скачать книгу бесплатно
– Для себя делали, – встряла в разговор хозяйка, оттеснив обеих праздничных дочерей, ходящих за гостем. – Только одна осталась.
Хозяин Бодоша и его трое сыновей молчали, смотрели по сторонам, скрывая жадный голод, стараясь не задерживаться взглядом на дубовом бочонке Творемира.
– Колбасы круг. – Ни на кого не глядя, объявил Творемир. У мужчин вздёрнулись кадыки под бородами. – За ягодную давильню. Солонины два шмата и бочонок крепкой медовухи за остальную посуду.
– Берём! – Решительно перебил жену Бодоша, собравшуюся торговаться. – И можешь по древне не искать. Давильня товар штучный, только мы делаем.
И дальше гончары разговаривали деловито, предлагая свои изделия, разливая по чашкам медовуху из немедленно вскрытого бочонка. Солонину, просо и подмороженные овощи рассматривали сбежавшие к саням обе девки и их мамка, стараясь не прогадать при торге.
Тошка-Творемир громко разговаривал и важничал. Доставал наугад из мешка пряники и отдавал их в ещё тонкие и ухоженные пальцы девок. Те краснели и брали.
На кемарившего в санях Гранислава, женщины и девушки заглядывались не меньше, но он, усталый от вчерашней мыльни, ни с кем не заигрывал, лежал на сене и, после очередной поднесённой чарочки, щурился на солнце, дышал и слушал капель с крыш.
* * *
До сумерек по дворам хозяйки с дочерями паковали в солому и мешки посуду разных видов. Граня велел брать всё – и простые горшки и чашки для поварной, и расписные для столовой.
В дом княжича Гранислав и Тоша вернулись усталые и похмельные.
А вечером опять напились вина, доели от вчерашнего угощения, да ещё и повариха Шура сделала на сковороде яишню о десяти утиных яйцах с луком и грибами. Еле дышали к ночи.
Третьего дня, после сытного обеда, переобнимавшись с Милославом, Зореславой и всей дворней, отправились обратно домой.
Конь Топыч, заскучавший без пробежек на конюшне, бодро тащил сани, нагруженные грудой мешков с посудой. Осоловевший от пития Тоша, не особо его подгонял.
Утомлённый гостеванием, Граня дремал у задника саней, придерживая посуду. Под боком что-то мешалось, и он вытянул свёрток. Оказался тот, с сапогами. Продукты обменяли, пряники раздарили, а про сапоги забыли. Надо же было так упиться…
Положив свёрток под щёку, княжич удобно пристроился и сладко, как бывает на морозном воздухе, заснул.
Дорога в деревню Явидово. Встреча
– Граня, просыпайся, кажется, на дорогу ломится лось. – Творемир натянул вожжи, останавливая коня. – Переждём, а то сшибёт.
Вздрогнув, Гранислав сел в санях, огляделся. Из леса, боясь поломать тонкие деревца и замёрзший кустарник, к дороге напролом пробивалась невысокая девица. Лица, из-за съехавший шапки, было не видно, но девица была крепкая и тащила за собой волокушу с тяжелым оленёнком.
– Это Вася-охотница. Она одна на все деревни такая. – Творемир сплюнул в снег, свистнул что было мочи и закричал. – Вася! Иди к нам, подвезём!
Василиса остановилась, разглядывая в голубых сумерках сани. В этот момент у неё развязался серый пуховой платок на груди и упал на снег. И стояла она в распахнутом тулупе, в съехавшей на бок лисьей шапке. Распаренная, тяжело дыша убирая рукавицами волосы с лица…
И тут Граня понял, что хочет её, эту молоденькую бабу. Прямо сейчас, вот такую, растрёпанную, не накрашенную, в старом дурацком тулупе. Такая она светлая, живая и аппетитная. А ведь позапрошлой ночью он с теми, из мыльни, ой, как старался. Но к девке-охотнице тянуло не только удом, но и особым щемящим чувством, живущим в груди между сердцем и животом.
* * *
Больше всего Василиса мечтала сейчас увидеть маму, идущую встречать её с охоты. Обычно мама, увидев издалека, что охота прошла пустой, хромала обратно в дом, не ждала Васю. А если волокуша оказывалась полной, то шла навстречу дочери и помогала тащить добычу. Большого толку от Годиславы, бледной и худой, как весенняя сосулька не было, но мамино беспокойство всегда приятно.
Руки оттянулись от тяжести, ноги гудели от трудной дороги. Но попросила Василиса у Деваны помощи и вот они, княжьи сани. Привяжи к ним волокушу и иди себе налегке.
Как бы услышав её мысли, Тошка соскочил с саней, выдернул на дорогу через высокий сугроб волокушу, вмиг оценил добычу.
– Приличный вес взяла, пуда на три. И как ты, Вася в лесу находишь дичь? Хороший оберег, небось, носишь? Батя отдал?
– Замолчи, Тоша. – В голосе охотницы задрожала злость. – Когда бы он успел…
Не извиняясь, Тоша сменил тему.
– И почему оленёнка? Нельзя же сейчас маленьких стрелять.
– Какой же он маленький? – обиделась Василиса, нагибаясь к валенкам. Отвязывая снегоступы, она бубнила себе в колени. – Посмотри, Тошка, оленёнок летнего отёла. Либо поскрёбыш у старой оленихи, либо третий в помёте, слабенький. И рана у него на ноге, видишь, заветрилась. – Разогнувшись, охотница тыкала плетёными снегоступами в заднюю ногу оленя. – Всё равно не жилец. А для охоты места нужно знать, – выдохнула она. – Сегодня сильно умаялась, тяжело ходить по лесу зимой.
Наблюдая, как Тошка привязывает её волокушу к саням, Василиса поглядывала на княжича. Хороший мужик, пригожий и правильный. Борода кучерявая, золотая, глаза голубые, весёлые и взгляд как будто к себе притягивает. А всё равно не её зазноба. И ростом ниже, и плечами уже. И улыбается хитро… нет, её зазноба лучше. Но живёт далеко, в Глинах.
– Садись, девонька, рядом со мной, до нашей деревни довезу. – Усмехнувшись, Граня подвинулся и сел на край саней. – Либо могу до самого крыльца, но придётся расплачиваться. Завтра заглянешь ко мне в усадьбу. На конюшне у нас тепло… отблагодарю.
Сразу поняв, о чем идёт речь, Вася нахмурилась.
– Я не кобыла чтобы на конюшню меня вести… И со мной нельзя. – Она села на край саней с другой стороны от княжича и насупилась.
– Не замужем она ещё, княжич. – Тоша смущённо потёр нос рукавицей. – Ведогорова племянница, у которого девки-двойни. В строгости её держат. Я пробовал подъехать, Ходогон Бортник пробовал, даже Веля пробовал, не уломали – не хочет, дерётся, а рука у неё тяжелая. Не силой же её брать, что мы, дикие?
– Она девственница? – Удивился Граня, рассматривая колобок в тулупе. – А с виду – молодая баба.
– Зато я долго буду стареть. – Пробурчала Вася из-под съехавшей на брови шапки и поправляя за плечами тул со стрелами. – Мы, в середине зимы рождённые, рано взрослеем и поздно стареем. А я так совсем на Карачун появилась. – Она запихала снегоступы за пазуху тулупа и, устраиваясь удобнее, нащупала что-то необычное под меховым одеялом в санях. Вытащила сапоги, одну пару за другой, повертела их, понюхала кожу, потрогала бусины и восхитилась. – Ой, какие ладные.
– Хочешь, забери их. – Неожиданно для себя сказал Гранислав и придвинулся к девушке.
У него была самая богатая шуба в деревне, на рысях, покрытая заморской тканью. Шапка из бобра подчёркивала его длинные брови, яркие голубые глаза и весёлый русый чуб.
Стесняясь смотреть на красавца княжича, Василиса протянула ему сапоги.
– Своей обуви полно. Шкуру я добываю, а за мясо мне Дуня-вышивальщица валенки и рубахи расшивает.
Но было видно – обувка поразила девушку необычностью. Не взяв сапоги, Граня сжал руки в рукавицах девушки, отчего Вася покраснела и напряглась.
– Мне зазорно с сапогами возвращаться, – мягко урчал Гранислав. – Сестра и дворня засмеют. Скажу им, что потерял, а ты соври, что нашла на дороге.
– Не получается. – Дрогнув, Вася попыталась освободить руки. – Нашла – отдай.
– А я не взял. – Потянув на себя, так удобно сидящую, девушку, Граня засмеялся, её сопротивлению.
За их тихой борьбой с завистью наблюдал Тошка. Он, вот так вот запросто, обращаться с Василисой боялся. И бока намнёт и на всю деревню ославит.
– Да не сопротивляйся, девица. – Граня вглядывался в глаза, девушки и улыбался, чувствуя свою мужскую силу. – Не каждый день сапоги на дороге валяются, а у тебя сёстры двойняшки, пусть носят на зависть всей деревне.
Дёрнувшись, Вася всё-таки высвободила руки и, соскочив с саней, шла рядом, продолжая держать подмышкой две пары сапог.
– Боюсь, княжич, соседки меня сплетнями сожрут, житья не дадут, около колодца толкать будут, пока не упаду.
– Поздно бояться, – Граня свободнее развалился в санях. – Мы сейчас довезём оленёнка до дому, и вся улица будет торчать на крыльцах. Вон уже кто-то не выдержал, по дороге ходит.
Обернувшись на дорогу, Василиса рассмотрела женщину и рядом ребёнка.
– Это моя мама. – Переборов себя, девушка положила сапоги на сено, выбившееся из-под мехового одеяла. – Вышла на помощь с племянником.
– А чего не отец? – Развернувшись, Гранислав сел удобнее и стал разглядывать дома на окраине деревни.
– Погиб мой батя. – Спокойно объяснила Вася. – Вот столько лет назад. – И она, стянув рукавицу, показала три растопыренных пальца. – Медведь на охоте задрал. Батя был пьяный, а лесные звери этого не терпят. Его так и не нашли, только кровяную одежду.
Василиса, как-то по-детски отмахнулась ладонью от воспоминаний.
– Вася! – крикнула худенькая женщина. – Быстрее иди домой, я сварила вкусную кашу!
– Мама! Сотя! – Василиса побежала вперёд по дороге.
Участок дома ограждал от леса ров и высокий, выше сугробов, плетень. На пяти столбах белели надетые и привязанные черепа волков и один медвежий, отгоняли хищников и нечистую силу.
* * *
В, длинном, мужнином тулупе, мама смотрелась совсем маленькой. Шустрый Сотя, закутанный в два платка на тулупе и в большой шапке, исподтишка разглядывал коня Топыча, княжича и Творемира.
Что девушка говорила матери, Граня не расслышал, но, когда сани подъехали ближе к дому, очень худенькая женщина приветливо ему улыбнулась.
– Спасибочки тебе, княжич, за помощь дочери.
– А долг за сапоги я тебе отдам, – перебила маму Василиса. – Могу оленьего мяса принести.
Сидеть перед стоящими женщинами было неудобно. Граня, вылез из саней и взял коня под уздцы, пока Тошка отвязывал волокушу с оленем.
– На кой ляд мне мясо, у нас подвалы не пустуют. – Он обернулся к охотнице. – Ты, говорят, из лука стреляешь лучше всех, даже лучше мужиков.
– О-о! Её даже на соревнования не берут. – Гордо начала говорить женщина. – Сначала не брали – маленькая была, а теперь не хотят отдавать победу!
– Да, да, да! – Скакал около Василисы младший брат Сотя.
– Это точно! – Подтвердил Творемир, передавая верёвку от волокуши девушке. – Рука у неё твёрдая… и тяжелая.
Взяв верёвку, девушка взмахом разрешила племяннику залезть на волокушу и рассматривать оленёнка.
– Сначала меня батя в лес носил на закорках, в торбе-корзине. – Стесняясь непривычного внимания, Василиса всё-таки не смогла сладить с желанием показать себя в лучшем свете. – А после я сама бегала и стреляла.
– Приходи завтра в усадьбу, поучишь брата Святослава стрелять, он у меня слегка того… не охотник. – Гранислав кашлянул в кулак. – Так и рассчитаемся. Прям с рассветом и выходи, сейчас поздно светает.
– С утра ни мама, ни дядя не пустят. – Вася покраснела, и мать это заметила. – Нужно готовить оленье мясо и хозяйства у нас много, скотины, птицы. Весь день займём.
– Обойдутся, – с властным нажимом произнёс Граня. – Ты им сегодня мясо принесла, сапоги сёстрам. Вот… – Он нащупал в мешке, лежащем на санях, крынку и протянул её Годиславе, – …дорогую посудину. И будет с них. Завтра придёшь в усадьбу с рассветом.
– Подожди, Граня. – Тошка подошел ближе к волокуше, пригляделся к оленю. – А чего ты ему, Вася, кровь в лесу не спустила?
Лениво брехавшие на дворе двое псов, учуяв не только чужих людей, но и охотничью добычу, загавкали громче, с переходом на подвывания. На них никто не обращал внимания.
– Ну, ты, Тошка, не охотник… – Подёргав на шее оленя повязку из крапивной тряпки, Василиса надела рукавицу. – Специально ранку воском залепила, как батя учил, затем тряпицей закрепила. За следом крови волки могли потянуться. Ведь не лето на дворе, все голодные, а мороз не даст сразу туше испортиться, да и кровь сейчас в цене.
Слушая дочку, Годислава менялась в лице и с тревогой смотрела по сторонам.
– Доча, ты чего разболталась? Княжичу наши проблемы до одного места, а уши из всех домов уже повылезали. Идём, время быстро бежит, под тёплой шкурой потеряем мясо.
С волокуши соскочил Сотя, встал рядом с женщинами.
– Хочу домой!
– Идём, идём уже. – Вася вместе с матерью потащила волокушу во двор, в приоткрытые ворота.
* * *
Лихо прыгнув в сани, Гранислав тут же опомнился от шального желания покрасоваться и ощупал ближайший мешок с горшками. Вроде ничего не треснуло.
Промёрзнув на морозе, Тоша пустил коня вскачь. Хотелось в тёплый дом, к печёной репе с грибной похлёбкой. И перед дворовыми девками похвалиться посудой, и зажать в углу поварни жаркую Кладю.
А на крыльцо дома вышли две девушки, красавицы-близняшки, посмотреть, как это их старшая сестрица разговаривает с княжичем. Но пока надевали душегрейки и наверчивали платки, засуетились и не успели – расписные сани отъехали.
Деревня Явидово. Любаша
На морозной улице, да ещё вечером, звуки особенно слышны. Слышен не только привычный лай собак, каждое слово, сказанное за три-четыре дома, но и детские полушепоты, и блеяние скотины. Звуки отдаются несколько раз о низкие серые тучи, а затем о твёрдый наст дороги.
Сегодня намечались посиделки в доме ткачихи Славуньи. Она нечасто приглашала к себе, занятая детьми, мужем, его родственниками и хозяйством.
Дом считался зажиточным и просторным, и молодухи и бабы деревни старались приодеться к вечеру покрасивее – бусы с наговорёнными оберегами нацепить, железными браслетами посверкать, понёвы[16 - Понёва – юбка из трёх полотен для замукжних женщин, в каждой деревне особенная цветом и узором.] поверх юбок, хоть и с заплатами, надеть. А девицы, которым понёвы пока не положены, надевали поверху третью тёплую юбку, короче остальных, чтобы нижние были видны расшитыми подолами.
К Славунье девицы, что считались в невестах, приносили на общий стол кусок хлеба потолще и на два пряника больше. Особо имущие выкладывали кулёк творога, а кто аж кусок колбасы, который хозяйка резала на тонюсенькие кругляши. Парни больше волокли жбанчики бражки и туески солёных сухарей. И парни обязательно притаскивали с собой по мешку баклуш для резки ложек, чарок и ковшей. Славунья радовалась будущим опилкам, будет, что насыпать новорожденному козлёнку в настил хотя бы на денёк.
* * *
Пока пришли только первые девицы, толкались у костра-обогрева, разведённого у крыльца, смеялись и рассматривали друг друга – нет ли у кого обновок. И первой обсуждали новость: где сейчас встали сани княжича Гранислава. К кому он – к Журе-толстому, к Торче тощему или к близняшкам? О Василисе не сказано было ни слова, ею в деревне интересовались только взрослые парни, да Любомир, делавший для её отца, а теперь и для неё, стрелы и тетивы.
Во двор, в распахнутые ворота, вошла Любаша в старой шубке, выставив вперёд живот. Ещё несколько лет назад она в своей деревне так же ходила на вечерние посиделки, пряла в уголке, песни пела и всё прикидывала, кто будет её мужем. И коса у неё была одна, а не две и волосы не приходилось прятать под платки и шапочки.
Муж Ратибор попался хороший, работящий и ласковый, бил редко. Только вот в этом году как-то неудачно сложилось с запасами и есть в доме стало нечего. Скоро должна была окотиться зайчиха и тогда она могла бы отдать долг зайчатами, но месяц страсть как необходимо продержаться.
Обойдя снеговика у калитки, а затем девушек у костра, Любаша поднялась на крыльцо и прошла в сени. Перед тяжелой дверью в комнату вздохнула, набираясь решительности, и подняла глаза к потолку, взмолясь:
– Помогите мне, Берегини дома и Рода, не оставьте голодать с детьми.
Постучав, она сразу же открыла дверь, сделала шаг и встала.
Комната радовала глаз чистотой. Одетая для гостей Славунья доскребала стол, на который гости сейчас поставят угощения. В углу, сидя на убранной лавке, быстро щепили лучину[17 - Лучина – деревянная щепка тридцати сантиметров, которая, сгорая, давала слабое освещение.] двое подросших погодков Славуньи – Славодар и Божидар. Рядом на полу сидел и бессмысленно смотрел на огонь в печи младший брат мужа, Неждан, богами обиженный. За занавеской у печи, на материнской половине, шептались свёкор со свекровью.
Особая гордость семьи – большой ткацкий станок, стоял занавешенными расшитыми рушниками, занимая половину просторной комнаты.
На гостью мальчики посмотрели неприветливо, не увидев в руках приношения. Только Неждан улыбался непонимающе и добро.
