скачать книгу бесплатно
Товарный вагон и бутыль вина
Ян Кимов
Чтобы начать движение наверх, иногда надо опуститься на самое дно… Он осознал, что является ничтожеством, разрушившим жизнь и себе, и своим близким, и решил измениться. Но иногда это решение приходит слишком поздно.
Содержит нецензурную брань.
Ян Кимов
Товарный вагон и бутыль вина
Часть 1.
18.35
В пятницу вечером, пересекая в районе бывшего хлебозавода Транссибирскую железнодорожную магистраль, Петрович упал и разбил бутылку водки.
Получилось по-глупому.
Петрович стоял, пропуская товарный поезд. Едва последний вагон прокатился мимо его высокой фигуры, как Петрович шагнул вперед.
Перейдя рельсы, он ступил на полоску гравия, разделяющую пути. В тот же момент справа раздался рев приближающегося локомотива. Петрович зачем-то рванулся вперед, задел левой ногой рельс и рухнул на шпалы.
Электровоз взревел. Раздался скрежет тормозов.
Петрович обеими руками схватился за нагретый солнцем чугун, перевалил тело через рельс и скатился с насыпи. Затем вскочил и побежал, не оглядываясь. Позади завизжала женщина, оставшаяся с той стороны путей.
Подумала, что меня задавило, решил Петрович и прибавил темп.
Еще полицаев вызовут, промелькнуло у него в голове. Оштрафуют за остановку поезда. Ну их в баню…
По ногам текло, в кармане ветровки слегка позвякивало. Только теперь он осознал, что спрятанная в карман поллитровка приказала долго жить.
Бутылка предназначалась на ужин. Вечер был испорчен.
18.42
Что есть жизнь? Сплошное разочарование, думал он. Еще десять минут назад я был преисполнен благостных дум о будущем и предвкушал хорошее окончание дня: доширак, тарелку клубники, хлебное вино… А нынче я выгребаю из кармана осколки и источаю запах дешевой водки.
Миль пардон, а почему «источаю запах», а не «благоухаю ароматом»?
Тут вот какое дело. Предвкушая чудный вечер, можно было бы говорить об аромате водки. Теперь, когда надежды разбиты в прямом и переносном смысле, органичнее было бы говорить о запахе дешевого пойла.
«А если б водку гнать не из опилок…»
Интересно, а из чего сейчас делают водку? Надо бы в интернете глянуть…
Стоп. А телефон?
Петрович, холодея, залез в карман штанов и вынул смартфон.
Надо же, работает. Даже экран без трещин. Ну хоть что-то приятное.
18.58
Петрович подходил к дому, жуя яблоко.
Почему считается, что змей соблазнил Еву именно яблоком, думал он. В раю что, был напряг с завозом фруктов? Почему из всех плодов выбор пал именно на яблоко?
А все просто, мин херц. В Европе, куда попала Библия, все плоды назывались яблоками. И апельсины у них были китайскими яблоками, и ананасы именовались сосновыми яблоками, и персики они обзывали персидскими яблоками. И даже помидоры все называли золотыми яблоками.
Короче, древо познания добра и зла тоже было яблоней. Чего заморачиваться…
От яблок его мысли перетекли на другие плоды. Например, почему арбуз по-английски – это «водная дыня»?
Поднявшись на пятый этаж, он столкнулся с соседом, носившим странную фамилию Титкен. Все знакомые называли его иначе. Удивительно, тот не возражал. А может, плохо слышал.
– Слышь, Титькин! – сказал Петрович. – Арбуз – это что: фрукт, овощ?
– Тыквина, – ответил Титкен.
Петрович остановился и завис в ментальном смысле.
– Подожди, какая тыквина? В школе учили, что арбуз – это ягода.
– А зачем тогда спрашивал?
– Так, пошутить хотел, – признался Петрович.
– Шутник. Ты бы поменьше шутил. А то дошутишься… На самом деле, в советское время арбуз, действительно, считался ягодой. Вавилов попытался было доказать, что это не так, но это плохо для него закончилось. Сначала вообще хотели расстрелять, но потом просто отправили в лагеря.
– Из-за арбузов, что ли? – удивился Петрович.
– Почему из-за арбузов? Из-за вредительства: он пытался озимые скрестить с яровыми. А на него донесли, что он крещением занимается. Времена-то безбожные были…
Титкен богобоязненно поглядел в угол и перекрестился.
Петрович трижды сплюнул через плечо.
– Почему через правое? – строго спросил Титкен.
– Извини, перепутал. Я же дислексик.
– По ночам ссышься, что ли? – насторожился сосед.
– Почему сразу ссусь? Разговариваю.
– А, понятно, – успокоился Титкен. – Ну ладно, прощевай. Пойду я. Светка в гараж послала картошки набрать, да огурцов соленых. У нее ж завтра днюха.
Титкен побрел вниз по лестнице.
– Я ей завтра стихи посвящу! – сказал ему в спину Петрович.
– Она тебе терпеть не может! – проговорил сосед, удаляясь. – Она не переносит белый шоколад, сериал «Во все тяжкие» и запах перегара по утру. И тебя. Даже не знаю, почему.
Зато я знаю, подумал Петрович и вздохнул.
19.10
На общей кухне было шумно и многолюдно.
– Прикинь, наши бельгийцев обыгрывают! – сообщил Иннокентий Захарович, приглашая Петровича разделить его радость.
– Надо же, – равнодушно сказал Петрович. – Кто бы мог подумать?
– Вот именно! Это дело надо обмыть. Историческое, понимаешь, событие в футбольном мире.
– Да у тебя каждый день такие исторические события, – проворчала его жена Катерина. – Где деньги только берешь, удивительно. Пенсионная карточка твоя у меня… Калымишь, что ль?
– Ага, – кивнул Захарыч, не отрывая глаз от смартфона, где шла игра. – Подрабатываю советником у Си Цзиньпиня. Рассказываю ему о загадочной славянской душе и учу пить водку, не закусывая.
– То-то я смотрю, российско-китайские отношения такие хорошие стали, – хмыкнул из угла бывший моряк Тихон Сидоров, играющий в шахматы сам с собой.
Это было его любимым развлечением. В такие моменты рядом с Тихоном всегда стоял его ближайший друг Петруха. Во время игры он шепотом подсказывал ходы. Например: «Ходи лошадью! Лошадью ходи, говорю!»
Бывший моряк засовывал под майку руку, чесал грудь и говорил: «Отвянь, гнида!» Но было заметно, что внимание Петрухи ему импонирует.
– А ты зря иронизируешь! – крикнул Захарыч, отрываясь от экрана телефона. – Помяни мое слово: через полтора года Россия и Китай станут лучшими союзниками в борьбе с тлетворным влиянием Запада!
– Я и не спорю, – задумчиво проговорил Тихон, глядя на доску.
Он взял фигуру, двинул ее в угол и сказал:
– Шах и мат!
Затем развернул доску, оглядел ее взглядом соперника и согласился:
– Да, пожалуй, мат… Поздравляю!
Петруха пытался было сунуть руку для пожатия, но бывший моряк сказал:
– Но-но! Ты для меня со вчерашнего дня нерукопожатный. Забыл?
Эти слова заинтересовали всех.
19.16.
– Чего это он у тебя нерукопожатный? – спросил Захарыч.
Баба Катя даже бросила чистить картошку и обратилась во внимание.
Видя такой интерес соседей, Тихон приосанился.
– Дело было так, – начал он, глотнув остывшего чаю. – Пошли мы с Петрухой на работу устраиваться. На завод.
– Давно бы надо! – кивнула Катерина.
Тихон дернул головой – он не любил, когда его перебивали. Но все же продолжил:
– Приходим мы, значит, в отдел кадров. Тетка нам говорит: типа, да, нам работники нужны, заполните эти бланки. Ну, сели мы за стол. А этот, – он кивнул на Петруху, – его же хлебом не корми, дай учудить. Вот он и говорит мне: «Дорогой! Не дашь мне потом свою ручку?» Ну, тетка как услыхала, так ее аж на стуле подбросило. Засуетилась чего-то, взяла наши бумажки и говорит: «Мы вам потом позвоним, как вакансии появятся». Выходим мы на улицу, а вся контора уже на нас из окон пялится. Видать, растрезвонила всем, что два пидора пришли устраиваться. Теперь нам работы не видать.
– А представляешь, каково настоящим пидорам? – сказал Захарыч. – Кто их на завод возьмет? Один выход: либо на эстраду, либо в политику.
– Ой, я, когда работала на швейной фабрике, был у нас в цеху один из этих! – сообщила баба Катя. – Всегда чистенький, манерный, аккуратный. Наладчиком работал. Не скажу, что красивый, но такой… обходительный. Все бабы за ним бегали – хотели его перепрофилировать.
– И что, перепрофилировали? – спросил Тихон.
– Ага. Только сначала он почти весь цех пере… профилировал! А потом выяснилось, что эта кобелина пять раз женатая была! Обычный мужик, просто под этих вот косил, чтобы бабы на него сами вешались.
– А тебя он… перепрофилировал? – поинтересовался Захарыч, причем с каким-то странным воодушевлением.
– А тебе-то что? – усмехнулась баба Катя. – Я тогда свободной женщиной была. Некоторые же, не будем показывать пальцем, пытались устроить свою личную жизнь, ушли ночью с чемоданом к молодухе…
– Да не уходил я к ней! – Захарыч стукнул кулаком по столу. – Я ж тебе в сотый раз говорю: у меня был кризис среднего возраста. Я пытался найти смысл в жизни.
19.25.
– Я так понимаю, не нашел, – резюмировал из угла Тихон.
– Найдешь тут, когда всем бабам одно надо, – проворчал Захарыч.
– Это чего – одного? – поинтересовался Петруха, поворачиваясь к Тихону и недвусмысленно подмигивая.
– Денег! – сказал Захарыч. – И чтобы побольше.
– Да, когда побольше – это хорошо, – вздохнул Петруха. – И денег в том числе…
– Тьфу на вас, – сказала Катерина беззлобно. – Жаль, никакой утвари под рукой нет, а так бы тебе, Петруха, первому прилетело.
– Почему это мне? – удивился тот. – Я ж от тебя к другой бабе не уходил. И что это за слово такое – утварь?
– А это вон у него спроси, – кивнула Катерина на Петровича. – Он шибко умный, институт заканчивал и две книжки напечатал.
Петруха не спросил, но вопросительно посмотрел на Петровича. Все остальные тоже повернули заинтересованные лица.
– В старину женщины всегда занимались домашним хозяйством, а мужики в поле работали, – пояснил Петрович. – И после работы некоторые мужики напивались вдрабадан. И вот приходит какой-нибудь муж домой, а жена, например, скалкой тесто раскатывает. Или, положим, полы метет. Увидит мужа, и давай его лупасить тем, что в руках есть, приговаривая: «У, тварь! Опять напился!» С тех пор эти предметы обихода так и назвали – утварь.
Помолчали, осмысливая.
– Вот за что я люблю тебя, – сказал Захарыч, – так это за то, что ты про всякую херню интересно рассказывать умеешь.
