Чтоб человек не вымер на земле…

С большим туповатым злодеем,

Что встал у него поперёк,

Мол, кое-чего мы умеем

Из серии жать на курок.

Мол, хлопотно будет не слишком

Любого из вас схоронить,

Уж если я выстрелом шишку

Умею на вас уронить.

Медведь тот умчался вприпрыжку,

Оврагами, в сторону, вбок,

Он главное понял, что Мишка –

Потомственный вольный стрелок,

Что Мишке прогнать его в шею

Не сможет никто помешать.

А Мишка уже посложнее

Задачи пытался решать.

Шутник, балагур и затейник,

Такой же элитный стрелок,

Двоюродный Мишкин брательник

Ему револьвер приволок.

«Привет тебе, друг мой, с поклоном, –

Он настежь раскрыл свою пасть, –

А как ты считаешь, слабо нам

В молекулу пулей попасть?»

Брательник был пьян, но не очень.

Ну что, мол, вперёд, Михаил!

И шутку его, между прочим,

Наш Мишка вполне оценил.

Хотя он и не был фанатом

Насчёт из ружья залепить

В мельчайший какой-нибудь атом

И пулей его расщепить,

Но, если уж ствол под рукою,

И руки твои не кривы,

Желание было такое

В глубинах его головы.

Молекула, атом, нейтроны.

Протоны, чего там ещё?

Да были бы только патроны,

Приклад бы ещё на плечо

Вот так надавил бы покрепче,

Чтоб жару начальству задать,

Чтоб меньше им сладкие речи

С высоких трибун задвигать!

Но старенький школьный учитель

Ему рассказал про баланс,

Про некие тайные нити,

Про связи времён и пространств:

«Не всё тут тебе трали-вали!

Он, атом-то этот, не прост,

Он мелок, подлец, и едва ли

Его ты ухватишь за хвост!

Тут, как ни старайся, не выйдет

Пальнуть по нему из ружья,

Его очень трудно увидеть,

Трудней, чем в траве муравья!

Вообще это мутная тема.

Найдя в ней системный расклад,

Внутри этой самой системы

Серьёзные люди сидят.

Они там отнюдь не с похмелья,

Ладонями стиснув виски,

В секретных своих подземельях

В специальные смотрят очки.

И строгий свой взгляд – во работа! –

В пространство вонзают, как нож:

«Эй, атом, голубчик, чего ты

Никак на контакт не идёшь?»

Там целая, типа, плеяда,

Их прямо, как молния в лоб,

Идея пронзает, что надо

В ловушку поймать изотоп!

Поймают. Поверь, – заключил он, –

С компанией этих ребят

Тягаться тебе не по силам.

Тебя самого расщепят.

Возьмут, если надо, под ноготь,

И всё, и привет, баю-бай!

Не надо молекулы трогать,

Иди лучше книжки читай!»

«Согласен – сказал ему Мишка, –

Не надо в молекулы лезть,

Ядро расщеплять – это слишком,

Получше занятия есть!»

Чтоб полным не быть недотёпой,

Он в клуб, в дом культуры пришёл

И книжку прочёл, «Дядю Стёпу»,

Что было там, то и прочёл.

Ещё одна умная книга

На полке пылилась в углу,

С ней целая вышла интрига,

Там сразу же в плен, в кабалу

Наш Мишка попал. «А чего так?» –

Народ меня спросит. А так –

Там автор конкретен и чёток –

Борис был такой, Пастернак.

Он дал нам намёк: «Извините,

Мы вместо, чтоб водку лакать,

Должны в сердцевину событий,

В рабочую суть проникать».

(«Во всём мне хочется дойти

До самой сути,

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,

До сердцевины,

До оснований, до корней,

До их причины».

и т. д., Борис Пастернак).

Ребята, насчёт Пастернака

Недолог мой будет рассказ.

Там вышла не то, чтобы драка,

Скорее, публичная казнь.

Коллеги его по искусству,

Советских писателей хор

Сказали: «Какой-то он грустный

С людьми у тебя разговор!»

Они раздолбали поэта,

Срубили его наповал:

«Все люди как люди, а этот

До сути дойти пожелал!»

Они оттянулись на славу:

«Смотрите, какой супермен!»

Читатель, я знаю их нравы.

Не хор там, а стая гиен.

Глумливая эта шарага

Его на куски порвала –

За «Доктора», скажешь, «Живаго»?

Да нет, тут другие дела.

Им строчка царапнула разум,

Что шустрый какой-то пострел

Без всякого сверху приказа

До сути дойти захотел.

Простая строка. Но вообще-то

В ней видится явственный знак,

Чего там в башке у поэта,

Какой он такой Пастернак.

Под током искрящийся провод –

Строка эта – вот я о чём,

А «Доктор Живаго» – лишь повод

Загрызть человека живьём,

Чтоб было понятно поэту:

До сути никто не дойдёт,

А, может, её даже нету,

Пойми, наконец, идиот!

И, если дошедший до сути

Поймёт, в чём она состоит,

И кто нами вертит и крутит,

То он будет в землю зарыт,

В глубокую яму закопан,

Чтоб там не стихи выражать,

А вместе с собратьями скопом

В одном котловане лежать.

Дай Бог там, ребята, не лечь нам –

Вот этого хочется мне,

Чтоб больше нам думать о вечном,

И меньше о всякой …не.

Долой перманентную пьянку!

Основу искать – вот наш хлеб! –

Нутро, сердцевину, изнанку

Явлений, событий, судеб!

Так вот, что касается Мишки,

Казалось бы, он тут причём?

Как раз у него-то в умишке

Всё то, что он в книжке прочёл

По поводу сути явлений,

В единый срослось монолит.

Он понял: поэт – это гений,

Когда он вот так говорит.

Да, умные книжки не зря нам

Порой преподносит судьба.

«Выносливым будь и упрямым, –

Подбадривал Мишка себя, –

По кочкам, канавам и лужам

Шагай напрямик, но учти,

Что, ежели ты безоружен,

До сути тебе не дойти!»

…Мой вывод таков, если вкратце,

Уж если свести все концы:

Я вам про писателей, братцы,

Скажу, что они молодцы.

Да, вот где зарыта собака,

Найди уже с ними контакт,

Бориса читай, Пастернака,

И будешь ментом. Это факт –

Срастёшься с любимой конторой,

Задор обретёшь и запал,

Как Мишка, герой наш, который

Стажёром впоследствии стал.

И пусть они рано ли, поздно,

В душе запоют соловьи,

Когда лейтенантские звёзды

Погоны украсят твои.

Хорошее дело, однако,

Полезное, я бы сказал,

А вот самому Пастернаку

Я б сразу полковника дал.

Эх, жалко он умер, а то бы

Отличным бы опером был,

И честно, без дури и злобы,

До сути всегда доходил.

Наш Мишка – не трус и не лодырь.

Он знал, куда силы девать,

Вот он и пошёл на два года

Отчизне свой долг отдавать.

В степи и в горах, в зной и в холод,

Нормально и честно служил,

Потом в милицейскую школу,

Приехав в Москву, поступил.

Конечно, он парень не промах,

Но староста курса, дебил,

Смеялся: «Ты лапти-то дома

В Сибири своей не забыл?»

Ему аж башку распирало

От мыслей. Он вскорости стал

Шестёркой того генерала,

Который нас плотно топтал.

А Мишка гулял, не печалясь,

На все эти глядя дела.

Курсантские годы промчались.

Петровка его приняла.

С ним чикаться долго не стали, –

С напутствием ясным, простым

В район нам как раз и отдали,

Мол, сами мудохайтесь с ним!

А дальше, читатель, ты знаешь:

Хоть был, прямо скажем, не рад,

Потап его взял – за глаза лишь,

Которые ярко горят!

Так вот, об оружии: Мишка

Его собирал с юных лет

Пытливый, смышлёный парнишка,

Теперь таких даже и нет.

В сибирской тайге, в старых сёлах

Народ был тогда боевой.

С гражданки ещё, с Халхин-Гола,

Потом со Второй мировой

Стволов сохранялся излишек –

В какой ты сарай ни зайди,

Там парочку старых ружьишек

Всегда было можно найти.

Ружьишки-то добрые были:

Уж если кто пришлый сюда

Пешком ли, верхом на кобыле

Забрёл ли, заехал – беда!

Ружьишки тебе объясняют,

А то и ручной пулемёт,

Чего с чужаками бывает,

Кто нос свой без спросу суёт

В глухие таёжные дебри,

Кто спутал в пути берега.

Не любит она и не терпит

Незваного гостя тайга.

Немало в итоге собрал он

Стволов этих, наш Михаил.

Он мёдом, и спиртом, и салом

Владельцам ружьишек платил.

Он их с переменным успехом

Не раз и не два, а сто два

На старом мопеде объехал,

Аж кругом пошла голова.

Таких даже нету на карте

Далёких заброшенных сёл,

Где Мишка устраивал бартер, –

Он сразу садился за стол

И спирт выставлял. Классно, круто!

Я сам вспоминаю подчас,

Что не было твёрже валюты

В советской Сибири у нас.

И мысль от затылка до брови

Ему бороздила башку:

Стрелок должен быть наготове,

Стрелок должен быть начеку!

Он в деле хитёр был и ловок:

Под нос недовольно бурча,

За пару драгунских винтовок

Канистру давал первача,

Мол, эх, прогадал, ты поди-ка! –

Он с виду был строг и суров,

А сам хохотать был до крика,

До клёкота в горле готов,

Аж сердце в груди колотилось

От тёплых застольных бесед,

Мол, вот оно, чудо, случилось!

Ещё один есть раритет!

Немало их там в общей массе

В коллекции было его –

«Беретта», и «Магнум», и «Шмайссер»,

И много другого чего.

«Смит-вессоны», кольты, наганы –

Он прямо над ними дрожал.

А я и скрывать-то не стану:

Он их нелегально держал.

Он всё понимал: «Да, рискую!»,

Зато был всегда начеку,

Под курткой отнюдь не пустую

Носил кобуру на боку.

И вот он с нами. Мы не то чтоб в дураках,

Но где-то рядом. Все пути у нас впотьмах,

Ещё не стала ночь глухая ясным полднем,

Но мы возьмём свои вершины. Друг, налей!

Чем выше в гору ты поднялся, тем светлей!

Да, банда крупная у них, но первый пойман.

Четырнадцатая глава

Ну, если точным быть, то первый в коме

Всё так же под охраною лежал.

Однажды он и вовсе чуть не помер,

На миг очнувшись. Ужас, как кинжал,

Его насквозь пронзил, как штырь железный,

А, значит, всё теперь предрешено –

Он так решил. И было бесполезно

Работать с ним. Бревно и есть бревно.

(Читатель, я надеюсь, ты запомнил

Ту самую погоню со стрельбой,

На том шоссе под Химками, и понял,

О чём сейчас я речь веду с тобой).

Ну, дальше нам известна эта тема:

Он будет щурить из-под одеял

Сквозь щёлочку свой глаз: да я вообще, мол,

Рассудок от наркоза потерял!

А вот курьер, которого красиво

Негаданно-нежданно взял стажёр,

Нам сохранял настрой и перспективу

Скорей уже закончить этот вздор,

Что завелось у нас в районе чудо –

И все мы смотрим вечный сериал,

Что долбаные эти Робин Гуды

Неуловимы, чёрт бы их побрал!

Я, помню, настежь варежку раззявил:

«Дракон, как говорится, полон сил.

Наш брат его пока не обезглавил,

Но лапу ему крепко прищемил!»

Ну что, процесс пошёл, клубок заплёлся,

Курьер сперва молчал, как партизан,

Но всё-таки частично раскололся.

Ему давали водку и нарзан –

Отличные напитки против стресса,

Чтоб не был заторможен ты и вял –

Как раз вот для участника процесса,

Кто только что под пулями стоял.

Мол, хочешь пей, а нет, так и не надо,

А если хочешь вкусно закусить,

Мы этот бонус очень даже рады

Тебе по ходу дела предложить!

Курьер сперва не очень был контактен.

Не то чтобы его клонило в сон,

Нет, он, имея волю и характер,

Стрельбой стажёра был ошеломлён.

И он петлял, как заяц среди ёлок,

Мол, жизнь моя, иль ты приснилась мне!

И мудрый Клещ, народный наш психолог,

За Русь святую пил с ним наравне.

Пусть кто-то скажет мне: «Так не бывает!

Менты обычно с урками не пьют».

Ещё как пьют! Не просто выпивают,

А до конца до самого идут.

Курьер, храбрясь за рюмкой через силу,

Про золотую рощу пел с Клещом,

Что, мол, она своё отговорила

И не жалеет больше ни о чём.

Он ненароком этак, между прочим,

Всех скупщиков назвал наперечёт.

Он был Клещом настолько заморочен,

Что сам уже не знал, чего несёт.

Здесь ни при чём физическая сила,

Её никто к нему не применял,

Мозгов элементарно не хватило

Курьеру, что от выпивки устал.

Вот так, друзья. И дело тут не в пьянке.

Какая б ни светила им звезда,

Но фигурант, который в несознанке,

Перед Клещом расколется всегда!

Он раскатал курьера подчистую,

Он в нём нашёл ту самую струну –

Волшебную, звенящую, тугую,

Что не даёт душе идти ко дну.

Вот в чём он всех вокруг подозревает,

Советский человек, когда поддаст?

В том, что его никто не уважает,

Что он для всех помеха и балласт –

В весёлом задушевном разговоре,

Который собутыльники ведут

Про жизнь и смерть, про баб, про сине море,

И слова ему вставить не дают.

На дряхлого смурного старикана

Он сразу же становится похож:

«Ну да, слабею с пятого стакана,

И что теперь, твори со мной, что хошь?»

Ему ввиду возможных безобразий

Ответ такой дают его друзья:

«Сиди в своей норе и не вылазий,

Уж если ты нажрался, как свинья!

Похрапывай тихонько в уголочке,

Как будто ты сражённый наповал,

Когда в твоей телесной оболочке

Мыслительный процесс забуксовал!»

Вот тут я дам короткий комментарий:

Да хоть ты с кем за выпивкою сядь,

Пусть он студент, крестьянин, пролетарий,

С товарищем нельзя так поступать.

Чтоб он себя большущей важной птицей,

Махнув стопарь, почувствовал сполна,

Скажи: «Голубчик, хватит кипятиться!

Ты о-го-го! Титан! Величина!

Ты голова, в отличие от многих!

Бескрайний космос – вот твой потолок!»

Он так и начал действовать в итоге,

Наш Клещ, ведя с курьером диалог.

Мы пребывали всё ещё в неврозе,

Не зная даже смутно, как назло,

Куда они складировать привозят

Ворованное ими барахло.

Был короток и ясен инструктаж нам:

Нужны вещдоки – камни и металл!

Там, в Химках-то, в том доме трёхэтажном,

Нам обыск ничего почти не дал.

По-прежнему подход был нужен тонкий,

И Клещ на «газ» поэтому не жал,

Скворцом весёлым, жаворонком звонким

За рюмкой заливаться продолжал.

Курьер стаканом брякал: «Я ни шагу

Спокойно сделать в жизни не могу!

Она меня пинает, как дворнягу,

Я всё бегу как будто и бегу

По длинному глухому коридору,

И человек с верёвкою в руке

Мерещится вдали мне – тот, который

Меня удавит в пыльном закутке!»

И Клещ сказал: «Держись и не сдавайся!

Как звать тебя?» «А звать меня Васёк!»

«Да, жизнь твоя собачья, друг мой Вася,

Но я хочу, чтоб ты усвоил впрок:

Ротвейлер целый – вот твоя порода!

Ты, может быть, и прав, но я правей,

Что ты не Васька с мыльного завода,

Скорее, царь Василий, уж поверь!

Да, целый царь живёт в тебе подспудно,

Такой вот он, твой облик, без прикрас,

Тем более противно и паскудно

Должно быть на душе твоей сейчас!»

Да-да, мой друг читатель, уважуха –

Вот это вот и есть как раз она,

Пусть даже ты оглох на оба уха,

Та самая волшебная струна,

Играй на ней, и отклик обеспечен

В любой закрытой наглухо душе!

Васёк, курьер, расправил грудь и плечи

И как-то засветился весь уже:

«А если мне и впрямь поверить в чудо,

И мой ещё не кончен карнавал?»

«Вообще-то удавить тебя не худо», –

Подумал Клещ, а сам в ответ сказал:

«Хорош лакать водяру, выпей чаю,

Пусть пищевод немного отдохнёт.

Ты знаешь, я тобою восхищаюсь,

Ты возишь эти цацки третий год.

Ты мозг, диспетчер, жизнь твоя не сахар,

Уже и белый свет тебе не мил,

При этом работяга ты и пахарь,

Твой воз тебя к земле и придавил.

И, не случись с тобою форс-мажора,

Ты разогнул бы вскоре свой хребет.

Диспетчер переплюнул дирижёра! –

Ты круче, чем Ушастый, разве нет?

Ведь ты за всю логистику в ответе –

Не паучок какой-то там в траве,

Ты по России носишься, как ветер,

И все маршруты держишь в голове!

И кепка твоя – знак, мы это видим,

Что в банде ты – почти уже как он,

Ваш главный беспредельшик, вождь и лидер,

Что ты к нему особо приближён.

Задача, прямо скажем, непростая –

Хвосты в пути на станциях рубить!

А прибыль-то вы делите, я знаю,

Совсем не так, как надо бы делить.

Ушастому всегда одна вторая,

И вам одна вторая, но на всех,

Как будто от балды, из-за сарая

Явились вы сражаться за успех.

И он пришёл, и шайка ваша в силе,

Вы за три года резко разрослись –

Почти что «пол-лимона» накосили,

Внушительная цифра, согласись!

Такая вот статистика сухая,

И я тебе напомню, уж прости,

Он в кабаках с марухами бухает,

А ты у нас тут дохнешь взаперти!

Он за тебя тревожится едва ли,

С него, ты сам подумай, не тупя,

Корону из нагана не сшибали,

В отличие, к примеру, от тебя».

Да и вообще, мол, я тебя не ровня –

Он всячески на гордость напирал,

Мол, я чего? Всего лишь подполковник,

А ты-то – криминальный генерал!

Мундир тебе пошить, надеть папаху,

Кокарду к ней покрепче пристегнуть,

И можно посылать любого ….

А? как тебе? Медаль ещё на грудь

И орден с позолотой присобачить,

Чтоб было всем понятно, кто есть кто,

Чтоб ты министров строил, не иначе,

И был в себе уверен на все сто.

Кто главный, тот и прав. У нас в народе

Гвардейская востребована стать, –

При вдумчивом и творческом подходе

Ты даже депутатом мог бы стать,

А то и мэром! Воры – что, не люди?

И это не брехня, не анекдот!

Эх, знал бы Клещ, что ровно так и будет,

Лет пять там или шесть всего пройдёт…

Прости мне, мой читатель, я не буду

В подробностях рассказывать тебе

Про все перипетии и причуды,

Что я тогда увидел в их борьбе.

Немало есть у нас своих секретов,

Я при себе обычно их держу,

Особо раскрывать их смысла нету,

Но об одном я всё же расскажу.

Как говорил Витюха, наш философ,

Нам многое постигнуть не дано,

В учебниках методика допросов –

Она сплошное белое пятно.

Вот так. И с этим кризисом идейным

Не будешь, фигурально говоря,

Ньютоном, Менделеевым, Эйнштейном,

А будешь только мучиться зазря.

Наш Клещ – не хуже этих персонажей

В своём, конечно, деле. Он решил

Помочь курьеру с психикой, и даже

Проделать трюк совместный предложил,

Мол, я тебе скажу вполне открыто:

Зачем нам лишний кипиш и раздрай?

«Давай поговорим про точки сбыта, –

Не хочешь нам сдавать их – не сдавай!

Я знаю, дорогой ты мой товарищ,

Чего ты скажешь, глядя на меня,

Что это всё красивые слова лишь,

Обычная пустая болтовня.

Но всё-таки в любимую игру я

Хочу с тобой по-честному сыграть,

И я тебя сейчас заинтригую,

Пока ты не наклюкался опять!

И ты смеяться будешь до упада,

Узнав нюансы плана моего.

Мы от тебя узнаем всё, что надо,

При этом ты не скажешь ничего.

У вас, по агентурным нашим данным,

Штук двадцать точек. Каждую пробить

При наших-то ресурсах – ну куда нам!

Да их и вряд ли столько может быть.

Одна там, две, от силы три-четыре,

А я тебе все двадцать назову,

И, чтоб нам время даром не транжирить,

Ты обозначь нам общую канву:

Мол, то да сё, мол, схему, карту, атлас

Со всех сторон показывайте мне,

Я не ходил ни разу в этот адрес,

Я от него держался в стороне!

Мол, я не знаю этих ваших точек –

Бросай, швыряй слова, как кирпичи!

А вот как только верный адресочек

Среди других услышишь, промолчи.

Ты подтвердишь свой статус партизана,

Что все секреты в тайне сохранил,

Вот только пыль, пожалуйста, в глаза нам

Уж не пускай, братишка, будь так мил!

Мы всё-таки ответственные люди.

Да, нам нужны вещдоки с ваших краж.

Вот в этом твой сигнал как раз и будет,

Что ты его никак нам не подашь!»

Казалось бы, тут логика кривая,

Что действие в бездействии живёт,

А я скажу вам, братцы: так бывает,

Когда выходит всё наоборот.

Цени, мой друг, несказанное слово,

Мозгами шевели по мере сил,

Ещё сам Тютчев – знаешь ты такого? –

Молчание в стихах превозносил!

(Не думай, что запутался слегка я,

Читатель мой, ведь ты со мной знаком,

Я совершенно тут не намекаю,

Что Тютчев был у нас под колпаком.)

Курьер пытался вникнуть в ход событий:

«Я рад, что вам такое по плечу,

А мой-то в чём навар, вы мне скажите,

А я чего за это получу?»

«А то, что будем глухи мы и немы, –

Ответил Клещ и вновь ему налил, –

Мы навсегда закроем эту тему,

Что ты стажёра чуть не завалил.

Но пусть тебя всё это не колышет.

Оно смешно, конечно, будет нам,

Когда стажёр наш в рапорте напишет,

Что ты свой нож на землю бросил сам.

Мы в главном посодействуем вопросе,

Чтоб ты не загремел по сто второй,

Ты финку-то свою почти что бросил

В стажёра-то! Забыл уже, герой?

На сто вторую, значит, тоже можешь

Пойти через пятнадцатую.4 Так?

В судах теперь намного стало строже,

Там зверствует отборный молодняк!

____________________________

4Ст. 15, 102 УК РСФСР того времени – покушение на убийство.

И, как бы ты там в корчах ни метался,

Они не любят долго заседать,

Тебе, чтоб под ногами не мешался,

Формально-то и вышку могут дать!»

Васёк, курьер, был явно озадачен.

Расстрельная статья – совсем не то,

Чего он ожидал. А как иначе,

Когда за вас не впишется никто?

«Мы впишемся, Васёк, мы так устроим,

Что ты не слишком много отсидишь

И выйдешь с чистой совестью, героем,

И снова, как на крыльях, полетишь!

Тебя там, может, даже коронуют,

И ты уже в законе будешь вор,

И мы с тобою снова напрямую

Наладим задушевный разговор!»

У Васьки прыгал пульс, как дождь по крыше,

Он спать хотел: «А где у вас кровать?

Начальник, я вполне тебя услышал,

Позволь мне до утра помозговать!

Душа моя так хочет почему-то,

Мне поработать хочется башкой!»

«Ну что ж, работай – ровно полминуты.

Иначе нету сделки никакой, –

Так Клещ ему сказал, – а суд-то скоро.

Твой выход, парень. Помни лишь одно:

Там иногда клепают приговоры,

Что даже нам, ей-Богу, не смешно».

Курьер, осуществляя опохмелку

И усом шевеля, как таракан,

Обдумывал предложенную сделку

И, наконец, решился: «По рукам!»

Хоть новая эпоха приближалась,

Но старая была ещё жива.

Тогда на честном слове всё держалось.

Тогда мы отвечали за слова.

Нередко доходило до скандала,

Когда, всем нашим планам вопреки,

Высокое начальство нас кидало,

Мол, слово дали. Ну и дураки!

«У вас там в перегретой голове-то

Мозги отсохли! Помните, друзья:

Преступника считать за человека,

Хоть тресни пополам, никак нельзя!»

У них своя какая-то планета,

Мне даже пить с такими западло,

Не жалуюсь я, братцы, смысла нету,

Уж столько лет, тем более, прошло!

Вот говорят, вначале было слово,

А толку-то, скажите, от него? –

Какая в нём глубинная основа,

Когда оно не сто́ит ничего?

И, значит, всё, что дальше с нами было,

Уж вы меня простите, пацаны,