Добрая память

17. Встреча с прошлым

Ольга по улице шла одиноко –Сына из детского сада забрать.Терзала нужда ее сердце жестоко –Отцову фамилию сыну менять.Слишком приметная. Да и не схожаТеперь с материнской. Зачем всякий разГоворить, что вдовой была? Лёне СережаНе пожалеет фамилии – даст.Чрез суд это надобно. Усыновленье –Ей объясняли. Как лёгки слова,Как тяжко предательское решенье!Муж не простил бы ей – знала она.Он так любил сына! Так им гордился!А мальчику в школу, потом в институт,В армию, может быть… «Не уродился льВ купеческий род?» – тут вопрос зададут.В детском саду уж и то смотрят косо.Спасибо что взяли! Глаза у нееБыли такие, что ей и вопросаЛишнего даже не задал никто.Ее пожалели. Должно, догадались:Родителя мальчика та назвалаРобко, но твердо – не отрекаясь,Когда сына в сад отдавать привела.В Москве слыли слишком известны когда-то…«Ольга! – услышала голос чужой,Мысли прервавший. – Да ты ли? Как рад я!»Вздрогнула Ольга: кто это такой?Навстречу ей шел человек незнакомый,Плохо одетый. Хотела свернуть,Ни слова не вымолвив, и по-иномуПродолжить намеченный к садику путь.Любой незнакомец врагом ей казался.Страх лютой гибели душу теснил,Да не успела свернуть – поравнялсяИ за руку Ольгу по-свойски схватил.«Пустите! Не знаю вас!» – Вырвала руку. –«Верно ли ты не узнала меня?Были с тобою близки мы друг другу…» –По тем лишь словам догадалась она. –«И что?» – Ей хотелось сказать равнодушно.Стоял перед нею любовник былой.Весьма изменившийся нынче наружно,Также обобранный новой страной.Не помнила уж, сколько лет не видала.Общих знакомых распался их кругДавно, и судьбы его Ольга не знала.Лицо выражало ее лишь испуг.«Оля!» – Ей было весьма неприятно,Что так фамильярно ее называл. –«Мне нужно идти». – «Ты прости меня, ладно?Дурак был и … Крепко тебя обожал.Тебе никогда я не сделал бы злого…» –«Всё давно в прошлом. Прощай». – «Погоди…Оля, позволь еще молвить два слова…Я знаю: вдова ты. Ко мне приходи.Вместе жить будем. А?» – «Ты ведь женатый!» –Отец его в юности ранней женил.(Родитель в Москве фабрикант был богатый,А сын при отце ловеласничал, пил.)«Оля, жена от меня убежала.Да не любил я ее никогда!Экой же ты привередливой стала…Раньше смущало ли, что есть жена?» –«Я изменилась», – сказать захотелосьВдруг всё, что выстрадать в жизни пришлось,Чтоб стыдно глупцу за свою стало смелость.В душе поднялась обжигавшая злость.Он жив, а муж мертв. Сколько раз Ольге снилось,Как в камере темной супруг умирал…И чтоб после этого прошлым польстилась?!Не ближе прохожего ей давно стал.«Жив твой отец?» – задала вопрос краткий.«Сама понимаешь… Быть может, живой,Но чувствует сердце, что свидимся вряд ли.И я был, где муж свои дни кончил твой». –«Мужа не трогай! Да как же ты…» – «Вышел?А вот загляни ко мне – всё расскажу». –«Надеюсь, что больше тебя не увижу…Минуты нет лишней – по делу спешу».«Я, Оля, всё знаю: про младшего сына,Вашего с мужем, про то, как живешь». –«Откуда?» – «Да ты бы меня навестила…Неволить не стану – не бойся. Придешь?Здесь близко живу. – Ольга не отвечала,Молча пошла вперед. – Виделись мыС мужем твоим…» – В спину вдруг услыхала:«Прочь, Оленька, прочь от него уходи».Голос услышала мужа так ясно,Будто бы он говорил с ней живой.На чудо надежда в ней вспыхнула страстно.Оглянулась, уж зная несбыточность той…Любовник былой улыбнулся лукаво.Не для него оглянулась она!О встрече в тот день же Сергею сказала –Тайны от брата иметь не могла.Советовал ей позабыть. ВиноватоГлядела на брата она своего:«Разрушила жизнь твою». – «Это неправда.У Нади я был». – «Как она?» – «Ничего.Свыклась». – «Какой ты хороший, Сережа!Мало мне руки твои целовать!» –«Что ты… Отцу твоему много должен.Рад случаю помощь тебе оказать». –«Папа любил тебя…» – Вспомнила Ольга,Что на руках у него умиралОтец ее, чуждый Сергею по крови.Сыном его тот своим воспитал. –«И мама моя тебя очень любила…Если б случилось мне бросить тебяВ беде, прокляла бы меня из могилы». –«Надя… про Лёню… тебя поняла?» –«Поплакала и поняла, не волнуйся.Ты мыслишь правильно: нужно менятьФамилию сыну, ему будет лучшеСызмальства к новой – к моей привыкать». –«Сережа!» – «Не мучь себя, Оля, не надо.Ты никому не наносишь вреда».Чтобы понять ее мысли, лишь взглядаБыло довольно Сергею всегда.«Куда ты идешь? Темнота, уже поздно», –Спросил ее. – «Нужно. За Лёней гляди,Ладно?» – Заметил в глазах ее слезы. –«Оля, – ей вслед закричал, – не ходи!»С лестницы быстро, упрямо сбежала.Час спустя кнопку дверного звонкаРобко рукою дрожащей нажала –Была ноша просьбы ее нелегка.«Не беспокойтесь. Всё будет, – ответилНесмелым словам скоро голос живой. –Нередко меняют отцов теперь детям.Сам подсказать хотел шаг вам такой.Никто не стеснит вас опасным вопросом». –«Благодарю вас… Не будет мой братПри этом замечен в связи с двоеженством?» –«Ваш нынешний муж лишь однажды женат.Жена его – вы». – «Знаю правду другую». –«Забудьте о ней. Уж и церкви той нет,Где венчан. Живете в эпоху иную!Ольга Ивановна, дам вам совет:Сергей Николаевич дорог вам?» – «БратаЛюблю в нем всю жизнь», – отвечала она. –«Теперь вам иначе любить его надо». –Вспыхнула: – «Но у Сережи жена!Наш брак… недействительный. Мы разведемся:Однажды до светлой поры доживем,Когда вне опасности всякой проснемсяИ сразу ж тогда за разводом пойдем». –Ее собеседник словам улыбался. –«До этой поры я не чаю дожить». –«Вы… тоже в опасности?» – «Нет. Так сказался…Отчего перестали мне “ты” говорить?» –«Неловко». – «И верно. Что было то было.Я не поверю, чтоб сводный ваш брат,Рискуя собой ради вас, не любил вас». –«По страсти одной лишь добро ли творят?» –«Он вам не родня, вы чужие по крови…Может, чего-то никак не пойму?Интеллигентские штучки мне внове». –«Как женщину любит брат только жену». –«Пусть так… Переменчиво сердце мужчины.К супруге бывает? Беду наведет.Свой брак, сделав правдой, двоих бы спасли вы,Не то и вас сгубит, и сам пропадет». –«Готова рискнуть. Я… храню верность мужу», –Казалось интимным об этом сказать,Словно свою наготу обнаружить. –«Мертвого нет пользы мужем вам звать». –«Данила Никитич, меня не поймете,Я знаю. Прошу, извините меняЗа беспокойство». – «Не раз вы придете». –«А вам повредить не могу разве я?» –«Всякое может быть, – не отпирался. –Я … неформальный свой адрес вам дал.Прописан иначе», – внезапно признался. –«Разве так может быть?» – Не отвечал. –«Если застать вам меня не случится,Жена передаст вашу просьбу всегда.Ей, как и мне, во всем можно открыться». –Догадалась: – «Она… не совсем вам жена?» –Взглянул тяжело: – «Жизнь юлить заставляет.Лера – детей мать моих». – «Я прошуВновь извинить». – «Дом мой мало кто знает…» –«Я вас поняла: никому не скажу».Тайну другую она сознавалаМолча: правдивое имя егоОдна из немногих, в числе близких, знала,Для чужих псевдоним был партийный давно.«С усыновлением уж не тяните, –Прощаясь, советовал. – Сводный ваш братВ годы свои лишь обычный учитель?В школе о нем хорошо говорят». –«Кем ему быть?» – Ольга тут удивилась. –«Сергей Николаевич не коммунист?Быть в партии нынче б ему пригодилось». –«Сережа от всякой политики чист». –«Не воевал?» – «Нет. По зренью». – «Прекрасно!А то если вдруг он не там воевал,То вам своим мужем иметь бы опасно.Удобной же парой швыряться б не стал». –Ольга решилась: «Спросить я хотела,Мог в заключении мужа встречатьОдин человек?..» – Назвать имя успела,Прежде чем разум велел замолчать.«Было такое, – сказал неохотноДанила Никитич. – К чему вам теперь?О муже всё знаете». – «Может быть, что-тоЗнать может еще…» – «Этот тип вёрткий зверь!Отца своего оболгал он родного!И… вышел свидетелем. Удивлены?» –«Нет». – Ольга в душе ожидала такого. –«С ним связаны быть вы никак не должны.Его… век недолог». – Так Ольга узнала,Что бывший любовник ее обречен,И… облегчение вдруг испытала.Назавтра столкнулась с ним в месте былом.«Оля, забыть не могу нашей встречи!Я тебя ждал: вдруг опять повезет?» –Ольга расправила хрупкие плечи:Открыть или нет, что беда того ждет?Решила молчать. – «Расскажи мне о муже.Что знаешь?» – «Пойдем ко мне». Ольга пошла –Неведенья нет ничего в жизни хуже.Жилье того нынче обычным нашла.«Оля, я счастлив!» – «Не молви пустого.О муже, прошу». – Грустно стал вспоминать: –«Страх за отца претерпел я родного –Фабрикой сам не успел обладать.Сначала отца, меня после забрали.Я умирать за него не хотел.Мы ж не купцы даже были – мещане[29],Отец, открыв фабрику, разбогател». –«Я это знаю», – негромко сказалаОльга. Терпенье теряла онаИ на часы взгляд бестактно бросала.Зачем сидит здесь? Ей известно: вдова.Но… вдруг? От свидетеля нужно услышатьО Егорушке милом… В душе у нее,В памяти крепкой, он всё еще дышит.«Мужа за мной привели твоего.Он подошел ко мне первый. (СлучилосьНам на беду в одной камере быть –Вволю над нами судьба поглумилась!)Стали мы с ним без обид говорить.(Сколько уж лет прошло!) Сказывал вести:О маленьком вашем сынишке, о том,Как жил и работал в Москве до ареста.Я ему кратко в ответ о своем.А вы в коммуналке ночей не теряли!(Когда-то клялась мне, что любишь меня!)На допрос меня первого, Оля, позвали.Всё подписал, что велели тогда».Сочувственно Ольга в ответ поглядела:«Били тебя?» – Захотел ей солгать,Но вымолвил правду – в упор та смотрела: –«Грозили. Дурак ли я был рисковать?Мне обещали: “Уйдешь невредимым.Молча, подписывай”. Всё подписал.Почти не читая. Твой муж был спесивым…Я застал, Оля, как он умирал.Один его вид мне внушал уже муки!» –«Аркадий, довольно! – Впервые егоНазвала вдруг по имени после разлуки,Однако сама не заметив того. –Муж… в памяти был, умирая?» – «Нет, Оля». –«О, слава Богу!» – Случалось слыхать,Что без сознанья не чувствуют боли. –«Не все ли равно, как пришлось подыхать, –Аркадий подумал с немым озлобленьем,Вызванным ревностью. – Умер бы яВ тюрьме, кто бы вспомнил меня с сожаленьем?Эх, прошла жизнь понапрасну моя!Ольга одна меня в жизни любила». –Боялся обмолвиться: оговорилМужа ее, в чем едва ль уличила,Как думал, – порукой спокойный вид был.Не угадал, что осталась спокойна,Всё понимая, она оттого,Что воздаяние, знала, достойноБлизким за тщетную трусость его.«Кому судил Бог раз в тюрьме оказаться, –Полагала, – тому лишь один – крестный путь.И оговором напрасно мараться…»Вдовья боль с силой сдавила ей грудь.«Уезжай из Москвы», – обронила с боязньюСей миг разрыдаться. Он в этих словахУслышал их встреч опасение разве,За волю и жизнь не внушавшее страх.Но, ничего ему не поясняя,Ольга спешила скорее уйти.Не промолчала и не спасла – зная.Дала слезам волю домой по пути.Аркадия больше она не встречала…«Оля, просила ли ты за меня?» –Спросил брат, домой возвратившись, устало. –«Что-то случилось?» – спросила она. –«Оля, мне завучем быть предложилиВ школе. В другой – не в моей. ОтказатьЯ не сумел – меня так попросили,Что будет измену отказ означать». –«Зачем же отказывать в этом, Сережа?Разве не справишься?» – «Дело не в том.Чувствую, что получил эту должностьЯ при участии чьем-то прямом.Можешь ни в чем мне не признаваться.Только запомни, прошу я сейчас:В политике я не желаю маратьсяДля должности данной твоих ради глаз!» –«О чем ты, Сережа?.. Да я не просила!Он сам…» – «Не хочу быть обязан ему!Не понимаешь ты, в чем его сила?!Обязан я быть не хочу никому!Я скромный учитель! – Не узнавалаОльга Сергея – теперь говорилС нею впервые столь резко и прямо. –За что к тебе добр он?» – «Мужу служил». –«Только ли? Оля, нет, так не бывает!Я не вчера начал жить». – «Отчего?Служившие многие мне помогают.Иначе была б я в могиле давно!» –«Прости меня, Оля… – И сам удивился,Как мог вдруг иное о ней полагать. –И в толк не возьму, отчего опустилсяТебя, – покаянно сказал, – упрекать.Я… был ошарашен». – «Забудем, Сережа», –Ответила мягко. – «Что делать-то мне?» –«Ты так много знаешь! Что надо, всё сможешь». –«Были бы знания нынче в цене!..»

18. Причина разлуки неизвестна

Матрена о дочках душою страдала:Все три жили счастливо, вдруг в один годИ не поймешь, какой хуже-то сталоИ скольких еще ожидать им невзгод.Первою мать огорошила Маша –Опять понесла. Говорил Маше врач,Ее в первых родах с большим трудом спасший,Что новый ребенок ей станет палач.Маша, родных щадя, в тот раз сокрыла,Насколько родить довелось тяжело,И оттого у них мнение было,Что и тревожились зря за нее.Муж берег Машу – ему рассказала,Да не уберег… Говорили врачи:Делать аборт – шансов выжить ей мало.Маша им: «Прочь от меня, палачи!Я одного уж ребенка убила!» –За Василису доселе себя,Вину свою помня, она не простила.Беременность очень тяжелой была.Соня за Машу молилась. Когда-тоЖелала ей смерти в сердцах, но теперьЗнала она, что золовки утратаЕй будет больнее всех прежних потерь.«Не виновата я, Господи Боже!Не мог ты, Отец, внять безумным мольбам!» –Надеясь, что Маше молитва поможет,Склонялась к сокрытым в дому образа́м.Григорий молчал – не бранил жену. К МашеМатрена приехала жить из селаСовсем – помогать ей. Андрей – Машин старшийУже первоклассник был рослый тогда.Прокофий при сыне в селе оставался.По кроткому нраву весьма своемуРазлученный с женою, тоскуя, смирялся.Просил Машу беречь. Горько было ему:Помимо того, что скучал, ЛизаветаВсю власть теперь в доме себе забрала.Обиды все помня свои без ответаОт свекрови, сама стала к свекру груба.Антон вздыхал… Сердце Матрены сжималось,Глядя на дочь: при недуге своемС родными спокойно и просто держалась,Хоть таяли силы ее с каждым днем.Соня к той часто бывала. МатренаСнохе была в ноги готова упасть –Маша тянулась душой всегда к Соне.Не раз, вдвоем бывши, наплакались всласть.О прошлом, о горестном, не говорили…Маша смеялась: «Я, Соня, живуИ чувствую: заживо похоронили,А я из вас многих переживу!»Соня кивала…Тяжелые вестиПришли из села: попытались их скрытьОт Маши – решение то приняли вместе,Но тайну недолго сумели хранить.Мужа Варвары арестовали –Сестры ее старшей. ВетеринарВ окру́ге единственный был – уважали,Но не минул того времени жар.Ночью пришли. Зарыдала Варвара:«Не пущу! Изверги!» Павел жене,Прощаясь, велел, чтобы та уезжала:«Оставшись, едва ли поможешь ты мне».Себе узелок он давно приготовил –На такой случай. Тайно. «Какая вина?!» –Кричала Варвара вслед. Медлить не волен,Обернулся у две́ри. Примолкла она…Судьба Павла близким была неизвестна –Как в воду канул. Пыталась узнатьВаря хотя бы причину ареста,Но и того не могли ей сказать.Наконец брякнули – предположили:«Устинов[30] ваш муж по фамилии был.Множество нынче опасных фамилий…Никак за нее под арест угодил».Варя лицом побелела: «Нелепость!».А на селе говорили о том,Что занимал он хорошее место, –Освобождая, пеклись о другом.И верно: прислали ветеринара –Павлу не ровня, названье одно,Слухи зато хорошо собирал он.«Стукач», – говорили, косясь на него.В селе еще нескольких арестовали…Павел, узнала Варвара, скрывал,Что в районцентр его вызывали,Где доносить на крестьян отказал.Ветврачу новому очень хотелосьАвторитет поскорей заслужить,И проявил он изрядную «смелость»,Взявшись предшественника чернить.«Народа враг», – сказывал. Путались люди:Павел был добрым помощником им,Но что как, и верно, преступник вдруг будет?Варе грозить стали: «Дом твой спалим!Езжай!» Варя голову гордо носила.Не ехала – мнилось: бежала б она.«Следить прислан, шельма! – Матвей пояснил ей. –Варвара Прокофьевна, вам здесь беда.К сыну езжайте. Коль муж ваш вернется,Вас, верно, сумеет у сына сыскать», –Матвей наугад говорил что придется:Надо сестру зятя было спасать.Варя уехала. Первенца-сынаВ семнадцать годочков Бог дал ей родить.Павел недаром гордился Ефимом –Тот с детства хотел на отца походить.Умный, прилежный, толково учился.Учил и родитель работе своей –Часто при Павле Ефим находилсяИ знал все секреты отцовские в ней.Ефим тоже сделался ветеринаром:Первым в родне кончил он институт,Работать его в Подмосковье послали.Здесь принял мать – обрела свой приют.(У Павла и Вари была еще дочка –Вера. Замужняя. Им подаритьДети успели по два уж внучочка,И чаяло вновь прибавление быть.)Варя о муже страдала безмерно.Хорошей женой она Павлу была:Доброй хозяйкой, заботливой, верной.А думалось: быть еще лучше могла.Матрена в печали ее утешала –В Москве повидались. Боялась за дочь:Кабы ареста над той не бывало,А то ведь придут, как за Павлом-то…в ночь.С Грушей тревогою мать поделилась –Приехала ту навестить. Один взгляд –Что и Груша в беде, ей мгновенно открылось:Глаза помутневшие, губы дрожат.«Что с тобой?!» – «Мамочка, жалко мне Варю». –«Жалко-то жалко, но дело не в том,Детьми от меня ничего не скрывали,А нынче… Повздорила, что ли, с Петром?Не обижай его, Груша, не надо.Он в доме хозяин, в семью всё несет,Коли и в чем согрубил без огляда,Остуды в любви бабья кротость спасет.«Ой ли?» – «А ты на меня не равняйся!Я не пример, сама думать должна.Судьба Петра трудная… Мужу покайся,Что не права, – жене мудрость нужна».Груша заплакала: «Он ушел, мама!Петя ушел!» – «Как ушел?! Почему?!Куда?!» – «Ох, родимая, если б я знала!Петечку я больше жизни люблю.Разве, скажи сама, худо мы жили?Жили в любви… Вспоминаю теперь,Как нашего Ванечку мы хоронили, –Боль, а всё легче, чем нынче. Поверь!» –«Груша, уймись. Ох, накликаешь горе! –Воскликнула мать. – Да в уме ль ты своем?!» –«Какой, мама, ум?! Со мной деточек трое,Четвертый под сердцем – я чую нутром.Брюхата я, мама…» – «А Петя-то знает?Не схоже, голубушка, то на него,Что четверых он детей оставляет!Скажи правду: вышло у вас с ним чего?Уж ты не таись». – «Правду я молвлю, мама, –Голос у Груши был звонкий, живой,Речь тороплива: – Вчера муж сказал мне,Что жить он не станет уж больше со мной.Собрал вещи, вышел. Как я голосила!Мертвых и то в землю тише кладут.Но по лицу его ясно мне было,Что ничего не поделаешь тут.Суров был лицом. Дочерьми поклянуся:Обиды Петру от меня никакой!Бывает, конечно, на мужа сержуся –Лишнего слова не скажет со мной.Мне своей службы не доверяет –Обидно! Я б стала кому говорить?Но гнев мой, мелькнув, так же скоро и тает,Петя б не стал оттого уходить.Он меня любит! Не словом сказался –Лаской своей. Еще позавчераТак жарко, так нежно со мной миловался…И вдруг… он не знал, что беременна я.Я еще Петечке не говорила –Хотела увериться, после б узнал…»Матрена тут Грушу в сердцах побранила:«Дура! Сказала б, когда убегал!Ах он подлец! Нет, не верю! Не верю!» –Груши суровый мать встретила взгляд. –«Если рожденных детей не жалеет,Как нерожденный воротит назад?Сама не хочу так. Ко мне муж вернется.Не к детям. Посмотришь. А нет, так пущай!Я не держу его! – Голос той рвется,Дрожит. В нем отчаянье слышно, печаль. –Петечка мой! Кабы мне наказалиЗа него умереть, померла б в тот же миг!Али где жарче его приласкали?!» –Голос у Груши сорвался на крик.Заплакала горько. Матрена молчала.Что и сказать? Худо дело! ПетраОна с малолетства ужель даром знала?Пришла бы на ум ей такая беда?Предчувствием матери вздрогнуло сердце:Петр бы воду зазря не мутил.Взглянуть на него б хоть разок, присмотреться –Как на духу бы ей правду открыл.Не смел бы солгать! Миновала неделяИ… Петр вернулся. Смотрел на женуВзглядом спокойным, ничуть не робея.Сдержалась на шею повиснуть ему.«Зачем ты пришел?» – «Обсудить надо, Груша…Как будем жить…» – «Чего тут обсуждать?Коль я не нужна тебе, ты мне не нужен!» –С нарочитой злостью спешила сказать.Грозно сверкнули глаза Аграфены. –«Красавица ты!» – вдруг ответил он ей. –«Назад не приму тебя после измены!» –«Я верен тебе, – жене молвил своей. –Назад же, и верно, не будет дороги.Семьей нам не жить. – Подкосились ее,Не чаявшей слов тех, ослабшие ноги.Припала к Петру. – Что с тобой?» – «Ничего.Приникнув к груди его, словом ласкала: –Петечка, мой ненаглядный! Прости,Если я злое тебе вдруг сказала!Кручину с души моей ты отпусти.» –«Грушенька! Чем же утешить, родная?Сроду я не был сердит на тебя,А как объясниться теперь нам, не знаю». –«Другой, значит, нет? И довольно с меня.Хороший мой! Петя, не стой на пороге.Входи! – По лицу Аграфены прочестьНикто не сумел бы и тени тревоги. –Мне счастье уже, что ты рядом-то есть!И дочки скучали…» – Никак не давалаПетру Аграфена сама говорить.Страшное что-то умом понимала,После чего будет трудно ей жить.«Куда ты пойдешь? Оставайся!» – просила,Когда, много затемно, муж уходил. –«Нам вместе нельзя жить, – напомнил тоскливо. –Комнату, Грушенька, я получил.Смогу – навещу тебя…» – «Скоро же дали!Да что ты на службе своей-то сказал?Ты ж коммунист! Ведь тебя порицали,Что бросил семью?» – «Я семьи не бросал.Я адрес сменил. Про всё после узнаешь.Поздно уже». – «Оставайся, родной!Словечка ты лишнего слышать не станешь.Мне б только побыть одну ночку с тобой.Когда еще свидимся?» – Петр был мрачен.Глаза его быстро скользнули по ней. –«Сказала родным, что ушел?» – «Как иначе?!» –«Правильно! Сразу узнать им верней.Мерзавцем ославят, да это неважно». –Чуяла Груша, что сам себе врет.Не улыбавшийся ей ни однаждыВ странной улыбке скривил Петр рот:«Что приходил я, не сказывай, Груша.Повторяй всем одно: “Мы расстались навек,Ибо и жили давно уж недружно,И негодящий мой муж человек”.Ври про измену». – «Как молвить такое?! –От слов его сердцем терялась жена.И всё яснее ей было дурное,Что облечь оба робели в слова. –Петечка!» Молча обня́л у порога.Вдруг захотелось ей так, как давно,В детстве наивном, иметь веру в Бога,Ибо один мог спасти Он его.«Брюхата я, Петя», – сказать догадалась. –«Ошибки не может быть?» – тихо спросил.Мелькнули в лице его ужас и жалость. –«Нет. Точно знаю». – «Еще поглядим…» –«Чего глядеть, Петя? Аль я не рожала?Не молодуха – в сомнениях быть.Когда уходил ты, уже правду знала.Как теперь быть-то?» – «Изволь уж родить.Злодейство не вздумай творить над собою!»У Груши с души словно камень упал.Не то чтоб исполнила всякую волю,Но было приятно, что так ей сказал.В ответе заботу почуяла, силу.Дрогнуло нежностью сердце Петра:Пуще былого казалась красивой.Вспомнил, глаза отводя: «Мне пора».Не уступил ей – теперь не остался,Недолго, однако близ дома ходил,И, едва дочки уснули, – дождался,Ключом сам чуть слышно он дверь отворил.Груша ждала его – глаз не смыкала,Надежда жила в ней, что Петр придет.Безмолвно, счастли́во его обнимала,Краткость радости той разумея вперед.Дочкам казаться не мог он позволить –Не поймут. И они про отца должны знать,Что бросил семью, хоть их горько позорить.Алевтиночке только исполнилось пять,Марине – одиннадцать, десять лет – Зое.«Может, когда-то и будем вновь жить, –Жене дал надежду, – под крышей одною.Но нынче придется, пойми! порознь быть.«Вытерплю, Петечка!..» – Так о причинеЗлых перемен не узнала она.О́бнял, прощаясь, жену торопливо,Зачин лишь зори угадав из окна.

19. Предположения

Григорий был зол на Петра. Не жалеяСлов резких, он гневно о нем говорил:«Как смел, гад, с сестрою расстаться моею?!Знал бы, где прячется, точно б убил!Ей-богу, убил бы! Не веришь мне, Соня?Четверых детей бросить! Он был мне как брат,Но, ежели с горя что станет с сестрою,Кончить судьбу его я буду рад!»Соня, заметил, в ответ улыбалась –Грозящий Григорий казался смешон.(Гневливости мужа давно не боялась.)«Да что, Петр совести, что ли, лишен?Еще коммунист!» – «Есть, должно быть, причина», –Спокойно и просто сказала жена. –«Причина одна: семьянина личинаНе по нему – надоела она». –«Ужели тринадцать годов притворялся?» –«А хоть бы и так! Знал бы, с дурой какойСестру позабыв мою, нынче свалялся,Лежали бы оба в могиле одной!Я не шучу!» Соня смехом давилась.Сердцу же было совсем не смешно.Мыслям ее подозренье открылось,О коем и молвить, казалось, грешно.А всё ж … «Неужели ушел из-за Вари?К поступку был повод: супруга врагаВ родне – клеймо. Или Петру подсказали,Иль сам смекнул, служба коль дорога.Кто его знает, где нынче он служит!Опасается членом быть “вражьей” семьи?Трусит? А может, и вправду, так нужно?И осуждать мы Петра не должны?»Ольге Ивановне всё рассказала –Своя ведь. Вздохнула та тихо в ответ:«Кабы в Москве увели, я б узнала,Жив твоей Вари супруг или нет». –«Клянусь, я бы вас никогда не просила!» –«Не зарекайся. А вдруг пригожусь?Другим узнавать не однажды ходила». –«И вы… не боитесь?!» – «Кого? Не боюсь.Он, Соня, не подлый… Как взяли в солдаты,Прошел две войны, ранен был тяжело…На фронте и выдвинулся». – «Не надо! –Про чекиста я знать не хочу ничего!» –«Как скажешь». – Тут сразу подумали обе,Что Петр, быть может… Лояльность к роднеБоролась с немым отвращением в Соне,Но знать не могла она правду вполне.«Соня, родные еще к вам бывают?» –«Меньше. Кровати поставили мы.Видите? Дочкам». – «Твой муж удивляет». –«Он дорог мне. Сердцем близка я к любви.Спасибо за то, как со мной говорили». –«Умница! Я предала своего:Фамилию Лёне недавно сменили.Очень теперь на душе тяжело». –«Георгий Петрович бы понял вас». – «Разве?» –«Он вас просил выжить любою ценой –Не вы ли мне молвили?» – «Но не столь страшной –Ценою попрания крови родной.Сонечка, сыну отца я сменила!» –«Кровь невозможно никак заменить,А на бумаге… ведь это фальшиво!» –«Умеешь же ты утешителем быть.Спасибо тебе… Надя очень страдает.Была ко мне. Что у Сережи есть сын,Пусть лишь по бумагам, ее унижает.Не донесла, а то сели б мы с ним.Может, еще донесет от обиды». –«На мужа? Как можно?!» – «Чем пуще любовь,Тем больше тропинок к безумству в ней скрыто…С Сережей они двоюро́дная кровь.Не по закону – по просьбе венчали». –«Нельзя кровь мешать… Как же это они?» –«Не первые. В книгу-то их не вписали…За мачехой есть моей доля вины.Была она женщиной очень культурной –Августа Степановна, доброй была,А за отца моего вышла трудно –Вдовой с годовалым осталась одна.Больше ей некуда было податься.Свели их знакомые. В детстве моемСупруг ее первый родней мне казался,Так часто та вслух вспоминала о нем.Сережи отца она очень любила.Сережа, понятно, не помнит его.Тот был из Казани. Родни его былоМного, а ведь не помог ей никто!Хотя бы копейку однажды послали!Нет! А узнали, что вышла онаЗамуж опять, и писать перестали.Студент был Сережа – пришло два письма.Звали к себе: “Сына уж покажите”.Рада была. Ехать брат не хотел.Отец мой сказал: “Поезжай, погостите”, –Причиной отказа стать явно робел.Послушал отца моего. Погостили:Дядя Сережи на свадьбу-то звал –Дочку его выдавать должны были –Надю. Не выдали – брат мой украл!С первого взгляда ему полюбилась.И он ей. Мой брат совершенно был чист,Робок, – впервые с ним чувство случилось,Жених же старик, как по осени лист.Наде доверчивой с детства внушали,Что вряд ли завидная ждет ту судьба, –В семье некрасивой и глупой считали.“Берет старик, радуйся, – хоть чья жена”.Красою, и верно, Создатель обидел –Не всем быть красивыми. Горе ееСережа мгновенно и ясно увидел.В Казань ехал с мамой, назад без нее.Августу Степановну бросил в КазаниИ с Надей в Москву спешно – день до венца.К отцу моему пришли, всё рассказали,Хотя осужденья боялись отца.Но он не в обиде был: “Выкрал невесту?Молодец! Старику владеть юной грешно.Двоюро́дные вы? Повенчают по чести.Иначе и думать не смейте – смешно!Вопрос о цене”. – “Коль без записи в книгу –В обычную цену, – священник сказал. –Есть ли родство, нет ли, – в церкви не видно, –Разумную, скромную сумму назвал. –А коли вам надо, чтоб в книгу вписали,Добавить извольте уж – мне рисковать.Одна ведь фамилия – скроешь едва ли,Что к архиерею тут надо писать”.Весьма экономно и быстро венчались.Августа Степановна в слезы: “Сынок!Что ты наделал? С родней согрешаешь!” –Из Казани вернулась, да к свадьбе не в срок.За новобрачных отец мой вступился:“Какая ж Надежда Сергею родня?Родней воспитать надо. Славно женился!”Надя невесткой послушной была.Все вместе и жили. “Сережа, Сережа,Да что ж ты на дом наш зря страху нагнал? –Потом говорил ему тесть. – Ты хороший.Я б тебе Надю с поклоном отдал”.Такая вот быль. Очень любят друг друга…Гнусно, что стала я им поперек…Подождем еще год – разведемся. С испугаМожно всю жизнь жить. И так мне помог!»Соня не слушала. В мыслях иное.Думала тихо и горько она:«Разлука Арсеньевых – нам с Гришей горе.С их свадьбою связана наша была.А если за ними вслед мы разойдемся?» –«Глупости, Соня! И в ум не бери.За жизнь, как умеем, так нынче деремся.Судьбы людей искалечены, злы.Не слишком суди ты чужую разлуку». –«Любил бы, ушел бы от службы такой,Где причинить семье требуют муку». –«Со службы пускают легко не любой.Форму не носит?» – «Жена не видала –Так говорит. А Бог знает ее!Она бы, любя, ему всё оправдала,В огонь бы и в воду пошла для него». –«Хорошая, значит… О, самым хорошимБог почему-то на плечи кладет