скачать книгу бесплатно
– К дяде Мише. Вот, несу ему ужин: хлеб, вино.
– А ваш дядя не дурак! – хмыкнул Петрович. – Вино на ужин.
– Все ж лучше, чем водка, верно? – сказала она.
Фраза прозвучала совсем не обидно, поэтому Петрович легко согласился:
– Верно. Я бы тоже не отказался пить на ужин вино. Только дорого. И его надо много, чтобы торкнуло…
– А это обязательно – чтобы торкнуло? – улыбнулась Ангелина.
– А зачем тогда пить? – удивился Петрович и даже остановился.
– Например, для улучшения пищеварения, – ответила она, продолжая идти. – Для радости. Или для соблюдения традиции, для ритуала…
Оглянулась.
– Так вы идете?
– Да-да, иду, – пробормотал он, подходя ближе. – Знаете, вы удивительный человек.
– Почему?
– Потому что я, разговаривая с вами, постоянно удивляюсь! – сказал Петрович. – А если серьезно, то я уже забыл, когда нормально общался с людьми. Все разговоры – либо по делу, либо ни о чем. И главное, никто не слушает, что ты говоришь – люди просто ждут своей очереди вывалить на тебя информацию… Вы заметили, как местные здороваются?
– «Как оно ничего?» – улыбнулась она.
– Вот именно! Я даже поначалу не понимал, чего они спрашивают.
– Это означает «как дела?» – сказала Ангелина. – Только на самом деле никому не интересно, как у вас дела.
– Ага, – кивнул Петрович. – Есть даже такое выражение: зануда – это человек, который на вопрос: «Как дела?», начинает рассказывать, как у него дела.
– Женщины говорят иначе, – засмеялась Ангелина. – Зануда – это человек, которому проще дать, чем объяснять, почему ты не хочешь давать.
– Чего дать? – не понял Петрович.
– Того!
– А, – сообразил он. – Вы про секс.
21.56
– Именно, – ответила она. – Среди местных людей слово «дать» используется только в этом значении.
– А как же, например, фраза «дать по морде»?
– Эту фразу легко можно заменить одним нецензурным словом, – пожала плечами Ангелина. – Здесь никто не пользуется этим анахронизмом – «дать по морде». Да и слово «морда» редко услышишь.
– Дайте угадаю, – сказал Петрович. – Они заменяют его нецензурным словом?
– Вы догадливый.
Петрович усмехнулся.
– Да нет, на самом деле я осведомлен о терминах, распространенных среди местного населения…
Он замолчал, оглядываясь по сторонам.
– Но помилуйте, куда, в самом деле, мы направляемся? Где он находится, ваш дядя?
– Он сторож на бывшем заводе, – ответила она. – Видите – впереди огни? Этот путь ведет как раз туда, на завод, а на въезде имеются ворота и КПП. На этом КПП дядя Миша и сидит. Только он мне не дядя.
– Это как?
– Да так. Все его называют дядя Миша, хотя он, скорее, дедушка Миша. Он был старым, когда я еще была совсем маленькой девчонкой. Сколько ему лет – никто точно не знает. Но за последние годы он ничуть не изменился. Дядя Миша работал сторожем на заводе, когда завод еще функционировал. Теперь охраняет то, что от завода осталось.
– А чем там занимались, на том заводе?
– Если не ошибаюсь, делали какие-то железобетонные изделия. Что-то в этом роде. У меня мама там когда-то давно работала, она с тех пор дядю Мишу и знает.
– Так ваша мама и дядя Миша?..
Ангелина засмеялась:
– Да ну нет же! Это совсем не то, что вы подумали. Он уже тогда ей в отцы годился. А может, и в деды…
Рука Ангелины легла на его плечо, а сама она стала идти по рельсам.
– Согласен, по шпалам идти неудобно! – сказал Петрович. – Расстояние между ними всегда разное. Интересно, почему?
– Наверное, именно потому, что они не предназначены для гуляния, – предположила она.
Потом стала напевать:
– Путь наш длинен и суров, много предстоит трудов, чтобы выйти в люди, чтобы выйти в люди…
– Это… из «Республики ШКИД»? – спросил Петрович.
– А вы не такой темный, как кажется на первый взгляд! – удивилась она.
– В детстве любил эту книгу, – пояснил он.
– А кто ваш любимый герой?
Петрович задумался.
– Наверное, Японец, – сказал он.
– Почему?
– Трудно сказать… Может потому, что он маленький, хилый, но при этом отчаянный и умеет отстаивать свою точку зрения. Да еще немецкий язык знает.
– А вы слышали, что он после окончания школы работал в милиции?
– Серьезно?
– Да. Заведовал милицейским клубом. Потом окончил институт и стал режиссером. Работал вместе с Шостаковичем над оперой «Нос» по Гоголю.
– Хорошую карьеру сделал? – заинтересовался Петрович.
– К сожалению, он рано умер. От скарлатины.
22.15
Так они и шли: Петрович по шпалам, а она по рельсам, опираясь для равновесия на плечо мужчины.
Он поймал себя на мысли, что готов идти так бесконечно: в никуда, не спеша, с женской ладонью на плече. Пахло чем-то сладко-пряным – не то от трав, не то от спутницы. Слышалось стрекотание сверчков. Над головой мерцали звезды. Где-то за спиной висела луна, освещая окрестности. Точнее, даже не так: складывалось ощущение, что свет шел со всего неба. Такое бывает в Новогоднюю ночь, подумал Петрович.
Он вспомнил, как его отец всегда выходил покурить на улицу минут за десять до Нового года, это был его какой-то особый ритуал.
Петрович представил, как вышел вместе с ним. Не покурить, потому что маленький. А так – проникнуться моментом.
Затянувшись и положив руку на его плечо, отец сказал: «Ну вот, еще один год, слава богу, прожили. Дай бог, чтобы и следующий был хорошим».
«Пап, – сказал маленький Петрович. – Так ведь этот год не был хорошим – баба Маша померла».
«Померла – и хорошо, что померла, – ответил отец. – Значит, так надо было. Теперь она там, где всем хорошо».
«А мамка плакала, когда бабу Машу хоронили».
«Дура она, потому и плакала, – произнес отец. – Когда человек умирает – радоваться надо. Он же на небеса уходит, где его встретит отец наш небесный. А мамка твоя – она по себе плакала. Из-за эгоизма это. Веры-то в ней с гулькин нос».
«Нам в школе говорили, что бога нет. И что нет ни рая, ни ада».
«А это уже каждый сам решает – есть бог или нет, – сказал отец. – Если считаешь, что бога нет, то и не увидишь его никогда. Пройдешь – и не заметишь. Он, может, и захочет тебе помочь, да ты не увидишь его руки, протянутой к тебе».
Он вздохнул от этих мыслей.
– Ну и что, увидели вы бога? – спросила Ангелина.
– А я что, вслух говорил? – изумился Петрович. – С ума сойти! Со мной такое впервые. Задумался чего-то…
– Так что, увидели?
– Не знаю, – сказал Петрович. – Вряд ли. И вообще, я бы не сказал, что очень религиозен.
– Можно не быть религиозным, но быть верующим, – пожала плечами Ангелина. – Говорят же, что религия и вера – разные вещи.
– Это как так?
– Религия – это то, что идет от ума. Вера – то, что от души.
– И как одно отличить от другого? – заинтересовался Петрович.
– Есть такое выражение, что вера – это то, за что ты готов умереть, а религия – это то, за что ты готов убивать.
– Многие люди готовы убивать за деньги, – заметил Петрович.
– Наверное потому, что они сделали деньги своей религией.
Ангелина оступилась и едва не упала. Петрович успел поддержать ее, схватив двумя руками за талию. Это было не трудно – Ангелина показалась ему очень легкой, прямо воздушной.
22.32
– Помню, у нас в городке батюшка был, – сказал Петрович, продолжая шагать. – Молодой такой. Все прихожанки от него млели. И говорил так красиво, проникновенно. А в свободное время он в областной центр уезжал, по кабакам таскался. Говорят, любовниц было немерено…
– И что? Из-за этого кто-то перестал верить в бога?
– Да я как-то не вдавался в подробности. Я тогда в классе пятом, наверное, учился. Слышал, как мама про это рассказывала, вот и отложилось в памяти. Ей это очень не нравилось, но в церковь она все же ходила.
– Она верующая? – спросила Ангелина.
– После разговора с вами я склонен думать, что она больше религиозная, чем верующая.
– Я так понимаю, вы сейчас с ней не общаетесь?
Петрович вздохнул.
– Мы живем на расстоянии тысячи километров друг от друга. Письма, конечно, не пишем, но она иногда звонит…
Правда, я не всегда отвечаю, добавил он мысленно.
– Вы с ней не очень ладите, да? – сказала Ангелина, повернув к нему голову и пытаясь заглянуть в глаза.
Петрович отвел взгляд в сторону.
– Мы с ней разные люди, – сказал он. – Она всегда была достаточно властной, хотела, чтобы все было по-ейному… ну, так, как она хочет. А я был достаточно свободолюбивым, ее контроль мне не нравился. Уже потом, когда я вырос, она просила прощения: сказала, что совершила много ошибок, когда меня воспитывала, и знает, что часто пренебрегала своими материнскими обязанностями. А у меня в детстве иногда были мысли, что она – не моя родная мать. Я ее спросил об этом, она рассердилась. Подзатыльник мне влепила и сказала, чтобы я больше такой ерунды не говорил.
– А как у нее складывались отношения с вашей женой?
– Постойте, я не говорил, что был женат, – опешил Петрович.
– Я просто угадала. Предположила, что у вас была жена, и именно после разрыва с ней вы уехали из родного города и приехали сюда. Так?
– Почти, – кивнул он. – За тем лишь исключением, что приехал я сюда полгода назад, а расстались мы двадцать пять лет назад.
– Ого! – сказала Ангелина. – Четверть века. Одно поколение… А вы, судя по всему, не дорожите временем. Но что-то же вам дорого?