скачать книгу бесплатно
Они никогда не поднимаются на верхний этаж, не окидывают сомнительным взглядом нашу мансарду и не выдают: «И это вы называете офисом?»
Волоски на моей шее гневно поднимаются. Что значит «называем»? Это наш офис!
Смотрю на миссис Кендрик (она в цветочном платье с украшенным рюшами воротником, седые волосы уложены аккуратными волнами). Жду, когда она поставит его на место одной из своих точных, бьющих прямо в цель фраз. («Эми, милочка, – сказала она, когда Эми контрабандой протащила в нашу обитель культуры баночку колы и открыла ее за столом. – У нас музей, а не американская старшая школа».)
Но сейчас, когда миссис Кендрик смотрит на этого мужчину, ее глаза не светятся присущим ей умом и проницательностью. Руки ее дрожат, она беспокойно теребит свою любимую брошку-камею, приколотую к платью.
– Нам этого достаточно, – отвечает миссис Кендрик с нотками беспокойства в голосе. – Что ж, позволь представить тебе наших сотрудников. Девочки, это мой племянник, Роберт Кендрик. Роберт, это Кларисса, наш администратор, и Сильви, менеджер по привлечению спонсоров.
Роберт сухо пожимает нам руки, не переставая с демонстративным осуждением осматривать все вокруг.
– Хм, – протягивает он. – У вас тут небольшой беспорядок. Вам стоит взять за правило убираться на рабочем столе.
Волоски на моей шее уже прямее кошачьего уса. Кем этот племянник себя возомнил? Почему он нам указывает? Сглатываю язвительный ответ, уже готовый сорваться с языка. Сначала лучше пойму, что происходит.
Кларисса с открытым ртом и остекленевшими глазами переводит взгляд то на меня, то на миссис Кендрик. Начальница наконец понимает, что мы с Клариссой в полнейшем неведении.
– Роберт заинтересовался делами Уиллоуби-хаус, – с натянутой улыбкой сообщает она. – Однажды он унаследует его. С двумя старшими братьями, конечно.
Внутри меня все сжимается. Неужели на горизонте нарисовался злобный племяшка, который хочет закрыть тетушкин музей и превратить его в дом с двухкомнатными квартирами?
– В каком смысле заинтересовались? – отваживаюсь спросить я.
– Интерес мой объективный, свободный от эмоций, – отрезает он. – На который, к сожалению, моя тетя не способна.
Боже мой, да у нас тут злобный племяшка в квадрате.
– Вы не можете нас закрыть! – выпалила я прежде, чем успела подумать. – Не посмеете. Уиллоуби-хаус – кусочек истории, приют для культурных лондонцев.
– Больше похоже на приют для сплетников-нахлебников, – отнюдь не растерялся Роберт. Голос у него глубокий, хорошо поставленный. Роберт был бы мне даже симпатичен, если бы не говорил так резко и не осматривал меня с головы до ног с таким враждебным выражением лица.
– Сколько же добровольцев нужно этому месту? Потому как у вас, кажется, внизу собралась половина лондонских кумушек.
– Добровольцы оживляют это место, – твердо говорю я.
– Добровольцы только печенье поглощают с утра до вечера, – возражает он. – Да не просто печенье, а из «Fortnum&Maison». Весьма расточительно для благотворительного музея, не находите? Можно мне увидеть счет за печенье?
Тишина. Миссис Кендрик потупила взор и изучает пуговицы на своих рукавах, глаза Клариссы беспокойно бегают по сторонам. Печенье от «Fortnum» и вправду довольно дорогое удовольствие, но миссис Кендрик считает, что это единственная марка для настоящих «культурных» людей. Мы пробовали закупать вкусности от «Duchy Originals», но потом вернулись к «Fortnum». (И да, жестяные баночки от «Fortnum» намного удобнее, а потом и в хозяйстве пригождаются.)
– Я бы вообще хотел увидеть всю бухгалтерию, – продолжает Роберт. – Информация о движении денежных средств, затраты, необходимые издержки… Вы сохраняете чеки?
– Сохраняем, – холодно отвечаю я.
– Они в Коробке, – Кларисса кивает в сторону шкафа.
– Где, простите? – переспрашивает Роберт, и Кларисса сама приближается к полке.
– Это Коробка, – показывает она. – Рядом с ней Красная коробка, а вот это Маленькая коробка.
– Коробка, коробка и коробка? – Роберт переводит взгляд с Клариссы на меня. – Бессмыслица какая.
– В этом есть смысл, и это удобно, – вставляю я, но он меня не слушает, а задумчиво меряет шагами офис.
– Почему только один компьютер? – внезапно вопрошает он.
– Мы им вместе пользуемся.
Опять же не совсем традиционно для офиса, но мы с Клариссой уже привыкли.
– Вместе? – Он остановился и уставился на меня. – Как могут два человека пользоваться одним компьютером? Безумие.
– Работаем по очереди, – пожимаю плечами я. – Нас все устраивает.
– Но… – Роберт выглядит так, будто не может подобрать слов. – Но… как же вы отправляете друг другу электронные письма?
– Если я дома и хочу связаться с девочками, я посылаю факс, – с вызовом в голосе вставляет миссис Кендрик. – Так удобнее всего.
– Факс? – Роберт скривил губы и обратился к нам с Клариссой: – Скажите мне, что она шутит.
– Мы часто отправляем факсы, – говорю я, указывая рукой на факс-аппарат. – Патронам и спонсорам тоже.
Роберт подходит к факсу и с минуту смотрит на него.
– Может, вы еще и чертовыми перьями пишете? – тяжело выдыхает он. – При свечах?
– Знаю, поначалу это кажется довольно странным, – словно оправдываясь, мямлю я. – Но мы так работаем.
– Ерунда все это, – решительно отрезает он. – В современном офисе невозможно так работать.
Я не осмеливаюсь поднять глаза на миссис Кендрик. «Ерунда» – еще одно слово, которое она очень, очень не одобряет.
– Это наша система, – отвечаю я. – Своеобразная.
Вопреки своим собственным словам, чувствую себя немного неуютно. Когда я только пришла работать в Уиллоуби-хаус и увидела поименные коробки и факс-аппарат, боюсь, я отреагировала точно так же. Хотела выкинуть это все и работать как современный человек (с беспроводной связью и минимумом макулатуры). У меня были всевозможные предложения. Но весь рабочий процесс подчинялся правилам миссис Кендрик, как это и происходит сейчас. Все мои идеи отвергли. В итоге я постепенно разобралась в назначении каждой коробки и научилась пользоваться факсом. Полагаю, я просто привыкла к условиям.
Но разве это важно? Что с того, что наши способы ведения дел немного старомодны? Какое право этот парень имеет расхаживать тут и указывать нам, как нужно работать? У нас успешное место, разве нет?
Взгляд Роберта вновь блуждает по мансарде.
– Я еще вернусь, – зловеще обещает он. – В этом месте нужно навести порядок. Пока не поздно.
Пока не поздно?
– Что ж, – подает голос слегка ошарашенная миссис Кендрик. – Что ж, мы с Робертом пойдем пообедаем и обсудим… все.
И они покидают офис, оставляя нас с Клариссой в удивленном молчании. Когда звуки их шагов затихают вдали, Кларисса поворачивается ко мне и озвучивает мои мысли: – Что он хотел сказать этим «пока не поздно»?
– Не знаю, – смотрю на ковер, ворс которого еще хранит отпечаток тяжелых мужских туфель Роберта. – Вообще не представляю, с чего он объявился тут и начал нам указывать.
– Может, миссис Кендрик уходит на пенсию и собирается оставить его начальником здесь, – предполагает Кларисса.
– Нет! – с неподдельным ужасом восклицаю я. – Силы небесные, ты только представь, что он скажет волонтерам? «Спасибо, что пришли, а теперь валите!»
Тут Кларисса не выдерживает и прыскает, и вскоре мы обе просто давимся от смеха. Однако я не делюсь с Клариссой своими мрачными мыслями о том, что Роберт наверняка совсем не жаждет управлять музеем, а видит в нем просто очередной лондонский особнячок для продажи. В конце концов, все всегда сводится к большим деньгам.
Мы успокаиваемся, и Кларисса отправляется приготовить нам кофе. Сажусь за стол и принимаюсь за отчет, всеми силами стараясь выкинуть утренние события из головы. Но не могу, настолько я взвинчена. Мои тревоги и страхи отчаянно борются с духом неповиновения. Почему мы не можем остаться последним уютным и причудливым уголком на свете? Почему должны соответствовать стандартам бездушных офисов и учреждений? Мне совершенно все равно, кто этот парень и какие права он имеет на Уиллоуби-хаус. Если он хочет уничтожить это особенное, драгоценное место и превратить его в стереотипный многоквартирный дом, то ему придется иметь дело со мной.
После работы я посетила (в обязательном порядке) лекцию по итальянской живописи, которую читал один из наших покровителей, так что домой я прибыла около восьми. В доме меня встретила абсолютная тишина, что означало, что девочки уже спят. Поднимаюсь наверх, чтобы поцеловать в щеки моих мирно посапывающих малышек, укрыть их поплотнее одеяльцем и перевернуть Анну в кровати. (Она почему-то полюбила спать, как Пеппи Длинныйчулок – голова накрыта одеялом, а ноги на подушке.) Затем спускаюсь на кухню и застаю Дэна за столом с открытой бутылкой вина.
– Привет, – здороваюсь я. – Как день прошел?
– Нормально, – пожимает плечами Дэн. – Твой?
– Пришел к нам сегодня один конторский крыс, – говорю я мрачно. – Племянник миссис Кендрик. «Заинтересовался нами», говорит. А на самом деле хочет прикрыть нас и разбить особняк на кучу квартир.
– Он прямо так и сказал? – поднял голову Дэн. – Боже правый.
– Нет, не так, – признаюсь я. – Но он сказал, что мы должны измениться, пока не стало поздно, – стараюсь голосом передать весь устрашающий смысл этих слов, но Дэн уже расслабился.
– Наверное, он хотел сказать «пока не начнется вся рождественская кутерьма», – говорит он. – Хочешь немного?
Он наливает мне вина, не дождавшись моего ответа. Дэн протягивает бокал, а я перевожу взгляд с него на бутылку, наполовину пустую. Дэн явно чем-то озабочен.
– У тебя все хорошо? – осторожно спрашиваю я.
Дэн не отвечает, а тупо пялится в пространство. Он пьян, понимаю я. Скорее всего, после работы он зашел в паб. Он иногда туда ходит, когда знает, что я задержусь, а с девочками все равно сидит Карен. А потом он вернулся домой и налег на вино.
– Сегодня я сидел на работе, – наконец отвечает он, – и все время думал: а этим ли я хочу заниматься все свои шестьдесят восемь лет? Строить офисы, продавать офисы, снова строить и снова продавать, потом опять строить…
– Я поняла.
– …опять продавать. – Дэн кажется подавленным. – Вечность.
– Не всю же вечность, – смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку. – И тебе необязательно работать до самой смерти.
– А кажется, что вечность. Мы бессмертны, Сильви. Так нам сказали. – И угрюмо смотрит на меня. – А знаешь, кто такие бессмертные?
– Герои? – предполагаю я, вспомнив древнегреческие мифы.
– Задолбавшиеся. Вот кто.
Он тянется через стол, хватает бутылку и наливает себе еще.
Так, это нехорошо. Совсем нехорошо.
– Дэн, у тебя кризис среднего возраста? – Слова вылетают сами собой.
– Как у меня может быть кризис среднего возраста? – взрывается Дэн. – У меня даже возраст сейчас не средний. Далеко не средний. Я у подножия этого чертова холма жизни!
– Но это же хорошо! – настойчиво вставляю я. – У нас впереди столько времени.
– Но что мы будем делать со всем этим временем, Сильви? Чем заполнять бесконечные, бездушные года, занятые бессмысленной и монотонной работой? Где же счастье в нашей жизни? – Лихорадочным взглядом окидывает кухонные шкафы, будто где-то там, среди жестяных банок с куркумой и гвоздикой, могла притаиться и баночка с наклейкой «счастье».
– Как я уже говорила утром, нам нужен план. Нужно взять жизнь в свои руки, а не подчиняться судьбе. Vincit qui se vincit, – гордо прибавляю я. – Что в переводе с латыни значит «Побеждает тот, кто побеждает себя». (Я загуглила это на работе, когда была моя очередь пользоваться компьютером.)
– И как же победить себя?
– Я не знаю.
Делаю глоток вина; букет настолько хорош, что я делаю еще пару глотков перед тем, как накрывать на стол. Достаю из кухонного шкафа тарелки и накладываю в них рагу из курицы, приготовленное в долговарке. Пока Дэн достает ножи и вилки, хорошо сдабриваю рагу кориандром.
– Оставь это. – Дэн чуть ли не бросает столовые приборы на стол. – Ты знаешь…
– Что?
– Ты знаешь, – повторяет Дэн.
– Не понимаю…
– Секс, – выдает он, будто это было совершенно очевидно.
Бог ты мой. Опять секс? Серьезно?
Почему все всегда сводится к сексу с Дэном? Нет, я понимаю, что секс важен в семейной жизни, но есть и другие вещи, которые Дэн, похоже, не замечает и не ценит. Например, подхваты для гардин с кисточками. Или Всебританский конкурс на лучшую выпечку.
– И что же ты хотел сказать про секс?
– Понимаешь… – Дэн смешался и умолк.
– Что?
– Секс с одним человеком навсегда. На веки и веки вечные. Миллион лет.
Тишина. Ставлю тарелки с рагу на стол и замираю, сознание мое кружится в безумном танце. Вот, значит, как он это видит? Узы Гименея в миллион лет длиною? Вспоминаю слова Тильды: «Брачный обет «Покуда смерть не разлучит нас» слишком уж честолюбив. На такое могут согласиться только безумцы».
Смотрю на Дэна, на мужчину, с которым я решилась на союз безумцев. В то время брак с ним казался хорошей партией. Но сейчас он ведет себя так, будто секс со мной на веки вечные – это какое-то наказание, и я чувствую, что все хорошее ускользает, как песок сквозь пальцы.
– Думаю, мы вполне можем устраивать что-то вроде творческого отпуска, чтобы отдохнуть друг от друга, – предлагаю я, не совсем понимая, что несу.
– Отпуск? – Дэн вскидывает голову.
– Перерыв в отношениях. Проводить время порознь. Встречаться с другими людьми. Например, в одно из наших десятилетий, – пожимаю плечами, стараясь звучать безэмоционально. – Просто предложение.
Мысль совершенно безрассудная. Я вовсе не хочу, чтобы Дэн целое десятилетие спал с другими женщинами. Вообще не хочу, чтобы в его постели был кто-то, кроме меня. Но и не хочу, чтобы он всю жизнь чувствовал себя как под дулом пистолета или облаченным в полосатую робу.
Дэн в недоумении смотрит на меня:
– Итак, значит, сначала мы одну декаду разговариваем по-итальянски, потом спим с другими людьми и… Что там было последнее? Переезжаем в Южную Америку?
