скачать книгу бесплатно
– Давай просто пройдемся, – ответила Наталия. – Может, свежим воздухом подышим.
Оуэн указал на дверь в конце коридора. Они прошли туда и выяснили, что дверь ведет на одну из многочисленных террас. Там стояли две скамейки в форме буквы «г». Терраса выходила к лесу, покрывавшему горный склон и наполнявшему пространство запахом сосен. Верхушки самых старых и высоких деревьев качались на слабом ветру, и их ветви скрипели, словно пораженные артритом.
Наталия уселась на одну скамейку, а Оуэн занял другую. Солнце приятно согревало щеки, и девушка, закрыв глаза, подняла лицо к свету.
– Ты вообще волнуешься? – спросил Оуэн. – Симуляция опасна, Монро прямо сказал это…
– Думаю, мы должны рискнуть, – ответила Наталия. – Ставки слишком высоки.
– Наверное, ты права, – он умолк. – Что тебе показала частица Эдема?
Она открыла глаза и уставилась на него. Он имел в виду пугающий эффект частицы, который Исайя использовал против них в Монголии. Каждая часть Трезубца обладала своей способностью и имела определенный эффект. Зубец, который они искали в Нью-Йорке, заставлял людей слепо верить и следовать за его обладателем. Наталии не довелось испытать на себе силу этой реликвии, однако она почувствовала страх, который наводила другая частица.
– Не отвечай, если это что-то личное, – сказал Оуэн и, уставившись на деревья, взял паузу. – Я видел отца. Он признался во всем, даже в убийстве охранника. И он не испытывал чувства вины. Он улыбался.
Судя по всему, это и был главный его страх. Наталия кивнула.
– Сожалею.
– Мне трудно выбросить это из головы, понимаешь?
Она понимала. Ей частица Эдема тоже кое-что показала. Это был кошмар, который снился ей уже несколько лет подряд. Не каждую ночь, но довольно часто, и все время одно и то же: она шла из школы к бабушке и дедушке. Она любила их простой чистый дом со старыми деревянными полами, любила дедушкины шутки и бабушкину стряпню. После школы она должна была сразу идти туда, но вместо этого задерживалась в парке на качелях. Смеясь, она отталкивалась ногами, потом изо всех сил вытягивала носки, раз за разом, вперед и назад, пытаясь взлететь так высоко, насколько качели это позволяли. Ей казалось, что она качалась всего несколько минут, но когда она слезала на землю, чтобы продолжить путь, она замечала, что солнце уже почти зашло. Она качалась несколько часов, и было уже очень, очень поздно. Бабушка с дедушкой наверняка сильно волновались. Тогда она бежала всю дорогу от парка до дома, и когда наконец добиралась туда, задыхающаяся, с горящими легкими, готовая выпалить заученное извинение, она натыкалась на приоткрытую дверь. Темный проем всего в дюйм шириной выглядел странно и казался каким-то… неправильным. Она протискивалась в него, похолодев от страха, оставляя за собой гробовую тишину, и проходила внутрь. Первым, что она всегда замечала во сне, была кровь. Кровь была везде – брызги на стенах и даже на потолке. Затем она замечала тела убитых бабушки и дедушки. Увидев, что убийца сделал с ними, она хотела отвернуться, но не могла, а даже если и отворачивалась, картинка все равно стояла у нее перед глазами. Вскоре после этого приезжали родители и полиция с воющими сиренами и криками. Мать кричала на нее, трясла ее, спрашивая, почему ее там не было во время убийства. Наталия должна была быть там. После этого она всегда просыпалась.
Именно это и показала ей частица Эдема, однако все выглядело и ощущалось куда более реалистично, чем когда бы то ни было в ее кошмаре.
– Все в порядке, – сказал Оуэн, возвращая ее обратно в горы, в Эйри, на террасу. – Не рассказывай. Извиняюсь, что спросил.
– Не извиняйся, – ответила Наталия. – Я не…
Позади открылась дверь, и Монро позвал их внутрь.
– Готово, – сказал он.
Глава 6
Оправившись после десинхронизации, Дэвид рассказал Грейс о том, что их предок держал раба. Грейс это не удивило. Викинги имели рабов из числа других викингов. Грейс это знала, однако теперь не могла перестать думать о том, что их предок тоже оказался частью этой системы, и понимала, почему Дэвид был так зол.
– Я не знаю, как с этим синхронизироваться, – произнес он дрожащим голосом.
Виктория оторвалась от своего планшета.
– Что ты имеешь в виду?
– Для меня… – Дэвид выставил руки перед собой. – Скажем, когда я в «Анимусе», я должен найти какую-то общую почву со своим предком, чтобы ощутить связь с ним. Если я смотрю на какие-то вещи иначе, нежели предок, я не могу синхронизироваться.
– Интересно, – Виктория сложила руки на груди и дотронулась кончиком указательного пальца до губ. – Значит, тебе нужно согласие с твоим предком. И есть вещи, на которые ты смотришь совсем иначе, нежели викинг.
Дэвид кивнул.
Грейс ощущала синхронизацию иначе. Для нее это было что-то вроде позволения кому-то войти в ее дом. Ей не нужно было принимать все связанное с ее предком, с другой стороны, она никогда раньше не пыталась пригласить домой рабовладельца. Виктория обернулась к ней.
– Хочешь попробовать?
Грейс решила, что выбора у нее нет, если она хочет найти частицу Эдема раньше Исайи.
– Я попытаюсь, – сказала она.
Дэвид еще глубже забился в кресло и вздохнул. Грейс не могла понять, с облегчением или раздраженно. Наверное, и то, и другое понемногу. Он довольно четко дал понять, что не нуждается больше в ее защите или в том, чтобы она выручала его в случае неприятностей. Однако в Монголии частица Трезубца показала ей, что Дэвиду все еще требовалась помощь. Она должна была помогать ему независимо от того, как сам он к этому относился.
– Держись подальше от неприятностей, – сказала она брату.
Затем Грейс подошла к «Анимусу», и Виктория помогла ей залезть внутрь. Пристегнув девушку, Виктория достала шлем и надела Грейс на голову, тем самым погрузив ее в пустоту.
– Ты готова?
Грейс глубоко вдохнула, готовясь к сложной части погружения.
– Готова, насколько это возможно.
– Хорошо. На три, два, один…
Грейс ощутила болезненное действие париетального ограничителя, за которым последовал момент дезориентации в Коридоре памяти, который вскоре обернулся Скандинавией эпохи викингов. Грейс стояла в дверях своего дома и наблюдала за приближающимся человеком, который шел по ее земле, опираясь на кряжистый посох.
Она чувствовала, что предок ждет за стеной ее разума и вот-вот наполнит его своими воспоминаниями. Его присутствие не казалось ей агрессивным или воинственным, скорее – терпеливым и сильным. Она чувствовала в своем предке грубоватую доброту, которая, пожалуй, была очевидна для всех, кто его знал, и этим он напоминал ей отца. Но потом она подумала о его трэлле, о рабе. Внезапная злость укрепила стены, отгораживающие ее от него. Пред ликом этого зла разве имело значение, насколько он был добрым и терпеливым? Он не имел ничего общего с отцом.
– Грейс, как дела?
– Нормально.
– Ты еще не освоилась.
– Я знаю.
– Симуляция не стабилизируется, пока…
– Я знаю.
Грейс не нужны были объяснения Виктории. Ей нужно было осознать все самой, и быстро, потому что она делала это ради Дэвида. Она приняла этот вызов, чтобы ему не пришлось этого делать, потому что именно так она всегда и поступала. Как, например, в моменты, когда она уводила его из магазина, прежде чем он успевал заметить, что охранник всюду ходит за ними. Или когда она учила его не отвечать хулиганам, проходя мимо угла, где те все время собирались. Она всегда вставала между ним и неприятностями.
Один небольшой толчок, и его будет достаточно, чтобы отправить Дэвида по неверному пути. Зачем ему примирять себя с недостатками викинга, если она может сделать все вместо него?
Ее предка звали Эстен, и она пыталась выяснить о нем все, что могла, покуда он еще за стеной. Она чувствовала его любовь к жене и детям, чувствовала, как он гордится своей землей, урожаями и скотом, и благодаря этому она позволила себе наблюдать, как он работает рядом с Эрном Датчанином, и игнорировала свою злобу изо всех сил. Она смотрела, как двое мужчин, потея и смеясь, в летний день стригут овец. Шерсть налипла на руки и забилась им в нос, она даже попала в их обед, когда они вместе ели один и тот же сыр с ячменным хлебом. Рабство могло быть сколь угодно несправедливой и неправильной вещью, но, по крайней мере, Эстен не был жесток. Наверное, этого для Грейс было достаточно, чтобы позволить ему войти.
Хоть и с осторожностью, она все же открыла двери своего разума, и Эстен зашел и воцарился внутри словно скала, нагретая солнцем. Подпустив его ближе, Грейс поняла, что не может и не будет оправдывать его, но этого и не требовалось. Ей нужно было лишь принять тот факт, что таким был ее предок, а не бороться с этим осознанием, чтобы синхронизация состоялась.
– Так лучше, – сказала Виктория. – Отличная работа. Продолжай в том же духе, делай то, что делаешь.
Эта женщина никакого понятия не имела, о чем именно она просила Грейс и просила Дэвида. Может, Виктория теперь и знала о том, насколько это может быть трудно, но она не могла этого ощутить во всей полноте. И Монро не мог этого понять, когда отправил их переживать преступления нью-йоркских мятежников. И им не нужно было знать, зачем Грейс это все делала. Она делала это не ради них.
– Почти получилось.
Грейс позволила Эстену обосноваться в сознании, как будто оно было его фермой, и наконец ощутила полную синхронизацию с его воспоминаниями.
В мужчине с посохом, приближавшемся к дому, Эстен узнал соседа Олофа, чьи земли и пастбища граничили с его собственными владениями. С ним у Эстена никогда не бывало разногласий. Посох в руках соседа оказался Карающим Жезлом, при виде которого Эстен вздохнул, почувствовав тяжесть в руках. Его сын Торгильс выглянул из-за коровника.
– Отец? – позвал он.
– Иди в дом, скажи матери, что у нас гости.
Торгильс сделал, что ему велели, а Эстен остался ждать снаружи, пока Олоф не подошел достаточно близко для приветствия.
– Хотел бы я прийти к тебе с хорошими вестями.
– Ты пришел, чтобы позвать меня на тинг? – спросил Эстен, хотя сам уже все понял, взглянув на Карающий Жезл.
Олоф помотал головой.
– Собирают ледунг. Эрик зовет нас не на совет, а на войну.
– С кем?
– Со Стирбьорном.
Эстен кивнул, он не удивился. Много лет назад, после смерти отца Стирбьорна, тинг по совету лагмана решил, что дядя Стирбьорна, Эрик, будет править от лица племянника, пока тот не войдет в соответствующий возраст. Это решение разозлило молодого принца, и он, разъяренный, словно буря, покинул страну. Эстен жалел тех, кто мог оказаться на пути у этого урагана, где бы он ни обрушился на землю. Теперь, похоже, ревущий вихрь вернулся домой, значит, грядет расплата.
– Пойдем внутрь, – позвал Эстен, – поешь с нами.
Помотав головой, Олоф вручил Эстену посох.
– Для меня было бы честью принять твое приглашение, но время поджимает. Мне нужно самому собраться.
Эстен кивнул, приняв тяжелое известие. Посох был длинным узловатым дубовым суком, одна его сторона была обуглена, другая перевязана веревкой.
– Где? – спросил Эстен.
– В Уппсале, – ответил Олоф. – Собираемся у Полей Фюри.
Эстен снова кивнул, и Олоф попрощался, отправившись прочь тем же путем, что и пришел. Эстен несколько мгновений наблюдал за удаляющимся соседом, затем развернулся и пошел в дом. В главном зале он нашел Хилью, которая уже ставила на стол сыр, копченую рыбу, хлеб и эль. Когда Эстен зашел, она взглянула ему за спину, через плечо, в поисках гостя.
– Он не смог остаться, – сказал Эстен, положив тяжелый посох в центр стола.
Хилья и Торгильс молча уставились на него. Дочери Эстена, Агнес и Грета, подошли поближе, чтобы взглянуть, почему в зале все замолчали.
– Это кусок дуба, – сказала Грета, подняв глаза на отца.
Она была слишком маленькой и не помнила, когда последний раз таким образом происходил сбор ополчения.
– Это особый посох, – сказал Эстен. – Король призвал меня.
– Зачем? – спросила Агнес.
Хилья отвернулась от стола и ушла к ткацкому столу в углу, там она продолжила прерванное занятие. Эстен наблюдал за ней, но даже без помощи воспоминаний Грейс заметила, с какой злостью Хилья обходилась с нитками. И Эстен ничего не мог сказать или сделать, чтобы успокоить ее. Не взять посох было равносильно смерти, это означало, что их ферму сожгут. Но его жену злило не это. Она знала, что какая-то его часть желала пойти на войну – не ради крови и самой битвы, но из соображений чести.
– Отец? – позвала Агнес.
– Всех мужчин собирают на войну, – ответил Торгильс, которого мужчиной еще не считали.
Эстен положил руку сыну на плечо.
– Неси его к следующему хозяйству. Чем быстрее, тем лучше, чтобы ты успел обратно до ночи.
Торгильс взял посох.
– Да, отец, – сказал он и ушел.
Стук ткацкого станка раздавался в маленькой комнате все громче и взволнованнее.
Эстен повернулся к дочерям.
– Агнес, выйдите с Гретой ненадолго, – сказал он.
– Что нам делать?
– Позовите Эрна. Он, наверно, доит коров.
– Да, отец, – ответили девочки хором.
Мгновение спустя, оставшись наедине с Хильей, Эстен прошел через всю комнату в угол, где она яростно управлялась со станком. Сначала он ничего не говорил, просто наблюдал, как ее сильные руки управлялись с челноком и трепалом. Он улыбался, глядя на ее растрепанную косу, местами распустившуюся, какой она всегда и была. Сколько он знал свою жену, она никогда не пыталась осветлить волосы с помощью щелока, как другие женщины это делали. И за это он любил и уважал ее еще больше.
– Что ты хочешь, Эстен? – спросила она, не оборачиваясь.
Из уголка собственного сознания Грейс улыбалась затруднительному положению, в котором оказался ее предок. Интересно, осознавал ли он всю ненадежность ситуации? Как он ответит?
– Хочу немного пряжи, – ответил он.
Хилья оторвалась от ткачества и повернулась к нему лицом, нахмурившись.
– Тебе нужен кусок нитки? – уточнила она будничным тоном.
– Да, – ответил он.
Она подняла брови, а затем повернулась за мотком серой пряжи. Отмотав нить, она обрезала ее ножом и вручила Эстену. Он помотал головой и подставил запястье.
– Завяжи.
Все еще хмурая и опустившая голову от смущения, Хилья обернула нитку вокруг его запястья.
– Сделай потуже и завяжи крепко, – попросил Эстен.
