Зорге. Последний полет «Рамзая»

Зорге переспросил:

– В Манилу и Гонконг? – В голове мгновенно пронеслись мысли о накопившихся материалах с ценнейшей информацией для Москвы о внутреннем устройстве Японии, численности и дислокации группировок армии, производстве новейшего вооружения, строительстве флота, тактико-технических характеристиках новейших самолетов, количестве эскадрилий и размерах военного бюджета. Все это было заключено в сотни роликов с микрофотопленкой, которые теперь стало возможным срочно переправить в Москву, через Манилу и Гонконг. Спасибо германскому послу!

– Да, – добавил Отт, – дипломатический паспорт и вализы получишь в канцелярии.

– Конечно, господин посол, – произнес Зорге, стараясь придать голосу непринужденность. – Это будет отличная возможность немного развеяться.

– Рихард, я не сомневался в твоем ответе.

Зорге вышел из кабинета посла и ощутил, как время начинает сжиматься вокруг него. Нужно срочно съездить в пресс-центр, встретиться с Вукеличем, чтобы тот подготовил отснятый фотоматериал, а со своими отчетами он разберется сам. И, тоже срочно, связаться с резидентами в Маниле и Гонконге – предупредить о своем прибытии.

Утром следующего дня Зорге в качестве курьера германского посольства вылетел в Манилу. После получения необходимых инструкций он поднялся на борт самолета. В кармане у него был дипломатический паспорт, а в руках – тщательно опечатанный дипломатический багаж и его небольшой чемоданчик, доверху набитый секретными материалами для Москвы. Перед самым вылетом, Зорге обратился к одному из офицеров секретной службы с необычной просьбой – поставить дополнительную печать на его личный чемодан. Это походило на авантюру, и офицер, удивленный такой просьбой, поинтересовался содержимым. Зорге, ничуть не смутившись, ответил:

– Нижнее белье и сорочки. Очень не люблю, когда кто-то роется в моих личных вещах, выставляя их напоказ.

Офицер приподнял брови, пожал плечами и, обмазав замок чемодана сургучом, поставил на нем печать с гербовым знаком гитлеровского рейха, совершенно не подозревая, что только что опечатал ящик Пандоры.

Накануне вечером, после того как Зорге, уладив дела с отчетами, упаковал свой командировочный чемодан, он решил завершить еще одно дело. Зорге завел мотоцикл и направился в ресторан «Золото Рейна». Он ехал, чтобы поговорить с Исии. Девушкой, которая работала там официанткой. Месяц прошел, как она исчезла так же неожиданно, как и появилась в его в жизни.

Зорге познакомился с ней в свой сороковой день рождения. Тогда друзья, шумно и радостно праздновавшие его юбилей, выбрали этот немецкий ресторанчик, где хозяином был дородный бюргер с неизменной трубкой в зубах. Зорге вначале казался беззаботным, выпивал с друзьями, смеялся, но на сердце у него лежала тяжесть.

В конце концов, когда захмелевшие гости – несколько чиновников из посольства и журналистская братия – окончательно утонули в очах грациозных японок, облаченных в кокетливые немецкие платья, – эта пикантная придумка была визитной карточкой хозяина ресторана, – и постепенно «рассеялись в ночи», Зорге стало совсем одиноко. Он сидел в углу стола, тихий и безучастный ко всему. И никто этого не замечал. Впрочем, нашлась одна милая девушка-официантка, которая обратила на него внимание. Она принесла бутылочку вина, налила ему и попыталась завести разговор. Зорге сразу и не расслышал, что она ему говорила, а когда обратил на нее внимание, грустно произнес:

– Вы спрашиваете меня, почему я грустен? Потому что мне холодно здесь.

Девушка удивилась.

– У меня нет тут ни одного родного человека, с кем я мог бы согреться душой.

– А ваши друзья? – спросила девушка.

– Они всего лишь друзья. Они могут понять, могут украсить одиночество, выпив со мной, но согреть душу… Вот у вас есть родные люди?

Девушка задумалась и ничего не ответила. Какое-то время между ними повисла тишина.

– С вами приятно молчать. Это редкость, – искренне сказал он, встал и ушел из ресторана.

Зорге остановил мотоцикл у «Золота Рейна» и вошел внутрь. Он постоял немного в зале в надежде увидеть Исии и, не дождавшись, подозвал одну из официанток:

– Мне нужна Исии, попросите ее выйти ко мне. Скажите, что ее спрашивает Зорге.

– Извините, но я не могу. Ее нет на работе, – ответила девушка.

– Она дома?

– Не знаю, нет. Она уехала в свою деревню. У нее что-то случилось, кажется, умер кто-то. Уехала.

– Она не говорила, когда вернется? – на всякий случай напоследок поинтересовался он.

– Мне ничего не говорила. Извините.

Зорге, погруженный в гул моторов самолета, летящего в Манилу, думал о том, что когда вернется в Токио, то обязательно разыщет Исии. Ему вспомнилось, как они встретились в музыкальном магазине на следующее после дня рождения утро. Вернее, то, как об этом вспоминала сама девушка, рассказывая ему.

Придя домой, где жила одна, она весь вечер провела в размышлении о судьбе этого высокого, сильного и странного мужчины. Зорге. И даже ночью, когда легла спать, долго не могла уснуть и думала, как же так, почему такой человек чувствует себя одиноким, неужели у него нет жены или девушки? Ведь сильный мужчина может взять от жизни все, что захочет, не то что слабая девушка, потерявшая родных, одна в большом городе. Она медленно засыпала с его именем на устах.

Проснувшись утром позже обычного, так как сегодня работала с полудня, Исии позавтракала и решила зайти в музыкальный магазин, где продавали грампластинки. Если б кто-нибудь спросил, зачем она туда пошла, ведь у нее дома даже не было проигрывателя, она вряд ли нашлась, что ответить, ну не рассказывать же, что ей просто нравилось рассматривать грампластинки и представлять себе, как они звучат. Но никто об этом до сих пор ее не спрашивал, и девушка с легким сердцем заявилась в магазин и… встретила там того самого мужчину, из-за которого не могла так долго уснуть минувшей ночью, – Зорге! Каково же было удивление, когда он тоже узнал ее! Подошел, но уже без печати печали на лице и извинился за вчерашний вечер. Она ответила, что ему незачем извиняться перед ней. Ведь это хозяин вчера велел ей развлечь гостя, чтобы он ушел из ресторана довольный всем. Девушка улыбнулась и, смутившись, продолжила: «Когда я спросила хозяина про вас, он ответил, что вы – Зорге, очень важный господин. Он так и сказал». Зорге лишь слегка улыбнулся, тронутый ее непосредственностью, и спросил: «Вы любите музыку? Скажите, какую пластинку вы хотели бы купить?» Она назвала: «Шаляпин», и тут же поправилась, что это ни к чему, потому что у нее все равно нет дома проигрывателя. Зорге ответил: «Ничего, зато у меня он есть. Будем в моем доме слушать». Она кивнула, улыбнулась, и они расстались. Этим же вечером Зорге заехал на мотоцикле за Исии на работу и увез к себе, слушать Шаляпина. С того дня он предложил ей жить вместе. Она согласилась, потому что… всем сердцем полюбила его, – широкоплечего и статного, заботливого и нежного, большого и доброго Зорге. Исии знала – и он любит ее, потому что рядом с ним согревалась душой.

Глава 5

Самолет пошел на посадку. Еще в воздухе, предавшись воспоминаниям, Зорге ни на минуту не забывал о работе, которую ему предстояло выполнить на земле. Он посмотрел в иллюминатор. Лабиринты узких улочек, купола церквей над мощеными площадями, муравейники людей у торговых лотков – все открылось его глазам и стало увеличиваться, прежде чем снижающийся самолет коснулся посадочной полосы аэродрома. Даже не глотнув влажного тропического воздуха Манилы, можно было представить себе нещадный зной, царящий вокруг. Наступая на густую черную тень, отброшенную от белоснежных зданий палящим солнцем, Зорге направился к гостинице, держа в голове закодированные пароли и отзывы, которые накануне прилета придумал для встреч с резидентами. В Манилу и Гонконг их передал по рации Клаузен, он же, по завершении сеанса, назвал Зорге наименования гостиниц и номера, которые там зарезервированы для него.

Войдя в свой номер, он осмотрел его, а потом убрал чемодан в шкаф. Телефонный звонок раздался пронзительно, но немного позже ожидаемого времени. Зорге ответил мужскому голосу и, обменявшись кодовыми словами, через десять минут открыл дверь советскому курьеру. Когда молодой сухощавый мужчина прошел в номер, Зорге достал из шкафа чемодан, отодрал с него сургуч с оттиском символики гитлеровского рейха и помог курьеру взамен поставить советскую гербовую печать, гарантирующую дипломатическую неприкосновенность багажа. На том они попрощались.

В Гонконге дождило. Но это был теплый, липкий дождь, похожий на испарину, выступившую на усталом теле города. Потоки людей из Шанхая, Тяньцзиня и Харбина, бегущие от японской агрессии, захлестнули гудевший как улей Гонконг, усугубив и без того острую проблему безработицы и перенаселения. Экономическая нестабильность и социальные язвы разъедали город изнутри, накаляя взрывоопасную политическую обстановку. Общая напряженность, казалось, витала в воздухе. Прибыв в Гонконг, Зорге не задавался целью до деталей разглядеть все проблемы, но картина в целом была ему ясна. Прямиком с аэродрома он поехал в немецкое консульство, сдал дипломатический багаж и отправился в гостиницу. Расположившись в номере, посмотрел на часы и вскоре спустился в бар, пропустить стаканчик после честно выполненной работы. Пригубив виски, достал из кармана сигареты, прикурил, а пачку оставил на стойке. В это время к нему подошел полноватый мужчина лет сорока и, извинившись, спросил:

– Позволите прикурить, моя зажигалка вышла из строя.

– Прошу, – повернулся к собеседнику Зорге, – самая надежная зажигалка – немецкая.

Мужчина прикурил и по ошибке сунул ее в карман своего пиджака. Потом, спохватившись, вернул.

– Простите.

– Не стоит беспокоиться, – ответил Зорге. – Я остановился в номере 27. Если будет угодно, мы можем подняться ко мне, там в дорожной сумке имеется еще одна, идентичная этой. Могу преподнести ее в качестве презента.

– Удобно ли?..

– Вполне.

– Вы очень любезны, но позвольте заглянуть к вам несколько позже, хотелось бы освежиться после дороги.

– Ваше право.

Это был второй советский курьер, с которым была назначена встреча. Он должен был передать Зорге портативный фотоаппарат и крупную сумму денег. Паролем являлось «Позволите прикурить, моя зажигалка вышла из строя». Отзыв: «Самая надежная зажигалка – немецкая».

Поднявшись к себе, Зорге вытащил из кармана зажигалку, которую вернул ему курьер, и внимательно рассмотрел ее. Размером со спичечный коробок – это был портативный фотоаппарат. Москва выполнила просьбу Зорге, когда он сообщил о необходимости еще одного «устройства». Он требовался Одзаки, который так же, как Зорге в германском посольстве, выполнял огромный массив по микросъемкам секретных правительственных документов и материалов, когда пропускал их через свои руки, являясь советником премьер-министра Коноэ, помимо того, что был еще и корреспондентом газеты «Осака Асахи».

Вскоре в дверь номера постучал курьер. Очутившись внутри, он вытащил из карманов перетянутые пачки американских долларов и передал Зорге. Теперь, когда все дела были улажены, оставалось последнее – прежде чем отправиться в обратный путь, внести деньги на свой корреспондентский счет для дальнейшего использования их в агентурной деятельности.

Обратный путь всегда кажется короче. Возвращаясь в Токио, не успел Зорге дописать дорожные заметки о социально-политической и экономической зыбкости Манилы и Гонконга, которые собирался использовать в газетных статьях, как самолет приземлился в Токио. Прибыв в посольство, он сдал дипломатический паспорт, документы и дипбагаж и собрался зайти к Отту с отчетом о проделанной работе, но ему сообщили, что посол находится в Берлине и доложить о прибытии необходимо заместителю посла майору Шоллу. Исполнив протокольные формальности, Зорге зашел в свой кабинет, сел за стол, закурил, пуская кольца дыма, и задумался.

Отт вылетел в Берлин с двояким чувством. Он понимал, что его вызов связан с главным вопросом: каковы подлинные намерения Японии относительно вступления в войну с Советским Союзом? Вопрос краеугольный, и даже самые неопровержимые доводы по поводу того, что японские оккупационные войска в Китае измотаны и не готовы к новой войне, что для приведения вооруженных сил в боевую готовность потребуется не менее двух лет и колоссальные ресурсы рассыпались в пыль, – вызывали глухое раздражение в Берлине. Подобные пессимистичные отчеты предшественника, посла Дирксена, закончились тем, что фюрер изгнал его из Японии, отправив послом в Англию. Дилемму, кем его заменить, разрешил тогда фон Риббентроп, указав на перспективного военного атташе посольства в Японии полковника Ойгена Отта. Полковник прекрасно справился с поставленной задачей по налаживанию контактов с японским генеральным штабом и военной разведкой, завел полезные знакомства и наладил деловые отношения с высшим и старшим командным составом. Отт понимал, чего хочет Берлин, и не сомневался, что услышит от Риббентропа: фюрер возлагает большие надежды на дипломатию, видя в ней ключевой инструмент для достижения главной цели – убедить Японию начать войну против Советского Союза. Подробный анализ и конкретные предложения по достижению поставленной задачи, с легкой руки Зорге, находились в посольской папке и сложились в голове Отта для устного доклада. Все это не могло не прозвучать в кабинете Риббентропа, но рейхсминистр начал с другого, повел речь об экономическом сотрудничестве Германии с Японией и спросил Отта:

– Как вы оцениваете перспективы данного экономического сотрудничества?

– С экономической точки зрения это больше выгодно Японии. Но если удастся посадить ее на короткий экономический поводок, Германия сможет значительно усилить свой военно-политический контроль над Японией, – ответил Отт. И, немного подумав, добавил: – С учетом того как японцы принимают решения, не торопясь сделать шаг на встречу, думаю, можно и подождать, когда они подтвердят свою готовность к экономическому сотрудничеству на деле.

– Ждут слабые. Нужно их подтолкнуть к этому. Дипломатическим путем, – уточнил Риббентроп.

И задал еще один вопрос:

– Известно ли вам о намерении японских властей изгнать все иностранные государства из Китая, в том числе и Германию, а также о стремлении японских монополий взять под свой контроль все промышленные отрасли?

– Я немедленно по приезде свяжусь по своим каналам с дипломатическими представителями, находящимися в Китае, выясню и доложу.

Отт с докладом в кабинете рейхсминистра пробыл тридцать пять с небольшим минут.

– Мы надеемся на вас, господин посол, на ваши знания, умение вести дела и преданность общему делу и фюреру, – завершил разговор фон Риббентроп. Было видно, что он удовлетворен встречей.

Отт кивнул, вскинул руку в нацистском приветствии, повернулся кругом и покинул обставленный старинной мебелью, обвешанный картинами в тяжелых рамах и гобеленами до потолка высокий кабинет рейхсминистра.

Отт был уверен в себе и готов выполнить любой приказ высшего начальства точно и в срок. По прибытии в Токио он оперативно организует проверку сведений и подтвердит рейхсминистру информацию о злонамеренных помыслах японцев. Фон Риббентроп предъявит японскому послу в Берлине претензии и прервет переговоры по заключению военного союза между Германией и Японией.

Глава 6

Но это будет еще впереди. Пока же, спускаясь по ступеням Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе, Отт поглубже вдохнул берлинского воздуха, и ему вспомнился прием в рейхсканцелярии, в кабинете фюрера. Тогда новый, с иголочки, посол представился вождю, и тот лично прикрепил к его генеральскому мундиру нацистский партийный значок и пожал руку как своему верному солдату на передовой дипломатического фронта. Отт был благодарен судьбе. Он не знал всего закулисья своего возвышения и всецело полагал, что стремительный карьерный рост связан с его ревностным отношением к служебному долгу и способностями, которыми безусловно обладал. И еще, как он слышал краем уха, если к этому и приложили руку главнокомандующий немецкой армией Браухич и начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель, то это объяснялось только тем, что армейскому руководству требовался высококвалифицированный и верный человек, владеющий ситуацией в Юго-Восточной Азии, каковым им виделся генерал Отт. Это также не умаляло его, Отта, достоинств, и не только в собственных глазах. Судьба благоволила Отту еще в начале карьеры, спасая от многих жизненных перипетий в лице генерала фон Шлейхера. Отт, являясь его адъютантом и доверенным лицом, после того как шеф стал на короткое время канцлером Германии в 1932 году, по его же поручению уехал в Веймар, на встречу с Гитлером, чтобы уговорить последнего занять пост вице-канцлера в новом кабинете. И получил решительный отказ. Это был удар. Через пару месяцев, когда Шлейхер был смещен и на место канцлера Германии вознесся Гитлер, Шлейхер не оставил верного ему офицера на съедение волкам и напоследок поспособствовал тому, что грамотный и волевой офицер был направлен военным стажером в германское представительство в Японии. Тут уже сам Отт развернул кипучую деятельность, щедро осыпая Берлин ценными отчетами, что было замечено, и его повысили в должности. Став вскоре военным атташе, Отт стремился обзавестись полезными связями, протягивая руку талантливым и способным людям. Вскоре судьба преподнесла новый подарок, когда по совету супруги Хельмы он обратил внимание на бойкого и эрудированного журналиста Зорге, имевшего кроме всех своих плюсов репутацию преданного делу нациста и глубокого аналитика. Отчеты Отта в Берлин окрасились не только знаниями по военным вопросам, но и аналитикой политико-экономической ситуации в Юго-Восточной Азии. На Отта обратили внимание как армейская верхушка рейха, так и серьезные люди среди однопартийцев фюрера. Более того, его включили в число кандидатов на замещение должности Чрезвычайного и Полномочного посла на случай возникновения вакансии.

Судя по тому, что Риббентроп остался доволен его докладом, можно считать, что командировка удалась. С чувством выполненного долга Отт решил позвонить жене. В переговорном пункте министерства он попросил соединить его с германским представительством в Японии и назвал работнице коммутатора номер домашнего телефона. Когда связь была установлена, его пригласили в переговорную кабину.

– Хельма! – только и успел воскликнуть он, как услышал:

– Ойген! Дорогой! Ты? – Он собрался было ответить, но вновь не успел ничего сказать, Хельма разразилась радостной тирадой: – Как твои дела? Как Берлин? Как ты себя чувствуешь?

– У меня все в порядке, Хельма, как всегда. Все хорошо. Осталось уладить несколько незначительных формальностей, и с делами будет покончено.

– Как там Берлин? – переспросила она.

– Берлин?.. Берлин бурлит, полон энергии и хорошеет. Как наши дети?

– О, они в порядке. Подвик бегает во дворе, Урсула рисует. Оба спрашивают, когда приедет папа. Ты ведь присмотрел им подарки? Они надеются.

– Конечно. Для Подвика нашел великолепный набор оловянных солдатиков, о котором он мечтал. А Урсуле – коробки акварельных и масляных красок. Только не говори им пока об этом.

– Нет, конечно. Они будут так счастливы!

– Я и тебе тоже кое-чего присмотрел.

– Что же это?

– То, что тебе не может не понравиться.

– Какой же ты заботливый, Ойген!

– Ты даже не представляешь, мой ангел, как мне здесь не хватает вас.

– А как я хотела бы сейчас оказаться рядом с тобой в Берлине, дорогой.

– Не грусти, мое сердце, мы еще приедем сюда с тобой и с нашими детьми.

– Ах, жду не дождусь.

– И не сомневайся. Хельма, что-то я еще хотел спросить?.. Да, как там, Рихард вернулся из поездки?

– Вернулся, вернулся и уже побывал у нас.

– Надеюсь, в хорошем настроении?

– Настроение у него было отличное. Немного повозился во дворе с детьми, потом сел на свой ужасный мотоцикл и уехал.

– Он такой.

– Да.

– Что ж, моя радость, дела зовут! Обнимаю и целую тебя и детей! Не скучайте без меня! Надеюсь, уже завтра увидимся.

– Я буду ждать, дорогой. Береги себя.

– Обязательно. До скорой встречи, моя любовь.

После разговора с супругой Отт в хорошем настроении направился в рейхсканцелярию, где должен был сдать секретную документацию. Сидя на заднем сиденье автомобиля из гаража министерства иностранных дел, он предался размышлениям о своей встрече с Риббентропом. Необходимо будет завтра вызвать Зорге, обсудить итоги берлинской командировки, сделать необходимые выводы и начать действовать. И еще надо дать распоряжения Шоллю и переговорить с полковником Мейзингером. Когда он подумал о Мейзингере, у него испортилось настроение и скисло во рту. Вспомнилась очередная гадость, которую тот замутил. Чрезвычайно неприятный, опасный тип и изощренный пакостник. Это надо же было додуматься и разнести подлую сплетню, подобно уличной торговке, о том, что Хельма флиртует с Рихардом, мол, они давнишние любовники и за спиной дурачат Отта. И это исходит от офицера службы безопасности, присланного в представительство из Берлина! О сплетне ему доложил специальный агент, получивший в свое время от Отта конфиденциальное поручение внимательно прислушиваться ко всем разговорам, которые ведут между собой сотрудники посольства, собирать все слухи и сплетни, которые кто-либо распускает о других. И все это докладывать ему, послу Отту. Он должен знать не только обо всем, что здесь происходит, но и то, о чем и о ком кто говорит. Зорге и Хельма давно друг друга знали и действительно были друзьями. Это очевидно. Когда Отт прибыл в германское представительство еще стажером, в звании подполковника, а Зорге начинал свою журналистскую деятельность в Японии как корреспондент «Франкфуртер цайтунг», они несколько раз встречались в немецком клубе, и за разговорами завязались приятельские отношения. Позже, когда Зорге стал вхож в их дом, как человек умный, хороший знаток японской культуры, специалист по Юго-Восточной Азии, он оказался еще очень обаятельным мужчиной и приятным собеседником. Даже дети к нему привязались и называли дядей Рихардом. Более того, в одном из разговоров выяснилось, что молодой Зорге после тяжелого ранения в Первую мировую войну лечился в том же госпитале, в котором сестрой милосердия работала Хельма. А еще Ойген и Рихард в 1915 году оба воевали на Восточном фронте. Только Отт – в пехотном полку, а Зорге – в составе полевой артиллерии. Какие еще нужны аргументы, чтобы отвергнуть порочащие истину, грязные сплетни о неверности. Да и сам Отт, он же не слепой, чтобы ни разу не заметить даже повода, чтобы подумать дурного о них. После того как ему сообщили о сплетне, распускаемой Мейзингером, Отт за ужином рассказал об этом Хельме. Та восприняла это безразлично и спокойно произнесла: «Разве для тебя секрет, что Мейзингер грязная и лживая свинья? От него можно ожидать и не такой подлости». Это было справедливо сказано. Касательно Мейзингера, даже и не будь он мастером грязных интриг, все равно бы оставался для Отта человеком с дурной репутацией, как и все, кто служил в гестапо, к которому он испытывал, ну даже если не внутренний страх, то чувство глубокой брезгливости, которое, впрочем, умел скрывать.

– Я-то это знаю, – ответил Отт жене, – но вот Зорге… иметь такого человека в друзьях – все равно что носить золотой слиток в кармане. Не всегда удобно, но жизненно необходимо. Дружеские отношения с ним стоят состояния.

Хельма тогда согласно кивнула.

«Конечно, – подумал Отт вдогонку пролетевшему, как ветер за окном, воспоминанию, – женщины – существа слабые, мужчины, если не страдают старческими болезнями, похотливы. Есть такое в человеческой природе. Но ведь это не обязательно относится к Хельме. За столько лет я бы, конечно, заметил». Отт бросил взгляд из окна автомобиля, оказавшись на Унтер-ден-Линденштрассе и представил себя с Хельмой и детьми, прогуливающимися здесь, и у него отлегло от сердца. Он попросил шофера остановить машину у магазина на углу и купить две большие коробки конфет для своей супруги.

Глава 7

Поработав с часок в кабинете, Зорге набросал основные тезисы для большой статьи во «Франкфуртер цайтунг», поработал с дорожными заметками, большая часть которых предназначалась для передачи в Москву, посмотрел на часы и встал. Газетный материал сунул в папку, блокнот с дорожными заметками убрал во внутренний карман пиджака и вышел из кабинета, заперев дверь.

На улице он поймал такси и поехал домой. Осмотрев комнаты и рабочий стол с бумагами, убедился, что никто не наведывался к нему без приглашения, чем частенько грешила японская полиция, питавшая слабость к обыскам квартир европейцев в отсутствие хозяев. Первым делом Зорге решил смыть дорожную усталость после командировки и направился в ванную комнату. Освежившись, почувствовал себя отдохнувшим и решил навестить семью Оттов, а затем поужинать в ресторанчике «Золото Рейна». Зорге засунул в карман пиджака два бумажных пакета. В одном из них находились небольшая фарфоровая китайская кукла с красивыми румяными щечками и деревянная хлопушка, раскрашенная яркими драконами, – для детей посла, и в другом китайская статуэтка, изображающая застывшую в порыве перед взлетом птицу, – для Хельмы.