скачать книгу бесплатно
Однако на лице у женщины было все то же растерянное выражение, отчего сцена выглядела такой же жуткой.
Кёгокудо сузил глаза и произнес:
– Сэкигути-кун, ты, возможно, обладаешь теперь всеми необходимыми логическими инструментами, которые утратил весь остальной мир, чтобы понять природу убумэ.
Рин… На улице от дуновения ветра опять мелодично зазвенел колокольчик.
Продавец книг прибрал со стола оставшиеся после ужина миски, затем, открыв баночку с печеньем, предложил одно мне:
– Будешь кость Будды?
– Это богохульство. Ты наверняка попадешь за это в буддийский ад, – сказал я, беря один сухой кусочек.
Мой взгляд все еще был прикован к иллюстрации в книге. Странно, но она больше не казалась мне такой загадочной, какой была мгновения назад. Может быть, цвет, который я увидел, был всего лишь игрой света?..
Кёгокудо тоже взял одно печенье.
– Неужели? Я думаю, у меня хорошие шансы на спасение, учитывая, что я сделал доброе дело, – ответил он. – Между прочим, это печенье прожило удивительную жизнь Сиддхартхи Гаутамы – и его удивительное рождение, ты так не считаешь? Перед появлением на свет принца Сиддхартхи его матери, царице Махамайе, приснился сон, будто через ее правый бок в чрево вошел белый слон с шестью белыми бивнями, несший цветок лотоса; а на седьмой день после рождения Будды она умерла.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, о чем он говорит.
– Нет, постой, Будда – это не очень хороший пример, – продолжил мой друг. – Я знаю – как насчет Тайра-но Масакадо[40 - Тайра-но Масакадо (прибл. 903–940) – японский полководец и политический деятель эпохи Хэйан (794–1185). Один из организаторов антиправительственного восстания годов Дзёхэй и Тэнгё (936–941).], императора-самозванца? Согласно «Беседам о Сутре Лотоса», он провел в утробе целых тридцать три месяца, прежде чем появиться на свет. К тому же в легендах говорится о том, что его мать была змеей, чья магия защищала его.
Как будто чудом, мы вернулись к первоначальной теме нашего разговора. Мой друг наконец решил обсудить историю про аномально длительную беременность, которая была истинной причиной, по которой я решил увидеться с ним в тот день.
– Мусасибо Бэнкэй[41 - Сайто-но Мусасибо Бэнкэй (1155–1189) – японский воин-монах, служивший знаменитому полководцу Минамото-но Ёсицунэ. Обычно изображался как человек большой силы и верности, являясь популярным персонажем японского фольклора.] – другой известный пример, – говорил Кёгокудо. – Согласно героической поэме «Гикэйки», или «Сказанию о Ёсицунэ», ему потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы родиться, а в одной из историй из «Отоги-дзоси», или «Занимательных рассказов», собранных в период Муромати[42 - Отоги-дзоси – жанр японской литературы периода Муромати (1336–1573), представленный более чем тремястами рассказами и легендами; некоторые из которых объединены в сюжетно-тематические циклы.], которая называется «История Бэнкэя», он оставался внутри в течение целых трех лет и трех месяцев и родился лишь на тридцать девятом месяце! Он появился на свет с волосами и полным набором зубов, то есть был настоящим «младенцем-демоном». Еще в «Собрании увиденного и услышанного в годы Кэйтё» есть история о бродяге и преступнике по имени Оотори Итибэ, который, когда он был наконец схвачен и брошен в темницу, утверждал, что провел в утробе матери восемнадцать месяцев. Конечно, это лишь его собственное свидетельство, так что это немного подозрительно.
– Но почему все они – злодеи? Ну, кроме Будды.
– Постой, воин-монах Бэнкэй вовсе не злодей. Ему просто нравилась каждая хорошая драка, в которой он мог продемонстрировать свои силу и неистовство. Однако насчет злодеев – это ты хорошо заметил. Действительно, Масакадо до сих пор считают самым дурным человеком на всем белом свете…
– Ну вот, он же злодей… – проговорил я, не вполне понимая, к чему ведет мой друг.
– Да, если говорить о злодеях, – продолжал Кёгокудо, – то «краснолицый демон», Сютэн-додзи с горы Ибуки – тоже отличный пример.
– Сютэн-додзи разве был не с горы Оэ на западной окраине Киото?
– Это просто более известная версия той же истории. В любом случае, ты знаешь, о ком я говорю, – тот главарь демонов?они. Так вот, в истории «Додзи из Ибуки», или «Мальчик с горы Ибуки», тоже из «Отоги-дзоси», сказано, что он родился на тридцать третий месяц, а согласно «Дзэнтайхэйки», или «Повести о временах до наступления великого мира» о войнах периода Нара до наступления эпохи Хэйан, он был рожден на шестнадцатый месяц. Вообще-то, изначально Сютэн-додзи был человеком, только рожденным необычным способом и также появившимся на свет с длинными волосами и полным набором зубов. Но он стал демоном-они, когда сжег все любовные письма, присланные ему отвергнутыми им женщинами, – дым от сожженных писем окутал его и обратил в демона. Став демоном, он сколотил банду, бесчинствовавшую в Киото и похищавшую женщин, пока, по указанию оммёдзи Абэ-но Сэймэя, его не убил самурай Минамото-но Ёримицу.
– Но, Кёгокудо, – сказал я, – посмотри на эти цифры: шестнадцать, восемнадцать, тридцать три, три года и три месяца… Во все это довольно трудно поверить, не так ли? Такое ощущение, что эти цифры были придуманы постфактум.
– Разумеется, так оно и есть. Это случилось лишь тогда, когда все эти люди превратились в кровожадных и жестоких демонов, знаменитых преступников или прославленных героев, – именно тогда их прошлое было создано задним числом.
– Похоже на квантовую механику.
– Действительно. Все демоны рождаются при необычных обстоятельствах – это издревле распространенное народное убеждение. В Японии данная идея особенно глубоко укоренилась. Обратное также справедливо: всякий, кто появился на свет необычным образом, должен непременно стать демоном, когда вырастет. Поэтому любой истории демона или выдающегося злодея, в которой отсутствует его необычное рождение, недостает убедительности. Причина и следствие здесь поменяны местами. Когда кого-то начинают считать демоном, то в ту же самую секунду отправляются в его прошлое, чтобы создать необычную и странную историю его прихода в этот мир. Таким образом, если ребенок действительно родился на свет необычным образом, это не дает нам ни единого доказательства того, что в будущем он обязательно станет демоном или злодеем.
– Но разве нет каких-нибудь примеров, чтобы кто-то, родившийся необычно, вырос, несмотря на это, обыкновенным человеком?
– Ни единого. Поскольку судьба детей, рожденных при подобных обстоятельствах, была хорошо известна, в стародавние времена таких детей всегда убивали.
– Но ведь Сютэн-додзи выжил, не так ли? Если б они действительно с таким рвением убивали всех подобных детей, на свете не было бы ни одного демона или знаменитого преступника.
– Как я тебе и сказал, истории Сютэн-додзи и подобных ему персонажей были созданы задним числом, когда их заклеймили демонами. В таком случае можно просто сказать, что родители не смогли убить своего ребенка и вместо этого бросили его, или что-нибудь в этом роде. И если по какой-то случайности найдется кто-то, кто был рожден необыкновенным образом, но о нем никто ничего не знал до той поры, пока он не вырос и не стал обыкновенным человеком, – факт о его необычном рождении будет просто стерт из его прошлого.
Я наконец понял, почему Кёгокудо потратил так много времени на то, чтобы разрушить мою основанную на общепринятом «здравом смысле» картину мира, прежде чем продолжить эту беседу. Теперь, когда он мне все объяснил, я прекрасно понимал конкретные логические предпосылки истории «необыкновенного появления на свет». Однако, если б он просто ответил на мой вопрос напрямую, когда я к нему пришел, все было бы совсем иначе. Я не только ровным счетом ничего не понял бы – я наверняка ушел бы от Кёгокудо с убеждением из народного предания, что у женщины, которая была беременна в течение целых двадцати месяцев, обязательно родится демон или злодей. Затем, вернувшись домой, я, возможно, написал бы статью, полную «научных доводов» и безвкусных нелепых гипотез, – даже не понимая, как то, что я написал, могло исковеркать жизнь любого ребенка, рожденного при столь необыкновенных обстоятельствах.
– Ну что ж, сэнсэй, похоже, ты пришел к некоторому осознанию. Мы можем быть неспособны понять коллективные заблуждения прошлого, ставшие частью нашей культуры, но это не значит, что мы имеем право свободно интерпретировать то, чего не понимаем, и делать вид, будто прекрасно знаем, о чем говорим. Современное общество неспособно даже в общих чертах понять идею рождения ребенка-демона – так, как ее воспринимали в прошлом. Конечно, в простом непонимании не было бы ничего дурного, однако выходит так, что ребенка-демона «понимают» таким превратным образом, что его история приобретает совершенно иное значение. Для меня непостижимо, как это можно допустить. Ты можешь писать свои статьи, как тебе заблагорассудится, но, как только ты отдаешь их в печать, статьи начинают жить своей жизнью. Я бы хотел, чтобы ты воздержался от того, чтобы написать нечто столь безответственное, что может обречь невинного ребенка на превращение в демона, змею или кого-нибудь похуже.
Кёгокудо как будто был способен читать мои мысли. Он сделал глоток ячменного чая.
– Не волнуйся, я уже давно потерял всякое желание писать об этом статью. Думаю, что, как ты и говоришь, это было бы еще большей безвкусицей, чем твоя баночка с печеньем.
Я говорил совершенно искренне.
Увидев мою неожиданную покорность, мой друг в некотором смущении потер пальцами подбородок, возможно, решив, что его лекарство подействовало чуть лучше, чем предполагалось.
– Кстати, кто рассказал тебе эту дикую историю? – спросил он неожиданно.
– Твоя сестра.
Услышав мои слова, произнесенные самым беззаботным тоном, на который я только был способен, Кёгокудо состроил кислую мину и проворчал:
– Ах вот как, эта негодная взбалмошная девица…
Я не мог удержаться от смеха, вспомнив, как совсем недавно его сестра точно так же говорила про старшего брата, что у него не все дома и что он совершенно безнадежен.
– Здесь нет причин для смеха, – сообщил мне мой друг, который теперь выглядел явно удрученным. – Как старший брат, я очень за нее беспокоюсь, – продолжал он, и по мере того, как он говорил, выражение его лица действительно становилось все более встревоженным.
Едва речь заходила о его младшей сестренке, мой всегда уравновешенный, логически мыслящий друг тотчас терял все свое хладнокровие.
Младшую сестру Кёгокудо звали Ацуко. Она была живой, жизнерадостной и энергичной девушкой – в противоположность своему вечно нездоровому брату. В то время как тот больше походил наружностью на бога смерти синигами, Ацуко была поразительной красавицей: большинство людей, которые не знали истинного положения дел, были уверены, что она принадлежит к семье его жены. Ацуко была примерно на десять лет его моложе – ей было около двадцати – и обладала независимым характером. Едва окончив старшую школу, она заявила, что начинает самостоятельную жизнь, и покинула родной дом. После этого устроилась на работу, чтобы скопить денег на колледж, самостоятельно усердно занималась и поступила, но вскоре бросила учебу, сославшись на невыносимую скуку, царившую в учебном заведении. Это, как ничто другое, было доказательством, что в ее жилах течет та же кровь, что и у Кёгокудо. В настоящее время она работала в издательстве в районе Канда, где одновременно занимала штатную должность редактора и корреспондента журнала. Поскольку мы были друзьями, я часто получал там работу благодаря ее содействию. Я всегда считал Ацуко удивительной девушкой и уважал ее за ту ответственность, которую она добровольно на себя взяла.
– Это никак не бросает тень на доброе имя твоей сестры. Ацуко даже не собирала материал про эту беременную женщину и вовсе не собиралась обнародовать эту историю, – пояснил я. – Твоей сестре никогда не пришло бы в голову написать нечто в столь абсурдно дурном вкусе. Она занималась историей о муже беременной женщины.
Мой чудаковатый и упрямый друг по-своему очень переживал и заботился о своей сестре, и у него всегда было собственное мнение насчет всего, что она делает. Я совсем не хотел, чтобы по моей вине они поссорились.
– А что случилось с ее мужем? – недоверчиво спросил Кёгокудо.
– Ну, судя по всему, он бесследно исчез примерно полтора года назад.
– В наши дни в подобном нет ничего особенно удивительного. Зачем она хочет написать об этом статью?..
– Дай мне закончить мой рассказ, – сказал я со значением. – Дело в том, что ее муж бесследно исчез из запертой комнаты, как клуб дыма, рассеявшийся в воздухе. Разве это не загадочно? Это определенно стоит того, чтобы собрать материал для статьи.
– Ха! – Кёгокудо издал короткий смешок, скептически приподнял бровь и смерил меня взглядом, который предназначался для самых безнадежных и неисправимых идиотов. – Просто нелепо! – язвительно заметил он. – Так я и знал, что все это в итоге превратится в одну из твоих дешевых детективных историй. В конце концов выяснится, что там была потайная дверь или что он нашел оригинальный способ выбраться с помощью припрятанной веревки…
– Ты прав, это очень похоже на все эти истории, которые можно прочитать в романах, но я впервые услышал о чем-то подобном в реальной жизни. Пойми, не так важно, какой банальный трюк он использовал, чтобы выбраться, но, как реальный случай, это все равно заслуживает статьи. Так или иначе, поскольку раньше я уже писал детективные истории, твоя сестра обратилась ко мне за советом. Однако по мере того, как я слушал предысторию всего этого, мне все больше становилось интересно затруднительное положение его жены. Так что я начал расспрашивать об этом и обнаружил, что слухи распространились гораздо дальше, чем можно было предположить.
– Что, по всей видимости, учитывая твой дурной вкус, лишь еще больше растревожило струны твоего сердца. Ацуко, должно быть, до крайности требовался материал и у нее совсем не было выбора, раз она пришла за советом к тебе. Уличный фокусник из Асакуса – намного более надежный источник информации. Но теперь я по большей части все понял: муж отсутствует в течение полутора лет – конечно же, это должно означать, что его жена беременна уже в течение двадцати месяцев, в противном случае цифры не сходятся. – Кёгокудо взял чашку с уже, по всей видимости, согревшимся в тепле комнаты ячменным чаем, поморщился и сделал глоток. – Но, Сэкигути-кун, что, если эта женщина после исчезновения ее мужа встречалась с мужчиной, забеременела от него, а затем наврала с три короба, чтобы избежать позора? Такое суждение весьма правдоподобно.
– Однако утверждают, что ее беременность была обнаружена сразу же после того, как ее муж – который, кстати, согласно довольно распространенной практике, взял фамилию жены и был принят в ее семью в качестве приемного сына, – исчез. И к тому моменту она была уже на третьем месяце.
– Ах, так вот откуда взялась двадцатимесячная беременность. И все же… – Кёгокудо умолк. Его взгляд вновь рассеянно скользнул на веранду.
Мгновение поколебавшись, я решил посвятить его во все подробности слухов и сплетен, которые мне удалось собрать.
– Как ты сам понимаешь, бо?льшая часть всего этого не заслуживает доверия – и тем более невероятно, насколько широко разошлись слухи.
– Чем более невероятны слухи, тем больше они радуют толпу. Итак, сэнсэй, позволите ли вы мне узнать для моих дальнейших рассуждений, на что оказалась способна сила народного воображения?
В конце концов, Кёгокудо выказал интерес к этому делу. Очевидно, главной причиной этого было участие в нем его младшей сестры.
– Ну, значительная часть всего этого представляет собой банальные рассуждения о карме, о которых ты говорил раньше. Одна из идей заключается в том, что предок матери, живший много поколений назад, совершил детоубийство, и теперь призрак ребенка проклял женщину; или же что многие поколения назад бесплодная невеста одного из предков мужа подвергалась жестоким издевательствам и в конце концов была убита, и теперь ее призрак мстит потомку ее мужа. Разумеется, история, которая сразу пришла тебе в голову – о том, что женщина завела любовника, – тоже имеет место. Ею объясняют истинную причину исчезновения мужа женщины. Согласно этой версии, он не просто исчез, но был убит любовником и теперь его призрак мстит жене, наказывая ее столь долгой мучительной беременностью. По этой версии, отец ее ребенка – не пропавший муж, а любовник. Еще одна догадка предполагает, что ее муж все еще жив, но у него есть какая-то особенная причина, чтобы прятаться. В этом сценарии его жена была изнасилована вскоре после того, как он исчез, и в результате забеременела. Она хочет, чтобы ее муж, который ничего не знает о том, что произошло, вернулся домой, но, если она родит этого ребенка, то станет очевидным, что он не является отцом, так что…
– Так что она просто «сдерживается»? Хотел бы я посмотреть на того, кто смог бы так долго сдерживать хотя бы кишечные газы – не говоря уже о родах!
– Но это же просто сплетни, досужая болтовня. Ей не требуется логическая аргументация. Есть, однако, и еще более занятные. Например, что отец ребенка – обезьяна и женщина не хочет рожать покрытого мехом младенца…
– И поэтому она просто тянет время? Это уже полностью выходящая за границы здравого смысла демагогия. Я надеялся хотя бы на что-нибудь, имеющее в своей основе крупицу смысла, но все это просто безобразно. Из этой истории не сделать даже сценарий для комедийного фильма. Ей недостает как стиля, так и содержания.
– Пожалуй, это действительно так. Однако одна из сплетен показалась мне немного более интересной. В ней говорится, что исчезнувший муж во время войны отправился в Германию, где работал в нацистской лаборатории, разрабатывая секретное лекарство. Когда война закончилась, он привез это лекарство в Японию и использовал свою жену в качестве подопытной в своих экспериментах.
– Какого рода экспериментах? Что можно получить, задерживая роды? Тебе следовало бы найти что-нибудь получше, чтобы назвать это «интересным».
– Нет никакого смысла в том, чтобы сердиться на меня, ведь не я же распространяю эти слухи. В любом случае, согласно этой истории, эксперимент состоит вовсе не в том, чтобы задержать день естественных родов. Ее муж якобы пытался культивировать человеческие клетки, чтобы создать дубликат другого человека. Если так, то это звучит правдоподобно, как ты думаешь?
– Клонирование?.. Ну, теоретически, пожалуй, что да. Но точно не с сегодняшними технологиями. Для подобного потребуется еще сотня лет.
– Но мы ведь не обсуждаем сейчас реальную историю. Мы говорим о зародившейся в невежественной толпе дурацкой и безумной сплетне – сплетне, которая утверждает, что жизнь, растущая в утробе этой женщины, – это не кто иной, как сам фюрер, Адольф Гитлер.
Кёгокудо закатил глаза к потолку и глубоко вздохнул. Затем он тихо рассмеялся, словно был поражен тем, насколько безнадежно жалкой оказалась моя история.
– Если б я знал заранее, что ты заставишь меня выслушать все это, я в ту же минуту закрыл бы магазин и лег спать. Когда я представляю себе людей, которые ходят по улицам, размышляя о подобных вещах, мне хочется умереть.
Действительно, пока я слушал сам себя, рассказывая все это, история становилась все больше похожей на самый низкопробный тип сплетен, безосновательных и бессодержательных. К тому же все это были клевета и злословие. Мне стало немного стыдно за то, что я счел все это интересным, когда впервые услышал.
– И кто же эта несчастная женщина, о которой люди говорят столь ужасные и жестокие вещи? – поинтересовался мой друг таким страдальческим тоном, словно ему была невыносима сама мысль об испытаниях, с которыми ей пришлось столкнуться.
– Как ты и предположил, это женщина, находящаяся в крайне затруднительном положении, поскольку ей необходимо проконсультироваться у хорошего врача, однако она не может этого сделать. Причина в том, что ее семья владеет собственной клиникой акушерства и гинекологии. Больше того, это их старинное семейное дело, которое они ведут со времен эпохи Эдо.
– О, я практически уверен, что в Эдо не было акушерства и гинекологии – трудно представить, чтобы они занимались этим так долго.
– Нет, все именно так. Согласно их родословной, глава семьи в те времена служил врачом у одного даймё[43 - Даймё – крупнейшие военные феодалы в средневековой Японии.] на Сикоку. Иными словами, он был придворным лекарем. Когда произошла Реставрация Мэйдзи[44 - Реставрация Мэйдзи, известная также как Обновление Мэйдзи и Революция Мэйдзи, – комплекс политических, военных и социально-экономических реформ в Японии 1868–1889 гг., превративший отсталую аграрную страну в одно из ведущих государств мира. Являлась переходом от самурайской системы управления сёгуната Токугава к прямому императорскому правлению императора Муцухито и его правительства.], преданный доктор последовал за даймё в Токио и в те смутные времена основал там большую клинику. Поэтому это их семейное дело. В ранние годы эпохи Сёва[45 - Эпоха Сёва («Просвещенный мир», девиз правления императора Хирохито) – период в истории Японии с 25 декабря 1926 г. по 7 января 1989 г.] клиника процветала, и они занимались разными направлениями, терапией и хирургией. Однако по какой-то причине, с началом Японо-китайской войны[46 - Японо-китайская война (7 июля 1937 – 9 сентября 1945) – война между Китайской Республикой и Японской империей, начавшаяся до Второй мировой войны, продолжавшаяся до ее окончания и завершившаяся капитуляцией Японии.], их дела начали идти все хуже и хуже, и сейчас они занимаются исключительно акушерством и гинекологией. Судя по всему, в течение ряда лет во главе клиники не было ни одного выдающегося врача, и они не слишком далеко ушли от тех дней, когда доктор смотрел на твои вены и, подобно хироманту, читающему линии на ладони, угадывал, что с тобой не так. Не совсем тот подход, который может быть востребован в наше время. Как ты и говорил, сегодня медицина каждый день продвигается вперед.
Ты можешь подумать, что они могли бы нанять действительно способного и образованного доктора, но все не так просто. Они не могли позволить себе прервать фамильную линию, берущую начало от прославленного придворного врача. Так что в конечном итоге решили принять в свою семью сына – молодого блестящего специалиста, – выдав за него свою дочь, едва он окончил университет.
– Так он и есть тот самый пропавший муж?
– Да, именно. И теперь их дочь стала жертвой некоей необъяснимой мучительной болезни и никак не может разрешиться от бремени. Начинают ползти странные слухи. Но, будучи авторитетной клиникой, которая гордится своей историей, они не могут просто отправить свою дочь в какую-нибудь другую клинику, верно? Потому что это вопрос репутации. Если все выплывет наружу, они потеряют даже тех немногих пациентов, которые у них все еще есть. Их преследовало одно несчастье за другим, за каждым ударом судьбы следовало новое потрясение, так что они отступали все дальше и дальше, пока не оказались загнаны в угол…
Ответа не последовало. Кёгокудо молчал.
«Что ж, похоже, я наговорил слишком много».
В горле у меня пересохло. Однако ранее я выпил мой ячменный чай залпом, и чашка, стоявшая передо мной, была пуста. Я уже решил, немного поколебавшись, что попрошу у Кёгокудо еще одну, когда он наконец заговорил:
– Сэкигути-кун… Эта клиника, случайно, не клиника Куондзи на станции «Дзосигая»? А принятый в семью сын, который исчез, – его имя не Макио?..
Да, именно так оно и было.
– Так ты что, все это знал заранее? До чего же ты дурной человек… А я тут стараюсь изо всех сил и рассказываю тебе эту историю, проявляя чудеса красноречия, как последний дурак!..
Я почувствовал на себе его взгляд. Это был один из его испепеляющих взглядов.
– Ты!.. Так ты хочешь сказать, что действительно так и не понял – ни когда слушал эту историю, ни когда рассказывал ее, – о ком на самом деле шла речь? – требовательно спросил мой друг. Выражение его лица становилось все более суровым. – Если б я был на твоем месте, то полностью перестал бы доверять своему мозгу. Он, очевидно, совершенно не считает нужным вносить вещи и обстоятельства в хранилище памяти.
Я не представлял, о чем он говорит.
– Что… что ты имеешь в виду? Почему ты так сердишься?
– Так ты совсем не помнишь Макио Куондзи, до женитьбы – Макио Фудзино по прозвищу Фудзимаки? У тебя не сохранилось о нем ни единого воспоминания?
– А?..
Где-то на границе моей памяти возник смутный расплывчатый образ, и в то же мгновение он обрел форму: очки в толстой оправе, добродушное лицо, раздражающе замкнутый… Это было лицо нашего сэмпая[47 - Сэмпай – старший товарищ; старший по курсу.], мечтавшего поступить на медицинский факультет.
– Тот самый Фудзимаки-сан? Нет… Но я думал, что он уехал в Германию. Разве он не…
– Так ты думаешь, что он поехал в Германию и просто оставался там в течение всей войны и после войны, живя в мире и спокойствии? Были ли вообще люди нашего поколения, которых бы не призвали? Даже ты, которому полагалась отсрочка как студенту естественнонаучного факультета и будущему ученому, был послан в учебный лагерь из-за бюрократической ошибки.
– Это правда… Но ведь ты не был призван, Кёгокудо, разве нет?
– Мы говорим не обо мне.
Кёгокудо покривил рот и наклонил свою чашку, чтобы допить последние остававшиеся там капли ячменного чая.
– Это правда, что Фудзимаки-си[48 - «– си» – один из наиболее уважительных и официальных суффиксов в японском языке, буквально «господин».] отправился в Германию. Хотя неясно, какие у него там были связи и, если уж на то пошло, почему он хотел поехать именно в Германию. Но если я правильно помню, он вернулся год спустя после начала войны. То есть, можно сказать, тотчас после начала войны, поскольку события в любом случае начали разворачиваться лишь ближе к концу предыдущего года. После этого он поступил на медицинский факультет Императорского университета[49 - Имеется в виду основанный в Токио в 1886 г. один из девяти императорских университетов Японской империи. После Второй мировой войны – Токийский университет.], где собирался окончить курс. Но когда спустя три года положение на фронтах ухудшилось, его призвали и отправили воевать в качестве рядового солдата. К счастью для него, война закончилась прямо перед тем, как его послали на передовую в Сибирь; он чудом был демобилизован, восстановился в университете, получил наконец ученую степень, о которой всегда мечтал, и врачебную лицензию…
– И был принят в семью Куондзи. Вот, значит, как все было…
– Слухи о связях с нацистами и прочем в этом роде, возможно, проистекают из его биографии. Я уже довольно долго ничего о нем не слышал, но исчезновение… – Кёгокудо умолк, и слово «исчезновение» повисло в тишине.
Макио Фудзино учился на класс старше нас в нашей старшей школе старого образца[50 - С эпохи Мэйдзи до первых годов эпохи Сёва, с 1868 г. по 1950 г., в Японии была принята так называемая «старая система», главной отличительной особенностью которой было раздельное обучение мальчиков и девочек. Мальчики, обучавшиеся в старшей школе старого образца, в основном готовились к поступлению в Императорский (ныне – Токийский) университет. Таким образом, старшая школа старого образца, в сущности, являлась переходной ступенью между школой и университетом.]. Он был тихим мальчиком, застенчивым настолько, что это почти граничило с трусостью или малодушием, и всегда стремился стать врачом. Я не мог даже предположить, чтобы мой друг оказался в центре всего водоворота событий, о которых я собирал сведения, – какая слепота с моей стороны! Начать с того, что я совершенно не представлял, что происходило с ним после войны, а также не подумал о том, чтобы связать прозвище Фудзимаки с именем Макио Куондзи. Теперь же воспоминания о моем школьном товарище оживали одно за другим.
– Когда мы учились в школе, он, кажется, был влюблен в одну девочку, верно? Она была из такой семьи… я точно не помню… но они ведь тоже были врачами?
– Да, правильно. Летом тридцать девятого года мы все вместе отправились в храм Кисимодзин[51 - Кисимодзин – крупный синтоистский храм в квартале Дзосигая в Токио. Посвящен богине Харити (санскр.), покровительнице детей и деторождения.] на праздник. Там он встретил девочку из семьи Куондзи и простодушно влюбился в нее с первого взгляда. Вспомни, как мы подшучивали над ним из-за того, что он витал в облаках… Что ж, полагаю, он вернулся после войны и воплотил свои мечты в жизнь: получил диплом врача и любимую девушку.
