Вечные мы

С другой стороны, законного потомства не бывает слишком много: репродуктивная способность женщины ограничена. Мужчина может зачать намного больше детей, чем выносит за всю жизнь его единственная жена. Поэтому экстрамаритальный секс способен резко увеличить репродукцию мужчины – а значит, в процессе эволюции он будет подкреплен удовольствием. С неизбежностью возникает сильная и врожденная мужская мотивация «гулять на стороне».

Но чтобы оставить внебрачное потомство, нужно преодолеть культурные и социальные барьеры, которые опять-таки с неизбежностью вырабатываются в обществе в ответ на мужскую трансгрессию. Гонка вооружений: общество заинтересовано в стабильности и когезии, которые несовместимы с беспорядочным внебрачным сексом; мужчины же стремятся к внебрачному сексу для распространения своих генов. Возникает система сексуальных запретов, половая сегрегация, нормы приличия; у мужчин в ответ растет мотивированность и подкрепление удовольствием внебрачных побед.

Разумеется, все наследуемые свойства подвержены разбросу, особенно те, что возникли относительно недавно (а моногамия у людей – приспособление, по биологическим меркам, молодое). Далеко не все мужчины – маньяки, которые пойдут на преступление ради сексуального разнообразия. Но очень мало и таких, у кого интерес к сексуальным приключениям вне семьи полностью отсутствует.

Врожденная мотивация к внебрачным связям (для увеличения генетического разнообразия потомства) существует и у женщин. Однако порнография до сих пор производится по преимуществу мужчинами и для мужчин. Поэтому вполне естественно, что она изображает не секс вообще, а, чаще всего, внебрачный секс с точки зрения мужчины – высоко мотивированный и подкрепленный генетически обусловленным удовлетворением.

Как и вся остальная культура, порнография – зеркало биологического прошлого нашего вида. Что показывает нам это зеркало?

СЮЖЕТ. Расхожее суждение – «в порно нет сюжета» – представляется, тем не менее, ложным. Сюжет минимален и примитивен, но он есть почти всегда. Даже в самых коротких роликах так или иначе даются ответы на главные вопросы: кто эта женщина и как мужчине удалось ее заполучить. И, само собой, ответ «это его жена» встречается редко. Тем не менее, порно тяготеет к клишированному реализму: большинство роликов изображают секс один на один во вполне правдоподобных обстоятельствах – где «она» может быть уличной знакомой, секретаршей на работе, одноклассницей, медсестрой в больнице, служанкой, проституткой и т.д. Фэнтази как жанр порно существует, но занимает на удивление скромное место.

НАСИЛИЕ в его разнообразных формах – самый действенный способ добиться внебрачного секса. Изнасилования (особенно массовые в войнах), рабство, связывание, избиения, унижения – все это обеспечивало существенный репродуктивный бонус для наших предков, все это срослось с сексом и закрепилось в системе удовольствий мозга, и все это в огромном количестве и разнообразии представлено в порнографии. Насилие может быть и мягким, ситуативным, основанным на социальном положении (учитель и ученица, босс и секретарша, полицейский и преступник), и чисто словесным (оскорбления, покровительственный тон), – но найти сюжеты, совершенно лишенные мотива принуждения и неравенства, нелегко.

СОСТАВ. В сценах гетеросексуального группового секса с тремя участниками половой баланс близок к природному, с некоторым даже преобладанием женщин (т.е. mff несколько чаще, чем fmm), но по мере роста группы соотношение резко смещается в мужскую сторону: в сценах с шестью и больше участниками сюжетов fm+ уже на порядок больше, чем mf+. Разумеется, статистика зависит от периода, жанра, культуры, но преобладание «gangbang» над «harem» представляется универсальным. И парадоксальным: ведь один мужчина, оплодотворяющий нескольких женщин, достигает несравнимо большего репродуктивного успеха, чем участник группового изнасилования с его ограниченными шансами оплодотворить даже одну.

Объясняется этот парадокс просто: порнография воспроизводит реальные ситуации, которые помогали размножаться нашим предкам и потому закрепились в системе вознаграждений мозга. Судя по многим признакам, групповые изнасилования были в традиционных обществах намного более частым явлением, чем гаремы. Групповое изнасилование дает скромный репродуктивный бонус, но его легко осуществить и относительно легко избежать ответственности (вина размазана не только на всех участников, но зачастую и на все племя или сообщество, см. историю Содома). В то же время гарем, тем более в преимущественно моногамном обществе – предприятие затратное, которое могут себе позволить только немногие высокостатусные мужчины. В результате «плохие деньги вытеснили хорошие», и современному потребителю порнографии инстинктивно интереснее секс одной женщины с многими мужчинами, чем наоборот.

НИЗКОРАНГОВОСТЬ. Среди самых частых слов в текстовых описаниях порнороликов – bad, dirty, nasty, slutty. Вульгарность, опытность и доступность женщин (тяжелая косметика, характерная мимика проституток) подчеркивается чаще и сильнее, чем нетронутость или невинность; часты сюжеты типа «секс за деньги» или «секс по пьяни». Еще один парадокс: если целью является воспроизводство, зачем тратить силы на тех, кто к воспроизводству явно не склонен – на женщин продажных или настолько низкоранговых, что они доступны всем? Даже когда проститутка становится матерью, вряд ли ее потомство будет иметь хороший шанс выжить.

У этого парадокса такое же простое и нелестное объяснение, как и у предыдущего: «десять старушек – рубль». Шансы получить здоровое потомство от общедоступной женщины невелики, но они не равны нулю. Вероятно, это давало достаточно существенный репродуктивный приварок нашим предкам, в то время как шансы заполучить для внебрачного секса «хороших» женщин были гораздо ниже – их охраняла семья и общественные нормы. Становится понятнее и такой распространенный порносюжет как осквернение, превращение «хорошей» женщины в «плохую», часто в результате группового изнасилования. Именно так оно и работало в традиционном обществе: изнасилование автоматически превращало честную в гулящую и, следовательно, общедоступную – в репродуктивный ресурс всех мужчин племени. Сюда же, вероятно, следует отнести и внешнюю эякуляцию, которая служит символическим маркером нового статуса – меткой «теперь доступной» женщины.

ЧТО ДАЛЬШЕ? Последние столетия радикально изменили репродуктивное поведение человека. Внебрачный секс стал намного доступнее, связанный с ним социальный риск уменьшился до минимума. В то же время потеряна и большая часть мужского репродуктивного выигрыша от внебрачных связей: контрацепция позволяет женщинам рожать только от тех, кого они выбирают сознательно. Отцовство скрыть невозможно, и дети-на-стороне для мужчины теперь чаще не бонус, а бремя. Конечно, это не значит, что половой отбор остановлен, но критерии его меняются на глазах. Разница в продуктивности между верным семьянином и Казановой не просто уменьшилась – возможно, она уже поменяла знак.

К сожалению, эти изменения вряд ли быстро отразятся на врожденных психологических механизмах, которые заставляют нас производить и потреблять порнографию. Древние и укорененные, механизмы эти могут ослабеть в изменившихся условиях, но только за много десятков или даже сотен поколений. Однако человек всегда находил тот или иной путь в обход ограничений своего тела. Порнография не исчезнет, но она способна измениться, как уже изменилось общество – если мы захотим этого.

8. Карусель (Катя)

Порнушка-ночнушка, жуть (смотрели образцы). Брр. Какая невозможная резина, резинища! Человекогоды резины. Человековека.

На самом деле снимать надо так! (Это выжимка наших разговоров после, моя только идея про карусель.) Во-первых, само собой, не актёры, а (обобщённо) мы, то есть любящие и хотящие и знающие самое для друг друга лучшее. Радостные. Ебаться надо радостно или ну его на фиг!!! Никаких сценариев и ограничений, думай только о том о чём всегда думаешь при этом: чтоб было хорошо. Фильм делает не режиссёр, а монтаж: берём записи за много дней, часы и часы, и все кто снимался смотрят себя (только не сразу, я думаю сдвиг на полгода оптимален, чтобы зимой смотреть летнее и наоборот) и вырезают самое-самое радостное, вот и всё.

Режиссёра нет, как и операторов: чужих нельзя, а камера на лбу уродство (и пытается убедить что это ты там, но ведь это враньё, не работает, да и не нужно). Нужно вот что, минимум: на потолке над всеми большой круг, такая карусель, медленно вращается (плюс вверх-вниз по синусоиде?), на ней штук десять – тридцать, сто! – камер на всевозможные зумы и углы, плюс ещё столько же неподвижных вокруг, и сверху и снизу, и все снимают. Длиннофокусные можно приспособить на автослежение, простейший motion tracking или face recognition, чтобы поворачивалось (плавно) где звук или где сильнее всего жизнь бьётся. Но можно и обойтись, чтоб не жужжало нигде, если достаточное разрешение, всё сделать в software, просто вырезать плавающим окном интересное из большого кадра. То есть соединить лучшее из аматёрщины (нет чужих, свобода, все умеют друг друга лучше всех) и из профи съёмок (картинка не скучная, не статичная, самое интересное всегда попадает крупно хотя бы в одну камеру). Свет тоже можно отчасти плавающий с той же карусели.

А когда из всего этого нарезано и смонтировано 1% лучшего, добавить шепчущий voiceover – не фальшивые стоны, а просто каждый вспоминает, что в тот момент чувствовал, представлял, шутки, нежности, да мало ли что хотелось но не сказалось на съёмках, просто рот был занят. Записывать лёжа же! И из записей которые вырезаны – может, картинка не удалась, а звук там самый что надо, добавить поверх. Даже многослойно, чтоб смотреть много раз, настраиваясь на разные голоса. Вообще звук, кажется, много больше работы возьмёт чем видео, хотя тут как раз опыт есть. Обязательно сделаем, Катенька загорелась! Сколько ж красоты зазря пропадает, так дальше нельзя.

Мы кино снимаем, потому что мы тут живём! Ебаться и видеть – это же супер усилитель всего хорошего. Странно даже, что до сих пор не делали. Что в мире никто до такого не додумался, это как раз ожидаемо, но мы-то!

Ещё идея: метафильм, но это уже надо целый новый формат делать со скриптингом. Хранить гораздо больше footage чем номинальная длина фильма, и при каждом просмотре выдавать чуть другие ракурсы, чуть другой монтаж, чуть другой звук. Но именно что чуть, общий сюжет остаётся, ты как бы видишь ту же сцену чуть другими глазами. Выбор каждый раз отчасти случайный, но отчасти автоподгонка чтобы в заданные параметры уложиться (длительность, уровень света/тени, тел/предметов), а отчасти по связям между кусками: если этот, то надо тот etc, связи эти выставляет автор при монтаже (а может, и автоматом можно будет что-то отыскивать, типа такое continuity AI, но это уж совсем я завралась. Эх, мне бы ещё времени, чтоб все идеи продвигать.)

9. Четырнадцать рук и ребро

– …То есть?

– Ну… Как у вас было… с Машей?… Когда ещё вы… вдвоём…

– А… Да как сказать, одним-то словом? …Смешно мы жили. Очень… по-разному… Но хорошо. Сейчас лучше, конечно… И многое же было уже тогда – фантазии, игры… разве что ролей на каждого больше приходилось. Разговоры до утра, эксперименты… Ревность была…

– …Ревность?

– Ну да. Думаешь, живём тут свальной добродетелью, так и не ревнуем никогда? Очень трудно это вытравить… да до конца и не нужно, наверно. Как болезни не надо бы сразу все изничтожать, потому что без болезней людям жалеть друг друга труднее…

– А надо… жалеть?

– Надо, Эль. На это очень многое завязано, без этого… человек неполный. Нынешний, во всяком случае. Лет через сто всё другое будет, ты увидишь… А ревность… конечно, в семье стараемся давить, иначе всё ж развалится моментально. Но то в семье, тут и легче… А так – и к тебе поначалу было, знаешь? Когда мы с тобой ещё…

– Ой…

– Хотя всем же было понятно, без слов – что-то может быть, только если ты согласишься… к нам. Насовсем…

– А если б… я не согласилась?

– Эля. Эля. Вот ты сама – хотела б, чтобы я… бросил и Машу с Катей, и всю нашу тут жизнь… Кому от этого было бы лучше?

– …Не знаю… но значит…

– Эля! Переключись на стандартную моногамию на минутку. Муж не бросает жену с детьми ради… ну например тебя. Значит ли это, что он тебя не любит?

– Почему не бросает?

– Да миллион причин, самая частая – я же сказал – дети. Он им нужен, они ему. И он любит, но… забивает это, огораживает… строит мостки вокруг. Приспосабливается. Это ведь даже не так трудно сделать, знаешь? Есть техники… Счастливей он не станет от этого, но если б он решил иначе, несчастья бы было… больше. Главное, у большего количества народу…

– А как же… она… ну то есть я?

– Тоже несчастье. Тоже перетерпеть. Тоже есть техники… Но это если другого выхода нет… а у нас-то – есть? Ведь есть?

– …Да уж.

– Уж да. Давай просто радоваться, что мы сделали себе хорошо и никому плохо. В чём и смысл-то, если не в этом…

– …Маша жена, а Катя дети… Или наоборот?

Смех.

– Да все мы, знаешь… дети. И у друг друга, и вообще… Первые шаги делаем. Набиваем вот шишки… Спасибо, что ты… пришла к нам…

– …К вам…

– Ко мне, Элюша… Ко мне. Иди сюда, пожалуйста… Вот так. И скажи-ка мне, знаешь что…

– …Что?

– Скажи мне: ты.

– …Очень странное ощущение, никогда не знала, что во мне это есть… ну, как это назвать… что можно одновременно…

– А не надо никак называть. Слова нужны были, когда… привыкали. Человеку же всегда нужно разложить по полочкам, чтобы принять. Придумали – гомо, гетеро… а на самом деле никаких границ нет, ни у кого, всё смутно, всё вперемешку, всё ситуативно… Да ведь? Любовь первична, бессловесна… всё остальное к ней приспосабливается, из неё растёт…

– Ага… Человек – это я…

– М-м?

– Ну, человек, которому по полочкам нужно – это точно я… Мне всегда нужно… хотя, кажется, я понимаю уже чуть-чуть…

– О-о… не чуть. Ты всё понимаешь лучше всех. Элли, родная душа, ты очень… умная, добрая, наблюдательная – это всё, но не только… Я думаю, ты будешь наша главная опора со временем. Хранительница традиций и примирительница непониманий…

– …Я?

– Ага. Я так думаю. Элинька, Эля… да?…

Шорох.

Дыхание.

– А ляжемте-ка, барышня… чего даром стоять…

– …Живущий несравним. И, знаешь… всё-таки было, да, по-другому у нас-то с Машей. Не потому что вдвоём, а просто же мы ничего не знали тогда ещё. И не знали, что мы не знаем, и так далее… В общем-то самая обычная пара были, поначалу… Тоже вот спрашивали чего нельзя…

– Прости пожалуйста… И… что дальше было? Как вы…

– Постепенно. Очень медленно. Гораздо медленнее, чем надо бы… Не было какого-то внезапного прозрения, мелочи копились… Я писал, писание очень помогает… Сначала же вообще как щенята были, тыкались вслепую, ничего сказать не могли, даже когда понимали. В постели всё молча… Я особенно – долго и мучительно учился говорить нежности… и не стыдиться. Потом – и ещё намного труднее – говорить нежности так, чтоб не стыдиться, даже когда запись… то есть не глупые нежности…

– А… потом?

– Потом… А потом появилась Катя, в один прекрасный день…

– …И всё заверте?

– То есть очень буквально, м-м-м…

– А как… Ну то есть я в общих чертах знаю, но…

– А знаешь, я тоже…

– Что?

– В общих, самых общих… Это был вихрь, можешь себе представить? По записям, конечно, можно что-то восстановить… да и надо бы, мы собирались, вот не собрались пока. Но ощущение помнится – вот именно вихрь, ничего не видать, почвы нигде никакой. Весело и страшно. Вообще как легенда всё, теперь уже… хотя ну сколько там времени-то прошло… Год за пять у нас тут…

Пауза.

– Чудом проскочили, кажется. Если и делали что правильно, инстинктивно, так это что ничего особенно не делали. Больше всего боялись ранить… и всё равно же ранили… но как-то и выплыли, в конце-то концов. Выбарахтались. Помогло, что в какой-то момент Маша взяла всё на себя… Понимаешь, да?

– К-кажется…

– Просто, как же ни крути, тут… не симметрия. Половые стратегии разные, это крепко сидит ещё… Мне нельзя было. И даже повезло, что сначала-то Катенька больше на Машу запала, чем…

– Ой… Правда?…

– Ну да… На нашу Машу все западают, знаешь… Катя тебе не рассказывала?

– Н-нет… Мы тогда с ней… не общались почти…

– Ну так пусть расскажет… Как я за… уже-женой ухаживал. Не слишком-то успешно поначалу… И Машу тоже, чтоб полная картина…

– …Ага… только…

– Что?

– Я вот думаю теперь…

Пауза.

– (тихо) Я-то ведь… к тебе пришла, а не…

Смех.

– Элли, хорошая моя… Сейчас мы с этим как-нибудь справимся, да? Совладаем…

Смех.

– Теперь и мы другие, всё-таки… повзрослели…

– …Да и я не Катя… да?… Ой, прости…

– …Ничего… Так тоже… нельзя, но ничего, ничего… Научимся. Ты Элли, и я тебя люблю… Давай делать хорошую минуту?

– …Эльф?…

– Угу… Только, умоляю, не из фильмов, не из книг. Эльф как понятие… Он ведь что сделал-то – JRRT? Чем в миллионный раз изобличать человеческую натуру, просто сел и написал… даже не идеал, а всего лишь – убрал что мешало. Вообще не заметил. Назвал «эльф» – что уже было уступкой… но неважно. Главное вот это спокойное незамечание, высшая победа над злом: не отрицание, не триумф, а просто – что, о чём вы? этого нет, не бывает… И вот ты… понимаешь меня?

– …Не… Не очень…

– Ты… мой эльф, мой… ответ на вопросы, которые я… не знал что есть. Не умел задать, и не умею… Seulement pour t’adorer je vis…

– …То есть ты меня сочинил?

– …Не-е-ет… Такое, Эль, не сочинишь… Это гениальная догадка. Всё, всё, от пяточек до затылка, а уж здесь… просто… светится… И никакого тебе отбора… всё дано, всё сразу… одномоментно…

– М-м… Ох… При чём тут…

– …Ну, есть теория… что у людей тут осталось некрасиво, потому что было спрятано, набедренные повязки, и отбор половой не работал. Что, в общем, правдоподобно, беда только с исходной посылкой: ну вот кто, кто выдумал, что здесь некрасиво?!… И где – здесь… Разве что… так там уж и не глазами же надо… да?…

Нарастающие стоны.

– Извини… я разболтался…

– Ой… Ох… Не так сильно… Нет, нет, совсем не убирай, просто… чуть-чуть так… ниже… ага…

– …Эля… а ты себе делаешь?

– …Ну… Ох… Раньше нет, очень редко, а здесь… иногда… будто ещё мало… совсем уже, да?…

– Как это чудесно, Элинька… Говори ещё… у тебя такой голос…

– …Да ну… тебя… ох… Ещ… глубже, глу… да-а… ы-ох… ым-м-м… ай-а-а-фф…

Задыхающееся мычание.

Крик.

Что-то падает с металлическим звоном.

Тяжёлое дыхание.

– …Ой мамочки. Ой ма…

– …Эля, Элинька… Вот же ты какая…

– …Ох… Ох. Я что-то своротила, да?

– Элли-моя-Элли… снесла меня с постели…

– …а ты… как… больше всего?… Вот как сейчас?…

– …Ну конечно, Элинька, это ж самое… трогательное… Миссионеры-то, они понимали в любви… Остальное – позы, а это вот… сама любовь и есть… всем телом…

Мерные удары.

– А… так… да?…

– Ох… да, да, да… мальчики да девочки… свечечки да вербочки… я ж сейчас… ох. Тебе-то не слишком… глубоко?

– …Н-нет… хорошо…

– …А теперь за шею… и крепко-крепко…

Удары.

Срывающийся шёпот.

– Да, Эля… Да… И вот так… И вот так… Ножки выше… И вот…

– …А… губы…

– Ещё, ещё… сильнее… Губы, да… чтоб тебя… лучше видеть…

Рёв.

– …семь…

– …Что семь?…

– (шёпот) Ну… Я, знаешь… вдруг подумала… тут, тут и тут, и ещё… ты же любишь так… и вот бы семеро, да?… ну, тебе, чтобы… одновременно…

Фырк.

– …Одна же я не могу всё сразу, даже и… втроём, просто физически…

Нарастающий смех.

– Элинька, да ты… ну с ума сошла. Семеро по лавкам!… Это ж… и сейчас-то уже тесно бывает… Семь! Одних рук… четырнадцать штук. И ребро…

Хохот.

Постепенно затихает.

– Эль, ну прости, я зря так… Мне никто так не говорил никогда, ну и… очень ты считать любишь…

Дрожащий вздох.

– И немножко… субмиссивная, кажется, да?… Понимаешь?… У нас ещё не было… Но это и… будем учиться… правда ж? Чтоб тебе было… как ты, не как я. Да?… А то у нас у всех тут… свои погремушки. Ты нас, может, и не знаешь ещё… Главное – понимать. …Ну что ты?

– …Ничего… Просто… Я… Мы же не рабы. А я… вот видишь, какая…

– Подожди, ты…

– Вот ничего не могу поделать… представляю. Понимаешь?

– …Да… Да, понимаю. Но ведь…

– Я хочу… (глухой шёпот) служить… Ты такой… хороший, пожалуйста, прости меня… не уходи…

– Да куда я… ты что. Я с тобой… Чего ты перепугалась? Я никогда… Ничего же страшного. Я наравне с другими…

Всхлипы.

– Элинька… милая… Не плачь, не плачь, зачем нам семь, мы… ты одна мне…

Всхлипы.

– Эля, Эля… Если бы нас было сто… А давай, вот знаешь что… Давай я попробую тебе объяснить, как сам понимаю… можно?

Шмыганье носом.

Вздох.

– И как я понимаю то, что ты понимаешь… Мы ведь очень с тобой похожи…

– (шёпот) Одной крови…

– Ага…

Пауза. Шум дождя за окном.

– Ну так вот. …У гурий в мусульманском раю – прозрачная кожа. Всё видно насквозь. Представила? Жутко, да?… То есть полная сверху донизу прозрачность, просвеченность, однородность – это невозможно, мы… биологические существа. Прозрачность не то что не идеал, это умственная лень, упрощение… Для жизни всегда есть и должны быть перегородки, непрозрачности, противоречия. Туман нужен. Мы многослойные, многоэтажные, и это нормально, что этажи очень разные, даже вроде бы несовместимые…

Пауза.

– Большое растёт из глубины, из… физиологически важных для нас вещей, да? Которые в тебе происходят как бы сами. Причём порождения нижних этажей – сами по себе – живучи, но нежизнеспособны… такой парадокс. Им нужно подняться, всплыть, пройти через весь стек, чтобы получилось что-то… настоящее. Это называется творчество… Верхние без нижних слабы, скучны… не совсем бесплодны, но близко. Нижние – наглы и уродливы, примитивны. Их надо отбирать, причёсывать, кого-то кверху головой переворачивать… кого и вовсе на порог не пускать… но не нужно их стыдиться. Нужно знать и управлять…

– Пользоваться?…

– Да… в каком-то смысле. Силу их брать. Но относиться к ним, как… к непутёвым родственникам. Слушать их излияния, фильтровать ценное… но и воспитывать их, облагораживать, отучать от совсем уж свинства. Это работает. А любовь – так это же и значит, что ты принимаешь другого в… семью. Пускаешь внутрь… не только на верхний этаж. Глубже. Но никто не обязан пускать до самого дна, понимаешь? Его, может, и нет, этого дна… или ты сама там никогда не бывала. И уж во всяком случае – ты за него не отвечаешь… Хотя вот Лем «Солярис» написал – что нетушки, мол, ещё как отвечаем мы за своё дно, вот бы нас в него ещё потыкать… а Океан потом отхлестать, в отместку, жёстким излучением… такой вот гуманист…

Вздох.

– Странно… Я в детстве читала – думала, про любовь такая книжка… с самопожертвованием…

– О чём и речь! Конечно, любовь и садизм, их разделить очень трудно бывает… некоторым. Оба из глубин. Ум помогает, но и ум можно совратить… к старости особенно, последний роман того же Лема см. А вообще-то проблема дна упирается в проблему «я»: где оно кончается и где начинается не-я, и ответ – легко догадаться, как всё в человеке – что чёткой границы нет, и быть не может… И, знаешь…

Пауза.

– Спасибо тебе, что ты меня… в себя пускаешь. Нас…

– Ах…

– Ага… серьёзно… Оно уже от одного этого не такое… страшное будет, правда? А то ведь и собственное тело может до смерти напугать, без кожи-то. С непривычки. То же и душа, аналогия очень глубокая здесь… То и другое надо знать, уметь, помогать… лечить… И вот фики наши, всевозможные сочинения – это же и есть: мы все глубоко друг в друге сидим, стимулируем… как бы такая взаимная перистальтика. Помогаем нащупать. Из самых нижних, самых безусловных – как рефлекс – фантазий, постепенно поднимаются, всплывают… обрастают кожей, одеждой… проходят уровни стыдности: сначала для себя, потом для двоих… Но и самый всплывший, совсем уже головной… приличный текст помнит, откуда он изошёл. Корни глубокие, через эти корни он достаёт до самого нерва. И вот мы читаем – друг друга и друг другу – это очень, очень… нужно нам…

– …Нервы щекотать?

– Любить, Эля. Это мы так… любим, учим себя, помогаем любить… Просто вот так это у нас выглядит… раз уж мы такие подобрались…

– Какие?

– …word people. Да?

– …Хм… Но разве… То есть в чём тогда ценность-то? Всех этих сочинений? Я имею в виду, не для нас только… Или это как сны? Самому интересно поначалу, а в пересказе скука, ни о чём?…

– Ну это смотря какой сон… и как пересказать. Но, да, многое у нас… для внутреннего потребления. Кажется, ух – а попробуй-ка… составь сборник. Да мы и пытались… Даже совсем уже всплывшее, в стратосферу, не всегда… общепонятно, а уж всё что ниже – вообще никак, если без контекста. Без нас… Или надо тогда давать и весь контекст, а это… совсем другой жанр. Может, и не придуманный ещё…