
Полная версия:
Игры Мастеров. Мастер стратегии
Посланник понимающе улыбнулся.
– Да, ты снова прав. Владетель, как всегда, не ошибся. Тогда остается одно. Ты должен выполнить повеление Владетеля…
– Я ничего не должен. Высказанное Слово Владетеля запрещает мне выполнять его повеления. Такова была моя награда. Разве тебе этого не известно?
Посланник нахмурился.
– Известно. Будем говорить о другом. Ты убил экзекутора.
Я промолчал.
– Ты убил экзекутора, – спокойно повторил он, – я знаю, зачем ты это сделал. Но ты допустил ошибку.
– Слово Владетеля, – сказал я, – «… и чтобы не совершил, совершено будет во благо мое и волею моей».
– Никто не дерзнет оспаривать слово Владетеля. Никто. Я хотел сказать, что ты напрасно убил экзекутора.
Я внимательно слушал.
– Возможно, мне потребуется время, чтобы все объяснить. Надеюсь, – усмехнулся Посланник, – гере Рюмпелю не нужно спешить на службу?
– Гере Рюмпель никуда не спешит и внимательно слушает.
– Итак, – Посланник говорил, не глядя на меня, повернувшись немного в сторону, словно обращался к кому-то третьему, присутствующему в комнате. Такая же манера разговора была у Владетеля, – итак, лучший Убийца получил в награду все, что может пожелать человек – полную свободу и безграничные возможности. Он мог стать кем угодно, но предпочел забраться в глушь и спрятаться под маской недалекого чиновника. Никто не вправе осуждать его. Лично я понимаю, что им двигало. Он хотел забыть о своем прошлом и стать таким, как все. Жить обычной жизнью, растить детей и внуков… И Слово Владетеля защищало его. Убийца, прошедший Башню Убийц, не может не выполнить волю повелителя Вселенной. И воля была высказана, Слово было волей. Владетель повелел, чтобы Убийца никогда больше не выполнял его повелений. Никогда.
Я кивнул. Все верно. Убийца не может ослушаться Владетеля. Это не зависит от собственного желания или нежелания. Следовать Слову – также естественно, как, например, дышать, есть, пить. Такими Убийц делает Башня.
– Убийца в совершенстве владеет искусством лицедейства. Он не притворяется другим человеком – он им становится! Но в душе жалкого переписчика дремлет Убийца! Он думает, что обрел покой… Но что делать, если Владетелю снова понадобился Убийца, тот самый, которому он Словом даровал свободу? Приказать ему нельзя, приказ исполнен не будет. Тогда Владетель призывает из Башен лучших Мастеров. И те сообщают, что Убийца может выполнить любое повеление, если только сам этого захочет. Искренне и глубоко. Это правда? – вдруг резко спросил он, прервав плавное повествование.
Я снова кивнул, соглашаясь. Башня делает из человека не просто непобедимого воина. Главное оружие Убийцы – это умение, подобно искусному охотнику, выследить добычу, даже если она забилась в самый темный уголок преисподней. Убийца чувствует жертву, он сливается с ней, начинает видеть мир ее глазами, думать, как она. А разве можно укрыться от себя? Но умение это не просыпается само по себе. Нужно повеление Владетеля, указующего на подлежащего наказанию недруга. Или глубокое, даже запредельное желание чьей-либо смерти. Мне трудно представить, кого может так ненавидеть Убийца, по своей воле выходящий на охоту. Без этого он похож на искусного стрелка, попавшего в полную темноту и не видящего своей цели. Посланник не может этого не знать…
– Я все знаю, – сказал Посланник, словно услышав мои мысли, – ты должен сам захотеть выполнить повеление. Очень захотеть.
– И как же я это сделаю?
– Вот за этим-то я здесь. Мы поможем тебе.
Ох, что-то не нравятся мне нотки, зазвучавшие в его голосе. Он все больше и больше становится похожим на Владетеля, и, признаться, ничего хорошего я от этого не ждал. Посланник бросил на меня короткий взгляд:
– Слово Владетеля касалось только тебя. Ты заслужил его. А сейчас он желает призвать в Башню твоего сына. Бедняга экзекутор просто выполнял верховную волю.
У меня перехватило дыхание. Я прекрасно владею собой, и умею скрывать внешние проявления эмоций. Но можно поклясться, что этот проклятый Посланник точно знал, какая буря поднялась у меня в душе.
Он наслаждался ситуацией. Так же, как это делал бы Владетель.
– Надеюсь, теперь тебе все ясно?
– Ясно, – прошептал я.
– А чтобы между нами не было недопонимания, я повторю. Слушай, Убийца: Владетель забирает твоего ребенка. Он войдет в Башню Убийц. Твоя жена обвиняется в сообщничестве убийства экзекутора и отправляется в Багровые горы. Навсегда. Ты понял меня?
Я был не в силах проронить ни слова.
Ты понял меня, Убийца? – повысил голос Посланник.
– Да…
– Понял?!
– Да!
– Очень хорошо! – Посланник улыбнулся, приняв вид доброго гостя. – Видишь, как все просто! Пора прощаться с гере Рюмпелем и заняться настоящей работой… впрочем, лет через пять с ним все равно что-то придется делать – не может обычный человек так долго оставаться молодым, верно?
Я промолчал. Правда, мне приходилось задумываться о будущем, хотя я старался гнать от себя эти мысли. Башня, помимо всего прочего, дает еще один дар – молодость. Вечную ли – никто не знает, некому было проверить. Рано или поздно придется принимать решение… но сейчас я живу одним днем и готов защищать свой мир!
Посланник внимательно следил за мной, словно старался прочитать мысли. Он снова улыбнулся и сказал отеческим тоном, как будто хотел дать совет сыну:
– Ты же понимаешь, что судьба жены и ребенка теперь только в твоих руках. Тебе просто надо очень захотеть найти и убить одного человека.
Когда Марта вернулась, Посланник уже ушел. А я сидел за столом и пил кофе. Жена поставила корзину на пол и вопросительно посмотрела на меня. Пришлось объяснять, что гость заспешил на важную встречу. И выслушать в ответ то, что обычно предназначается мужьям, заставляющих понапрасну бегать на рынок своих добропорядочных жен. Она не догадывалась, что звуки ее голоса были для меня сладчайшей музыкой. Конечно же, я полностью признал свою несостоятельность как хозяина дома, выстоял с непокрытой головой под градом упреков, и, наконец, униженно молил о прощении. Получив оное, я собрался с духом, и сообщил, что должен по неотложным делам службы отъехать в Столицу. Марта сразу перестала сердиться и захлопотала, собирая дорожную сумку.
Я смотрел на нее и любовался каждым движением. Она совсем не изменилась за эти семь лет. Все такая же веселая и своенравная девчонка, какой я впервые встретил ее в кондитерской. Она с двумя подругами выбирала пирожные. Сладкоежка. Им очень хотелось полакомиться хрустящими трубочками с марципанами и сливочным кремом, но это были самые дорогие пирожные. Они уговаривали кондитера сделать скидку, но тот ни в какую не соглашался. Разочарованные девушки ушли, а я купил целую коробку трубочек и помчался вдогонку. Но, поравнявшись с прекрасной троицей, и, с улыбкой протянув сладости Марте, вместо благодарности получил увесистую пощечину, а драгоценные пирожные полетели в канаву. Откуда мне знать, что в этом городе подарки от незнакомых мужчин принимают только гетеры! Как потом рассказывала Марта, у меня был такой несчастный вид, что она не выдержала и рассмеялась.
В следующий раз мы встретились в парке на день тезоименитства Владетеля. Тогда обошлось без пощечин. А вот потом… Было все – ночные прогулки, пьянящий запах черемухи, первое прикосновение, первый поцелуй. Еще оказалось, что прекрасной белошвейкой кроме меня интересуется сынок местного барона. Сначала он лично решил научить меня уму-разуму. К разочарованию многочисленных зрителей я не стал долго разбираться с этим недорослем. Парень даже не догадывался, как легко рука выворачивается из плечевого сустава, и как это бывает больно. Особенно, если знать, куда надавить. Бросившиеся на помощь дружки-собутыльники отделались ушибами и синяками на мягких частях тела, полученными при прощании. Основной проблемой было не расправиться с молокососами, а сделать это так, чтобы со стороны казалось, что повреждения они получили совершенно случайно.
Пока сынок лежал в своих покоях с перевязанной рукой и головой, папаша послал для моего вразумления десяток стражников. Результат получился несколько отличный от того, что ожидал барон – весь десяток в полном составе отправился в лечебницу. К сожалению, представить дело так, будто верзилы из личной охраны барона все, как один поскользнулись и переломали конечности, было весьма непросто, и нам с Мартой пришлось покинуть город. А ведь она даже не догадывалась о том, что произошло на самом деле. Думала, нам пришлось бежать из-за угроз сильных мира сего.
Примерно через год родился Роник. К тому времени я остепенился и, ощущая себя отцом семейства, решил потверже стать на ноги, занявшись собственным делом. Все шло очень неплохо, и уже через несколько месяцев меня знали как удачливого зерноторговца. К сожалению, я не мог предположить, что моим главным конкурентом является Ночной Хозяин города.
Сначала он снисходительно смотрел на беготню «молодого выскочки из Столицы», но стоило мне договориться с муниципалитетом о хорошем заказе, как в маленькую контору на втором этаже доходного дома на торговой улице заявился развязный молодой человек и без обиняков выложил требования своего хозяина. Требования эти, в конечном счете, сводились к тому, что дело свое я должен отдать и убираться подобру-поздорову. Надо сказать, он очень удивился, получив вежливый, но твердый отказ – человеку, пославшему его, отказывать было просто не принято.
Вечером на выходе из конторы меня ждали. Подготовка громил Ночного Хозяина была не многим лучше, чем у баронских стражников. Разве что, немного больше мускулов и меньше мозгов. После непродолжительной, но энергичной беседы я сложил бесчувственные тела в ожидавшую их повозку и попросил ошарашенного кучера передать отправителю.
И тогда разъяренный Ночной Хозяин допустил ошибку. Он посмел угрожать моей семье. И не просто угрожать: на следующий день, когда я сидел в конторе, парнишка-посыльный принес записку, из которой следовало, что Марта и Роник находятся в надежном месте, и им ничего не угрожает до тех пор, пока я буду вести себя правильно.
Несколько минут я сидел, опустив голову. Потом встал и вышел из конторы. Дом, где держали Марту и Роника, нашелся сразу. Как? Просто я очень хотел их найти, и чутье Убийцы повело меня по следу. Ночной Хозяин не рассчитывал на мое быстрое появление. Он вообще не рассчитывал на сопротивление, посчитав результаты моей вчерашней встречи с громилами досадным недоразумением, поэтому охраняло их всего трое – двое мужчин и женщина. Они даже не успели понять, что происходит – мелькнула размытая тень, потом вспышка острой боли в затылке – и тьма… Я не считал нужным сдерживать силу ударов. Вы хотите войны – хорошо, тогда вы узнаете, что такое настоящая война!
В течение часа запылали принадлежащие Ночному Хозяину зерновые склады. Еще через два часа я стоял у входа в его дом, больше похожий на маленькую крепость. Охрана была бессильна – где этим разбойничкам противостоять вышедшему на охоту Убийце. Сам Хозяин спрятался в дальней комнате – глупец, разве запоры могут меня остановить! Думаю, что самое страшное, что он видел в своей жизни – это холодные глаза Убийцы. Я сохранил жизнь этому раздавленному ужасом и ползающему в ногах седому старику, тому, кто только что был красивым, гордым своей силой и величием зрелым мужчиной.
Пришлось снова сниматься с насиженного места. Марта опять пребывала в уверенности, что скрываться приходится от похитивших ее злодеев. А я дал себе слово никогда больше не ввязываться в рискованные истории и навсегда забыть о Башне. Сдал с первой попытки экзамен на третью ступень и поступил на службу переписчиком в Канцелярию небольшого окраинного города, входившего некогда в состав Маронского герцогства. Научился снисходительно пропускать мимо ушей колкости коллег-чиновников, и даже стал получать своеобразное удовольствие от размеренной и нехитрой чиновничьей рутины. Несколько лет тихой и спокойной жизни. И вот, прошлое вновь настигло меня…
V
Десятник у городских ворот увидел меня и расплылся в улыбке. Ему до смерти надоели крестьяне, спешащие занять место на рынке. Они расталкивали друг друга, подняв корзины с товаром над головой, а те, кто побогаче, пробирались сквозь толпу на повозках, доверху нагруженных мешками. Десятник изнывал от отсутствия достойного собеседника. Общение служителя закона с крестьянами сводилось к ругательствам и зуботычинам, разговор с рядовыми стражниками был не многим содержательнее, а что касается Стража Ворот… так это вообще непонятно, человек он или зверь какой дрессированный. Вот раньше – кто входит в город, обязательно сунет монетку, яичко, а то бывало и целую курицу. Домой приходить было не стыдно – за день корзина, а то две добра всегда собиралась. А сейчас… Когда прислали из столицы этого самого Стража Ворот, все и поменялось. Въедливый такой, спокойный-спокойный, сам говорит с каждым, кто пройти хочет. И видит всех насквозь. Поначалу, когда пришлые не знали, кто он такой, тут в день, бывало, хватали по десятку преступников, да тех, кто пытался пронести что-то запретное. Сейчас конечно, все ума-разума понабрались, и, ежели кто за собой грешок чует, то к городу на сотню шагов не приближается. Он ведь как – берет человека за руку и вопросы задает. И утаить что нет никакой возможности – сразу чует. А дело городской стражи – хватать всех, на кого он укажет и отводить куда следует. За год не ошибся ни разу. Говорят, этих Стражей двадцать лет учат в Башне, доверяют им тайные знания и искусства древние… Но мало ли, что люди болтают. Хотя вид у него, конечно, странный. Очень даже странный. Высокий – на голову выше самого высокого стражника, худой, с руками до колен, и лысый как яйцо. Глаза красные, на выкате, и пальцы… длинные и тонкие, словно веточки…
– Здравствуйте, гере Рюмпель!
– Здравствуйте, уважаемый Крут! Как идет служба?
– Как всегда, справляемся, во славу Владетеля. В путь отправляетесь? По делам, или так?
Сказано по-дружески, с участием, но я-то знаю, что за этим кроется. Расстегиваю пояс и протягиваю маленький футляр с вложенным свитком. С утра пораньше забежал в Канцелярию, и, надо сказать, ничуть не удивился, когда узнал, что в кабинете начальника теперь сидит гере Плумкис. Пару дней назад он бы и разговаривать со мной не стал, а сегодня не глядя поставил резолюцию на отпускной ордер. И даже не поинтересовался, по какой это надобности гере переписчик собирается выезжать из города, понимающе закивал и закатил глаза, показывая куда-то наверх.
Так что с сегодняшнего дня я совершенно законно нахожусь в отпуске, о чем свидетельствует этот самый ордер с размашистой подписью в углу и расплывшейся красной печатью.
Десятник очень внимательно осмотрел бумагу, разве что на вкус не попробовал. Значительно глянул на меня, пожевал губами, и, возвращая, сказал:
– Счастливого пути, гере Рюмпель. Не опаздывайте.
– Ни в коем разе, гере десятник, уж будьте спокойны.
– И осторожнее в пути. Вы куда направляетесь, в Столицу?
– Да.
– Здесь дороги неспокойные. Ближе к Столице, ясное дело, тишь да гладь, а у нас, бывает, и разбойнички попадаются… Вы, это… знаете, – десятник наклонился ко мне и заговорил громким шепотом, – вы, ежели что, не говорите, что из чиновников. Спокойнее будет.
Он выпрямился и сказал строго и громко:
– Хорошей дороги!
Я поблагодарил и вышел из города. Страж Ворот даже не посмотрел в мою сторону, его интересовали только желающие войти. И это хорошо, беседа с ним отбирает слишком много сил. Стражи и Ведуны – мастера докапываться до правды, люди выкладывают им даже то, что знали, но давным-давно забыли. Это, конечно, если не уметь правильно разговаривать…
Дилижанс стоял чуть в стороне от дороги, на засыпанной желтым гравием площадке. На боку видавшей виды повозки красовался герб Владетеля – с недавних пор доставлять пассажиров в Столицу из дальних провинций дозволялось исключительно казенным перевозчикам. Помимо пополнения казны эта мера сделала путешествия куда более безопасными – только безумец мог рискнуть покуситься на имущество Владетеля. Хотя раскошеливаться за поездку путникам пришлось вдвойне: Владетель рассудил, что люди состоятельные с радостью заплатят за собственное спокойствие, а персонам безденежным в Столице делать нечего.
Я оказался последним пассажиром. Вручил кучеру две монеты, тот сразу же вскочил на козлы, и шестерка лошадей неторопливо повезла раскачивающийся рессорный дилижанс по извилистой дороге.
Эти имперские повозки, при внешней непритязательности, все-таки сделаны с умом. Совсем недавно мне приходилось выезжать из города по служебной надобности на канцелярской бричке, тогда, после тряски на ухабах, которые по недоразумению называются дорогой, я чувствовал себя так, словно эта самая бричка меня несколько раз переехала. А здесь – совсем другое дело. Ход плавный, размеренный, хотя, конечно, и главная дорога не чета нашим, провинциальным. Словом, одно удовольствие.
Кроме меня в дилижансе находились еще семь человек. Впереди, на удобных обитых бархатом креслах устроились два столичных торговца. Средней руки, судя по всему, по-настоящему серьезные негоцианты арендовали бы целый казенный экипаж.
Сидящий позади торговцев здоровяк – явно телохранитель, нанятый в складчину. В Столице пошла новая мода на телохранителей, прошедших обучение в специальных школах, где все «почти как в Башне». Смешно, право… Тем не менее, путешественники на окраины земель Владетеля охотно выкладывают монеты за то, чтобы их сопровождал такой вот громила. Толку от него, случись что, никакого, зато уверенности придает. И к тому же, все видят, едет не какой-нибудь купчишка, а уважаемый торговец, чью драгоценную персону оберегает могучий воин.
Рядом с телохранителем на диванчике разместились два молодых человека. Один – постарше, лет восемнадцати-девятнадцати, высокий длинноволосый парень, второй – совсем мальчишка, с детским наивным лицом и огромными глазами. Зайдя в дилижанс, он не снял головного платка, и тихонько примостился у окошка.
Вместе со мной, на самых дешевых задних местах ехали два чиновника из Ратуши и известная всем в городе торговка лечебными настоями Каралла Брекк. Ее лавочка так и называлась: «У Караллы». С чиновниками я не был на короткой ноге, мы лишь знали друг друга в лицо, и поэтому довольно сухо поздоровались, а вот с веселой травницей я с удовольствием завязал приятную беседу.
Гере Брекк – дама выдающаяся во всех смыслах этого слова, начиная от внушительных размеров и заканчивая степенью влияния на мнение той части жителей нашего города, что считается светским обществом. Как и положено уважающей себя даме, для поездки в Столицу она выбрала самые модные и изысканные наряды. К слову, на столичных улицах именно по таким нарядам можно безошибочно узнать провинциалок. Признаюсь, я до сих пор совершенно не был осведомлен о важнейших деталях жизни нашего славного города. Но сейчас, благодаря любезной Каралле, этот пробел в знаниях полностью исчез.
Итак, я узнал, что гере бургомистр, точнее бывший бургомистр, купил участок земли совсем рядом со Столицей, построил дом и поселил туда эту вертихвостку с подведенными глазами, ту самую, которая сидела у него в приемной. И каждый месяц ездит к ней на казенном экипаже. В то время, как его младшая дочь ждет второго ребенка… Надо было видеть физиономии чиновников, когда они услышали такие смелые заявления. Бедняги. А что они могут сказать? Спорить со славной Караллой – себе дороже. Лучший вариант – притвориться спящим, что оба немедленно и сделали.
После истории о веселых похождениях экс-бургомистра, я узнал много чего интересного о бывшем начальнике Канцелярии, о руководителях Коллегии образования – «поверьте мне, гере Рюмпель – притон, истинный притон», и о многих других видных чиновниках. Единственным человеком, удостоившимся одобрительного отзыва всезнающей дамы, стал исполняющий обязанности начальника Канцелярии гере Плумкис. «Светлая голова, – поджав губы, заявила Каралла, – вы даже не представляете, гере Рюмпель, что это за человек». Она права, я, пожалуй, действительно не представляю, кто же такой Плумкис.
Торговцы на креслах недовольно оглядывались – Каралла не умела тихо разговаривать, и волей-неволей всем пассажирам приходилось слушать ее рассказы. Наконец, один из негоциантов что-то шепнул телохранителю, тот поднялся, и, пригнувшись, чтобы не задеть головой крышу дилижанса, подошел к нам.
– Прощения просим… так что, хозяин велит, тут потише… они отдыхать собираются.
Это была ошибка. Возможно, если бы вопрос прозвучал несколько в иной форме, то Каралла могла бы и пойти навстречу, но сейчас… Бедняга телохранитель краснел, бледнел и обливался потом, пока громогласная торговка объясняла, что она думает о нем, его хозяине и их ближайших родственниках.
Тем не менее, закончилось все неожиданно мирно. Торговец лично подошел к Каралле, рассыпался в извинениях, поцеловал ручку и преподнес от своей фирмы красочную цветную открытку, изображающую красавицу-пастушку в окружении милых овечек. Дама благосклонно выслушала его, приняла подарок, и, к всеобщему удовольствию, сменила гнев на милость. Торговец с телохранителем уселись на свои места, и какое-то время мы ехали под негромкий умиротворяющий скрип рессор и доносящийся снаружи топот шестерки лошадей.
Только я начал дремать, как дилижанс резко остановился, и упавший с полки саквояж Караллы пребольно стукнул меня по голове. Снаружи послышались голоса – наш возница предъявлял проездные документы, судя по всему, мы остановились у поста Дорожной Стражи. Дверь распахнулась, и перед нами предстал во всей красе десятник Дорожной Стражи Владетеля – точно такой, каким его обычно изображают на лубочных картинках – в медном блестящем шлеме, румяный и с огромными усами, торчащими в стороны как палки. Он обвел глазами пассажиров, откашлялся и басовито произнес:
– Доброго здравия, гере. Запретных предметов и имущества не провозим?
Странный вопрос. Десятник, собственно и не ожидал, что злодеи, проникшие в дилижанс под видом порядочных путников, начнут дрожащими руками выкладывать припрятанное запретное имущество.
– Должен спросить вас, гере, не видел ли кто-нибудь девицу семнадцати лет, роста среднего, сложения худощавого, лицо чистое, волосы – темные, длинные, заплетает в косу? Имя указанной девицы – Софа Кармер. Разыскивается родителями Улоной и Бергнадом Кармер, а также семьей жениха Басо Шашуна. За указание ее местонахождения объявлена награда в пятьдесят монет. Напоминаю вам, что, согласно Уложению Владетеля, персона, укрывающая лицо, объявленное в розыск, а равно скрывающая сведения, могущие привести к обнаружению указанного лица, наказывается лишением подданства Владетеля и всех связанных с ним прав и привилегий, а также отправкой на каторжные работы в Багровые горы на срок до пяти лет.
И вся эта тирада была произнесена на одном дыхании, без малейшей запинки. Пассажиры, включая почтенных торговцев, зашевелились, всем своим видом показывая, что ничего такого не видели и не знают, но, в то же время, готовы оказать любое содействие. От меня, однако, не укрылась, что сидящий у стеночки мальчишка вздрогнул и съежился, словно стараясь сделаться незаметным. Я еле сдержал усмешку – темные длинные волосы, заплетенные в косу, говорите?
И тут я заметил, что на мальчишку пристально смотрит Каралла. Ну, все, ребятишки, плохи ваши дела, отбегались. По правде сказать, я сразу различил, что мальчишка – это переодетая девушка. Но такая маскировка может обмануть одних лишь мужчин. Женщины обращают внимания на мелкие детали. Если бы заглянувший к нам десятник был женщиной, то сейчас стал бы богаче на полсотни полновесных монет. А так, судя по всему, награда уйдет к наблюдательной торговке.
– Гере стражник, – уверенно сказала Каралла, а девушка-мальчик непроизвольно прижалась к своему спутнику, – когда я садилась в дилижанс, то видела у городской стены похожую на ваше описание девушку. В сопровождении двух мужчин – пожилого и молодого она направлялась в сторону Восточной башни.
Стражник сразу приобрел хищный вид, словно ищейка, почуявшая добычу, и стал подробно расспрашивать Караллу о том, что, собственно, она видела у стены. Но торговка больше не сказала ничего определенного – заметила девушку и все. Впрочем, стражник остался доволен. Переписал из дорожного листа имена пассажиров и махнул рукой, позволяя ехать дальше.
Я готов поспорить – не было никакой девушки у стены, и Каралла прекрасно знала, что беглянка едет с нами! Почему же она так рисковала? А если бы на посту находился Ведун? Да и впоследствии, может статься, ложь раскроется, и тогда ее точно ждут Багровые горы – лгать стражнику при исполнении – тяжкое преступление.
До казенного постоялого двора, где предстояло провести ночь, мы ехали молча. Чувствовалось, что встреча со стражником произвела достаточно тяжелое и гнетущее впечатление. Хотя, наверное, дело не столько в самой встрече, сколько в собственном поведении – в том, как солидные и состоявшиеся люди демонстрировали свою законопослушность перед каким-то десятником.