скачать книгу бесплатно
Задумался Харитон, как исхитриться и выстроить еще одну хату – Моисею или Ефиму, – но сил и денег на это пока не хватало. Для начала за гумном расчистили небольшой участок земли.
– Ну вот, братка, – хриплым басом сказал Моисею высокий дородный Иван, прислонив лопату к плетню. – Теперь и у тебя свой угол будет.
Не то от радости, что начало положено, не то от предвкушения скорого семейного уюта Моисей облегченно вздохнул:
– Да, но не хотелось бы землю занимать под хату. Клочок поля, где можно посеять рожь, тоже был бы не лишним.
– Так-то оно так, но ведь и тебе где-то надо жить.
Ефим нарочно отошел в сторонку и издали слушал, о чем говорят братья.
Вдруг Моисей хлопнул себя ладонью по лбу, словно наконец нашел решение терзавшей его проблемы.
– Нет, – уверенно заявил он. – Не будет здесь хаты, в тесноте перебьемся, а земля – она кормить нас будет.
– Не майся дурью, – возмущенно сказал подошедший Ефим. – Не век же в тесноте жить?
– Пока нет возможности поставить хату, огород здесь сделаем! А как, даст бог, разбогатеем, так и хату сообразим.
– Ну, смотри сам, братка, – пожал недоуменно плечами Иван.
Вскопали несколько грядок, удобрили навозом, посеяли репу. Оттого у Харитона на душе радостно стало – еще немного огород разросся.
«Нет, – думал он, проснувшись ночью. – Нельзя отделять Ефима. Ленивый и неумеха, в кого только уродился? Жить-то есть где, хоть и в тесноте, а вот земли, чтобы прокормить семью, больше взять негде. Все вокруг до мелкого клочка учтено и занято либо помещиками, либо казачьей старшиной. А Моисей и не хочет отделяться, понимает, видно, что тогда совсем тяжко придется жить – а скорее, выживать».
Невеселый ходил Ефим, нахохлившийся, лишь лицом похожий на Харитона, и все злился на отца да на старшего брата. Он размышлял: «Семья выросла, надо что-то делать, а тятя молчит о том, как дальше жить. Ему-то что, он жизнь прожил, а вот и Моисея ничем не прошибить. Предлагал ему отделиться от отца, как это сделал Иван, так не хочет. На одном стоит: надо вместе всем жить, чтобы порознь не пропасть. А мне-то не хочется жить, как отец живет, я-то хочу богатым стать, крепкое хозяйство завести, чтобы достаток в доме во всем был. Чтобы лошадь добрая была, а не такой захудалый конь, как у тяти. Да и корова чтобы в добром хлеву стояла, а не в дырявом сарае».
А тут еще увидел Ефим большие колосья на земельном наделе, задумался, и что-то заскребло у него на душе: «Вот бы одному мне все это».
Вечером подошел к отцу:
– Слышь, тятя, отдели меня, сам по себе жить хочу.
– Это ты насчет дележки, что ли?
Ефим мотнул головой в знак согласия.
Харитон даже вспылил от неожиданности:
– Это зачем же на куски землю рвать? Ее по-хозяйски всей семьей поднимать нужно. Долю, что причиталась брату твоему, Ивану, я отдал. У всей нашей семьи – три доли, это моя, Моисея и твоя. Земли осталось совсем ничего, и выходить из семьи я тебе не позволю. Вот когда помру, тогда и делитесь, – лицо его стало красным, он то садился на лавку, то вскакивал, размахивая руками и тряся головой, и кривился, словно у него заболели зубы: – Как же тебя отделю? Твои братья спины гнут, и жены ваши с детьми и со всем хозяйством управляются, а ты обленился, даже дров наготовить не хочешь, я не говорю уже о коне. Никакого уходу, накормить скотину ленишься.
Ефим глядел на мозолистые большие руки отца и испытывал к нему больше ненависти, чем сочувствия.
– Эко тебя разобрало, як ту бездольную сиротину, но ничего, я тебя сейчас образумлю, – пригрозил отец. Он сорвал с жерди висящие вожжи и, сжав их в крепких руках, шагнул навстречу сыну: – Хлеб тебе опостылел, мякины отведать хочешь. Сейчас вот отхлещу как следует, враз охота отделяться пропадет.
Он поперхнулся и, зацепившись ногой за лежащую оглоблю, споткнулся и чуть не упал.
– Угомонись! – грубо произнес Ефим и в смятении опустил глаза в землю.
Не сказав больше ни слова, он обошел отца, выскочил на улицу и никак не мог сообразить, куда ему идти. Наконец отправился к реке. На берегу присел на корточки и стал черпать горстями и жадно пить воду. Затем, вытерев рукавом губы, сел в траве под густыми ветвями ивы, склонившимися к серебристой воде. Тупая ноющая боль в глазах мучила его. Где-то вдалеке загремел гром, запахло мокрой свежестью летней зелени. Над головой зашуршали крупные капли дождя. Темными точками они запрыгали по зеркально-белой глади воды. Дождь лил и лил, а Ефим, насквозь промокший, сидел на мокрой же траве и равнодушно смотрел на воду, думая о своем.
2
Татьяну будто прорвало. Она не находила себе места. На улице случайно встретила знахарку Ефросинью, жену Федора Сковпня. Будучи из рода староверов, она обладала особым даром, данным ей Богом, она могла исцелять людей, принимала роды. В селе ее все уважали и за глаза называли кто знахаркой, кто повитухой, а кто и ведьмой, хотя черной магией она не занималась. Были в округе и другие ведьмы, многие обращались и к ним.
– Тетка Ефросинья, помоги, сил моих нет! – взмолилась она и расплакалась.
– Ох уж эта любовь… – догадалась та. – Наверное, приворожить парня хочешь?
– А вам откуда известно?
– Так не первый год на этом свете живу – молодая, красивая, что ж еще такой надо?
Татьяна опустила голову:
– Да, это так.
– Ну что ж, дело неблагодарное, но по-другому, вижу, не получается. Вот что я табе скажу, красавица. Купи в церкви свечку да возьми пару щепоток соли, насыпь на блюдце, поставь перед иконами и зажги свечу. Помолись Богородице, попроси заступницу нашу. Опосля приворотную соль добавляй в еду любимому или насыпь на порог его хаты. Хлопец твоим и будет.
– На соль я пробовала раньше, не помогает. Может, вы присушку сделаете?
– А оно табе надо? Хлопца сгубить хочешь? Он будет тосковать по табе и в то же время ненавидеть. Даже если будете вместе, ваша жизнь будет невыносима. Ты хорошенько подумай, прежде чем идти на это.
– Ну и пусть мается! – в сердцах бросила Татьяна.
– Тогда я табе здесь ничем не помогу, это уже бесовщина, а я от Богородицы-Девы Марии отворачиваться не хочу.
– Тогда я к тетке Луане пойду.
Ефросинья тяжело вздохнула, перекрестилась и тихо проговорила:
– Да, по темным делам она добрый знахарь, тока не надо табе к ней идти, табе, дочка, надо в церкву свою сходить, к попу. Бесы в табе живут, они твое здоровье забирают, изгонять их надо, иначе добром это не кончится.
Ночь опустилась на село, обволокла со всех сторон, ни одной звездочки не видать на небе. Татьяна не спала. Мысли путались в голове, наскакивая одна на другую, и она не могла в них разобраться. Рядом во сне стонал дед Василий, иногда похрапывая: наверное, что-то плохое снилось. Она оделась, взяла лапти, бесшумно вышла во двор и, поежившись от ночной прохлады, направилась к дому колдуньи.
Луана жила на краю села возле реки, к которой надо было спускаться по крутой и грязной дороге. Они жили вдвоем с дочерью. Мужа ее вместе с Демьяном Руденко призвали на войну. Демьян вернулся в село, а ее муж погиб на Кавказе. У одних жителей она пользовалась уважением, поскольку от нее многое зависело в их жизни. Колдунья наводила и снимала порчу, возвращала в дом кормильца или помогала выдать замуж дочь. Другие ее боялись, потому что ведьма могла серьезно испортить жизнь человеку. Поэтому те, кто с ней связывался, старались задобрить ее подарками и угощениями. Обиженная ведьма могла навлечь любую беду. Она не брала деньги за проделанную работу, но от угощений не отказывалась. Ей приносили продукты, иногда одежду. Свои знания о колдовстве она старалась передать дочери.
Гробовая тишина стояла в ограде. Татьяна подошла к окну и тихо постучала.
– Кого там нелегкая принесла? – донесся хриплый старушечий голос.
– Баба Луана, это я, Татьяна Терещенко.
Открылась скрипучая дверь, на пороге стояла старая женщина со слегка раскосыми глазами, седая как лунь. В тусклом свете луны ее глаза удивленно разглядывали необычную гостью.
– Входи! – проворчала она, поздоровавшись. – Чего тебя по ночам черти носят?
Татьяна робко перешагнула порог хаты. Хозяйка зажгла лучину. В дальнем углу на топчане, укрывшись дерюгой, лежала худая девочка. В хате было душно и все говорило о бедности и неряшливости.
На печи заискрились два зеленых огонька. Черная кошка, выгнув спину дугой, громко мяукнула. По спине Татьяны побежали холодные мурашки. Ее взгляд застыл на зеленых угольках.
Хозяйка в эту минуту неотрывно смотрела в окно, будто кого-то выглядывала, потом повернулась к незваной гостье:
– Что у тебя?
– Вы уж простите меня, бабуля, – потупилась Татьяна.
Путаясь в словах, она поведала колдунье свою просьбу.
– Все понятно, – глубоко вздохнула Луана. – А что ночью-то пришла?
– Днем боязно, могут увидеть. Тятя у меня строгий.
– Да знаю я твоего отца и деда знаю. Бабку твою лечила, но не все в моих силах.
Колдунья, громко кряхтя, поднялась, посмотрела девушке в глаза, принесла из-за печи прядь черных волос, срезанные человеческие ногти и положила на стол, оттуда же достала кружку с засохшей кровью.
Увидев это, Татьяна затряслась от страха. Она была готова убежать прочь, но ноги ослабели и не слушались ее.
Старуха посадила гостью за стол, сама села напротив, долго молчала и неподвижно глядела куда-то в угол хаты, как бы настраивая свои мысли и сознание.
– Вещь какая-нибудь его есть с собой? – словно очнувшись ото сна, спросила колдунья.
– Да, вот кусок холста от сгоревшей рубашки, на пожаре подобрала.
– Не богато, – ухмыльнулась бабка Луана.
Она стала что-то шептать, перемешивая кровь с волосами и ногтями на холсте, что принесла Татьяна.
В какой-то момент девушке стало плохо, спина вспотела, волосы на голове зашевелились сами по себе.
Не помня себя она шла домой по улице. Уже начинало светать. Потом свернула в проулок и, пробираясь через заросли тальника, оказалась в реке. Уставшая и промокшая, выбралась на берег, упала ничком на траву. Отдышавшись, повернулась на спину. Через пелену перед глазами еле виднелось небо. Закрыла глаза – пригрезился Андрей, обнял ее и дышит прямо в лицо: «Свататься приду к тебе, любимая».
Отец запрягал коня в телегу, а глянув на идущую по улице женщину, от неожиданности охнул. В ней он узнал свою дочь и с замиранием сердца наблюдал за ней, возвращавшейся домой неведомо откуда.
– Ты где была? – строго спросил он.
Татьяна равнодушно посмотрела на него, не промолвив ни слова.
Матвей пригляделся и оторопел. Лицо дочери осунулось, глаза ввалились. За ночь так переменилась. Спина у него похолодела, стоял и двинуться не мог.
– Иди в хату, – с трудом проговорил он.
Ольга копошилась возле печи. Матвей присел к столу, его длинные руки заметно подергивались:
– Вот, мать, надо бы дочке допрос учинить, где-то всю ночь была, только вернулась. Вся мокрая и вид как у очумелой.
Из-за занавески вышел маленький Федька:
– Тятя, что есть будем?
Матвей закашлялся. Ольга, гремя глиняными горшками, все еще не могла сообразить, что произошло. Она пристально поглядела на дочь. Ей стало не по себе. Поежившись, она спросила:
– Ты что, к ведьме ходила?
Татьяна кивнула.
У матери от нахлынувшего волнения вспыхнуло лицо, заколотилось сердце, душу обожгла тревога. Она схватила ухват и решительно двинулась на дочь, собираясь огреть ее.
Та испуганно вскрикнула:
– Матушка, не надо!
В этот миг Матвей твердой рукой схватил ухват и аккуратно забрал из рук жены.
– Я тут голову ломаю, а понять не могу… – недоуменно проговорил он. – Зачем тебе это? Ты молодая, красивая, теперь от нее, окаянной, добра не жди.
– Что ж я делаю? – испуганно спросила себя Ольга. Доброта и материнская любовь победили гнев, она заплакала и худыми руками обняла дочь за плечи: – Ты лучше к Ефросинье сходила бы.
– Я была и у нее.
– И что?
– Молиться отправила меня, – она стояла испуганная, бледная, уставшая от бессонной ночи. – Тятя, мама! – слезно вскрикнула она. – Спасите, оградите меня от этой нечисти, я сама не знаю, зачем это сделала… – из глаз ее полились слезы.
– Беда, дочка! – угрюмо пробурчал Матвей и опустил голову.
– Я, милая, ни умом, ни слухом не ведаю, чем тебе помочь, – глаза Ольги испуганно забегали по стенам хаты, и она торопливо перекрестилась на образа.
– Мама, что есть будем? – не унимался сын.
– Давайте гречку есть! – громко скомандовала мать. – Потом разберемся.
– А про то, что рожь надо жать ехать, уже забыли? – раздался хриплый голос старого казака.
– Какая там рожь, пусть поспит, – рассудила мать.
– Нет! – возмутился дед Василий. – В поле все работать должны в меру своих сил, а кто чем ночью занимался, это уже их дело.
3
Андрей поздно вечером возвращался с поля и в очередной раз стал рассуждать сам с собой: «Как жить дальше? Все мои сверстники завели семьи, кое-кто обзавелся детьми, а я все не могу определиться».
Подъехав к дому, на ходу спрыгнул с коня, завел во двор.
– Устал? – спросил отец. – Как там дела на нашем поле?
– Отец, ты обещал мне посватать меня.
