуждающий воспоминания о вычурной «пламенеющей» готике18. Но в то же самый момент, это была абсолютно современная церковь, чуждая всякой ретроспективности.

Похоже, работа Ю.М.Фельтена удовлетворила Екатерину Великую. Она наконец-то увидела собственными глазами то живое воплощение «готических фантазий», которыми в последней трети XVIII столетия некоторые романтические натуры грезили в Европе19.

Замысел петербургского зодчего также высоко оценили его современники. Утончённое изящество храма, ажурное кружево в прорисовке внешнего декора настолько пришлись по вкусу двум из «екатерининских» вельмож, что они даже отважились на неординарный поступок. Трудно сказать по какой причине, но каждый из них решил выстроить в своих провинциальных усадьбах такие же церкви – почти в точном соответствии с проектом Ю.М.Фельтена. Первый из храмов появился в селе Красном, в родовом имении М.Ф.Полторацкого в Тверской губернии, а второй – в селе Посадниково, в наследственном владении А.Д.Ланского на Псковщине20.

Хочется спросить, разве не было это «копирование» свидетельством успеха талантливого архитектора? Или, тем самым, фавориты желали заслужить у императрицы ещё большую благосклонность? Подражать вкусам государыни Екатерины Великой в ту пору стремились многие из русских дворян…

Впрочем, как говорится, всё лучше познаётся в сравнении. При всех достоинствах Чесменской церкви она была ещё бесконечно далека от исторических оригиналов готического зодчества. Да и оформление интерьера в храме, в значительной мере, соответствовало традициям эпохи классицизма, нежели образцам Средневековья21. Ю.М.Фельтен, если быть объективным до самого конца, создал нечто вроде умелой стилизации на тему забытого прошлого. У него присутствовало метафорическое или, так сказать, заимствованное из увражей понимание готического стиля22.

Чугунные «готические» ворота, созданные в Царском Селе по проекту Ю.М.Фельтена (фото автора, 2018 год)

К примеру, резиденция Строубери-Хилл, построенная чуть ранее архитектором Робинсоном по заказу именитого аристократа и знатока искусства в Туикнэме, по сравнению с «фельтеновским оригиналом» выглядела куда-более убедительно. Она, действительно, вызывала ассоциации с подлинно историческими прототипами. Английский вариант «псевдоготики», если можно так выразиться, в отличие от русского, был гораздо «археологичнее». В нём даже присутствовало несколько прямых цитат из зодчества прошлых столетий. Причём, они касались не только внешнего убранства фасада, но и отдельных интерьеров загородного дома. Г. Уолпол создал яркую постройку в «готическом образе» и, одновременно, попытался возродить у местной знати утерянный интерес к собственной национальной культуре и образу жизни их далёких предков23.

Сенатор, ко всему прочему, прославился и своей литературной деятельностью. Из под его пера вышло в свет талантливое произведение «Замок Отранто», заложившее основы для рождения жанра «готического романа» в Англии.

К началу ХIХ века на Британских островах увлечение «псевдоготикой» приняло достаточно широкий размах. В частности, замечательная усадьба Фонтхилл-Эбби в виде средневекового замка была воссоздана по проекту одарённого зодчего Джеймса Уайэта в графстве Уилтшир (1795 – 1807 гг.). Она явилась свидетельством ещё более детального изучения национального «готического» наследия.

Несколько запоминающихся построек в средневековых формах также спроектировал талантливый мастер Джон Нэш в графствах Лёскомб и Девоншир. Их отличали яркое своеобразие и живописность.

Определённый вклад в развитие «псевдоготики» в России привнёс сын известного зодчего В.И.Неёлова – Иван Неёлов, который благодаря протекции своего отца, небезуспешно работавшего по заказам Екатерины Второй, сумел получить архитектурное образование в Англии. В 1782 году он спроектировал, по желанию русской императрицы, кирпичный дворец близ деревни Баболово – на месте находившегося здесь ранее деревянного усадебного дома Г.А.Потёмкина. Строительство производилось на протяжении двух лет, в период 1783—1785 гг.

В оформлении фасадов И.В.Неёлов смело использовал мотив стрельчатых проёмов. В некоторые из окон дворца были вставлены ажурные переплёты, столь излюбленные в эпоху «готики». Над венчающим карнизом присутствовали характерные зубчатые формы, в целом, присущие для всех «неёловских» построек в Царском Селе.

Однако, пожалуй, главным достоинством Баболовского дворца стала его планировка – свободная, с элементами асимметрии, во многом нарушавшая строгие каноны русского классицизма. В общей композиционной схеме доминировало овальное помещение, которое вполне могло выполнять функцию парадного зала. К сожалению, дворец перестраивался в более позднюю эпоху, а в период Отечественной войны 1941—1945 гг. подвергся значительному разрушению. В настоящие дни каждый из нас может любоваться только величественными руинами когда-то богатого и интересно оформленного здания…

Некоторые любопытные работы в царских загородных усадьбах осуществлялись и в период правления императоров Павла и Александра. Так в 1818—1822 гг. в Петергофе по границе Александровского парка было выстроено здание Фермы. Впоследствии, его окружили красивые аллеи и зелёные насаждения. Заново разбитый парк назвали Фермерским.

Комплекс хозяйственных сооружений включал в себя несколько компонентов. Над проектами построек трудился зодчий А. Менелас. Главный двухэтажный павильон Фермы был выстроен в соответствии с традициями «английской готики». Его краснокирпичные стены со стороны главного фасада украсила пара башен с зубцами, вызывающая ассоциации с замковой архитектурой24.

Не менее оригинальный вид получил и флигель. Его, в свою очередь, выделяла круглая башенная надстройка 15-метровой высоты.

В Павловске к образам готики иногда прибегал в своём творчестве архитектор Карл Бренна. Хотя, наверное, его постройки отличал особый стиль, который вряд ли можно напрямую связывать с «псевдоготикой». В 1790-х годах зодчий, по велению Павла Первого, спроектировал игрушечную крепость «Бип», окружённую водяным рвом, с подъёмным мостом и тремя разной высоты и формы башнями. Сама по себе, миниатюрная цитадель представляла собой некую архитектурную фантазию на тему европейского Средневековья. В условиях «просвещённой» России крепость выглядела как-то экстравагантно и, если даже не сказать, юмористично. Но она при этом, надо признать, всё-таки вписалась в общий масштабный замысел царской усадьбы.

В целом, в «павловское» время в русском зодчестве ещё продолжали господствовать формы классицизма, хотя и в весьма необычной «редакции» иностранного придворного архитектора Карло Бренны. Тем не менее, сама художественная атмосфера в городе на Неве была уже во многом «предромантической». Петербургский императорский дворец из-за его замкнутости даже называли замком, и это само по себе уже служило напоминанием о Средневековье. И в эту же пору в изобразительном искусстве всё большее распространение получал образ героя-рыцаря, облачённого в железные латы.

ГЛАВА II

Увлечение «готикой» в России в эпоху «романтизма»

Утверждение на некоторый период в зарубежном и отечественном зодчестве «псевдоготических» форм было лишь первым этапом на пути освоения богатого архитектурного наследия Средневековья. Всё началось с вольных интерпретаций, введения в обиход характерных приёмов наружного оформления – применением поверхностей из кирпича без слоя штукатурки, использованием стрельчатых проёмов, окон с ажурным переплётом рам, зубчатых карнизов, башенок с островерхими кровлями и т. д. Затем, после небольшой паузы, решили перейти к более осмысленному изучению технических и конструктивных основ готического строительства.

Новая волна романтизма в Европе заметно усилила интерес к искусству «тёмных веков». Именно так в Европе вплоть до ХIХ столетия воспринимали эпоху рыцарских походов и клерикального мракобесия церкви.

Окончательному перелому в отношении к готике как архитектурному стилю способствовало опубликование трудов английских учёных сообществ по изучению памятников истории. Несколько сочинений, посвящённых забытым храмам Англии, вышло под авторством Кристофера Рена – одного из признанных лидеров среди зодчих на Британских островах. В частности, в поле его зрения оказались собор в Солсбери и старинное Вестминстерское аббатство. К. Рен некогда произнёс многозначительную фразу, которая во многом определила новые приоритеты у молодых архитекторов. Он заметил :

«Любознательность могла бы подтолкнуть нас поразмыслить, откуда первоначально возникла эта склонность не считать красивым ничего, что не было украшено колоннами даже там, где в действительности для них нет нужды»25.

Кроме того, следует принять во внимание тот факт, что в Британии ещё с начала XVIII столетия издавался журнал «Археология», которым ведало «Антикварное общество». На протяжении многих лет эрудированной публике сообщалось о различных интересных находках или просто важных событиях давно ушедшей поры.

Иначе говоря, в старой доброй Англии, постепенно, вновь начали любить «готику», которая долгое время не могла отодвинуть на второй план «классические стили». Александер Поуп26 одним из первых рискнул сравнить трагедии Шекспира с величием готической архитектуры, а уже в ХIХ столетии нескрываемое восхищение соборами с изящными башнями-колокольнями выразил известный писатель Даниэль Дефо27.

Но, пожалуй, ни что так не возбудило интерес к эпохе Средневековья как многочисленные романы Вальтера Скотта. Рассказы об отважных и благородных рыцарях, готовых пожертвовать собственной жизнью ради чести, прекрасных дамах, страдающих из-за любви, величественных замках пришлись по вкусу романтически настроенной публике не только в самой Англии, но и далеко за её пределами.

«Готическими романами» в 1820-1830-е годы, по свидетельству историков, начали зачитываться и в России. В эпоху Николая Первого в богатых домах Санкт-Петербурга представители высшей знати даже устраивали шуточные маскарады и костюмированные спектакли по страницам отдельных произведений английского писателя. Их ещё называли в северной русской столице «живыми картинами». Хорошее знание языка позволяло многим представителям дворянской аристократии читать романы Вальтера Скотта в подлиннике, не прибегая к литературным переводам, что давало возможность глубже ощутить переживания героев и насладиться патетикой их речей.

Вальтер Скотт, впрочем, не ограничился только литературными произведениями. Он даже сумел осуществить собственную романтическую мечту – поселиться в готическом замке! Кое-как собрав деньги, писатель выкупил 100 акров земли в Бордерсе, на южном берегу реки Туид, и на протяжении ряда лет не жалел средств на строительство нового загородного дома. «Жилище, похожее на сновидение» – так поэтически охарактеризовал свой «неоготический» замок «Эбботсфорд» Вальтер Скотт.

Известно, что в 1825 году у знаменитого английского писателя уже побывало немало иностранных гостей. В числе русских «паломников» «Эбботсфорд» посетили, в частности, сын Президента петербургской Академии художеств – Алексей Николаевич Оленин, некогда время живший в Англии, и молодой граф Давыдов. Воспоминаниями об этой интересной встрече сэр Вальтер Скотт впоследствии поделился в своём дневнике.

Наверное, интерьеры замка-усадьбы писателя запомнились аристократам из России. Во всяком случае, Давыдов в своих мемуарах упомянул о том, что им пришлось дожидаться писателя в большом холле, тускло освещённом сквозь оконные стёкла, расписанными изображениями гербов, и до потолка обставленном экспонатами оружия разных времён28.

Отношение к готике в начале ХIХ столетия заметно изменилось и в Германии, которая в ту пору ещё не была единым государственным образованием. В частности, ощутимые перемены затронули сферу церковного строительства. Неоготические тенденции возобладали в Пруссии, существенно расширившей свою территорию за счёт присоединения к ней земель Вестфалии. Вот, к примеру, одно из ярких воспоминаний ещё совсем молодого в ту пору поэта И.-Ф. Гёте. Однажды посетив собор в городе Мюнстере, он написал следующее:

«На пути к собору мне было страшно, как перед встречей с уродливым щетинистым чудовищем. Каким же неожиданным чувством поразил меня его вид, когда я к нему приблизился; большое цельное впечатление заполнило мою душу; он состоял из тысячи отдельных, гармонически спаянных между собой частей, а потому было возможно им наслаждаться и упиваться, но отнюдь не осознавать и не объяснять… Как часто я возвращался, чтобы со всех сторон, со всех расстояний, при разном дневном освещении взирать на его чарующую красоту и величие»29.

И.-Ф. Гёте также посвятил отдельный панегирик строителям готического Страсбургского собора.30 Его реставрация и достройка производились в XVIII веке. И это было одной из первых масштабных работ такого рода в Европе.

Что же повлияло на изменение вкусов у немцев? Безусловно, огромную роль сыграло назначение в 1810 году, по приказу прусского монарха, обер-баудиректором зодчего Карла-Фридриха Шинкеля. Ему вменили в обязанность вопросы руководства храмовым строительством. И уже через несколько лет на территории Вестфалии, по инициативе нового управленца, начали возводить церкви в национальном «готическом» стиле. Задачи художественного творчества Карл-Фридрих Шинкель в тот период рассматривал исключительно через призму идеалистического понимания вещей и сугубо религиозных умонастроений. Следуя взглядам немецкого философа Ф. Шлегеля, он, как истинный романтик, относился к архитектурным памятникам как к неким монументам, выражающим народный дух.

Кроме того, существенной причиной реабилитации «готики» в Германии было и широко развернувшееся в стране так называемое «антинаполеоновское» движение. Немецкие культурные деятели решительно выступили против норм догматического классицизма, пришедшего из Франции.

Пробуждение национального самосознания на определённом этапе вызвало импульсивную волну интереса к собственному историческому наследию – эпохе Средневековья. Готика стала восприниматься как стиль, выражающий «единство времён» – прошлого, настоящего и будущего. Известно, что К-Ф. Шинкель даже мечтал о неком «соборе всех германцев». И эта мысль нашла яркое выражение в одном из живописных полотен зодчего, пробовавшего себя в начале карьеры ещё и в качестве художника31. В частности, в 1813 году К-Ф. Шинкель написал романтический пейзаж с видом готического храма и присвоил ему громкое название «Собор над городом и водой». Это была чистой воды фантазия мастера, никак не связанная с впечатлением от переживания реального образа какого-то сооружения.

Фото с картины К.-Ф. Шинкеля

Взгляды К.-Ф. Шинкеля на искусство были исключительно возвышенными. В частности, он подмечал, что в архитектуре уже нет ничего оригинального, что нужно упорно искать то зодчество, которое отвечало бы потребностям быстро прогрессирующего «человеческого рода». С точки зрения немецкого мастера, творец не должен был придерживаться старых норм и повторять уже известные исторические образцы. Ему следовало идти дальше, экспериментировать, демонстрировать смелое новаторство.

К.-Ф. Шинкель на определённом этапе своей творческой деятельности стал понимать «чистую красоту» как выражение победы духа над материей. Таким образом, он противопоставил «готику» хорошо известным античным примерам. Вот почему на фантастических картинах зодчего храмы зачастую выглядели лёгкими и воздушными, содержащими множество измельчённых декоративных элементов. К.-Ф. Шинкель, демонстрируя ажурность готических церквей, как бы лишний раз хотел напомнить неискушённому зрителю о Средневековье – эпохе отнюдь не мрачной, а прекрасной и эстетически полноценной.

…Общеизвестно, что после того, как армия под предводительством Наполеона Буонапарта вошла в Берлин, король Фридрих-Вильгельм Третий со своими домочадцами нашёл убежище в Восточной Пруссии. Здесь он получил надёжную защиту от французов. Безопасность гарантировал контингент русских войск, введённых на германские земли императором Александром I.

В 1814 году старшая дочь прусского короля – Шарлотта – познакомилась с братом правящего в России монарха Николаем. В отдельных мемуарах говорится о том, что молодые люди влюбились друг в друга с первого взгляда. Но неизвестно являлось ли это истинной правдой или писатели раболепно преукрашивали действительность? Кровный союз был больше необходим в чисто политических целях, так как способствовал укреплению отношений между Российской империей и Пруссией.

14 ноября 1815 года принцесса и великий князь помолвились. Бракосочетание же было отложено ещё на два года, поскольку Шарлотта к тому моменту достигла лишь семнадцатилетнего возраста.

В начале XIX столетия в моде были женщины со статью и формами. В эпоху «ампира» в Европе всё ассоциировали с античными статуями. Шарлотта, напротив, отличалась малым ростом и имела миниатюрное телосложение. Это несоответствие канонам «европейской красоты» даже причиняло ей в юные годы немалые страдания. К тому же, великий князь относился к разряду достаточно крупных по меркам своего времени мужчин.

Николай не должен был унаследовать российский престол, на это место прочили его старшего брата Константина. Шарлотта тоже отнюдь не стремилась быть русской царицей. Она больше хотела стать великой княгиней и жить в спокойной обстановке, не втягиваясь во всевозможные дворцовые интриги.

В своём дневнике Шарлотта, вспоминая первый день пребывания в кругу новой семьи, написала следующее:

«Весь Двор был, кажется, собран в садике, но я ничего не различала. Помню только прекрасные розаны в полном цвету, а особенно белые, которые тешили мой взор и как бы приветствовали меня. Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в закрытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого граденапля, отделанном блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода. Сколько раз впоследствии мне говорили о моем первом появлении в этой галерее! Юную принцессу осматривали с головы до ног и нашли, по-видимому, не столь красивой, как предполагали. Но все любовались моей ножкой, легкостью моей походки, благодаря чему меня даже прозвали „птичкой“32».

Торжественная церемония венчания молодой пары состоялась 1 (13) июля 1817 года в церкви Зимнего дворца. Само по себе, официальное замужество предполагало для Шарлотты добровольный переход в православное вероисповедание и наречение нового имени, имеющегося в святцах. Так юная прусская принцесса стала именоваться, на русский лад, великой княгиней Александрой Федоровной.