Письма в небеса

Подумай об этом.

А пока ты думаешь – буду краток. Опасно переходить дорогу дядюшке Сэму. Ещё одной подобной выходки ты можешь не пережить.

С наилучшими пожеланиями, твой друг Джонатан Марш.»

Письмо с угрозами подсунули под дверь утром, но тем же утром гениальное, и одновременно простейшее решение посетило мою косматую голову.

Мой эксперимент перенёс меня в 2018 год. Я не стал пугать Мэтью, но могильный камень на кладбище Грин-Вуд раскрыл дату смерти старины Роджерса. Это побудило меня к действиям. Я не собирался умирать.

В моем уставшем мозгу родился план. Я уеду. Мы с Мэтью, моим добрым другом, которому как и мне нечего терять, уедем в советский союз под покровительство великой державы, где нас не достанут гиены Марша.

Эта мысль заставила меня спешить к Мэту; как на крыльях я летел, чтобы поделиться планом, но вдруг вспомнил – паспорт остался под бетонным блоком.

Выругавшись, я вернулся в лабораторию.

Моя забывчивость сыграла со мной не на жизнь, а на смерть.

– Ты уверен, что он свалил? Кэп сказал только припугнуть…

– Заткнись! Конни видел этого кретина здесь утром и с ним был еще кто-то, а полчаса назад он убрался. Так что давай скорее и делаем ноги.

Мое сердце ёкнуло.

Голоса стали более отчетливыми, гулкое эхо заметалось под сводчатым потолком. Я пригнулся, прошмыгнул в темный угол, под защиту искореженного корпуса трансформатора.

Двое незнакомцев замерли у двери. Я не смог расслышать о чем они шептались, однако сразу догадался, по чьей воле пришли сюда.

« Марш приступил к решительным действиям!»

Дверь отворилась. Они не могли видеть меня, вжавшегося в стену, однако теперь я слышал их перебранку.

– Если кэп узнает, что мы были в «Твинс», шкуру живьем спустит!

– Расслабься! Сегодня там будет Николь Сэлби. О, как она поет! От ее голоса у меня шары гудят, как осиный улей!

– Осы не живут в ульях, идиот! Тебе бы только…

Раздался громкий шлепок, следом глухой удар и грязная ругань.

– Знаешь, какая польза от его ученых книжонок? Они отлично горят!

– Хватит болтать, придурок. Поджигай!

«Кретин, Никки! Какой же ты кретин!». Я мог бы выйти из укрытия, но тогда это приравнялось бы к окончательной победе Марша над Ником Роджерсом, поджавшим хвост перед его головорезами.

В следующий миг кто-то из них зашвырнул бутылку с горючей смесью в ангар. Пламя тут же взметнулось под потолок, жадно пожирая груду мусора у входа.

Сквозь дыру в крыше на руины моей лаборатории хлынул настоящий огненный ливень. В нос ударил терпкий запах бензина и жженой резины.

Я выскочил из укрытия и бросился к «запасному выходу». Если мне удастся, я смогу пробить брешь в кирпичной кладке. Или, сгорю заживо, зато несломленным, не лобызая носков хозяйских туфель.

Пусть так. Мэтью займётся моими похоронами, Мэтью не сдался бы.

Опять влетела бутылка с горящим фитилем, следом еще одна, разливая горючее содержимое по полу. Пламя мгновенно взвилось вверх, поглотив ящики с инструментами. Еще один снаряд, просвистев над самым ухом, врезался в трансформатор и разлетелся огненными брызгами, занявшись книгами.

Я обернулся и остолбенел, глядя на тонущую в огненном мареве лабораторию. Предыдущий эксперимент едва не стоил мне жизни. Я боялся огня, перед сном десять раз проверял проводку, не жег свечи и обязательно тушил спички в чашке с водой. И вот сейчас мой самый страшный кошмар восстал из пучины, возрос и преумножился. Мой демон нашел меня.

Сердце замерло, от сковавшего тело ужаса я не мог сдвинуться с места, завороженный пляской огня. Густые клубы черного дыма адским смерчем устремлялись к дыре в крыше. Путь к отступлению был перекрыт. В мгновение ока ангар превратился в крематорий. Сверху прямо передо мной рухнул горящий провод, огненной змеей проложив себе путь к генератору. Я давно хотел от него избавиться, полностью положившись на энергию электричества. Не успел.

От жуткого грохота задрожали стены, я пригнулся, едва устояв на ногах. Через секунду на меня рухнула кабельная стяжка. Пытаясь выпутаться из силков, я схватил плавящуюся оплетку и потянул на себя, сцепив зубы от боли. Кожа намертво слиплась с резиной. Боль отрезвила меня.

Я похолодел от ужаса, осознав, что сделал. Сквозь пламя виднелся оплавившийся полукруг контура развороченной взрывом установки.

Новый приступ паники ледяным потоком накрыл с головой. И черт подери, Тони Мур был прав, когда сказал в своей колонке про ученых муравьев, которым нужно из шкуры вылезти, лишь бы заглянуть под занавес и увидеть Бога в неглиже. Или волосатые лодыжки Девы Марии. Кому как угодно. Остряк-публицист не скупился на сравнения и метафоры. Но только сейчас я понял, что он имел ввиду.

В порыве вдохновения я в прямом смысле зашел так далеко, что и представить нельзя. Я лелеял свое изобретение словно Святой Грааль, а между тем преподнес другу худший подарок, подложил жирную и грязную свинью. Я наживил его, как червяка и закинул удочку в бассейн с пираньями. Рука Марша не дрогнет, целясь в сердце моего бедного друга. Марш из тех кто заметает следы.

Отчаянье захлестнуло меня.

Утром он сам пришел ко мне. Случайно ли это совпадение? А что, если я сам запустил необратимый процесс? В попытках заглянуть за ширму будущего, вынес смертный приговор единственному другу?

На каждое действие есть равное противодействие, а если быть точным – должно быть. Все связано.

Жребий брошен, нельзя нарушать ход вещей. Еще утром я думал, что все это закончится , когда Марш поймёт – я непреклонен. Так какого черта я отдал установку Мэту? Я отчаянно пытался верить в альтернативность ветви, которую сам же и породил. Что если Марш оставит его в живых, заполучив чертежи? Ведь это – лишь один вариант из бесконечности событий, которые могут случиться или никогда не произойти.

Мэтью должен жить, встретить глубокую старость, он должен умереть в своем собственном доме в окружении родных и близких, когда ему стукнет лет сто, черт подери! Он должен умереть своей смертью, не окропив кровью руки очкарика Роджерса!

– Доигрался? – прошипел я сквозь зубы. Я задыхался в дыму. – Хорош друг, ничего не скажешь.

Он пришел сюда утром, этим утром, он пришел лишь с одной целью – узнать не стал ли Ник Роджерс частью истории, фараоном, погребенным в саркофаге своей лаборатории. Конечно, он и знать не знал, что ему уготовано.

– Нет, нет, нет, нет, – шептали мои губы двигаясь сами собой.

«Да, Никки, да… – вторило подсознание. – Случайностей не бывает, и ты об этом прекрасно знаешь! Его ждёт такая же участь!»

Я сцепил зубы и осел на пол.

Меня едва не вырвало, сердце бешено стучало в груди от осознания того, что я совершил. Нельзя, нет нельзя было вовлекать Мэтью во все это. Но что, если…

– Судьба.

Быть может, эта участь была уготована Мэтью свыше?

В глубине атеистичной души скреблись кошки.

«Ты не вершитель судеб, Ник. Ты не вправе распоряжаться чужими жизнями, как вздумается!»

Я закричал отрывая кабель с мясом. Огонь уже занялся штаниной брюк.

В ревущем пламени очертания стен были едва различимы. Воздух сделался густым, непроницаемым. От каждого вдоха легкие сводило судорогой, по глотке словно бритвой прошлись. Я оторвал край халата, прижал к лицу и припал к земле. Руки одеревенели от боли и больше не слушались. Я прополз всего пару метров, до стены оставалось всего ничего. Если бы я только мог добраться до пролома!

Воздух раскалился до такой степени, что обжигал кожу. На ладонях разбухли волдыри, я чувствовал как тлеют мои волосы, чувствовал запах жженой плоти, но продолжал ползти. Из тумана сознания выплыл Мэт. Как всегда хмурый, словно чем-то недоволен, вечно взъерошенные волосы, взгляд с прищуром, полный какой-то неземной грусти.

– Прости, друг, – прошептал я призрачному фантому.

Нет ничего хуже умирать с чувством вины. Я это заслужил…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ: «МЕДЛЕННО И БЕЗ ШУТОК!»

Громкий смех завсегдатаев бара "У Мо" нарушил гудящий басс Кевина О'Брайна. Казалось, его гулкий рокотчущий голос эхом брыкался в самих легких.

– А я и говорю! Марта, как поживает твоя тетушка из Оклахомы? – В этот момент Кевин приложил палец к губам, пытаясь унять гогочущее старичье. – моя тётушка скончалась после твоего визита!

Старик Джонас, от которого всегда пахло рыбой и морской солью, так как работал он в доках чуть ли не с пятнадцати лет, залился лающим хохотом свистающим в прокуренных легких.

– Нет, ну ты понял! Скончалась! В прямом смысле!

Я слышал этот анекдот порядка десяти раз, и прекрасно понимал о какой "тетушке" из какой Оклахомы речь, и что значит "скончалась". Глупая плоская шутка однако пришлась по вкусу всем, кто находился рядом с Кевином, хоть наверняка собутыльники и слышали этот бред не в первый раз. Суть не в самой шутке, суть в том, как рассказывает ее Кевин О'Брайен. Да, по части скабрезных шуток ему не было равных, кто-то из докеров как-то сказал, что если бы Кевин читал проповедь на похоронах то среди присутствующих точно кто-нибудь умер, от смеха. Или «скончался».

– Заходит в бар к Момсену старлетка Мэрри…

И эту историю я тоже слышал не раз – через минуту Кевин сделает очередную паузу, выждет момент, обрушит на слушателей мораль и сорвет очередные овации. Не смотря на алчущих до похабщины любителей опрокинуть за шиворот и чернорабочих докеров, от которых за милю несло рыбой и по'том, мне нравилось в баре у Мо. Здесь некого бояться, и каждый подвыпивший докер знает, что у Джоэля Момсена под стойкой имеется ружье. Здесь спокойно, все друг друга знают, и драки случаются редко. Люди приходят сюда не мериться стволами, а просто отдохнуть после тяжких трудовых будней; выпить по кружке-другой кислого, разбавленного водой пива. Послушать новости, повздыхать о юных старлетках и конечно же поржать над придурком О'Брайеном с его неиссякаемым запасом шуток.

Я подозвал Джоэля, протянул мятую бумажку. Старик кивнул и полез за пивом. Мне не хотелось пить и уж тем более напиваться, я просто хотел заполнить пустоту внутри. Решил, что возможно компания завсегдатаев "У Мо" как-то скрасит мысли о Софии.

Дзенькнул колокольчик над дверью, возвещая о новом госте. Я услышал, как скрипнула пословица. О'Брайен умолк на полуслове.

Я окинул взглядом вошедшего.

" Вот уж не повезло бедолаге" – подумал я, приложившись губами к холодному бокалу. Бедолага обшаривал комнату одним глазом – второй у него был искусственным, небесно-голубым.

– Исчезни.

Согнав с соседнего стула какого-то выпивоху, он уселся слева от меня – человек в черном плаще и шляпе. Его крючковатый нос и ромбовидный подбородок добавили сходства с огромным нахохлившимся вороном.

Тем же вкрадчивым ледяным, не терпящим возражения, тоном незнакомец обратился к Момсену:

– Виски, двойной.

– Либо авиационный спирт, либо по зубам, другого не имеем! – Гаркнул Джоэль, скрестив руки на широченной груди.

– Господин бутлегер, допустим, я пропущу это мимо ушей, но второго раза не будет. – Прошелестел одноглазый, отсалютовав Момсену полой шляпы. – Сухой закон таков лишь на бумаге, не нужно рассказывать вам о том, благодаря кому сюда не заходит полиция. Не так ли, мистер Момсен?

Джоэль ссутулился и заткнулся. Закивал болванчиком и едва ли не молнией метнулся в подсобку за контрабандным алкоголем. Я сглотнул пиво от которого уже ломило зубы и нахмурился. От этого мужчины веяло могильным холодом, и ничего хорошего от появления здесь мафии ждать не стоило.

– Я пришел сюда за тобой, Броуди, и оставаться в этой клоаке дольше пяти минут не собираюсь. Изволь слушать и не огрызаться, пока тебя не спросят.

– Чего надо? – тихо спросил я, пронзая его недружелюбным взором.

– Не здесь.

– Я тебя и от сюда прекрасно слышу.

– Ты нарушаешь правила, Броуди, что за манеры? Ах да, на улице ведь не учат хорошему тону?

Развернувшись на стуле я сжал бокал с такой силой, что тот едва не треснул. Поймав на себе озадаченный взгляд Кевина, я кивнул ему, сделав вид, что все хорошо.

– Чего тебе надо?

– Ну вот, опять.

Ворон вздохнул, кашлянул в перчатку и улыбнулся. Больше всего эта улыбка напоминала оскал.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Броуди. – Тихо проговорил он, беззаботно постукивая пальцем по грязной столешнице. – Стакан, который ты собираешься вколотить мне в лицо… Думаешь я не заметил? Не успеешь.

Я почуял, как мне в бок, прямо в серповидную рану ткнулся ствол пистолета.

– Еще трое ждут на улице, так что давай без фокусов.

– Но рискнуть стоит.

Медленно подняв бокал я коснулся полы его шляпы и проглотил содержимое так естественно и непринужденно, как только мог. Его каменное, ничего не выражающее лицо не изменилось, ни одной эмоции не проявилось на бледной маске.

– Медленно и без шуток, Броуди.

– Медленно и без шуток. – повторил я, отметив, как позади карателя кто-то осторожно двинулся с места, прошмыгнув к стойке.

Кевин О'Брайн сделал едва заметный шаг в центр зала, не выпуская стул из своих медвежьих лап.

Незнакомец осклабился сытой акулой, но не двинулся с места.

– Драться будем? Или как?

Я замер, чувствуя, как в разлившейся тишине повисла немая угроза. Парень за спиной мафиози в нерешительности отступил, и это не осталось без внимания.

– Очень мудрое решение мистер Доусон, и вот еще что, – обернувшись, он смерил его уничтожающим взглядом и процедил сквозь зубы: – Передай привет младшей сестренке, не думаю, что ты или твоя мамаша хотите, чтобы малышка Шелли в свои двенадцать оказалась на улице, среди торгашек телом?

Доусон побелел; на лице не отразилось ничего, кроме гримасы ярости. А каратель, явно упиваясь собственной властью в сложившихся обстоятельствах, громко расхохотался. Перевел взгляд на О'Брайна.

– Как жена, Кевин? Все так же хороша?

Тот скривился, словно проглотил целый лимон и нехотя поставил стул на место.

– Мне нужен лишь мистер Броуди, но если хотите с нами, что ж – я не против компании!

Все это время ублюдок держал меня на мушке. Я чувствовал холодный ствол кольта прижатый к ране, но не подал вида, когда первые капельки крови безобразными кляксами расползлись по рубашке. Сейчас я прикидывал в уме, что делать дальше. Садануть ублюдка стаканом по голове, но он может выстрелить. А может, он только этого и ждет? Сжав в кулаке рукав незнакомца, я легонько потянул на себя, стараясь сесть боком, чтобы уйти с лини огня.

– В этом нет нужды. – проговорил я.

Ворон отстранился и выудил из внутреннего кармана пальто портсигар. Неторопливо достал сигарету, помял паучьими пальцами, словно раздумывал над чем-то. Король ситуации. Я молча следил за пламенем на конце спички.

Выдохнув сизое облако дыма, незнакомец тяжело вздохнул и бросив на меня короткий взгляд произнес:

– Я пришел в этот клоповник за тобой, Броуди, и у меня нет никакого желания торчать здесь и слушать твои клоунские бравады. Но если хочешь подраться, – он сделал паузу, затянулся и выходнув клювом дым, утопил горячий носок сигареты в пивную лужицу на барной стойке. – Я не против.

– Что тебе нужно? – процедил я сквозь зубы, чувствуя, что проиграл еще не начавшуюся битву. Но сдаваться рано.

Этот ублюдок, так похожий на раздутого в своей гордости кладбищенского ворона совсем не из тех, кто бросает слова на ветер. В холодном взгляде не было отражений, казалось, на меня смотрела сама тьма. Такие люди с одинаковым выражением лица могут играть в покер или вырывать ногти несговорчивым жертвам. Этот человек, кем бы он ни был, знает толк в своем гибельном ремесле, в этом я не сомневался.

Но, в любом случае – он человек, из плоти и крови, и навряд ли ему понравится фокус с пивным бокалом, при условии, что мне удастся его провернуть. Удастся ли? Раз ему что-то нужно, значит он пришел именно за этим – хотел бы убить, я лежал бы сейчас в луже крови с простреленной башкой. Но что мешает ему выстрелить мне в колено?

Сейчас мне казалось, что опустевший пивной бокал в моей руке находится на том же расстоянии, что и Луна, ему же требуется секунда, чтобы нажать спусковой крючок.

«Ладно, хочешь поиграть – давай поиграем

– Не здесь, Броуди. Ты идешь со мной.

– Давай ты просто пойдешь к Дьяволу, а я домой?

Он оскалился псом, я видел как затряслась его нижняя губа.

«Задело?»

– Я пожалуй отстрелю тебе член, прямо здесь, и потащу силой, если понадобится. Может так ты будешь сговорчивей. – Буквально прорычал ворон, освобождая оружие из подкладки пальто.

«Если бы хотел выстрелить, он бы не распалялся угрозами.» – подумал я, прикидывая в уме хватит ли времени на дерзкий и опасный маневр. Дело дрянь, но шансы еще есть.

Пойти с ним равно самоубийству, но и продолжать мериться эго становится опасно, петля все туже.

– Три. – прорычал Ворон опустив ствол вниз.

«Машина без тормозов уже летела под откос».

– Два!

– Ваш виски, сэр. – пробасил взявшийся из ниоткуда Момсен, и увидев оружие, статуей вмерз в пол по ту сторону барной стойки.

«Один» – додумал я, поднимая руки.

– Ладно, ладно!

– Ну вот и славно…

– Джентльмены!

Момсен затрясся, но не отступил.

– Не здесь.

– А ты все же умнее, чем я думал. – усмехнулся Ворон пряча ствол.

Под общее молчание мы двинулись к выходу. Как-то раз Роузи Момсен, кузина старого пердуна, рассказывала мне о тоннеле под баром, ведущим к северной части доков. Выход к заливу позволял бутлегерам переправлять контрабандный алкоголь под покровом темноты и сейчас я молил всех богов, живых и уже канувших в лету, лишь бы Роузи не вздумала запереть потайной люк в маленькой подсобке бара, там где Джоэль хранил спиртное и частенько играл с сотоварищами в карты.

«Роузи, будь моим ангелом-хранителем!» – Подумал я, замешкавшись в дверях. – «Сейчас, или никогда».

Ворон шел за мной, на расстоянии, в случае чего у него было время и место для маневра. Однако, проклятый сукин сын был полностью уверен – фокусы на сегодня закончились. Но шоу только начиналось.

Мятая пачка «Лаки страйк» в кармане брюк – вот мое спасение. Трюк из той же оперы, что и невзначай развязавшийся шнурок. Ключевое слово – невзначай. Потянувшись за выпавшей из кармана пачкой, я услышал недовольное ворчание.

– Ну, что еще?

По инерции он сделал два шага вперед, сократив тем самым дистанцию, чем я и воспользовался.

«Попался».

– Пошел, Броуди! Потом покуришь!

Он хотел толкнуть меня в спину, но я оказался быстрее. Резко развернувшись на пятках, я отвел руку противника в сторону и с силой толкнул в дверь. Потеряв равновесие, Ворон запнулся за порог и врезавшись в дверь, вылетел на улицу.

В одно мгновение преодолев расстояние до стойки, я втиснулся между выскочившей из подсобки Роузи и Кевином О'Брайном и бросился к заветному люку.

Выбравшись из подземного хода, я оказался по ту сторону залива. Истошный вопль женщины, едва не угодившей под колеса машины с маячком4, заглушил шум автомобильных сигналов. По дороге, ведущей к старым складам, пронеслась машина полиции, а сразу за ней скорая помощь. Я обомлел, внезапная догадка заставила меня похолодеть.

– Нет, – шептал я, карабкаясь по скрипучим доскам наверх. – Нет, это всего лишь легавые, мало ли в Бруклине преступлений?

Однако внутренний демон злорадно расхохотался.

«Ты знаешь, куда они едут.»

Мое сердце замерло, ссохлось сгнившим яблоком и оборвалось с ветки в гудящий сумрак. Над крышей старой швейной фабрики поднимался густой столб черного дыма и бесновались отсветы бушующего в доках пожара. Там располагалась «резиденция» Ника.

Обогнув фабрику слева, я протиснулся в узкий лаз, оставленный каким-то незадачливым вором в боковине полусгнившей богадельни и оказался между двух амбаров, где раньше хранили соль. Отсюда я не мог видеть лабораторию, но уже слышал рев пламени и истошные крики людей, едва слышимые за треском кострища.

Перепрыгивая рассыпавшиеся штабеля досок, услужливо накрытых брезентом, прильнул к забору, молча сдавил пальцами прутья сетки и так же молча созерцал жуткую картину, по ту сторону улицы.

Начавшийся ливень был не в силах погасить адское горнило, коим стало мое нутро. Казалось, что горели не склады, где когда-то работал Ник. Ключевое слово «когда-то». Горела моя душа. Меня трясло, но вовсе не от ветра, по щекам текла вода, но вовсе не капли дождя…

«Я должен был предугадать все это. Я должен был!»

«Был… »

Мой друг мертв. Я видел, как коронер погрузил накрытое простыней тело в машину.

«А может под белым покрывалом кто-то другой?» – шептала сама надежда, обретшая в этот час мой собственный голос.

Где-то над головой громко каркнул ворон, провожая неясный силуэт я стиснул зубы и прорычал:

– Я знаю, кто ты. Я найду тебя и убью.

Так я остался один.

Тем промозглым осенним утром ливень стеной опустился на город. Потоки воды устремлялись вниз по улочкам, в переполненных водостоках кружили воронки из опавших листьев, ледяной порывистый ветер трепал зонты словно голодный пес. Цеплялся в тело, прогрызая ледяными клыками ходы в саму душу.

Достав трясущимися руками сигарету я подкурил, прикрывая тусклый огонек ладонью, полоснул взглядом седую пучину облаков.

«Если ты есть, Боже, если ты сейчас смотришь на все это, скажи – почему?»

Траурная процессия растянулась чуть ли не на милю. Черный катафалк скрипнул проржавевшими рессорами и замер у ворот кладбища. Я отвернулся, шмыгнул носом и закрыв глаза глубоко затянулся, заполняя легкие ядовитым дымом. Отчасти я был рад дождю, по крайней мере никто не увидит ничьих слез.

Последнее пристанище Ника Роджерса располагалось в южной части Грин-Вуда; разверстая яма под раскидистой елью уже ждала, когда гробовщики опустят на дно простенький сосновый гроб.

«…в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.»

Черным ангелом скорби над пропастью под елью сотрясалась от горя Сивилла, безутешная мать, справа от нее читал проповедь священник, чуть поодаль серели друзья и близкие родственники. В толпе я увидел Карен Пэйдж и Дейзи Джонсон – две промокшие птички под одним зонтом, лица белее мела. Карен посмотрела на меня и в ее красных от слез глазах я увидел лишь тоску и извечную осень Нью Йорка.

Мимо прошел невысокий мужчина в шляпе-котелке и похлопал меня по плечу. Люди превратились для меня в стаю ворон; я не видел больше лиц, не слышал голосов – лишь погребальный вой и стенания страдающих сердец.

Я не мог вынести прощания с Тарой, и не мог проститься сейчас. Мне казалось, что Ник Роджерс жив и здоров, и сидит сейчас в своей богадельне, мирно попивая кофе из пробирки, а в яму опустили меня самого.

Во мне не осталось места для скорби, сердце мое оборвалось еще прошлой ночью, иссохло, пеплом осыпалось на самое дно опустошенного выгоревшей души.

Этот ублюдок хладнокровно убил моего друга, и словно чертов аспид отравил души всем, кто сейчас толпились над могилой Великого Человека. Таким как Марш нет прощения, к такой мерзости нет сострадания. Когда гробовщики принялись за установку памятной таблички, когда Сивиллу под руки протащили мимо меня, когда Дейзи Джонсон коснулась моей руки и дрожащими губами прохрипела в лицо нечто вроде «держись» – тогда я все решил.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ: «СЛАДОЧКА»

Поздним вечером после поминального обеда я набрал Карен и долго проговорил с ней в полутьме у окна отеля, глядя на непрекращающийся ливень, застилающий безлюдье улиц ночной тревогой.

– Мэт…

Сглотнув, она прошипела в трубку :

– Я знаю, кто убил его.

– Тогда, – выдержав паузу я опять закурил; горло саднило от сигаретного дыма, голова раскалывалась от недосыпа. – Тогда ты знаешь, что я сделаю.

– Мэтью, мы друзья, и я никогда бы не сказала этих слов, но, да простит меня Господь…

Она тяжело вздохнула и я услышал тихий плач по ту сторону провода.

– Этот сукин сын должен сдохнуть! Не хочу, чтобы такие как он жили в этом мире! Мне мерзко дышать воздухом, которым дышал этот подонок!

Я перебил ее, оборвал на полуслове.

– Карен, я не Всевышний, чтобы отнимать чужие жизни, но когда он занят, пожалуй, я сделаю эту работу за Него.

Это звучало патетично, но именно эти слова донельзя отражали суть моей решимости. Я чувствовал себя санитаром леса.

Простившись с ней, набрал номер Конторы Чарли. Трубку взяли только с одиннадцатого гудка.

– Ало? И каким чертям я понадобился в этот час?

Голос Костолома Чарли за годы стал каким-то глухим, к акценту прибавились шипящие и отдышка, но я узнал его, и, не кривя душой, был рад слышать.

– Это Мэтью Броуди.

– Броуди? Твою мать! Жив еще! Зачем позвонил?

– Мне нужен Джованни. – сразу перешел я к делу.