Где мои джинсы

Хрен его знает, как относиться к мёду. Я перешёл на веганство примерно год назад не из сострадания к братьям нашим меньшим, а просто решил, что надо на что-то решится. Я надеялся, сострадание ко мне не придёт, и, критическая удача, оно ко мне не пришло. Но тему веганства я изучил хорошо. Почитал пару книг, статьи в интернете, зашёл на сайты типа веган-раша, полистал в лентах некоторые группы и решил, что отлично живу и с теми знаниями, с которыми пришёл в веганство изначально. Витамины, баланс веществ – всё это окей, но не хватает моральной стороны вопроса, от которой я сознательно открестился.

Мёд не любят. Мёд считают вредным. Есть множество страниц в интернете, посвящённых стороне: вместо мёда. Я не принял для себя чёткую точку зрения относительно этого продукта, но веганы вокруг да около орут лишь об одном – долой мёд, это результат деятельности миллиарда пчёл, а мы тут не за такое воюем. Типа оставьте пчёл в покое.

Я веган. Да, сто процентный веган со стороны вопроса еды. Мёд не входил в мой рацион, потому что я не ем ничего такого, где в рецепте написано: а теперь добавьте столько-то грамм мёда. Если бы было написано: «Мёд по вкусу», – я бы добавил примерно ничего. Мёд не необходим мне. Но вот когда я заболеваю, привет, мёд! Я болею крайне редко, на этот случай у меня на балконе на пустом стеллаже стоит одна единственная банка объёмом сто миллилитров. Это банка с мёдом. Который уже сто лет как засахарился. И чтобы вообще извлечь оттуда мёд, ложка не пригодится. Потому что она сломается. Я уже сломал две металлические ложки. Я знаю, о чём говорю. Я вытаскивал его ножом и растворял в горячем молоке. Это было ещё до того, как я стал веганом. А после я ещё не болел. Возможно, это веганский режим делает такое с организмом. И тело говорит спасибо, болеть я больше не буду. Ты теперь, Кирилл-без-отчества, до ста лет жить будешь. Нет, до тысячи! Нет! Никогда вообще не умрёшь, потому что не ешь эту всю мёртвую плоть, что такая же, как ты, то есть я! А, может, просто иммунитет нормальный, потому что я пью витамины, впервые самим собой выбранные и прописанные.

Но тут на работе мне говорят:

– Мёд не нужен?

– Какой такой мёд? – спрашиваю я в ответ.

А потом оказывается, что у нас на работе развернулся какой-то чуть ли не медовый картель. Одна женщина барыжит кориандровым мёдом, говорит, ну, получится чуть подороже, чем можно найти в магазине, но он проверенный! Другая предлагает следующее:

– Возьми мёд из Самары – там сразу пять литров, надолго хватит. – я ей киваю, конечно, а сам думаю, пять литров? Это что, до конца жизни мне им питаться? Детям передавать? Внукам?

У третьей муж занимается этим. Небольшая пасека. Липовый мёд. Своим совсем дёшево, лишь бы взяли. Оно и понятно, никому этот мёд в нашем мире не упёрся. Вот, все веганы вообще порвать готовы за бедных пчёл. Хотя не вижу злого умысла в том, чтобы забрать у пчёл мёд. Всё это нормально и естественно. Но, конечно, людям не докажешь.

Не знаю, с какой целью я решаю взять пять литров мёда, но я их прям покупаю. Занимаю деньги у коллеги из соседнего отдела, с которым мы иногда выходим дышать свежим воздухом, и плачу две с половиной тысячи за пять литров мёда. Мне выдают ещё соты в подарок. Помню, я ел соты один раз в жизни. Ну, не ел – пробовал. Мне дала соты одна красотка и сделала очень-очень круглые глаза, когда я спросил, что это такое. Она засунула мне их в рот и скомандовала:

– Жуй! – я стал активно жевать, потому что создалось впечатление, что я её сильно разозлю, если не послушаюсь. Было чертовски сладко. Она же и рассказала мне про соты, про то, как их якобы правильно есть. Я, кстати, перегугливать не стал, чтобы узнать, правда это или нет. Поэтому как на духу: я просто сжевал соты, которые она засунула мне в рот, а, когда перестал чувствовать сладкий вкус, просто их сплюнул. Было не так чтобы здорово, но неплохо. Я всегда голосую за то, чтобы испытать что-то новое, чем не испытать. Именно это называется опытом. Слово неприятное, но полезное. Как цветная капуста.

Та же девочка научила меня хавать тосты с авокадо и лососем. Она пропагандировала их пользу. Типа берёшь хлебушек, поджариваешь его в тостере или нет, опираясь на свой вкус и время, которым располагаешь. Затем крем-сыр, нарезанное дольками авокадо, сверху ломтики слабосолёного лосося, сверху смесь молотого перца.

И она же однажды посмотрела на меня с презрением и сказала, что я ненормальный, раз ем тост с авокадо и лососем.

– Ты заболел? – она смерила меня таким презрительным взглядом, что адский холод пробежался по моей спине и вызвал тонну мурашек. – Авокадо со своим полезным жиром и лосось, отравляющий эту пользу, – ты просто животное. – я был готов незамедлительно согласиться с тем, что я животное, хотя мало что понял.

Потом она увидела у меня баночку мёда на балконе. Мы были у меня, она курила в открытое окно, я сидел рядом на стуле. Когда её взгляд упал на тогда ещё почти целую банку, я сразу же почувствовал спиной тот же самый адский холод.

– Зачем тебе мёд? – в этом вопросе было столько подвоха, что я почти сжался до размеров маленького джунгарика. Она ждала, что я отвечу. Пришлось признаться, что это всё ради моего гипотетически больного горла. Вирусы и бактерии бьют, а я уже готов к нападению: мёд тает в горячем молоке.

– Окей, но имей в виду, мёд – это самое настоящее зло. Ты вообще можешь себе представить, сколько там сахара? – я скорее кивну, чем сознаюсь, что представить я ничего такого не могу. Она пожала плечами, но с тех пор к мёду у меня было предубеждение. И как-то он мне стал меньше помогать при болезнях. Но традиции есть традиции.

Итак, я оказался на пути от работы до дома с пятилитровой канистрой мёда. Банка была безумно неудобная, пластиковая, с жёсткой ручкой, которая на морозе каким-то образом приваривалась к моей руке и оставляла глубокий кровяной подтёк. Почему-то мёд был до этого заморожен, поэтому вместо пяти литров по ощущениям я тащил килограммов семь этого сраного мёда из Самары и ещё соты сверху.

В метро ко мне подошла работница системы безопасности. Окинула взглядом с прищуром мою канистру мёда и спросила:

– Это мёд?

Я охуел от простоты вопроса. Она сразу! мгновенно! вычислила, что это, мать его, мёд, но всё равно спросила. Я подумал, сейчас она заставит меня пойти в этот отсек, где сканируют большие сумки и подозрительные рюкзаки, и будет просвечивать мою банку мёда. Пиздец, мне показалось, серьёзная мировая угроза нависла над моей пятилитровкой с мёдом. Он ещё был заморожен до сих пор и как будто чуть засахарен. То есть был совершенно непрозрачный. Может, в этой банке спрятан ещё какой-то груз, о котором я не знаю (ну не может быть мёд, сука, таким тяжёлым!). И тогда она посмотрит на меня, вызовет ОМОН, сапёров, меня все скрутят, увезут в Сибирь. Ну, или куда там увозят таких элементов сейчас… А ей дадут грамоту.

Я кивнул, что, мол, да, мёд. И она отошла от меня. Это поразило меня ещё сильнее. Может, она хотела поглумиться надо мной? Типа, боже, что за идиот с канистрой мёда? Кому вообще в наше время может понадобиться целые пять литров мёда? Только таком еблану, как ты. Я выдохнул и прошёл через турникет, неся банку перед собой.

В метро все на меня смотрят как на сумасшедшего. Кто-то просто кидает взгляд, кто-то посмеивается. Меня невероятно бесит, что у человечества так популяризирована культура «поглазеть». Это отвратительно. Все глазеют друг на друга. Всё, что есть вокруг, притягивает нас. Мы не можем оторвать свои глаза от происходящего. Нелепое, некрасивое, мерзкое, отвратительное, необычное, то, что не как у тебя, притягивает взгляды. У объекта появляется дискомфорт. Дальше идут перешёптывания. О, это просто адское пекло. Дискомфорт усиливается и доходит почти до критической точки. Хочется сразу набрать сатану и сказать, брат, тут у тебя гости через 3, 2, 1… И всех их прикончить.

Ехать в подземке мне недолго, поэтому я скоро снова возвращаюсь на улицу. Температура подросла до минус двух с минус пятнадцати, поэтому я почти не боюсь отморозить свою задницу. Была мысль купить себе парку, которая будет прикрывать жопу зимой, но кредитку я уже закрыл, а новую открывать почему-то сильно не хотелось. Решил дожить эту зиму так – на позитивном мышлении. Оно работало следующим образом: я думал, что от холода заболеть невозможно, потому что, кстати, так и есть, когда приходил с улицы, лез сразу в горячую ванну, потом пил горячий травяной чай, состоящий только из суперполезных травок, исключая сам листовой чай, и жил – не тужил, так и не окунувшись в простудную пору этой зимой.

Мне предстояло тащить пятилитровую банку мёда в течение сорока пяти, а то и пятидесяти минут до дома, чувствуя через каждые десять шагов, как костенеют мои пальцы на руке, а особенно – какой тяжёлый замороженный мёд. Неожиданно повалил снег, переросший в жёсткую метель.

Люди, которые попадались мне навстречу, завороженно смотрели на канистру в моих руках. Группки людей, естественно, сразу начинали шептаться между собой и разрывались неудержимым смехом, как мне казалось, направленным в мою сторону. Именно это чувство было ближе всего к тому, где я оказываюсь без понятия, где мои джинсы. Стою в трусах, а, может, и без них и хочу разреветься. Было чуть унизительно, хотелось провалиться сквозь землю. Хотя бы к тому же сатане, который, раз уж не мог забрать к себе моих обидчиков, мог приютить меня. Предлагаю как альтернативу. И там я согрелся бы, сбежал ненадолго из этой промозглой метели прямиком в добрый такой плюс, где уже наконец оттаял бы этот самарский мёд. И я бы сказал сатане, эй, брат, может соты? Он бы вопросительно сказал:

– Кирюх, что это такое? – я бы засунул ему их в рот и скомандовал:

– Жуй!

И сатана бы растаял.

4

Вчера мне звонил мой дед. Нормальный мужик, вырастивший мою мать, потому что его жена, моя бабушка, мать моей матери, умерла от инфаркта в тридцать пять лет, когда её дочурка ещё даже в начальную школу не успела пойти. Иногда жизнь играет злую шутку, но не насрать ли, потому что куда важнее разобраться поскорее с последствиями, чем думать о пережитом? В общем, дед воспитал мою мать нормально. Как обычный адекватный отец, которому было важнее прокормить, одеть и обуть своего ребёнка, чем научить, как правильно жить эту жизнь. Я ни разу не родитель, но гипотетически во мне есть мысль, что надо своим примером главное показать, как правильно поступать, как правильно работать, есть, пить, а как плохо и неадекватно. Потому что родитель всё равно сеет первое зерно в голове своего ребёнка, а потом уже свои зёрна посеют друзья, всякие пидарасы и контекстная реклама. Вместе с воспитанием такого рода дед привил моей матери неприязнь к кредитам, уважение к чужому труду, а также простую истину (которая не совсем простая и далеко не истина), что чтобы что-то по-настоящему иметь, надо дохрена въёбывать. Наверное, поэтому моя мать выросла несчастной и вечно усталой женщиной и попыталась вырастить меня в такого же несчастного человека. Но я не поддался, потому что помимо воспитания, есть ещё одно зерно – гены, а гены моего отца давали добро на транжирство, распитие пива каждый вечер после шести перед телевизором и ощущение, что всё в этом мире должно быть легко. Типа если нелегко, то надо просто найти нужную дорожку.

Дед сказал:

– Дорогой внук, я слышал, «Лебединое озеро» снова дают в дворце съездов, можем сходить? – мой дед, конечно, простой как пять копеек. Лебединое озеро – балет, стало быть, раз дают, значит, цены нихуя себе. Но для деда я рабочий класс. Инженер. Работаю только что не на заводе. Но раз работаю, то и зарабатывать обязан, стало быть. А инженеры мало не могут зарабатывать. Вот я и молодец. Никто в моей семье не знает, что я сижу на стуле не с пиками точёными, а с кредитами непогашенными, потому что мне нужна была хорошая жизнь. Вынь да положь.

Пока я сидел в нескольких кредитах, гораздо большего количества, чем сейчас, мне стало не хватать даже на оплату коммуналки, поэтому я ещё и кредитку завёл. Но на самом деле, я попал в рабство. Кредитку оказалось закрыть ещё труднее. Долг рос и рос, лимит на карте мне повышали и повышали. Когда он дошёл до двухсот тысяч, я понял, что с этим надо заканчивать, закрывал прям целиковыми зарплатами его, а питался всеми запасами круп, которые из праздности накопил дома. Это были самые тяжёлые семь месяцев в моей жизни, потому что нередко я срывался: то желание пропустить стаканчик кофе на работе, то купить к рису или грече домой цыплёнка по-азиатски, один раз я купил второй телевизор. В общем, шопоголик-середнячок. Кредитку закрыл, даже кредита два уже закрыл, остались два небольших, но они всё равно привязали мои яйца ко дну морскому за тонкую-тонкую ниточку. Вроде ничего страшного, но чуть шевелишься – и они прям режут до крови по плоти. Ух, сука, больно это всё и неприятно. И я до сих пор в долгах, но они так сильно меня не тяготят, в конце концов, я даже ем разнообразную пищу и могу шиковать, когда зарплата ещё чуть остаётся после оплаты за прошлое счастье. А иногда приходится рассчитывать сто рублей в день на проезд на работу и с работы на метро, а от него чесать целый час по ледяной застывшей улице и получать от ветра по ебалу, потому что на наземку денег я ещё не заработал.

– Слушай, дед, что за дворец съездов? Мы как будто на разных планетах.

– Тьфу-ты-чёрт, я про ГКД, Кремлёвский дворец, ты как с другой планеты свалился, – дед всегда называет всё по-старому, а потом моментально обижается, что его никто не может понять. Я сглаживаю углы, спрашиваю, что да как, когда там этот балет. Он подробно рассказывает.

– Ну и девчонку свою тоже бери, у тебя же есть уже невеста? – интересуется он. Представляю, как он сейчас поглаживает свою бороду свободной от телефона рукой и улыбается довольной улыбкой. Дед фантазёр, конечно, а ещё постоянно хочет узнать, чем я живу и как. Да и вообще хочет быть ближе. Ну и знать, что я вырос не поганым человеком. И если есть баба, то уж будь добр – женись сразу на ней. Таков мой дед. Легче сказать, что у меня никого нет, но я перебираю сразу в голове всех знакомых девушек, чтобы взять такую с собой, которая бы ему понравилась. Чтобы он сказал на выдохе: «Ну, вот эта хорошая». И мы бы разъехались снова по разным концам Москвы.

– Ладно, я куплю билеты когда, позвоню тебе, сходим, – обещаю я ему и уже мысленно прошу у своего друга денег на эту не мою затею. И, конечно, первым активным делом пишу своей подруге, типа, привет, не хочешь на «Лебединое озеро»? На самом деле, я мало кого знаю, кто может согласиться на этот прикол. Поэтому мне в ответ не приходит сообщение: «Когда?». Мне приходит: «У тебя всё ок?» И странные смайлики, из которых, конечно, один смеётся со слезами на глазах.

Дома я нагуглил цены, узнал, когда эта штука будет показана народу, и согласовал всё со своей подружкой. Билет мне пришлось купить и ей тоже, конечно, на балкон, чтобы не оставить совсем всё состояние в этом «онлайн-казино». Я стал думать, сможет ли это перевести наши отношения с Настей на новый уровень. Типа поедет ли она ко мне после этого вечера, случится ли у нас наконец первый секс. Мне казалось, всё складывается идеально.

– Обязательно было приезжать так заранее? – Настя сверкала красной помадой на губах, от которых я не мог оторвать взгляд. Всё моё нутро кричало мне: подрочи, подрочи на неё, ты, чёрт! Член привставал, но я пытался его успокоить. Когда, спустя пять станций, она наконец наговорилась, мы поехали молча. Я хотел надеть наушники и отвлечься от суеты, но боялся, что этим её обижу. Вдруг она захочет рассказать мне ещё тонну какой-нибудь ненужной информации, а я уже в другом мире – мире подкастов и психологии. Признаться, молчать было отвратительно. Причём это касалось только времени, которое я проводил с ней. Вечная болтовня, выходящая из её ротовой полости, приучила в меня к тому, что с ней тишина губительна. Это меня угнетало. Я любил молчать. В этом было что-то приятное. Но вот, она задала свой вопрос, на который нужно было отвечать.

– Сама понимаешь, мой дед приезжает заранее, гораздо раньше того времени, как мы договорились. А договорились мы и так… И вот теперь я хочу чуть его переиграть и приехать тоже заранее-заранее, – болтал я под стать ей, чем пытался её запутать. Но больше мне хотелось целоваться, конечно. Смазать всю её красную помаду своими губами и взять её прямо в метро. Но пока мы ещё не перешли дружеские отношения, свет однозначно горел красный. Даже краснее её сраной помады.

Мы нечасто виделись с Настей, но я звал её на всякие тусовочки с самых первых минут нашего знакомства. Мы учились в одном университете, хотя она восстановилась после академа на год обучения, старше моего. Я выцепил её у деканата, куда она подошла за документами, а я ждал справки для заграничной стажировки. Мне захотелось отметить это шикарное событие, которое вот-вот должно было произойти в моей жизни, и я позвал её с собой в общагу к моему другу. Она снимала квартиру на тот момент, желая держаться подальше от родителей, в отличие от меня, пыталась заработать на жизнь и получить настоящее образование. Мне кажется, жизнь тогда давалась ей тяжело, поэтому она отрывает до сих пор те годы своего существования как корку с апельсина у психолога каждую неделю. В общем, Настя предложила почему-то поехать лучше к ней, даже согласилась принять у себя и моего друга, даже не предполагая, что он из себя представляет. Потом она мне сказала, что я выглядел очень наивным дурачком, поэтому она не видела во мне угрозы. На тот момент Настя мне уже сразу сильно понравилась. И, как оказалось, моего другу тоже. Не знаю, почему у них ничего не вышло, но я был этому очень рад, потому что, хоть и не боролся до сих пор за её сердце, я думал, что отношения, которые у неё появятся, разрушат нашу ментальную связь.

– Да я и не против, наконец познакомлюсь с твоим дедом. – она прикинула что-то в своей голове и тут же покраснела. Но щипцами из неё вытягивать было ничего не надо, она и так отлично выдавала всё сама. – Если честно, я его немного побаиваюсь после твоих рассказов.

Оно того стоит, да. Дед обкладывал всех моих знакомых и друзей многоступенчатым матом, сколько себя помню. Человек он странный. Я люблю его по-своему, мне кажется, я набрал много из его характера, потому что рос с ним. Мать часто оставляла своего отца сидеть со мной, ведь дохерища работала, чтобы хоть как-то обеспечивать нашу маленькую семью. Дед уже вышел на пенсию, его попросили с завода, где он «всю душу отдал за 50 с лишним лет». У него и зрение чуть упало, сердце шалить начало, руки уже нередко дрожали. Какой уж тут работничек? Дорогу молодым. Короче, дед не воспитывал меня, точно так же как он это делал с матерью. Просто показывал пример. Ну я и вырос, условно, по методичке. Характер у него дерьмовый. Слишком дисциплинированный, а я таких недолюбливаю. Очевидно, такие ребята кайф от жизни не берут. Они просто делают что-то, припариваются, вон, отдают себя на благо чего-то там, а для себя – ну, по краюхе хлеба на завтрак, обед и ужин. Спасибо, но я всё ещё голоден.

Короче, дед видел во всех моих корешах людей люто отбитых. Тех, которые меня отвлекают от некоей миссии. Миссии, в течение которой я становлюсь нихуя себе каким важным членом общества. В общем, челы в моей жизни остались, но ни на шаг не хотят приближаться к дому, где я вырос. Ведь там сидит мой дед со своими едкими замечаниями к каждому, кто хочет вторгнуться в мой мозг и развить во мне тунеядца. Эх, мне так жаль, что единственный чел, который на это способен, – это я сам.

– Не парься, Насть, он стал мягче. – успокаиваю я свою спутницу, и мы вылетаем на мороз из тёплых стен метрополитена. На входе через небольшое помещение с рамками и полувоенными с металлоискателями в руках и автоматами наперевес я пытаюсь дозвониться до деда.

– Может, он уже там? – предполагает она и кладёт свою сумку на столик, проходя через рамку. Рамка пищит. Охранник её не пропускает. Настя пытается найти, что ещё такого металлического она спрятала под своей шубкой из искусственного меха. Согласен, солдатик, я бы тоже хотел уже раздеть её до трусов. Дед не отвечает. Я убираю телефон в карман, надеясь, что Настю уже поскорее пропустят. Ведь мне тоже хочется пройти эту тупую проверку, сдать куртку в гардероб и залить в себя самый дорогой бокал шампанского в своей жизни.

Я пробежался вверх-вниз по лестнице, пытаясь найти в толпе у гардероба деда, но его там не было. Я не представлял, как на этот раз он может одеться, но точно знал, что его тут нет. Мысль, что он уже в зале, промелькнула в моём мозге, но я не предал этому значения. Пришлось хватать Настю в охапку и идти в буфет. Очереди уже немного собирались за всякой наживкой, мы оказались в самой середине одной из них. Толпа укомплектовывалась.

– Шампанского? – галантно предложил я и улыбнулся во все тридцать два моей спутнице.

– Может, водички и бутербродик с рыбкой? – Настя кокетливо похлопала ресницами. Вполне хороший выбор. Мы помолчали, повертели головами по сторонам. Так между делом подошла наша очередь.

Я подумал, интересно, может, Насте не очень нравится моё пристрастие к алкоголю? Она всегда обходила стороной попытки угостить её пивом, когда бывала где-то на тусовках, предпочитала безалкогольные напитки. Мы никогда не разговаривали об этом. Да и с чего вообще о таком разговаривать? Вообще дружба должна включать в себя диалоги на такие темы? Тем не менее, почему-то это прострелило мою голову. Продавец смотрел на меня настороженно, ожидая, когда я что-нибудь скажу, Настя изучала витрину.

– Можно эспрессо, бутылку воды, бутерброд с рыбкой и тирамису?

Мужчина расслабился от факта, что я не буду ещё триста лет стоять и смотреть на него пустыми глазами и ринулся собирать всё, что я ему только назвал. Да, цены, конечно, ничего себе. Кусали меня как кобры. Очень точно попадали по моему кошельку. Яд уже просочился внутрь, вот-вот он умрёт.

– Ты правда будешь эспрессо? – Настя заглянула в мою кружку. Я уже два месяца не ел ничего, что могло бы содержать кофеин или какао. Это могло быть природным возбудителем нервной системы, а я хотел подуспокоиться. Возможно, иногда мне это удавалось. Я думал, это может победить мою псевдо-депрессию, но теперь нужно было, кажется, добавить в этот список алкоголь. Пиво, к которому я был привязан. Мой источник силы, напоминание о моём лучшем друге, который не всегда был рядом в нужную минуту. А пиво было.

– Нет, я только ради запаха. – соврал я, хотя хотел глотнуть.

Мы потусовались в буфете до первого звонка, а потом уже двинули на балкон. Настя уже очень сильно нервничала из-за встречи с моим дедом, хотя мне почему-то было очень весело от мысли, что я сейчас его увижу. Столько радости как будто я никогда не испытывал. Мне даже на секунду захотелось остановиться и отдышаться немного, так сильно эмоции бежали впереди меня. Я видел его буквально на своих прошлых выходных, когда приезжал к ним с матерью в гости, но сейчас было что-то особенное. Он редко куда-то выезжал без неё, они вечно дополняли друг друга в обществе. Их тандем я не выносил на людях. Мне было тяжело между ними. Я чувствовал себя мостом между разными берегами Средиземного моря, один из которых принадлежал Турции, а другой – Греции. Но по отдельности я был рад составить им компанию. Мне захотелось куда-нибудь вывести мать, чтобы она не чувствовала себя обделённой.

Пройдя «фейс-контроль» на входе в ложу балкона, мы с Настей двинулись по рядам в поисках нужных мест. Я сразу увидел деда. Он отчаянно жестикулировал и что-то рассказывал своей соседке справа. Наши два места на краю ряда пустовали. Я поманил Настю за собой. Она явно сконфузилась, но пошла.

Когда я появился в щели между сидушкой и спинкой впереди стоящего ряда, дед сразу повернулся в мою сторону. Настя остановилась сзади меня. Дед сразу вскочил со своего места и протянул мне открытую ладонь.

– Привет, внук! – сказал он, а я схватил его руку и обнял его, прижавшись щекой к его плечу, облачённому в колючий свитер.

– Это Настя, – сказал я и присел между ней и дедом, чтобы он на неё посмотрел. Мне казалось, она не может ему не понравиться. Сегодня такой день, что все всем должны нравиться.

– Очень приятно, приятно! – дед протянул и ей руку, Настя хотела пожать, но дед уже потянул её ладонь и чмокнул. Галантно. Настя с улыбкой, очень волнительной, посмотрела на меня, а я улыбнулся ей: вот такой у меня дед, джентельмен!

Дед рассматривал меня. Оценивал, как я одет. Ему нравилось. Нравился мой пиджак, брюки. Не нравились татуировки, выглядывающие из-под пиджака. Он хватал мою правую руку и показывал Насте, приговаривая, что его внук глупец, изрисовал себя какими-то мультяшками. На самом деле, он меня не осуждал, ему даже было интересно каждый раз увидеть, что я нанёс на своё тело снова.