Хранители. Часть 2. Неистовые элементали

Резагда сидела у окна и, расчёсывая ещё мокрые волосы, наблюдала за хаотичным движением людей на улице, которые напомнили ей муравьёв, когда в их комнату вновь постучали. Она подошла к двери, но, открыв её, была неприятно удивлена тому, кто стоял на пороге.

Саэрвил, одетый в новую серо-зелёную длинную рубаху со шнуровкой на рукавах и подпоясанную ремешком, в бурых, заправленных в высокие сапоги, штанах, благоухал свежестью и лёгким ароматом жасмина. Его чистые волосы вновь пылали языками пламени, игриво спускающимися на грудь, кожа светилась белизной, красивое, хоть и осунувшееся от усталости, лицо, было освобождено от щетины, томный взгляд искрился нежностью, а губы изгибались в полуулыбке.

Едва завидев Саэрвила, Резагда в тоже мгновение хотела захлопнуть дверь, но он успел втиснуться в проём.

– Подожди, – быстро сказал Саэрвил. – Я по делу.

Нахмурившись, Резагда вновь распахнула дверь, а Саэрвил, быстро взяв её за руку, вложил в ладонь увесистый кошелёк.

– Чтобы добраться до тайника, нам необходимы кони и провизия. Купи всё, что будет нужно в дороге.

Сказав это, он, подхваченный ветром, тут же исчез, не дав Резагде возможности отказаться, и, быстро слетев вниз, вышел из таверны.

Саэрвил шёл по улицам Брадидаса, наслаждаясь солнечным теплом, которое здесь, на юго-западе, было почти круглогодичным. Устав за многие годы от постоянной влажности и прохлады долины Иненгур, он подставлял солнцу лицо и, прикрыв от удовольствия глаза, вслушивался в многозвучные голоса горожан. Сентябрь привнёс в его жизнь долгожданное спокойствие, и сейчас Саэрвил почувствовал себя действительно свободным. Всё, что было нужно сделать, они сделали. Города освобождены, родные спасены, сам он обрёл умиротворение и за прошлое предательство получил прощение почти всех членов их дружной команды. Всех, кроме Резагды… Только испорченные отношения с ней ещё омрачали мгновения их совместного путешествия.

Испытывая удовлетворение от неспешной прогулки, Саэрвил, улыбаясь, медленно брёл, куда несли ноги, и, неожиданно наткнувшись на оружейную мастерскую, застыл в изумлении. Необычайной и очень тонкой работы мечи и кинжалы лежали под навесом на обтянутых бархатными тканями полках. Большие и маленькие, изогнутые и прямые, мощные и грациозные оружия слепили отражаемыми от стальных клинков солнечными бликами и играющим разноцветным мерцанием, исходящим от драгоценных камней на рукоятках. Почувствовав забытое чувство обожания, в душе Саэрвила яркой вспышкой возникло желание вновь приобрести холодное оружие. От проявившегося аппетита и ощущения собственной силы, он, даже не обернувшись, силой воздуха стащил у нескольких прохожих кошельки, и они, незаметно сорвавшись с ремней и проплыв по воздуху, опустились в раскрытую ладонь довольного элементаля.

Резагда спустилась вместе с отдохнувшей матерью и чародеем на первый этаж, чтобы отобедать, но в ожидании заказа ей было невыносимо сидеть в шумном задымленном помещении, которое неприятно напомнило залы в замке Ворона, когда чернослужники устраивали свои пиры. Люди горланили и толкались, к запаху мяса, пива и табака примешалась вонь, исходившая от потных мужских тел. От подобного многообразия голова Резагды стала раскалываться на части, причиняя дикую боль и вызывая тошноту. Сейчас она мечтала о тишине и отдохновении, которое может подарить только лишь природа.

Резагда собралась встать, но тут к ним спустились весёлые Кеннбурга и Миприя. Увидев мать, Миприя остановилась и, пытаясь перекричать шум, спросила:

– Ты почему ещё здесь?

– А где я должна быть?

– Я думала, ты ушла на рынок, чтобы купить коней.

Глубоко вздохнув и отведя взгляд, Резагда ответила:

– Мне не по душе идея пользоваться ворованными деньгами…

– Как ты надоела со своей показной святостью! – закатив глаза, прервала её Миприя. – Неужели непонятно, что когда-нибудь всё изменится, и тогда нам больше не понадобится воровать! Но сейчас мы должны действовать!

Выплюнув эти слова, она вместе с Кеннбургой отошла к стойке, а Резагда, нахмурившись от её резкого тона и брошенных слов, поднялась со стула.

– Не принимай близко к сердцу, – взяв её за ладонь, по-отечески нежно улыбаясь, произнёс Дармар. – Все юные люди порой резки и невыносимы.

Грустно улыбнувшись ему в ответ, Резагда мягко освободила руку и вышла на свежий воздух, но, как и в таверне, покоя на улице не было. Тот же гул громких голосов и рой бранных слов, колёса повозок громыхали по дороге, отовсюду лились малоприятные запахи, и ни капли свежего чистого воздуха, ни мгновения тишины.

Прикрыв от головной боли глаза, Резагда направила свою силу на собственное исцеление и, почувствовав тепло, приливающее пульсирующими волнами к голове и постепенно облегчающими боль, с наслаждением вздохнула. Решив всё же воспользоваться деньгами, которые ей отдал Саэрвил, и чтобы хоть чем-то себя занять, она отправилась на рыночную площадь.

Неспешно прогуливаясь по рынку, Резагда невольно поймала себя на мысли, что город напоминает ей Фремонн, но не архитектурой или красками, а звучанием и людьми. Это вызвало в ней некоторую тоску по дням далёкой юности, она будто на мгновение вернулась в прошлое, в котором когда-то была так счастлива и беззаботна. Внезапно Резагда осознала, что внутренне опустошена. Казалось, большую часть своей жизни, которая была омрачена смертями и жестокостью, и лишена какой-либо радости, она безвозвратно утратила, что время ушло, и теперь в её жизни уже никогда не будет ни умиротворения, ни красоты, только боль и разочарование.

Так, размышляя на ходу, Резагда купила восемь коней и шла с ними обратно в таверну. Проходя мимо церкви, она свернула в длинный переулок, где буквально наткнулась на стоящего у неё на пути мужчину. Резагда отшатнулась, вскинула взор, а тот, расплывшись в препротивнейшей улыбке, сладострастно спросил:

– Куда путь держишь, милая?

Одарив мужчину полным отвращения взглядом, Резагда обошла его, но не успела пройти и нескольких метров, как столкнулась ещё с одним.

– Эй, красавица, – плотоядно оглядев её, оскалился он. – Не хочешь заглянуть ко мне? Я хорошо заплачу.

От столь недвусмысленного предложения, Резагда даже опешила. Оглядевшись, она заметила, что по всему переулку стояли только одни мужчины отталкивающей внешности, с блестящими масляными глазками и похотливыми улыбками. Некоторые из них стали подходить ближе, опасно обступая Резагду со всех сторон. Их неряшливый вид, изъеденные оспой или изуродованные сифилисом лица, жёлтые или сгнившие зубы и какой-то кислотный запах дали Резагде понять, что она явно свернула не туда.

Устав от постоянного мужского внимания и находясь в расстроенных чувствах от событий собственной жизни, Резагда не на шутку разозлилась, и в её глазах вспыхнуло зеленое пламя. Почувствовав её силу, кони взбудоражились, стали фыркать, недовольно ржать, вскидывать головы и бить копытами, от чего земля, казалось, начала пульсировать. От странного поведения животных, земли, и от гневно сверкающих зелёных глаз Резагды, мужчины стали отступать, но было уже поздно. Молниеносно выросшие лианы, спустившись с крыш домов, разом схватили всех находившихся в переулке мужчин, обмотавшись вокруг их тел коконами так, что они, придушенные растениями, не могли издать даже писка, лишь страшный душераздирающий хрип. Впечатав каждого в стены, вьющиеся стебли стали их сжимать, а другие травы, пробившись сквозь брусчатку, наползали поверх полчищами змеек. Зелёные, дёргающиеся в предсмертных муках, коконы стали уменьшаться, сдавливая человеческие тела и пытаясь слиться со стеной, но окончательно замерли, когда из них стала изливаться кровь. Земля жадно впитывала это жертвоприношение, а мох покрыл стены ковром, на котором зловеще расцвели ка́псисы.

Резагда опустила взор и, выдохнув ярость, прошла по переулку, стараясь не обращать внимания на всё ещё стекающую со стен кровь. Она вышла на главную площадь, на которой собралась огромная толпа, и прошла бы мимо, если бы не выражающие одобрение и восторг крики окружающих. Мимо неё пробежали несколько человек и, расталкивая толпу, восхищённо зааплодировали.

Обернувшись, Резагда увидела Метателя Ножей. Обнажённый по пояс Саэрвил танцевал в центре толпы, с невероятной скоростью раскручивая вокруг себя цепь с двумя ножами на концах. Сначала он вращал её перед собой, затем, отбив ногой один клинок, перенаправил его в сторону толпы, которая, опасливо ахнув, отступила на шаг. Саэрвил притянул нож обратно к себе и, танцуя, закрутил его вокруг своей талии, шеи, а после, сделав сальто, вытащил из ножен украшенный самоцветами кинжал. Он одновременно жонглировал, поочерёдно их вращая, и, сделав несколько выпадов, отскочил в сторону. Перекувыркнувшись вперёд и взметнув один за другим вверх ещё два кинжала, Саэрвил встал на одну руку, в другой держа ножи с обмотанной на кисти цепью, и, сделав колесо, крепко встал на ноги. Упавшие кинжалы он поочерёдно поймал свободной рукой и молниеносно вложил в ножны, после чего, танцуя, кружился и прыгал, вновь раскручивая цепь вокруг себя и перед собой, обматывая о свои руки, шею, отбивая ногами и делая сальто. Внезапно он сел на шпагат, вытащил меч и, раскрутившись вместе с ним, вскочил со спины на ноги. Подкинув меч вверх, он вскинул нож на цепи, ухитрившись обмотать его вокруг рукоятки меча, после чего с бешенной скоростью начал вращать всю конструкцию.

От невероятности происходящего, толпа в страхе затихла. Все присутствующие, широко распахнув глаза, смотрели на Метателя Ножей, ожидая, что сейчас он прирежет или себя или кого-то из зрителей. Резагда, не менее других завороженная его танцем, внезапно для самой себя почувствовала сладкую, растекающуюся по её телу, истому. Плавные змеиные или резкие хищные движения Саэрвила, напряжённые бугры мышц под тончайшей кожей, его лукавая чарующая улыбка и белое пламя, играющее в глазах, заставили Резагду тяжело задышать. Внутренне обаяние Метателя Ножей удивительно сплеталось с чувственностью жилистого тела и гипнотическими, присущими только ему, чертами, как в характере, так и в лице. Всё это вызывало в дамах, юных и старых, непристойные мысли и чувства. И в этот момент Резагда ясно поняла, что как бы она не пыталась ненавидеть Саэрвила, но как и другие, опьянённые этим очарованием, предательски его желала.

Сделав заключительное сальто, Метатель Ножей вскинул цепь вверх, где силой воздуха освободил рукоятку меча, и, пока он падал, в танце обмотал вокруг себя цепь, перекинул в руку нож, после чего грациозно поймал меч и поклонился.

Танец был окончен, толпа взорвалась бурными аплодисментами, а Саэрвил кланялся в каждую сторону с довольной лисьей улыбкой, призывно подмигивая хорошеньким девицам. Смотря на него, Резагда ясно поняла те чувства, что обуревали не только девушками, но и самим элементалем воздуха. Ему всегда льстило внимание женщин, и он редко отказывался от близости с ними. Даже в замке Ворона в свободное от заданий время Саэрвил всегда находился в обществе служанок.

Разозлившись на себя за свои чувства и мысли, и вновь вспомнив о предательстве Саэрвила, Резагда, рассвирепев и разочарованно качнув головой, поспешила покинуть площадь.

Близился вечер. Загустевшие облака бледными пурпурно-синими чешуйками почти полностью покрывали небо, и только на западе пылко горела полоса морковно-лилового света. Город погрузился в сумерки и опустел, зажглись первые фонари, голоса весело доносились теперь только из открытых окон таверн и харчевен. Отзвонил колокол, по улицам лениво проходили стражники, но уже не было горожан.

После продолжительной прогулки Резагда только к вечеру вернулась в таверну, которая была переполнена людьми больше, чем утром. Громкое звучание музыки и пение пьяных мужчин разрезали пространство, заставив её вздрогнуть, едва она появилась в дверях. Кто-то упал вместе со скамьёй, разлилось пиво, и грохнул смех. От совокупности хаотичных звуков и малоприятных ароматов и без того скверное настроение Резагды испортилось вконец. Сквозь дым в углу за столиком она различила сидящую в обнимку с чародеем мать и двинулась к ним, расталкивая потных смердящих толстых мужчин.

Подойдя ближе, Резагда поняла, что Дармар и Эралькса были уже изрядно пьяны – блаженно улыбаясь и прикрыв глаза, они раскачивались в такт музыке. Иджвал и Ангелон скромно сидели чуть подле и, приветственно кивнув Резагде, продолжали играть в карты. Кеннбурга, закинув ноги на стол и небрежно откинувшись на стуле, пила из большой кружки пиво, тонкие струйки которого, стекая по подбородку и шее, склеивали её и без того спутанные светлые волосы.

– Где Миприя? – оглядев всех, спросила Резагда у Кеннбурги.

– Та-ам.., – пьяно протянула девушка, взглядом указывая на группу танцующих у камина людей.

Резагда обернулась. Миприя стояла в круге тёплого света с кружкой в руках и фальшиво голосила в такт песне собравшихся вокруг мужчин и женщин, одновременно подпрыгивая в танце с Саэрвилом. Пиво разливалось на пол, высоко собранные в пучок волосы открывали её шею, часть плеч и грудь, на которой достаточно откровенно была распахнута рубашка, а полностью обнажить не давал только высокий пояс широких мужских штанов с ремнём. Отбивая дробь небольшими каблучками сапог с широкими голенищами, Миприя беспечно улыбалась. Когда песня закончилась, она остановилась, повернулась к Саэрвилу, и вместе они лихо тронулись пинтами, чтобы затем залпом осушить. Откинув голову, Миприя буквально опрокинула кружку на себя, и пиво, заструившись ручейками по шее, намочило рубашку, от чего ткань облепила её юную грудь и обрисовала дерзкие соски. Недвусмысленные взгляды мужчин, и без того устремлённые на неё, вспыхнули жадным блеском. Они молча её раздевали, но Миприя, не обращая на это внимания, лишь вызывающе рассмеялась.

Саэрвил, осушив свою кружку, лукаво её оглядел, отошёл к двум девицам и, обняв их за шеи, поочерёдно крепко поцеловал. Миприя же подошла к юноше, который сидел за столиком и, как все мужчины, внимательно за ней наблюдал. Она отдала ему свою пинту и наклонилась так, что её грудь, готовая выпрыгнуть из мокрой эфемерной ткани рубахи, оказалась перед самым его носом. Миприя что-то прошептала юноше на ухо, и тот, довольно улыбнувшись, поднялся с места и направился к стойке с её кружкой в руке.

Резагда, до этого наблюдавшая за дочерью с недовольным лицом, подошла к ней и, резко отдёрнув за руку, зло процедила:

– Миприя, остановись!.. Как ты ведёшь себя?! Это просто немыслимо!

– О, святая ты моя, – с иронией произнесла девушка, плюхаясь на стул ушедшего юноши. – Я веду себя так, как хочу, и не ты, ни кто-либо другой не смеет указывать, что мне делать и как жить!

– Миприя! – возмутилась Резагда. – У тебя что, совсем отсутствует стыд?!

– А чего я должна стыдиться? Себя?! Я такая, какая есть, и другой не стану!

– Да посмотри же, сколько мужчин смотрят на тебя! Они как животные, могут сотворить с тобой всё, что угодно!..

– Знаешь, мне безразличны их реакции и твоё мнение на моё поведение. Я веду себя так, как хочу, без желания кого-то возбудить или получить одобрение. Так что, не сотрясай понапрасну воздух, мама, если что я смогу за себя постоять.

– Но, Миприя!…

– Нет, не стоит, – сморщилась Миприя. – Я буду продолжать делать то, что хочу, нравится тебе или нет!

Едва она выплюнула эти слова, как к ней вернулся юноша с пинтой пива в руках. Когда он поставил кружку перед Миприей, она, схватив его за руку и резко притянув к себе так, что тот упал перед ней на колени, впилась в его губы жадным поцелуем. От столь вызывающей картины Резагда отвернулась и сразу наткнулась на, казалось, насмехающийся взгляд Метателя Ножей. Хитро улыбаясь краешками губ, Саэрвил приподнял в её сторону свою пинту, как бы приглашая выпить, а одна из девушек, словно прилипнув к нему, нахально скользила руками под его рубашкой, одновременно оставляя на его шее жаркие поцелуи.

У Резагды перехватило дыхание. Оглядевшись вокруг, она видела только напивающихся мужчин и женщин, которые жались друг к другу, щупали и облизывались, словно животные в период размножения. Смех и свист, страстное чавканье и лобызания, пьяный ор и грохот, и ароматы пива смешанные с потом и табаком вызвали в Резагде такое отвращение, что она почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Ей снова почудилось, что она попала на пирушку в замок Ворона, где чернослужники часто устраивали оргии, только сейчас в этом притоне находилась её дочь, которая, казалось, собиралась принять участие в подобном действе.

Резагда снова взглянула на Миприю. Закончив целоваться с юношей, по-прежнему сидевшим перед ней на коленях, она поставила на его плечо ногу. Хищно улыбаясь, Миприя призывно раздвинула колени перед его лицом, которое одновременно выражало изумление, восторг и благоговение. В этой молодой женщине не осталось ничего от той малышки, с которой Резагду разлучили почти девять лет назад. Дерзкая, строптивая и шальная она свободно творила каждый миг своей жизни, не считаясь с чьим-либо мнением. Поняв, что её дочь уже достаточно взрослая, вкусив горечь разочарования и боль от прошедших лет, которая вторглась в её душу с новой силой, Резагда, бросив последний взгляд на самозабвенно целующегося с девицей Саэрвила, развернулась и пошла прочь.

Оказавшись в комнате, куда приглушённо доносились веселье и крики постояльцев, Резагда села на кровать. Как бы она не желала, ей уже никогда не стать для Миприи матерью, которой она являлась когда-то. Её время ушло. Радость от долгожданного соединения с дочерью сменилась жестоким разочарованием собой и своей жизнью, и сейчас, когда каждый из них мог беспечно веселиться, Резагда как никогда чувствовала себя очень одинокой.

Глава 5

Утро расстелило над городом густой туман, который стал медленно развеиваться, едва лучи солнца озолотили серое полотно, словно смывая с него скопившуюся за ночь грязь. Церковный колокол уже отзвенел, и жители, как и на кануне, стали дружно выползать из своих жилищ.

Друзья уже находились в сёдлах, когда Резагда, выйдя из таверны и пройдя на конюшню, увидела странную картину. Конь Кеннбурги, едва она пыталась к нему приблизиться, сразу начинал брыкаться, как безумный. Он едва не разбил копытом девушке голову, но Саэрвил успел подхватить её силой воздуха и переместить к стене.

– Проклятый конь! – взорвалась Кеннбурга, а в её кулаках внезапно вспыхнул огонь, от чего все кони сразу беспокойно заржали. – Он не подпустит меня! Он чувствует, что я не человек!

Хранители переглянулись, а Резагда, взглянув на лицо Кеннбурги, которое выражало бессильную досаду, решительно подошла к коню, который, встав на дыбы, пытался отпугнуть и её, но элементаль земли, протянув к нему руки, не отступила. Замерев, друзья наблюдали, как Резагда, схватив поводья, притянула морду коня к себе и, нежно поглаживая, стала убаюкивать его, словно дитя. Конь успокоился и, закрыв глаза, застыл, прильнул к материнским ладоням ведьмы, будто погрузившись в сон. Резагда протянула руку к Кеннбурге, но та только зло встрепенулась.

– Нет! – воскликнула она. – Я больше не подойду к нему! Лучше стоптать ноги в кровь, чем ехать на столь своенравном существе!

Резагда оглянулась к ней со спокойно-ласковым взором и, ободряюще кивнув, вновь протянула руку. Кеннбурга сначала упрямо потрясла волосами, но потом, бросив на неё взгляд, полный обиды и, одновременно, надежды, нерешительно сделала шаг вперёд. Тяжело вздыхая, пытаясь скрыть свои чувства, она подошла к Резагде, которая, взяв её ладонь в свою, протянула её к коню. Кеннбурга вновь опасливо дёрнулась, но ведьма, крепко удерживая руку, спокойно возложила её на морду коня. Животное, чувствуя тепло матери Земли, не испугалось жара элементаля огня. Словно завороженный, конь спокойно отнёсся к тому, что Кеннбурга оказалась рядом и продолжала прикасаться к нему, даже когда Резагда отступила.

– Я буду рядом, чтобы он привык к тебе, – ласково улыбнувшись, сказала она и, погладив коня Кеннбурги, вскочила на своего. – Он будет послушен тебе.

Кеннбурга посмотрела в глаза завороженного коня и, с опаской взобравшись в седло, сгорбившись напряжённо застыла.

Их отряд тронулся в путь, а Резагда, двигаясь рядом с элементалем огня с гордо поднятой головой, казалось, забыла всё, что происходило накануне. Не обращая внимания на тоскливо-задумчивый взгляд Саэрвила и воспринимая его, как насмешку над собой, а так же на сонную ко всему безразличную дочь, Резагда быстро погнала коня по улочкам города.

Выехав из Брадидаса, хранители сначала миновали раскиданные на многие мили поля фермеров, а затем, следуя по протоптанной дорожке, пересекали лесистые малые холмы. Они то и дело проезжали деревушки, которые насчитывали не более десятка домов, и останавливались на ночлег в хлеву у доброжелательных простолюдинов. Наконец, к вечеру четвёртого дня, они добрались до расположенной в чаше между холмами мёртвой деревни.

Хранители долго стояли на холме, а разрушенное поселение лежало под ними, как на ладони.

Почерневшие от гари и разрушенные после нападения чернослужников постройки уже изрядно позеленели от вездесущего мха. В сумерках зловеще серели кресты, напоминая о совершённом много лет назад преступлении, а земля вокруг казалась рыхлой, кое-где виднелись ямы, словно кто-то совсем недавно рыл туннели. Облака сгущались, словно призраки прошлого, а усиливающийся с каждым мгновением ветер, казалось, доносил запахи боли и перенесённых страданий. Даже кони ржали и беспокойно топтались, словно их что-то пугало в этом молчаливо-мёртвом месте.

– Это Каприо́ре? – спросил Дармар, и в стоявшей мгновение назад мёртвой тишине его голос прозвучал неестественно и пугающе.

– Да.., – горько ответил Саэрвил, смотря на удручающее запустение и погружаясь в воспоминания той ночи, когда сам поспособствовал разрушению этого некогда прекрасного места жизни. – Это его деревня…

– Точнее, то что от неё осталось, – безразлично кинула Кеннбурга.

– Надвигается гроза, – заметила Эралькса, оглядывая небо. – Надо бы укрыться от неё.

– Негде укрываться, – буркнул Саэрвил. – Это была последняя деревня королевства, дальше только города и они очень далеко.

– Едем в лес, – трогая коня, бросила в пространство Резагда.

– Может лучше обойдём? – неожиданно возразила Миприя. – Не нравится мне это место, дурным веет…

Нахмурив брови, она тревожно осматривала руины, одной рукой успокаивающе поглаживая кобылку, которая так и норовила пуститься прочь. Но Резагда даже не обернулась и, сделав вид, что ничего не слышала, продолжала двигаться напрямик. Хранители тронулись следом, Миприя, качнув головой, вытащила меч, и Ангелон последовал её примеру.

Они прошли дорожкой к покосившейся ограде и, миновав её, стали спускаться, но чем ближе они подъезжали к руинам, тем неспокойнее становились кони.

– Мама! – крикнула Миприя. – Нам лучше обойти это место, кони встревожены!

Но Резагда не обернулась, она хотела быстрее добраться до тайника Гальгеди, к тому же, была потеряна, расстроена и даже зла, и не желала прислушиваться ни к дочери, ни к животным. Испытываемые эмоции затуманили её внутренний взор, хотя она могла почувствовать ту опасность, которая ждала их здесь. Однако, когда хранители ступили на территорию деревни, Резагда всё же увидела то, что скрывала эта земля. Лёгкая вибрация от движения внутри земли отдалась в каждой её клеточке, она увидела смутный образ и резко остановила коня.

– Стойте, – приказала она.

Но было уже слишком поздно. В нескольких местах земля взъерошилась, разлетелась, и из неё выпрыгнули уродливые существа. Их непропорциональные тела болотно-синего цвета были сплошь покрыты язвами, с приплюснутой головы свисали тонкие уши, а длинные мощные руки касались земли. Лица существ не имели носа, только два узких отверстия, и столь же узкие глаза со сплошными чёрными зрачками. Издав свирепое шипение огромными грязными клыкастыми ртами, существа бросились на хранителей.

– Верта́лы! – крикнул Саэрвил, сдувая потоком ветра первого из нападавших.

Не растерявшись Миприя сходу отрубила голову пытавшемуся напасть на неё существу и насадила на клинок следующего. Кеннбурга низвергла из себя огонь, и сразу троих верталов охватило пламя, от чего они, истошно взревев, сотрясаясь и корчась от боли, забегали кругами. Быстро среагировав, Иджвал начал замораживать верталов одного за другим, но его испуганный конь встал на дыбы, едва не скинув элементаля с себя. Иджвал смог удержаться в седле, но сзади к нему метнулись двое существ. Заметив это, Саэрвил превратил и без того сильный ветер в настоящий смерч, который затянул их в воронку, добавив к ним того, кто хотел напасть на его сына.

Во время боя кони под хранителями всё время брыкались и пытались сорваться прочь, а чтобы сдержать животных, им приходилось постоянно отвлекаться.