banner banner banner
Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение
Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение

скачать книгу бесплатно


И он стал обтёсывать выемки и затылки ложки долотом, придавая им правильную округлость.

За разговором братьев наблюдала Болеслава. Девушка яркая, чернобровая и одетая богато, но постоянными резкими движениями и язвительными придирками, она вызывала к себе неприятие большинства ровесниц и парней. Она заранее ревновала любимого Велемира. Пальцы девушки быстро свивали нить, и веретено крутилось, постукивая по доскам пола. Сердце Болеславы билось от предощущения – не ей достанется горячий любовник, ненаглядный Веля, жизнь её, сладость её…

* * *

Кудели на прялках становилось меньше, а клубки нитей толще. И вот первую скамейку подтащили к столу и девицы, по указаниям Славуньи, стали делить творог и сыры, раскладывать пряники и пирожки на деревянных и глиняных блюдах, разливать из гостевых жбанчиков, составленных под столом, квас для девок и брагу для парней. Блюда заставили весь стол, и обилие еды поднимала настроение не хуже вина.

Первыми на угощение набросились дети, за ними потянулись парни. Девицы старались выглядеть сытыми и скромными, и неспешно принимали из рук Славуньи и Ванды куски хлеба и пряники. Дети хватали всё, что ближе лежало, парни налегали на кружки с брагой. Её разливал Велемир, в первую очередь, не забывая себя самого.

Проснулся Сотя, когда Итиру пришлось встать, и он сонно добрёл до стола. Дива тут же сунула ему в руки кружку с квасом.

– Пей, скоро домой.

– А что, песни не пели, и драки не было? – удивился Сотя и тут же успокоил себя. – Значит, я ничего интересно не проспал.

Перекусив, девицы затянули песню и самые смелые из них стали топтаться в центре комнаты, поглядывая друг на друга. Мало кому из девок придётся остаться в родной деревне, увезут, исключая кровосмешения с родственниками, но всё равно подросткам хотелось нравиться, веселиться и надеяться на будущую лучшую жизнь.

Наконец-то Итир достал свою дудочку и засвистел весёлую песню. Её подхватил муж Славуньи, Илонег, весь вечер просидевший у печи, стругавший кружки и ждавший, когда можно будет достать гусли и вдоволь наиграть песен.

Трогая дрожащие жилы на ясеневой доске, Илонег тонко пел слова древней песни и не замечал, как жадно на него поглядывали молодые бабы, и как ревнует Славунья.

Мы дойдём до леса, до дремучего.
Мы найдём поляну у болота тайную.
Ляжем мы на мох на мягенький,
И любить друг друга станем яростно…

Деревня Явидово. Любаша

Луна светила вполовину, облака постоянно наплывали на неё и на звёзды. Скоро небо заволокло и начал сыпаться сверкающий мелкий снежок.

Люба шла по наитию, чувствуя под ногами утоптанную дорогу, замечая сбоку валуны сугробов и дома, с редкими тусклыми оконцами из тех, что ещё не были задвинуты досочкой-ставней на ночь.

Неожиданно ноги в лаптях разъехались в том месте, где днём разболтались соседушки с вёдрами на коромыслах, и вода накапала скользкую лужу, став теперь наледью. Любаша упала навзничь, платок сбился назад, тулуп и юбки задрались, и она ощутила голой попой холод льда. Но главного, она не отпустила, прижав руки к груди – свёрток с ещё не застывшим мясом и уворованные кишки не выпали на дорогу.

Встав только с третьего раза, скользя и опираясь на сугробный вал, Любаша нащупала проход к дому. Боясь снова поскользнуться, она обняла чур[26 - Чуры – вырезанные из дерева или камня изображения древних богов.] медведя в воротах, вырезанный её супругом Ратибором. Отдышавшись, пошла к крыльцу, щурясь от налипающих на ресницы снежинок и стараясь не наткнуться во дворе на детские санки.

Ночной мороз пробирался под юбку и за шиворот. Большой живот захолодел у пупка, и ребёнок недовольно толкнулся. Руки, так и не согревшиеся в рукавицах, скрючились, вспомнив ледяную воду.

Любаша тяжело забралась на крыльцо, толкнулась в первую дверь, в сени, и тут же плотно прикрыла её за собой, сохраняя тепло. Из овчарни послышался звук переступаемых копытец и вздох-фырканье козы. На ощупь пройдя тёмные сени и, открыв утеплённую мехом дверь, Любаша ввалилась в комнату.

Тяжелый воздух, надышанный мужем, детьми, свекровью, дедом и зайцами, показался родным и вкусным.

Одетый сразу в три рубахи Ратибор сидел у пустого стола, резал блюдо узором – завёрнутыми знаками солнца, волнами реки и облаками неба. Остающиеся щепки сметал к краю стола, для печи. Подсвечивали ему для работы сразу пять лучин со светца, смастерённого им из цельного деревца, с вырезанными змеями и цветами по стволу.

– Принесла чего? – Голодный взгляд свекрови, не перестающей прясть, был таким просящим, что у Любаши защипало в носу, и потекли слёзы сочувствия.

– Принесла, принесла мама. – Кладя свёртки с мясом и солониной на стол, она, вытерев рукавицей нос, подождала, пока свекровь отставит прялку, слезет с лавки и развернёт рогожку. Дождавшись счастливого вздоха, она вытащила из рукава третий свёрток. – Потроха отмытые. За хвылыночку[27 - Хвылына – Минута, мгновение. Украинский, древне славянский.] зажарятся.

И только после этого Любаша стала раздеваться.

Вешая тулуп и платки у двери, она рассказывала о событиях вечера. И об оленёнке, и о том, как его свежевали, и как в жертву принесли аж целую миску крови. Призналась в том, сколько уворовала кишок – больше, чем надавали. И, напоследок, прислонив ладони к боку тёплой коптящей в крышу печи, сообщила главное:

– Княжич подарил Василисе сапоги. Красные, с вышивкой. Две пары!

– Ого, – поразился Ратибор и отложил нож в готовое блюдо. – А за что подарил? Неужто наконец-то завалил Василису?

– Сапоги – это что? – Не поняла свекровь.

– Обувка это. Дорогая. Ты, мама, её никогда не видела и хрен когда поносишь. А я, когда ходил в поход за солью третьего года… – Начал объяснять Ратибор, но Любаша его перебила:

– И Васька подарила сапоги сёстрам! Берегини мои, как же я устала и руки отваливаются. Вода поначалу была тёплая, а скоро заледенела.

Не слушая невестку, старая Ясыня раскрутила второй свёрток. Вид парного мяса её обрадовал.

– Сейчас буду жарить и варить. Уже заполночь… – прислушавшись к внутреннему отсчёту времени, она убедительно закончила. – Уже можно!

– Вари, мамка, – согласился Ратибор. – Сегодня дрова колол, чуть не упал от слабости и мёрзну всё время. – Запахнув на шее старую шерстяную рубаху, он перевязал плотнее кожаный пояс. – Мужик на одной пареной репе, да мороженых яблоках всю зиму не выдюжит. – И тут он вскинул голову. – А чем расплачиваться Любаша? Домослава-то хрен задаром что даст, я ж её с детства знаю, сестра всё-таки двоюродная. Дров Домослава просила заготовить?

– Дров у них, Ратиборушка, на три лета хватит. Отработала я работой. – Она показала красные, сморщенные руки. – Говорю же, поморозилась, вода ледяная, кишки мыла. – Вы варите, а я спать. Сытая я, угостили беличьим варевом. Так вкусно было, еле ложку отложила, чуть не откусила краюшек.

Подойдя к мужу, Любаша обняла его голову, поправила шерстяную плетёную полоску на лбу, держащую волосы. Взяв руку супруги, Ратибор поцеловал её в холодную ладонь.

Свекровь нарезала куски солонины, положила на пшенную лепёшку и протянула сыну.

– Ешь, Ратиборушка, с утра пойдём на реку лёд рубить для ледника, он пустой теперь, проветривается, силушка тебе пригодится.

Устало сев на спальную лавку, Любаша сонно развязывала онучи.

– Добытчица наша! – Растроганная Ясыня, подошла ближе к невестке и помогла ей снять через голову уличную рубаху. – Спи, дорогая. А я подсуечусь, сготовлю. Детки наши, как счастливы будут и дед.

– Мама, – засыпая, Любаша завернулась в общее с мужем одеяло. – Да они всю седмицу голодные, особенно Кислень, он же старше, сразу на запах вскочат, а Мотя до утра не проснётся, маленький ещё. Зайчонка не подъели?

Даже зная, что невестка отвернулась от света к стене, Ясыня всё равно сдержала лицо и строго заявила:

– Терпели, на тебя надеялись. К нам жена Торчи заскочила, предупредила, куда ты пошла, про оленя рассказала…

Из-за занавески в дедовом углу, через старческий кашель донеслось:

– Хрен бы мы у Моти зайчонка отобрали, он его весь день за пазухой таскал, не отнимать же.

Город Сукромля

В обратный путь от князя Белогора ехали быстрее с пустыми санями. В Сукромле оставили все подарки и съели припасы.

Вёз Переслав неделю назад подношений для Белогора: разделанную тушу осеннего секача[28 - Секач – кабан.] бочонок рыжиков, пять туесов лесного мёда, меру[29 - Мера – сорок шкур, собранных на одну верёвку. Этого хватает на шубу среднего размера взрослой женщины.] меха рыжей лисы, половину меры серебристой лисы, два кувшина с тройным вином, упакованные особенно тщательно, и огромный, в сажень пирог, сделанный собственноручно самой Умилой для старшего брата. Отдельно лежал мешок с подарками для Мстислава, младшего брата Переслава, служившего у князя.

Подарки князю Белогору понравились, особенно пирог. Его разогрели в печи и запах начинки – баранина в грибах с травами и чесноком, разошедшийся по всей поварне, напомнил князю о беззаботном детстве, когда отец с матерью баловали его, Умилу и Граню без меры. Забота матери закончилась с появлением младшенького Славика, мама не перенесла родов.

Отец Белогора, князь Славуч решил больше не жениться и воспитывал детей сам, как мог. А младшего Славика все тискали, жалели и баловали. Белогор, к тому времени женившийся на самой красивой княжице из соседнего города, считал его своим первым ребёнком, но сестра Умила редко отпускала от себя младшего брата.

Прошло пять лет и Славуч, заядлый охотник, преследуя подстреленного быка тура[30 - Тур – бык огромных размеров, широко распространённый на территории Руси и Европы, был истреблён в семнадцатом веке.] неудачно упал с коня, сломал ногу в открытом кровавом переломе и к вечеру умер.

Оставшись наследником города Сукромли и небольшого княжества, Белогор растерялся. Жену он недавно выгнал к её родителям за недостойное поведение. Ополоумевшая от неожиданной страсти баба обжималась вечерами с молодым воеводой, стоявшим над конюхами. Жену отослали к её родителям на позор и отлучение от детей, а воеводу «случайно» уронили с городской стены и тот не выжил.

На руках Белогора остались трое своих маленьких сыновей, сестра Умила и два брата.

* * *

По достижении шестнадцати лет, когда уже стало нельзя тянуть с замужеством, к Умиславе, в самой середине лета, посваталось сразу трое княжичей. Молодой Синезор без наследства, рожденный четвёртым после братьев; вдовец Чеслав и тридцатилетний Переслав.

Супруга Чеслава поранилась о ржавый гвоздь и «сгорела» от заражения крови. Осталось восемь детей.

Самый подходящий для жениха Переслав уже имел четырёх жен, но ни одна из них ему не родила и Переслав решил жениться для выгоды, если не получилось с детьми. Так повелось, что беря в жены сестру князя, княжич получал звание «малого князя» и освобождался от платежа оброка.

* * *

Потея в самый жаркий месяц лета, Белогор пригласил разодетых в праздничные одежды женихов в столовую, где непривычно большие окна со слюдой закрыли ставнями от солнца, а двери раскрыли настежь.

Предложение вдовца, заросшего седой бородой до пояса и постоянно цыкающего редкими почерневшими в дырах зубами, Белогор отмёл сразу, хотя тот привёз в дар три серебряных кубка и резную братину на полведра кваса с восемью ковшами-ладьями. Подарки пришлось вернуть.

Выбор между Синезором и Переславом решил жребий. После обеда Белогор разрешил княжичам сходить на птичий двор, и выбрать двух бойцовых петухов. На передний двор вынесли четыре скамьи и расставили друг напротив друга, заняв всё пространство. Гости, их слуги и дворовые князя расселись по четырём сторонам.

Не очень-то расстроенный вдовец Чиса, сытно отобедавший и упившийся крепким пивом, широко расселся между своих слуг на скамье напротив Белогора и сильнее всех топал низкими сапогами по земле, выбивая пыль.

Бой петухов сопровождался хлопками мужских ладоней по коленям в льняных портах, дружескими тычками локтей по бокам соседей и криками, криками, криками. Молодые мужики, расстегнув вороты расшитых рубах, вскакивали, подзадоривая петухов, сами квохтали и шлёпали себя по бокам, показывая птицам, как нужно драться. Петухи, вошедшие в неистовство, клевали шею соперника в кровь, сбивали гребни, стараясь попасть в глаз. Дворовые женщины хохотали, наблюдая и за птицами, и за мужчинами, прячась за открытыми дверями. В общем, было весело.

Выиграл петух Переслава, заклевав соперника в шею до смерти и того сразу отнесли в поварню. Бойцовского победителя оставили для следующих боёв.

Умилу о её желании выйти замуж никто не спросил.

Она смирилась, но супруга не полюбила.

* * *

Обрадованный княжич Переслав, ставший теперь князем, был расстроен условиями принятия новой жены. С Умилой ехали два её младших брата – погодок Гранислав и маленький Славик. Славика не отдавала Умила, а Гранислава, успевшего «пробежаться» по десятку девок и молодок города, князь Белогор сам решил убрать с глаз долой. Отцы и мужья горожанок Сукромли несколько раз требовали судить суд над блядующем князем, и приходилось откупаться то овечкой, а то и серебряным рублём, на который можно было сменять половину отары овец или целого коня.

Деревня Явидово. Пять лет назад

Свадьбу Умилы и Переслава играли в Явидово без Белогора. Тот вынужден был поехать в Новгород к Великому Князю для серьёзных переговоров.

Гуляли неделю. За это время Умила обследовала всё хозяйство и отослала по деревням бывших жен Переслава, дав за каждой хорошее приданое – от сундуков с одеждой и постельным бельём, до коз и овец. Ещё она велела огородить усадьбу новым частоколом из высоких брёвен.

С нею никто не спорил, сразу стало понятно – приехала хозяйка. Правда, старшая жена – Влада, привыкшая чувствовать себя здесь главной, возмутилась. Даже приказала урезать продукты для гостей на обед и завтрак, и зерна и овощей их коням в последующие дни, но Умила, не угрожая, не повышая голоса, спокойно сказала, глядя в глаза взрослой женщине, на полголовы ниже её:

– Утонешь. Даже если не пойдёшь купаться, всё равно утонешь.

Вместе с Умилой в Явидово приехало пятеро дружинников, все, как один, здоровые и послушные княжеской воле, и Влада поверила обещанию. К тому же Ведунья тихо нашептала ей: «Уезжай, Влада, не гневи Рода и Мокошь, они на стороне княгини».

Забрав на три овцы больше, чем другие, и лучшего коня, Влада уехала в далёкую деревню, проклиная Умилу, Переслава и своё неприглядное замужество.

К концу того лета из пяти дружинников, сопровождающих княжну, четверо вернулись в Сукромлю, но один остался – Ведогор. Сама Ведунья сосватала его за Домославу.

– Иди в примаки, не сомневайся. Хозяйство крепкое и Богуслав, первый сын Снежаны, хороших кровей. Это сейчас Снежана бабка, а была первой красавицей, мыльницей у отца Переслава. Родила сына от какого-то гостя. Переслав считает Богуслава своим другом, помогает. И Домослава проверенная, не порченая, не бесплодная, две дочки-близняшки у неё, и тебе нарожает.

Домослава понравилась Ведогору. Статью и ростом она напоминала ему тогда ещё княжица Умилу, в которую он был влюблён с детства. И дом понравился достатком, и будущая тёща, и девочки-близняшки… Ведогор заслал сваху.

Город Сукромля. Три дня назад

На обеде вместе с князьями за столом сидели его трое сыновей, маленькая дочка Цветана, прижитая от красавицы постельничьей, старый и жилистый Волхов Ветер и младший брат Переслава, Мстислав. Других бояр из дружины к обеду не пригласили, они слишком надменно себя вели и с Переславом, и с Мстиславом, считая их выскочками из-под юбки Умилы.

Одет Волхов Ветер был по-особенному. Ходил круглое лето[31 - Лето – до Петра Первого было летоисчесление, термин «год» появился только на рубеже 17 и 18 веков.], в мороз и жару, в шерстяных портах и в длинной, ниже колен, шерстяной же рубахе, снизу доверху расшитую знаками всех родных богов. Поверх рубахи на деревянной цепи висел знак Сварога: спил дубовой ветви с восемью загнутых по солнцу лучей – Коловрат; рядом висел знак Перуна – небольшой железный топорик; и третий оберег – серебряная подковка, знак Даждьбога.

В дождь Волхв накидывал на плечи рогожу с наголовником, а в морозы длинный кожух из шкуры взрослого тура, истёртую до блеска овчинную шапку, а подпоясан был простой верёвкой. Ел Ветер мало, пил только колодезную воду. Вот и сейчас перед ним стояло блюдо с гороховой кашей и высокий бокал с водой.

За обедом дети Белогора почтительно молчали. Здесь ели каждый из своей обеденной посудины, глубокой, с двумя ручками. У старших стояли расписные глиняные, у младших – деревянные, иначе они их быстро колотили.

В поварне, с запотевшими стеновыми брёвнами, легко вместился бы дом бобыля[32 - Бобыль – одинокий мужчина, вдовец или просто ленивый.] от земли до крыши, и поэтому огромную печь приходилось топить день и ночь.

– Белогор, – голос худого Ветра был мощным и бил в уши. – Ты от разговора не уходи, не забывай про деяния Лихвы в Рожне, расскажи Переславу. Полгорода пожгли, пока крестили народ. Всё погорело.

В столовую, стуча подкованными сапогами, вошел молодой дружинник в накинутом на кожаную рубаху тулупе. На его поясе висели меч и кистень[33 - Кистень – железный шар с шипами, прикрепленный цепью к деревянной ручке.].

Сняв овчинную шапку, воин поклонился всем сидящим.

– Здраве буде княжичи, здрав буде Волхов Ветер. Воевода Горыня прислал меня за тобой. Он приглашает к праздничному столу, хочет отблагодарить. Его супруга, разродилась двумя мальчиками, как ты и предсказывал. Родила легко. Все здоровы.

– Не меня, богиню Роды нужно благодарить. Но Горыню обижать не буду, иду. – Встав, Ветер погрозил корявым от возраста и работы пальцем. – Не забудь, князь про крещение. Беда идёт к нам в город.

Все молча проводили взглядами Ветра и обрадованно вздохнули. Уж очень праведным и страшным был Волхов.

– Знаешь, Переслав, – запивая сестринский пирог горячим сбитнем[34 - Сбитень – горячий забродивший компот с небольшим процентом алкоголя.], Белогор вытер потный лоб и мокрый от простуды нос. – Разговор будет не совсем приятный, но нужный.

– Не сомневался, что ты не просто так прислал за мной посыльного… – Переслав осёкся. – Что это он делает? – и кивнул на старшего сына Белогора.

Летом получивший взрослое имя Доброслав, теперь сидевший в собственной расшитой, а не отцовской рубахе, подросток взял переданный ему Мстиславом кувшин и деловито налил в глиняные кубки хмельного сбитня себе, двум братьям, ещё в рубахах отца, и даже маленькой сестрице Цветане.

Смеясь, Белогор взглянул на сына. Тот сразу отодвинул от сестрёнки посудину со сбитнем и приставил чашку с молоком.

– Батя, – нетерпеливо напомнил Доброслав. – Меня ребята на дворе ждут, мы сегодня идём в Младшую Дружину стрелять и драться.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)