Слэпшот

В школе Лиззи была другой: милой, искренней и невероятно доброй. Она казалась настоящим ангелом. И я не понимаю, что произошло за эти пять лет, которые мы не виделись, раз ангел перевоплотился в сущего дьявола.

Что с ней произошло? Кто сделал ее такой?

Почему она стала притворяться пустышкой?

Слишком много вопросов. И нет ни одного ответа.

Я все еще помню, как впервые увидел ее.

Мне было восемь. Я приехал на тренировку раньше положенного и увидел девочку в розовом костюме, которая крутила на льду пируэт. Ее светлые волосы были убраны в высокий хвост, лицо было сосредоточенным, а пухлые губы сжаты в тонкую линию. Я видел тренировки и других фигуристок, но почему-то засмотрелся именно на нее.

Меня покорило то, что она падала, но тут же вставала, будто бы ничего не произошло. Никто из маленьких девчонок так не делал.

Она отрабатывала этот пируэт снова и снова. Пока не довела его до совершенства. А я лишь завороженно наблюдал за ней.

Когда тренировка закончилась, она поправила свои яркие малиновые гетры и уехала со льда. Чтобы снять коньки, она села рядом со мной. Я заметил, как от нее сладко пахнет персиком, и вдруг сделал глубокий вдох.

Она о чем-то спросила меня, но я не слышал, ведь в моих наушниках играла музыка. Тогда девочка потянулась к одному из них и вытащила его, а затем поднесла к своему уху, чтобы послушать песню вместе со мной.

Что-то екнуло тогда в груди, но я не знал почему.

Девочка улыбнулась и сказала, что тоже любит эту песню. Но я ничего не ответил, ведь завороженно любовался ее золотыми локонами, которые она распустила после тренировки.

Она ушла с катка, но я думал о том, что со мной случилось, всю собственную тренировку. А после я увидел эту фигуристку снова. На этот раз в школе. Я приехал на велосипеде и упал в лужу. Она подбежала ко мне и, мило улыбнувшись, протянула мне салфетки. Вряд ли они бы могли спасти положение, ведь я был насквозь мокрым, но, когда она засмеялась и сказала, что ее зовут Лиззи, мне было уже все равно.

Лиззи была такой красивой, словно настоящий ангел. Я смотрел в ее яркие изумрудные глаза и не понимал, почему внутри меня появился какой-то странный жгучий узел.

Сейчас я понимаю, что это просто вытекал мой мозг.

Отбрасываю все эти глупые воспоминания, пытаясь унять тоску в сердце.

Некоторое время мы молчим, теряясь в круговороте собственных мыслей, пока мимо проносится серый Нью-Йорк. Конец октября выдался не лучшим в этом году: уже дважды улицы заметало снегом. И про себя я шучу, что природный коллапс был вызван приездом в наш город Лиззи.

Я был удивлен, когда узнал, что теперь она будет жить по соседству. Да, я слышал о том, что после травмы Лиззи была вынуждена завершить карьеру фигуристки, но никак не предполагал, что она окажется здесь.

Наши пути после школы разошлись. И я правда не думал, что когда-нибудь снова увижу ее. И как бы я ни старался сейчас делать вид, что ненавижу ее, правда в том, что, когда я смотрю на нее, в груди снова начинает жечь от этих чертовых воспоминаний.

Но я не могу позволить себе снова влюбиться в нее, поэтому просто обязан держаться подальше. Она уже не та. А самое главное – я давно не тот. И все это из-за нее.

– Как долго? – спрашиваю, глядя прямо перед собой.

– Что именно?

– Как долго ты хочешь, чтобы я притворялся твоим парнем?

– Хотя бы три недели.

– Нет, – фыркаю я. – Так долго тебя не выдержит ни один нормальный мужчина.

– Что ж, значит, мне повезло. Ведь учитывая то, какой ты мудак, тебя нельзя отнести к нормальным мужчинам.

Снова крепче сжимаю руль и скриплю зубами.

Как же она меня достала.

Пыхтя от злости, паркуюсь на территории нашего жилого комплекса и глушу двигатель. Выхожу из машины, радуясь, что у меня автоматическое открывание и закрывание дверей, иначе я бы не сдержался и хлопнул ею со всей дури. Открыв багажник, достаю из него форму и вешаю сумку на плечо. Лиззи по-прежнему сидит в моей машине, и я не понимаю, какого черта.

Обхожу «Теслу» и встаю прямо напротив окна этой психопатки. Она наконец нажимает кнопку, и дверь поднимается вверх. Поставив свою идеальную загорелую ногу на асфальт, Лиззи все же вылезает из автомобиля, отбрасывая длинные светлые волосы.

– Так мы договорились? – Она вскидывает голову, приглаживая свою розовую шубку.

Я ухмыляюсь. Молча поворачиваюсь к ней спиной и иду к лифту. По звонкому цоканью каблуков понимаю, что Лиззи бежит за мной, но даже не думаю тормозить.

– Ты можешь остановиться, я не успеваю! – кричит она мне вслед. – Ай!

– Со мной это не работает, детка! – кричу в ответ, даже не оборачиваясь, ведь догадываюсь, что она лишь делает вид, что ей нужна помощь, чтобы привлечь мое внимание.

Но дойдя до лифта и поняв, что стук каблуков и в самом деле прекратился, а в мою сторону не сыплются ругательства, вдруг начинаю волноваться. Резко разворачиваюсь и иду назад.

Лиззи сидит на асфальте. Она сняла свои дурацкие босоножки и сейчас потирает правую ногу. Кто носит осенью босоножки? У нее точно проблемы с головой.

Бросаю сумку с кипой и в несколько шагов сокращаю расстояние. Псина в ее сумочке тут же принимается лаять, но сейчас меня это не заботит.

– Ты в порядке? – Я хмурюсь, опускаясь на колени перед ней.

Ожидаю, что она ответит колкостью, но в ответ не слышу ни слова. Вместо того, чтобы принять мою помощь, Лиззи молча опирается рукой о парковочный столб и поднимается на ноги. Взяв босоножки за ремешки одной рукой, другой она подхватывает сумку со своей лающей собакой. И босиком собирается идти к лифту, при этом хромая.

Что за упертая женщина!

На секунду позволив себе запрокинуть голову и помолиться Господу, чтобы он даровал мне терпения, а Лиззи – адекватности, я одним шагом сокращаю расстояние до хромой блондинки и поднимаю ее на руки.

– Я спросил, в порядке ли ты? – повторяю с упреком.

– Гаррет, я сидела на асфальте и выла от боли. Разве было похоже на то, что я в порядке?

– Нет. Поэтому я вернулся за тобой и сейчас ты у меня на руках.

Ее яркие зеленые глаза с интересом изучают мое лицо, пока я несу нас к лифту. И в них, как это ни странно, я не вижу ни капли ненависти или злости.

– Ты забыл свою сумку.

– Я отнесу тебя домой и вернусь за ней. Если я наклонюсь за сумкой сейчас, есть вероятность, что твое волосатое чудище может оказаться у меня под ногами. А я бы не хотел, чтобы ты собрала петицию против меня, выставив живодером.

– Просто признай, что Анджелина тебе нравится, – улыбается Лиззи. И не так, как она это делает обычно, а нормально. Я бы даже сказал – мило.

– Нет, – морщусь я, глядя на комок волос, который лижет мои пальцы.

Нужно не забыть продезинфицировать руки. Бешенство может передаваться через слюну?

– А ты ей нравишься, – пожимает плечами блондинка в моих руках.

– Типичная особь женского пола, – ухмыляюсь я.

Лиззи громко фыркает, но никак не язвит в ответ. В полной тишине мы поднимаемся на нужный этаж, и я доношу Лиззи до ее квартиры.

– Сможешь достать ключ-карту? – спрашиваю я.

Она тянется в кармашек сумочки и достает карту, которую тут же прикладывает к считывателю. С громким писком дверь открывается, и я фыркаю, обратив внимание на то, что ее квартира совсем не похожа на комнату куклы Барби.

Просторная гостиная, выполненная в классическом стиле, утопает в большом количестве света, проникающего сквозь панорамные окна. Кремовые стены украшает аккуратная лепнина, а на полу лежит ковер в тон. По центру стоит замшевый диван-честер бежевого оттенка, а перед ним – журнальный столик из дерева с позолотой, по центру которого ярким пятном выделяются малиновые пионы. Их аромат проносится по комнате и вызывает удивление. Откуда пионы в ноябре?

Поставив Лиззи на ноги, я перевожу взгляд на ее лицо, пытаясь разгадать причину, по которой она скрывается за маской Барби. Но не думаю, что получить ответ на этот вопрос будет так легко. Когда речь идет об Элизабет Морган, можно ожидать лишь сложности.

– Спасибо. Возвращайся на парковку, пока кто-нибудь не стащил кипу самого крутого парня НХЛ. – Ее лицо снова озаряет улыбка.

И когда она так лучезарно улыбается, я вспоминаю, почему когда-то влюбился в нее. Чувствую, как сердце принимается бешено стучать по ребрам и как потеют ладони, и буквально заставляю себя тотчас сорваться и уйти отсюда. Но это бесполезно, ведь меня завораживает один лишь взгляд этих глаз цвета ядовитого плюща.

– Хочешь, я взгляну на ногу? – тяжело сглотнув, хриплю.

Что с моим голосом, боже?

– Не волнуйся об этом. – Она машет рукой. – Последствия недавней травмы. Уже проходили это.

Киваю и понимаю, что мне нужно собрать волю в кулак и уйти. Пока не стало слишком поздно.

– Тогда ладно. Я пойду. Береги себя, – тараторю я, желая поскорее разорвать этот зрительный контакт и спрятаться от нее в лифте. И лишь когда двери лифта закрываются, я наконец-то позволяю себе с облегчением выдохнуть.

Глава 4

JUSTIN BIEBER – LONELY

Лиззи

После парочки болеутоляющих я наконец могу двигаться так, словно меня совершенно не беспокоит шейка бедра. Три операции на одну и ту же ногу всего за несколько лет дают о себе знать. И если после первых двух операций я была слишком горда, чтобы признать собственное поражение и то, что мне уже никогда не стать олимпийской чемпионкой, то после третьей все изменилось.

Решение покинуть сборную США по фигурному катанию, как и сам спорт в целом, далось мне непросто. С пятилетнего возраста я мечтала повторить успех Эбигейл Уильямс. Какое-то время я действительно подавала надежды, и мне пророчили великое будущее. Но мой организм отказывался принимать то количество нагрузок, которое было необходимо для победы.

Со своей упертостью я просто не могла остановиться вовремя. Мне всегда казалось, что я делаю недостаточно. И я повторяла программу снова, снова, снова и снова, пока в итоге не получала очередную травму, требующую хирургического вмешательства.

Восстановление после каждой операции отбирало у меня в первую очередь время. Время, которое я могла бы потратить на то, чтобы приблизиться к золоту на Олимпиаде. И в конце концов мое трудолюбие меня и сгубило.

Мне правда хотелось бы сказать, что я не жалею о своем выборе. Но когда ты всю свою жизнь отдал спорту, то без него ты словно просто существуешь, а вовсе не живешь.

На протяжении многих лет твоя жизнь была четко распланирована: тренировки, турниры, чемпионаты. Ты точно знал, где ты будешь через пять минут – на льду. Ты существовал в постоянном дне сурка, который казался тебе единственно верным способом, чтобы жить.

А когда этот день сурка вдруг закончился, ты просто не понял, что делать дальше.

Кажется, что раз у тебя появляется так много свободного времени, то перед тобой открываются любые двери. Что вот он, чистый белый лист, и теперь ты творец своей жизни. Вот только правда не такая радужная, ведь жизни после большого спорта не существует. Без коньков ты никто.

Я посредственно училась в школе, появляясь там не так часто, пропустила обучение в колледже, и у меня никогда не было хобби. Кроме фигурного катания, я ничего не умею.

Делаю глоток «Беллини», глядя на вечерний Нью-Йорк за окном прямо перед собой, и шумно выдыхаю.

Мама попросила меня переехать сюда под предлогом того, что «Ракетам» очень нужна помощь с организацией ежегодного благотворительного матча хоккейного клуба «Ракеты Нью-Йорка», да и других массовых мероприятий тоже. Учитывая контракты с крупнейшими брендами, известными спортсменами и влиятельными политиками, ивент-агентство мамы уже давно могло бы спокойно существовать вообще без ее участия, но она продолжает контролировать каждый проект. И этот не стал исключением.

Я благодарна ей за эту возможность, правда. Нельзя назвать должность в «Ракетах Нью-Йорка» работой мечты, но это отличный способ для меня сменить обстановку и попробовать себя в чем-то новом. Мне нужно попытаться действительно начать жить заново, узнать, каково это: есть чипсы и запивать их колой, танцевать пьяной в баре до утра, встречаться с мальчиками и вот так просто сидеть перед окном с бокалом вина.

Вот только проблема в том, что я понятия не имею, что должна делать, ведь никогда даже не задумывалась о том, что нужно для того, чтобы провести такое масштабное мероприятие, как хоккейный матч для двадцати пяти тысяч зрителей. И потому вот уже три недели маме снова и снова приходится мне помогать, а вовсе не мне ей, как она преподнесла все изначально.

Но у нее и без меня забот хватает, и меня расстраивает, что я для нее – еще одна обуза.

Как по заказу, на столике начинает вибрировать мой айфон, и я улыбаюсь, увидев на экране фотографию мамы. Принимаю видеозвонок, и моя улыбка становится еще шире, когда я вижу на ее лице косметическую маску в виде рожицы панды.

– Привет, гномик, – доносится радостный голос мамы.

– Привет, мам.

– Сегодня пятница, почему ты еще не танцуешь на барной стойке какого-нибудь ковбойского бара?

Издаю смешок.

– Потому что доктор запретил мне танцевать на высоких каблуках, а без них со своими сто шестьдесят два я вряд ли даже смогу вскарабкаться на эту самую барную стойку?

– Или потому, что ты трусиха, – поджимает губы мама, шутя.

Я закатываю глаза.

– Она не трусиха, детка! – кричит на заднем фоне папа, а затем его лицо появляется на экране. На нем маска тигра, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в голос. – Печенька, ну зачем тебе этот бар, правда? Дома ведь так здорово. Ты бы могла вообще никогда не выходить из квартиры. У тебя там столько интересного!

– Попытка не засчитана, пап, – фыркаю я. – Я просекла все это в девять, когда ты впервые привел меня в монастырь и сообщил, что я перееду сюда, если на пороге нашего дома появится мальчик, пока мне не исполнится сорок.

– Я правда так сказал? – ахает папа.

Киваю в ответ с ухмылкой. Ведь мы оба знаем, что он прекрасно помнит тот день.

– О, забудь. – С его губ срывается смех. – Я просто предполагал, что не доживу до того момента, когда тебе исполнится сорок. А можно как-то увеличить срок до твоих семидесяти, раз я еще не планирую умирать?

Коротко смеюсь, ведь отец неисправим. И мне хотелось бы сказать вам, что это он так шутит. Но… нет. Папа и в самом деле порой перегибает палку с опекой.

Но должна признать, его можно понять, ведь большую часть своей жизни я считала отцом другого мужчину. И о том, кем является мой настоящий отец, официально мне рассказали лишь в день моего восемнадцатилетия. Хотя, конечно, я не была так глупа, как казалось родителям, и осознала это гораздо раньше.

С того самого дня, когда папа снова ворвался в жизнь моей мамы, я чувствовала себя настоящей принцессой. Тогда мне было шесть. И не было ни дня, чтобы я не думала о том, как мне с ним повезло.

Он давал мне так много любви, что, клянусь, в ней можно было утонуть. Буквально. И за это я буду благодарна ему, даже если мне придется до семидесяти прожить в этих апартаментах на Манхэттене, за которые папа наверняка отвалил целое состояние.

Вот это одна из причин, почему сейчас мне в тысячу раз сложнее делать вид, что у меня все хорошо: я боюсь, что папа расстроится и будет переживать, если узнает, как я несчастна. А я хочу… хочу, чтобы он был счастлив.

Они оба.

Я ведь вижу, как мои родители влюблены. И они заслужили просто пожить для себя, а не решать проблемы своей взрослой дочери.

– Печенька? – вытаскивает меня из мыслей голос отца.

– Да, я вела в голове подсчет и пришла к выводу, что ты спокойно можешь дожить до девяноста одного, пап, – быстро прихожу в себя я.

– Рад, что ты так в меня веришь, – усмехается он. – Значит, договор?

Скептически смотрю на него.

– Ну а как тебе квартира? – меняет тему папа, и я жду подвоха. – Правда напоминает дворец принцессы? Что, если ты не будешь выходить из него, пока тебя не спасет прекрасный дракон, когда тебе исполнится семьдесят?

– Боже, Морган! – возмущается мама, пока я хохочу, и отбирает у отца трубку. – Милая, не слушай его. Сходи в бар, развейся.

– Ты же знаешь, что…

– Что ты не любишь бары, – выдыхает мама.

– Все в порядке, правда, – улыбаюсь я. – Вид из окон просто невероятный. Все еще не могу поверить, что вы купили мне апартаменты на Манхэттене.

– О, гномик, я рада, что они пришлись тебе по душе.

– Конечно… И… отдельное спасибо за интерьер. Это буквально моя доска с «Пинтерест», – лучезарно улыбаюсь я.

– Да, я скинула ссылку на него дизайнеру, – улыбается в ответ мама. – Хотела, чтобы все было так, как ты мечтала.

На глаза наворачиваются слезы, и я тянусь к бокалу, чтобы сделать еще один глоток в попытке спрятать их.

– Ты уже познакомилась с кем-нибудь из соседей? – спрашивает мама.

Молчу. Слишком долго молчу.

В экране снова появляется лицо отца. Недовольное лицо отца. В комплексе с маской тигра выглядит очень даже устрашающе (нет).

– Пап…

– Должен ли я начать волноваться, что поблизости уже ошивается какой-то дракон?

Коротко смеюсь.

– Помнишь Гаррета?

– Гаррета?

– Пратта. Из моей школы.

Папа резко меняется в лице.

– Так вот… он живет в соседних апартаментах.

Тишина в комнате кажется оглушительной. Не знаю, сколько времени никто не произносит ни слова, но кажется, что целую вечность.

– Знаешь, если ты вдруг захочешь вернуться в Лос-Анджелес…

Вижу, как мама пихает его локтем, и подавляю смешок.

– Печенька, Гаррет… – начинает она.

– Говнюк, – кашляет в кулак папа на заднем плане, и смешок все же вырывается из моего рта.

В этом он прав.

– Насколько близко вы успели познакомиться? – улыбается мама.

– Ждем вашего переезда, чтобы рассказать вам о наших свадебных планах. – Я закатываю глаза.

– Ему придется ждать тебя до семидесяти! – рычит отец. – И скажи ему, что ты не будешь менять фамилию. Ты только три года как носишь мою!

– То есть ты уже не против нашей свадьбы? – Я вскидываю бровь.

Отец широко открывает рот. Закрывает. Затем снова открывает.

Мама принимается громко хохотать, и я присоединяюсь к ней. Анджи с лежанки на диване начинает лаять, поэтому я поднимаюсь и беру ее к себе. Увидев маски на лицах моих родителей, она начинает рычать, при этом пытаясь спрятаться за меня. От этого я смеюсь еще сильнее.

– Когда вас ждать в Нью-Йорке? – перестав смеяться, спрашиваю я, пытаясь при этом успокоить Анджелину.

– Сейчас подготовят все документы на трансфер Лео, и мы сразу же выдвигаемся. Думаю, к середине ноября будем на месте. – Мама снимает с лица маску, чтобы не пугать Анджи на моих руках.

Лео – это мой младший брат, и он играет в хоккей в юниорской команде «Орлов Лос-Анджелеса», которую в прошлом сезоне тренировал лучший друг моего отца Мэттью Дэвис вместе с моим дядей, легендарным хоккеистом Ридом О'Хара. Но перед этим сезоном Рид с его женой Эбби приняли решение переехать в Канаду, где сейчас занимаются строительством собственного ледового дворца, а Мэттью пригласили в «Нью-Йоркские ракеты», где когда-то играл отец его девушки Эмили.

Так что Лео тоже решил, что и ему не помешают перемены, и захотел сменить клуб. Мой отец, конечно, был бы очень рад, если бы Лео вообще завязал с хоккеем, учитывая то, что папа по какой-то невиданной причине терпеть не может этот вид спорта, но он все же поддержал стремление моего брата и сделал все для того, чтобы у него были все возможности заниматься любимым делом.

И для своих тринадцати Лео творит на льду настоящую магию. А мне лишь хочется верить, что, в отличие от меня, он никогда не лишится своей мечты побить рекорд Овечкина.

– Я скучаю, – выдыхаю я.

– Мы тоже, гномик.

– Мам, вы сейчас в Монако, – недовольно цокаю я.

– И что? Я, по-твоему, не могу скучать, попивая дайкири и лежа на белоснежном пляже в своем новом бикини?

Изо рта вырывается смешок.

– Печенька, может, тебе тоже рвануть к нам сюда? – спрашивает папа. – Мы будем здесь еще два дня. Мне нужно появиться на вручении награды моим парням из «Тудэй».

Музыкальный лейбл моего отца сейчас один из крупнейших во всем мире, а не только в Голливуде. Его артисты снова и снова завоевывают награды, а на ежегодные кастинги слетаются со всего света. Но и о своей карьере папа не забыл. Он все еще успешно гастролирует и собирает огромные стадионы. И не гордиться им просто невозможно, ведь даже в свои сорок два папа даст фору любому мальчику из бойз-бэнда.

– А как же правило застрять в этом прекрасном замке до семидесяти? – Я свожу к шутке свое «нет».

– Я буду везде таскаться за тобой, и все решат, что я твой папик, и не рискнут подкатывать к тебе. Проблема решена сама собой, не благодари.

С губ срывается смешок.

– Спасибо, пап. Но давай в другой раз. У меня правда очень много работы.

– Милая, если тебе что-то понадобится…

– Мама, все хорошо, – перебиваю ее я. – Я справлюсь. Отдохните несколько дней. Вы оба это заслужили.

– Точно? – улавливаю в голосе мамы недоверие.

– Точно. С понедельника приступаю к организации и поселюсь на ближайшие полтора месяца во дворце.

Отец снова влезает в экран и буравит меня взглядом своих ярких зеленых глаз.

– Пап, на тебе все еще маска тигра, так что я тебя не боюсь.

С губ папы срывается смешок.

– Пообещай, что, если тебе что-то понадобится, ты позвонишь.

– Обещаю.

– Я почти поверил.

Улыбаюсь.

– Я люблю вас.

– И мы тебя, печенька, – выдыхает папа.

– Позвоните мне завтра с премии. Хочу посмотреть, какие вы красивые.

– Обязательно, милая. – Мама шлет мне воздушный поцелуй, и я отключаюсь.

Допив «Беллини», некоторое время я продолжаю рассеянными движениями ладони гладить Анжи, пристально глядя на вечерний город передо мной. Верхушки стеклянных высоток тянутся к темному небу, на котором нет ни единой звездочки. В окнах соседних домов горит свет, озаряя Нью-Йорк яркими огнями. Смена обстановки должна была помочь мне справиться с ощущением пустоты, заполнившим собой каждую частичку моей души без фигурного катания, но вместо этого лишь прибавила грусти.

От самобичевания меня отвлекает время на часах. Гаррет уже должен был вернуться с тренировки, а значит, мне снова нужно нанести визит этому засранцу.

Поднимаюсь с дивана, поправляя свой шелковый пеньюар с перьями на расклешенных рукавах, и иду на кухню, чтобы сполоснуть бокал в раковине. Анджелина бежит следом за мной, наверняка тоже предвкушая веселье.

Вымыв бокал, я иду в гардеробную. Смысла выряжаться куклой Барби сейчас нет. Во-первых, у меня все еще немного ноет нога, а во-вторых, Гаррет уже знает, что я отлично умею играть роль, хоть сам на нее и не ведется.

Надев белый спортивный костюм, в надежде что Гаррет поймет отсылку к белому флагу, я обуваю удобные кеды и, встав перед зеркалом, убираю волосы в низкий хвост. Возвращаюсь на кухню, где беру начатую бутылку «Беллини» и упаковку сырных крекеров, и, подхватив другой рукой Анджелину, выхожу из квартиры.

Глава 5

WAR*HALL – PLAY WITH FIRE

Гаррет

Стенки душа запотели от того, как долго я стою под горяченной водой. Не знаю, чего я добиваюсь, поливая себя адским кипятком, но у меня нет сил сделать воду похолоднее. Я так сильно устал.

Три тренировки в одни день? Думаю, Мэттью все же подделал справку от психиатра, потому что он определенно не в себе.

Мышцы ноют, тело ломит, и мне даже лень держать голову, поэтому я прислонился лбом к стене и закрыл глаза в надежде, что кто-нибудь вытащит меня из душа и отнесет в кровать.

Когда пару минут спустя я понимаю, что моя кожа сейчас сгорит к чертям, я все же заставляю себя вылезти отсюда. Пока поднимаю руку к полотенцу, кривлюсь от боли. Хорошо, что завтра выходной. Плохо, что, кажется, я пролежу весь день на диване, мечтая о том, чтобы сдохнуть.

Обмотав полотенце вокруг бедер, я выхожу из ванной. Оказавшись в темной гостиной, беру пульт и включаю телевизор. Его яркая синяя подсветка озаряет своим светом все вокруг, заставляя меня зажмуриться. Едва я собираюсь плюхнуться на диван прям голой задницей, ведь не хочу тратить последние силы на то, чтобы одеваться, на столике вибрирует мой телефон.