Зорге. Последний полет «Рамзая»

Разделив восторги с семейством по случаю полученных подарков, он немного еще побыл в гостях, рассказал пару занимательных историй об экзотических китайских нравах и традициях и вскоре, попрощавшись с детьми и их матерью, направил свой мотоцикл в сторону «Золота Рейна».

В ресторане недостатка в посетителях, как всегда, не было. Зорге вошел в зал и не успел осмотреться, как его окликнули:

– Рихард, дружище, иди к нам!

Зорге оглянулся на голос, это был полковник Мейзингер. Он приветственно поднял руку, словно удостоверяясь, что Зорге понял, кто именно его звал.

– Рад тебя видеть, Рихард! Ты уже вернулся, дружище? Присоединяйся к нашей компании!

Зорге махнул в ответ и направился в его сторону.

За столом с Мейзингером сидела платиновая блондинка лет тридцати, с чертами истинной арийки и колючим взглядом серых глаз. Опустошенная на четверть бутылка дорогого французского коньяка свидетельствовала о том, что присоединиться придется к компании, где уже созрела теплая дружественная обстановка. Мейзингер отодвинул стул гостю.

– С удовольствием присоединюсь, – произнес Зорге, кивком поприветствовав даму, перед тем как сесть.

– Урсула, позвольте вам представить моего друга Рихарда Зорге… э-э, черт! – разразился Мейзингер: – О чем это я? Вы же оба из «Франкфуртер цайтунг». Коллеги!

– Дорогой Йозеф, мы знакомы с Рихардом, только заочно. Я работаю в газете лишь год, – произнесла дама, – и знаю его по прекрасным публикациям. Он такая знаменитость! В Берлине его цитируют. Я же приехала как стажер, набраться опыта. – При этом она скосила на Зорге взгляд и добавила: – Очень рада личному знакомству.

Зорге сразу понял, что эта штучка непроста, как пытается казаться, и решил подыграть ей:

– Весьма польщен вашим вниманием. Вы же – Урсула Беккер! Я не ошибаюсь?

– Разве вам присуще – ошибаться? Не поверю.

– Не ошибаются лишь боги.

– И фюрер! – с довольным видом прибавил к сказанному Мейзингер.

Урсула не удержалась от восклицания:

– Браво, Йозеф! За это стоит выпить!

Мейзингер разлил по фужерам коньяк. Когда все выпили, Зорге повернулся к Урсуле:

– Мне кажется, дорогая Урсула, вы скромничаете. У вас отличные публикации в газете. А ваша колонка с колкими обзорами советской прессы не может не вызывать восхищения.

– О, вы слишком добры. Неужели вы меня читаете? Я приятно удивлена.

– Если вам угодно. Но мне действительно нравится ваш стиль.

Урсула улыбнулась.

– Как вам Токио? – решив покончить с комплементарностями, поинтересовался у нее Зорге.

– Город интересный, – ответила Урсула, – но, мне кажется, бросается в глаза избыточное подражание Западу.

Зорге не возражал, лишь уточнил:

– Япония развивается, стремится к модернизации. Это неизбежно ведет к заимствованию.

– Именно! – вставил реплику Мейзингер, вновь потянувшись к бутылке и, пока непринужденная беседа не успела обрести более серьезные контуры, плеснул в фужеры коньяка. – Господа, хватит о серьезном, предлагаю выпить и расслабиться!

Поддержав предложение, Зорге сделал маленький глоток. Но Урсула то ли не поняла, то ли не услышала пожелания Мейзингера, а может, решила заявить о себе как серьезный журналист и задала военно-политический вопрос:

– Рихард, а что вы думаете как опытный журналист о перспективе японо-китайской войны?

– Война приняла затяжной характер, обе стороны не готовы уступить, но и не способны победить, – лаконично и просто ответил он.

– Это на руку Германии, – заявил Мейзингер, после доброго глотка из фужера, очевидно, забыв о своем призыве. – Пока ее оккупационные войска находятся в Китае, она не способна в полной мере реализовать свои амбиции в других регионах.

– Боюсь, вы ошибаетесь, дружище, – возразил Зорге. – Фюрер настаивает на том, чтобы Япония ослабила присутствие в Китае и активизировала военные действия на границе с Советским Союзом. Фюрер прилагает все усилия к тому, чтобы убедить в этом японцев. Он понимает, что Япония является важным игроком в Азии.

– Но Япония выжидает. Она не спешит, – добавила Урсула, – японцы очень прагматичны. Вы это хотите сказать?

– В политике спешка – плохой советчик.

– И что же, по-вашему, может склонить чашу весов в пользу Германии? – спросил Мейзингер, уже с интересом наблюдая за Зорге.

– Гарантии того, что союз с Германией принесет Японии реальную выгоду. Экономические преференции, территориальные приобретения и политическое влияние. Япония не станет рисковать ради пустых обещаний.

– Фюрер готов предложить японцам многое. Он понимает, что союз Японии с Германией – это союз победителей, – прибавив значительности в голосе, заключила Урсула. – Я правильно понимаю вас, господин Зорге?

– Вы оба правы, – потянувшись к бутылке, оживился Мейзингер. – Но хватит о политике. Давайте выпьем за фюрера, за настоящие и будущие победы! – Он поднял фужер и подождал, когда Урсула и Зорге последуют его примеру.

Время было уже далеко за полночь, когда Мейзингер, хорошенько набравшись, бросил затуманенный взгляд на часы и решил, что ему уже пора. Дело в том, что завтра, а вернее, уже сегодня, из Берлина вернется посол Отт, и наверняка его превосходительство вызовет его, Мейзингера, к себе, чтобы поделиться итогами командировки и разговора с Риббентропом. Надо быть в форме. Встав из-за стола, он предложил Урсуле подвезти ее на своей машине.

– Йозеф, вы считаете, что в состоянии вести машину? – с трудом скрывая ехидство, пошутила Урсула.

– Считаю ли я? Осмелюсь признаться, я вообще плохо считаю. Особенно количество опрокинутых рюмок! – громко рассмеялся он и, довольный ответным выстрелом в виде шутки, примиренчески добавил: – Дорогая Урсула, не стоит беспокоиться, я вызвал из гаража совершенно трезвого водителя. Так что машина у меня с шофером. Прошу.

Когда Урсула с Мейзингером погрузились в салон автомобиля, Зорге помахал им рукой и направился к своему мотоциклу. «Странно, – подумала Урсула, провожая его взглядом, – говорят, что Зорге имеет репутацию сердцееда и любителя выпить. Что-то я этого не заметила. Коньяк в его фужере как был, так и плескался, практически не тронутый, и вел он себя за столом не в пример Мейзингеру, который так и норовил положить свою лапу на мою руку».

Вырулив со двора ресторана, Зорге направился домой. Мотор ровно урчал. «Урсула Беккер. Скорее всего, она имеет отношение к гестапо. У тайной полиции везде есть внедренные агенты как в либеральных, так и нацистских газетах. Удивляться нечему. Просто следует иметь это в виду», – рассуждал Зорге. Потом его мысли переключились на другое, вечером, собираясь в ресторан, он думал поговорить с той официанткой, которую расспрашивал перед командировкой об Исии.

Глава 8

Но ничего не получилось. Ее просто не оказалось среди других официанток в зале. Может, была не ее смена. Ему снова ничего не удалось узнать, попав под колючие взгляды Урсулы и навязчивую «опеку» пьяного Мейзингера с его бесконечными тостами. Далеко за спиной остался ресторан. Зорге ехал мимо американского посольства, подгазовывая на подъеме, когда неожиданно из-за поворота выскочила легковая машина и, ослепляя фарами, понеслась прямо на него… Зорге был вынужден резко затормозить и заложить мотоцикл на бок, чтобы уйти от столкновения, но он даже не успел ничего понять, когда тяжелый «Цундап» ударился колесом в один из врытых вдоль дороги камней ограждения…

Глухой удар и страшный грохот, раздавшийся метрах в десяти от главных ворот посольства, выгнал из сторожевой будки американского полицейского. Увидев завалившийся на бок разбитый тяжелый мотоцикл и метрах в семи от него, у стены посольства, распростертого в луже крови человека, он немедленно вызвал по телефону начальника караула. Тот поднял по тревоге наряд, приказав оцепить место происшествия, и вызвал медиков. Вскоре подоспевшая к месту аварии санитарная машина увезла пострадавшего в госпиталь.

Звонок телефона поднял с постели Макса в третьем часу ночи. Постояв несколько секунд в растерянности с трубкой в руках, он повернулся к жене, которая также проснулась и вопросительно смотрела на него, дрогнувшим голосом сообщил:

– Звонили из госпиталя Святого Луки. Зорге разбился на мотоцикле! Сейчас находится у них, в тяжелом состоянии, я еду туда.

За рулем автомобиля Макс старался, как мог быстрее добраться до госпиталя. Зорге находился все еще в приемном покое и был в сознании. Вокруг него суетился медицинский персонал. Дежурный доктор, увидев вошедшего после того, как тот представился, сообщил, что это он вызвал его по просьбе пострадавшего. Макс попросил доктора разрешить ему подойти к Зорге. Доктор разрешил, но предупредил, чтоб ненадолго. Увидев склонившегося над собой друга, Зорге попытался ему что-то сказать, но лишь тихо простонал. Макс повернулся к доктору с просьбой:

– Я вас очень прошу, если возможно, оставьте нас на минутку наедине. Пожалуйста. Это очень известный немецкий журналист. У него имеется важное сообщение. У меня для него тоже. Это очень важно.

Доктор, даже не пытаясь выслушать сути сказанного, категорически воспротивился:

– Исключено. Вы видите его состояние!

– Поверьте мне, это очень важно для него. Вы же сами меня вызвали. Всего минутка времени.

Удивленный такой настойчивостью, доктор и в сей раз был вынужден пойти на уступку:

– Только если быстро. Не злоупотребляйте моей добротой.

Когда медики отошли, Макс вновь наклонился к Зорге. Казалось, что его лицо превратилось в кровавое месиво. Он пытался что-то сказать, но это не получалось. Макс понял, что у Зорге ко всему, кажется, еще сломана челюсть. Уж неизвестно, каким же неимоверным усилием Зорге удалось все же шепнуть: «Блокнот… деньги…» – и каким чудом Макс смог понять, что делать: стараясь действовать аккуратно, он просунул руку во внутренний карман пиджака Зорге и вытащил оттуда его рабочий блокнот и несколько сот американских долларов. Все это убрав в карман своего плаща, он посмотрел на друга вновь и вскрикнул в испуге:

– Доктор, скорее сюда! Он, кажется, потерял сознание!

Когда врачи оказались рядом, будто и не отлучались никуда, доктор обратился к Максу:

– Прошу вас уйти, вы уже мешаете работать, – и, подумав, добавил, – надеюсь, вам удалось сообщить другу то, чего он так ждал от вас услышать.

Макс молча кивнул и направился к выходу. Но доктор неожиданно спросил вдогонку:

– Скажите, господин Клаузен, а почему пострадавший вызвал именно вас?

Вопрос прозвучал как выстрел в спину. Макс к этому был не готов, но усилием воли заставил себя обернуться и начать с первого, что пришло в голову:

– Господин Зорге – журналист влиятельной берлинской газеты, обладая связями в деловых кругах и будучи большим патриотом своей страны, помогал в налаживании дружественных торгово-экономических связей между Японией и Германией. Моя фирма, оборудованная немецкими станками, занимается производством графических материалов, в том числе для военно-морского флота Японии. Я ожидал сообщения по щепетильному вопросу о дополнительной поставке оборудования из Берлина, для расширения производства. Господин Зорге обещал мне содействие в решении вопроса. Он знал, как меня это волнует. Когда мне позвонили из госпиталя и сообщили, что он попал в аварию и просил передать, чтобы я приехал, то подумал, что нужна моя помощь. Приехав же, увидел, что помощь уже оказывается, и тогда решил спросить наугад: удалось ли договориться по поставке, он произнес слово «да». Представляете, какой это человек!

– Извините, – произнес доктор, упуская смысловую нить в словах Макса, – я ведь спросил не из досужего любопытства. Когда сюда придет японская полиция, они могут задать вопрос о посетителях господина Зорге и о чем они говорили. Я просто должен знать, что им сказать.

– Понимаю. Так и скажите, – ответил Макс и вышел наконец из приемной палаты. Внизу, у центрального входа, едва не столкнувшись с агентами политической охранки, он выдохнул – вот они и явились. Сейчас начнут строчить протоколы, осматривать и описывать каждую мелочь в личных вещах пострадавшего, тем более что это европеец. Это он испытал на себе, когда два года назад попал в автомобильную аварию. Ему даже думать не хотелось, что могло произойти, если б полицейские обнаружили сотни долларов и блокнот с агентурными записями в кармане Зорге или не успей сам Макс вовремя покинуть госпиталь. С какой стати он первым оказался у постели Зорге, а не представитель посольства или кто-то из журналистов? Все это могло обернуться массой вопросов с непредсказуемыми для обоих последствиями. Надвинув на брови шляпу, Макс быстро миновал двор, скользнул за руль и погнал машину к дому Зорге. Он располагался в тихом переулке, вдали от шумных магистралей. Макс мягко затормозил, заглушил мотор и вышел из машины.

Конечно, он очень рисковал. Застань его внутри японская полиция либо сотрудники германского посольства, и в том и в другом случае – как объяснить свое присутствие в чужом жилище? Не рассказывать же сказки, что они друзья, что у него есть ключ от входной двери. Но и не приехать сюда он тоже не мог. Полицейские или сотрудники представительства, явись они раньше его, могли б обнаружить компромат. Конечно, Зорге всегда соблюдал осторожность и не держал дома ничего подозрительного, но все случается однажды. Любая оплошность могла поставить под удар резидентуру.

К счастью, Макс ничего такого не нашел в комнате Зорге. Более того, он на всякий случай обошел весь дом и минут за десять до приезда чиновников германской службы новостей, чтобы осмотреть и опечатать собственность Зорге, захватил его фотоаппарат, несколько личных дневников и успел уехать незамеченным.

Послу Отту о происшествии с Зорге сообщили сразу же по приезде из Берлина. Отдав распоряжения сотрудникам, после небольшого совещания, он вскоре вызвал машину и поехал вместе с супругой в госпиталь Святого Луки. Когда высокопоставленную чету проводили к лечащему врачу, тот, сославшись на тяжесть состояния пациента, объяснил, что больному необходим абсолютный покой. Отт задал доктору еще несколько вопросов и попросил держать его в курсе дел, добавив:

– Если понадобится помощь, можете обращаться прямо в посольство. И сообщите нам, пожалуйста, когда его можно будет навестить.

– Непременно, – пообещал доктор.

У жены посла Хельмы при этом увлажнились глаза.

Глава 9

Она узнала о тяжелой аварии, в которую попал известный немецкий журналист Рихард Зорге, из газеты, на следующий день после несчастного случая. Еще хуже, чем это сообщение, была помещенная над информацией фотография с места происшествия. Ей стало плохо, но она справилась с собой, потому что женская слабость невообразимым образом уступила место инстинктивному желанию – спасти любимого человека!

«Зорге в госпитале Святого Луки! – пронеслось в сознании. – Я спасу его! Или… умру вместе с ним!»

В приемнике госпиталя дежурный врач сказал ей, что посещения господина Зорге запрещены.

– Не волнуйтесь, им занимаются очень опытные доктора. Попробуйте подойти через неделю. Если лечащий врач сочтет возможным, вам удастся его навестить.

Ждать неделю оказалось слишком невыносимой мукой. Она пришла на третий день. В приемнике дежурил другой доктор. Она попросила его передать лечащему врачу господина Зорге, что с ним хотят поговорить по очень важному вопросу. Дежурный потянулся к телефонной трубке и в следующую минутку спросил:

– Как вас представить? Вы кто ему?

– Друг. Скажите, что друг. Это очень важно. – Она пришла с твердым намерением уговорить доктора, разрешить ей ухаживать за Зорге. Неизвестно, какие слова она нашла, какие чувства вложила в них, с какой интонацией произносила, но доктор, подумав, согласился, предложив побыть рядом с больным в качестве ночной сиделки, можно сказать, нянечки или, если угодно, ассистентом сестры милосердия.

– Только учтите, вы должны беспрекословно выполнять все наставления медперсонала. Уж извините, ничего другого предложить не могу. Если это вас устроит, я распоряжусь выдать медицинский халат, косынку, инвентарь, в общем, сегодня вечером можете приступать. Да, и не злоупотребляйте, пожалуйста, моей добротой.

Когда наступила ночь, в палате осталась гореть лишь дежурная лампа. Падающий от нее приглушенный свет создавал в комнате атмосферу покоя. Зорге, как и днем, под воздействием медикаментов находился в полубессознательном состоянии. Его дыхание то сбивалось, становясь прерывистым, то выравнивалось. Сидя на стуле у кровати, она молча смотрела на него, а потом решила тихо поговорить с ним, сначала шептала, что очень любит и никогда не оставит его. А потом вспомнила, как в детстве мать рассказывала ей сказки, сидя у кроватки, как родной любящий мамин голос помогал уснуть. Вдруг она спросила безмолвно лежащего Зорге:

«Хочешь, я расскажу тебе одну историю? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Эта история о маленькой девочке, которая жила с любящими ее родителями в одной из японских деревень. По утрам, когда первые лучи восходящего солнца золотили соломенные крыши сплетенных из бамбука хижин, отец поднимался, брал с собой рисовую лепешку и вместе с другими крестьянами шел работать на поля. По вечерам, когда уставшее от скитаний солнце клонилось к закату, а рисовые поля окрашивались в янтарно-розовый цвет, отец возвращался домой. Но однажды случилось так, что утром он не проснулся. Ночью смерть подкралась к нему и унесла его душу с собой. Так сказала мама. И для девочки мир перевернулся. Мать теперь не могла заниматься только домашними делами и воспитанием маленькой дочери. Она взвалила на свои плечи нелегкую ношу: с рассветом направлялась на работу в поле, а вечером занималась домашними делами. Дни шли один за другим, складываясь в недели и месяцы, девочка незаметно вырастала, а мать под бременем забот все больше выбивалась из сил. Дочь тянулась к матери, помогала ей по дому как могла, и вот, когда ей исполнилось пятнадцать лет, она заявила, что будет работать вместо нее на поле. Нет, ответила мать, глядя на ее тонкие руки, не место тебе под палящим солнцем. Поезжай в большой город, там найдешь себе работу, встретишь доброго человека, выйдешь замуж и обретешь счастье. Твоя радость и станет моей наградой. Обо мне не беспокойся, одной мне не трудно будет прокормить себя. Прошел еще один год. В следующий день рождения девушка уехала из родного дома в большой город в надежде найти работу и свое счастье».