Девушки с палаткой

История Олесю уже не забавляла. Откуда она сочиняет такие подробности, почему вдруг рация? Для варианта с галлюциногенами всё было слишком наверчено, для варианта с нечистой силой создаётся впечатление, что эта самая сила тоже идёт в ногу с прогрессом, и теперь, стращая людей, использует современные передающие устройства…

Монстр, кем выставляла эту женщину Маркус, лихо погнался за Марьяной – та со страху обронила шампур. Девушка неслась в гущу леса с истеричным визгом, обдиралась о кусты, звала на помощь, через какое-то время затихла, возможно, притаилась, если конечно была цела. Настала очередь Татьяны, растерявшейся среди сосен. Старуха выпрыгнула из-за дерева и схватила её за руку – ведьмина рука была чрезмерно горячей.

– Я тебя отправлю туда, куда надо, ты глупая маленькая паршивка! – гремел механический голос. Маркус показалось, что его производит электронный прибор, сама бабка всего лишь перебирает губами.

Девушка резко выдернула руку и понеслась в глубь леса что есть мочи, под её ногами раздавался громкий треск и хруст. Только преодолев существенное расстояние, она обнялась со стволом, попавшимся на пути, отдыхивалась, соображала, что надо бы затаиться, иначе ведьма без труда уловит её местонахождение. Рядом начинались густые заросли, в них ложбина – Татьяна в неё залегла и стала осмысливать услышанное: это существо отправлено, чтобы выкурить их из леса, возможно, оно здесь с той целью, чтобы вернуть беглянок обратно домой. Но кому это надо, кроме отца? Да и тот не горел желанием делить с ними одну жилплощадь – в связи с этим их сюда и занесло.

Издали раздался душераздирающий визг Марьяны. Сестра уже хотела рвануть ей на помощь, но её сдерживал страх. Выходить из укрытия было боязно – монстр представлялся чудовищнее с каждой минутой. Татьяна корила саму себя за то, что поддалась на уговоры – она же старшая, она должна была настоять и предотвратить губительную поездку. На отца воздействовать надо было как-то иначе.

– Пусти меня! – Марьяна сопротивлялась. По смыслу слов, Татьяна поняла, что ведьма сестру куда-то упорно тащит. – Что тебе надо от нас?! Пусти!

– Одна есть! – прозвучал металлический бас. – Теперь следующая!

Вторая замерла, стиснув зубы. Она затаила дыхание, лишь бы не выдать себя ничем. Собравшись в комок, Татьяна прижалась подбородком к растительному опаду, сухие мохнатые травинки полезли ей в нос.

Где-то под боком появилось движение – не копошение, а плавный ползок. Испуг от нападения ведьмы не шёл ни в какое сравнение с испугом, веками заложенным в людях генетически. Гадать не пришлось: кто так в природе способен двигаться под охапкой травы и листвы – змея! Крик, который невольно издала Татьяна, прокатился по всему лесу.

Жуткое создание тут же на него отреагировало.

– Вот ты где! – прогремел прибор, и существо направилось к зарослям. Марьяну оно волокло за собой, та, без конца спотыкаясь, пыталась выдернуть руку, наконец отчаялась.

Пока старуха разбиралась с Татьяной, младшая высвободилась, и всё началось сначала.

– Марусь, не убегай от нас! – крикнула в темноту сестра. – В лесу ещё хуже! Заблудишься, дорогу вообще не найдёшь! И змеи… Там ползают змеи! – Старуху должно быть это порадовало. – Мы что-нибудь придумаем… Марусь, остановись! Вместе мы сила, помнишь?

Крики донеслись до Марьяны, она застыла посреди лесного тумана – сырости и серости, слепого пепла, шёпота за спиной, до бесчисленности полного колких веток и поваленных деревьев под ногами, о существовании которых узнаёшь в последнюю секунду, только когда на них нарвёшься…

– Пра-авильно, – гундел прибор, – хватит от меня бегать… Надоело за вами гоняться, будто у меня дел других нет… – По пути она подцепила за руку Марьяну – девушки были поражены, как легко старуха ориентируется в кромешной тьме. – А теперь я вас сдам куда надо. Тёпленькими…

Девушки морщась терпели прикосновение ведьминых пальцев, похожих на затухающие угли, тем более она вонзала их в нежные запястья с силой, сдавливала, вернее раздавливала запястья и шансов вырваться не представлялось.

– Удирай! – заорала Татьяна, заехав старухе в переносицу пакетом с банкой консервов, который она схватила с кресла – этот чёрный пакет торчал из подлокотника, в темноте он был незаметен, но Татьяна про него помнила.

Сёстры стремительно убегали, держась за руки, спотыкались, падали, тяжело дышали, но знали одно: жуткий монстр остался позади и давно не выдавал присутствия. Сколько они бежали Маркус не помнила, палатка со всем необходимым стала недосягаемой, поляна, где их должны подобрать, теперь находилась в неизвестном направлении. И это казалось неважным, главное, девушки спаслись сами, а как выбраться – они что-нибудь придумают. Ведь они не на Марсе.

– Таня, я опять хочу тебя спросить… – начала говорить Олеся, но та не дала ей закончить.

– Знаю! Опять про наркоту! Сколько мне можно объяснять, что ничего такого мы не употребляли?! Ничем мы не накуривались, из спиртного – шесть банок пива, и те мы выпили сразу, как прибазировались… Таблеток я никаких не принимала, траву не жевала, грибы закончились недели за две до этих событий! Чего ещё?!

– Я не в том смысле… – начала оправдываться Лопухина.

– Может скажете, что я сумасшедшая? Так давайте дождёмся сестру – сестра подтвердит все мои слова… Хотя… – Маркус осеклась.

– Что такое? – уже с боязнью вырвалось у Олеси.

Татьяна поникла. Воспоминания сломали в ней пыл защиты своей правоты.

Она заговорила еле слышно, накручивая на палец пояс от халата:

– На утро Марьянка съехала с катушек – стресс-то какой… У неё психика не устойчивая – я вам говорила, и это видимо на ней отразилось…

Олеся растерялась: верить ли ей на сей раз… Бесконечные перегибы событий: то так, то эдак… Не завралась ли девочка?

– Под утро мы прикорнули возле подвернувшихся на пути трухлявых брёвен. – Маркус начала интенсивно раскручивать пояс. – Когда я проснулась, то увидела, как Марьянка приматывает к веткам каждую мою волосню… В смысле: каждую прядь, тонкую-тонкую… Вот так одну за другой к ветвям… Я попыталась дёрнуться и с меня чуть скальп не слетел…

В момент странных действий с волосами сестры мимика Марьяны означала полную безмятежность, ей доставляло удовольствие новое занятие – макраме из Татьяниных прядей, она как раз привязывала последнюю к гибкой ветви кустарника.

– Ты что, глупая?! – Татьяна уставилась на неё.

Девушка, любуясь проделанной работой, отошла назад, а её сестра не смогла двинуться с места.

– Думаю, она мною будет довольна, – произнесла Марьяна. – Круто я поймала тебя? И безо всякого шума… Думала, как же тебя поймать, чтоб ты не смогла двинуться с места? У меня ни верёвки, ни пояса… – Она бегло окинула взглядом одежду на себе. – Я целый час привязывала тебя. – На её лице появилась дрожащая, и в тоже время злобная, улыбка. – Хорошо, что ты дрыхла, как убитая. В благодарность за мою помощь она меня отпустит.

– Да ты что, тронулась рассудком? Ты в своём уме?!

Татьяна попыталась двинуться снова, но привязанные волосы, расходящиеся в форме лучей, не дали ей сделать хотя бы один шаг.

– А сама ты… – крикнула с надрывом Марьяна. – Я хотела бежать, а ты… ты запугала меня! Придумала каких-то змей!.. Ты это сделала нарочно, чтобы ведьма меня поймала! – Наблюдая за пленницей со стороны, Марьяна переминалась на одном месте. – Теперь моя очередь: пусть она поймает тебя!

От последней фразы, выкрикнутой на весь лес, вспорхнули птицы, вершины деревьев закачались. Татьяна сидела словно парализованная, не веря собственным ушам. Вспомнив свои угрозы про змей, о которых сейчас упоминала младшая сестра, на мгновенье она почувствовала раскаяние, но осознав, что сестра могла бы погибнуть в дремучем лесу без её контроля, а значит она спасала её, и Татьяна тут же воспрянула духом.

– Ну давай! Чеши к ней, зови её! Давай! Пусть она нас обоих тут зажарит на костре и съест! Или сделает из нас пирожки с ливером, а потом продаст кому-нибудь на вокзале… – Татьяна уставилась на сестру в ожидании ответной реакции. – Не я ли вломила ей банкой в торец, чтобы спасти и себя, и тебя – идиотку, в том числе?

– Нет! – вскрикнула Марьяна. – Ты специально это говоришь! Не хочу тебя слушать! – Она пробежала взглядом по сторонам в поисках какого-нибудь предмета. Нашла фрагмент дерева, подобрала, с треском отломила все сучья, тем самым превратив его в дубину. – Она хочет, чтобы я расквиталась с тобой! – Переминание продолжилось с дубиной в руках.

– Э… э… Ты что, сбрендила? Брось сейчас же бревно!

– Нет! – Марьяна стала нерешительно замахиваться. – Я должна… я… Я жить хочу!

Дубина с размаху неловко проехалась по всем частям тела сестры, та громко заорала от боли. Ещё удар, и ещё… Если бы у Татьяны был хоть какой-нибудь острый инструмент, она без раздумья распрощалась бы со своими длинными густыми волосами, которые она отращивала всю свою жизнь. Удары сыпались снова и снова. Перед самой отключкой, сквозь пелену, она увидела, как монстр хватает за руку Марьяну и отнимает убийственный предмет. Последнее, что она помнила, как ведьма возбуждённо отчитывает сестру за содеянное.

Татьяна очнулась на том же месте. Позднее выяснилось – через сутки и даже с лишним. Все пряди волос были развязаны, некоторые оборваны – об этом говорили клоки, болтающиеся на ветвях. Тело изнывало от боли, до безумия хотелось пить. Вокруг не было ни души.

Голова кружилась, словно в водовороте, кроны деревьев вращались и не важно было – кружилась ли она сама, всё плыло само по себе.

– Марусь! – крикнула она в лес, собрав все силы.

Никто не отзывался, кроме порыва ветра, чей свист доносился со всех сторон, где находились хоть мало-мальски свободные коридоры для его сегодняшней пляски – сегодня никто не мог его пересвистеть. Трава была мокрой, видимо лил дождь, да и похолодало по-осеннему – промокшая порванная курточка совсем не грела. Сразу сложно было понять: мрачно от того, что небо заволокло, или сгустились сумерки? Как выяснилось позже – и то и другое.

Марусей даже не пахло, да и всё живое попряталось по норам, по дуплам… Куда ни глянь – везде однообразная растительность: без людей, без зверья… А самым мучительным было то, что Татьяна должна была сделать выбор: в какую сторону из всей этой одинаково расположенной растительности направиться.

Имей она способность к ориентировке, то самым лучшим для неё было бы вернуться к палатке, а где палатка, там и аптечка, там и еда, и есть возможность выйти на Илью – единственную надежду на возвращение.

Но выбор она сделала неудачный – травмированная и напуганная она побрела в самую чащу, в лес лесов, в массив массивов. Сколько бы она не взывала о помощи, никто ей не отвечал. Она бы обрадовалась ведьме – пускай уводит её отсюда куда-угодно, тёпленькую, лишь бы покинуть это место… Появилась бы река, она бы зашла в неё и поплыла – не сама, лишённая сил, так… просто – на спине. По реке маршрут всегда короче и прямее, чем бродить кругами среди нескончаемых деревьев.

Добравшись до лога, она провалилась – девичье тело покатилось вниз, набивая шишки на уже набитых местах, по сырости и колючести, перелетая через коряги, вываливаясь в скользкой глине… Привиделось лицо отчима, хихикающего над её бедами… Смотри, что вы натворили, злорадствовал он, никто вам не виноват! Вы – овцы безмозглые! Так вам и надо!

Не виноват, конечно, думала она, задержав взгляд на маленьком фрагменте блеклого неба, валяясь в самой низине лога, в бездне, поглотившей её, вцепившейся в неё клешнями. Этот лес признал её своей собственностью, никуда он её теперь не отпустит…

Всё тело болело, особенно то место, где она заподозрила у себя перелом и не было сил кричать. Солнце садилось. После того, как скрылись его последние лучи, у Маркус в обзоре остался один клочок с мерцанием звёзд, и тот напоминал вид из колодца. Она попыталась пошевелиться – больно, но возможно. Ноги месили глиняный каток, разъезжались. С большим трудом ей удалось выбраться из лога. А затем снова лес – ненавистный и обманчивый.

Если мне удастся найти людей, думала она, если я выберусь отсюда, никогда больше не пойду не только в походы, а просто к лесной опушке даже близко не подойду, вообще ни в какой лес не сунусь… В городской парк не поеду кататься на велике.

Скитание в ночи среди деревьев казалось бессмысленным и всё же прибавляло шанс, что рано или поздно выбранное одно и то же направление куда-нибудь да выведет. Ей почудилось – пахнуло речными водорослями, она остановилась, принюхалась – запах водорослей стоял повсюду, ими пропах весь воздух. Река могла протекать где угодно – на триста шестьдесят градусов. Двинулась дальше, упала. Нащупала в темноте валежник, соорудила себе костыль, снова побрела.

К рассвету попыталась понять: какое расстояние преодолела, а может почти никакого, решив прикорнуть на опавшей хвое с часок, а проспала при этом всю ночь – она совершенно потерялась во времени. В отсутствии дождя стало распогоживаться. Выйдя на поляну, Маркус начала шевелить мозгами: откуда восходит солнце и в каком направлении, согласно ему, они съехали с трассы? Был взят новый курс.

Через несколько часов скитаний она уловила звуки дорожного движения. Сначала не верила, вслушивалась вновь. На этот звук она плелась, словно завороженная, трепетала от приближения к гулу, желала здоровья владельцам одного неисправного, скорее устаревшего автомобиля, ревущего с громким набором звуков, давшим ясно понять, где он сейчас проносится. Наконец, в просветах между деревьев замелькали глянцевые, до чего желанные, объекты цивилизации – Татьяна ринулась к ним, потеряв костыль, растянулась на животе, воя от боли… С вытянутой вверх рукой, она двигалась в том направлении ползком, губы едва шевелились – она издавала едва слышный призыв о помощи.

Солнечные лучи слепили глаза, когда она стала взбираться на дорожную насыпь, лес сзади ожил: птицы кричали на все голоса, деревья завлекали шелестом листвы, словно звенели монистами. Сознание её покидало – сквозь поволоку мелькали лица, пахло горячей резиной, клубившейся пылью, плавленым асфальтом и ароматом духов, когда её коснулась рука незнакомой женщины.

Лес исчез – больше она туда не вернётся. Беспокоила только сестра, но люди её успокаивали, что сестру непременно отыщут.

Маркус удалялась в четырнадцатую далеко за полночь, оставив Олесю задумчивой и растерянной, какой она всегда становилась после чьей-либо очередной истории, приведшей её рассказчика в не столь радостное заведение явно не от хорошей жизни. От остальных прослушанных драм отличало одно – несуществующий в природе персонаж. Никто из больных раньше не уверял во встрече с паранормальной сущностью, со злыми духами, с демонами, исключая алкоголиков, завидевших чертей в момент глубокого опьянения.

Но эта девочка похоже не врала и не пребывала под воздействием какого-либо препарата. Так что же тогда?

Олеся запретила себе идти у Маркус на поводу, веря во всякую небылицу. Наверняка найдётся разумное объяснение, или вскроется ложь.

По пути домой, сменившись в восемь утра, Лопухина приняла звонок от медсестры Саши: Марьяна вышла из комы. Олеся чуть не вернулась обратно в стационар, но опомнилась, что дом уже близко, да и как будет выглядеть её подозрительное возвращение в глазах коллег… С трудом она заставила себя подняться в квартиру, тут же набрала заступившей на пост смене, чтобы оповестили Маркус о положительной динамике её сестры. Олеся представила, как та обрадуется.

В течении дня она названивала Саше, но та разводила руками, что девочка, дескать, не разговорчивая, лежит в прострации, никто так и не понял, что с ней произошло. Затем сообщила: переводить её будут в травматологию, там и выяснишь – закончила она.

До этого случая Лопухина ненавидела лето, когда многие уходили в отпуска и приходилось работать не день через три, а день через два. Теперь она ждала с нетерпением, когда закончатся долгих два выходных, её распирал интерес – что за штучка эта Марьяна, какую небылицу поведает она?

Рабочий день настал. Перфораторы пробивали стены, сыпалась штукатурка, лифты не работали. Олеся переоделась на этот раз в жёлтый медицинский костюм с цветными зайками и такой же колпак. В коридорах сновал народ. Маркус вышла из процедурного, выставив вперёд локоть здоровой руки, в котором была зажата спиртовая салфетка, увидела Лопухину.

– Ну как твоя сестра? – сходу спросила Олеся.

Лицо у Татьяны было неопределённым, казалось, она слегка недовольна.

– Сестра ничего, но вот только…

– Что такое? – Медсестра напряглась.

– Я заведующего просила, – начала жаловаться Маркус, – но её, короче, всё равно загнали в то крыло, а ко мне подселили какую-то жирную тётку. Не понимаю, почему бы нас вместе не положить? А эта тётка храпит по ночам, что я заснуть не могу, а ещё она бесконечно рассказывает мне о своих многочисленных диагнозах – перечислит все, потом по кругу начинает все перечислять… Я сроду не знала, что такое дивертикулёз – теперь знаю: и симптомы, и чем лечится, и даже профилактику, какую не знает она, что жрать поменьше надо. А ещё она просыпается посреди ночи и делает на кровати гимнастику рук, я когда увидела в темноте, как она рьяно машет руками, чуть со страху не обоссалась… – В этот момент у Лопухиной едва не вырвалось, что соседка по палате, делающая гимнастику посреди ночи безусловно страшнее демона в лесу. – Может вы поговорите с врачами? Может Марьянку ко мне переведут?

Олеся ответила, что ничего не может обещать, но с руководством обязательно поговорит, отчего у Маркус отлегло. Татьяна поплелась на завтрак – сегодня она была одета не в больничное, а в чёрные спортивные брюки с белыми лампасами и белую майку с детским рисунком на груди, которые по-видимому ей принёс заботливый отчим.

Перед дневным отдыхом Лопухина посетила четырнадцатую с назначениями. Маркус сидела с подобранными на кровать ногами, бросая недовольные косые взгляды в сторону развалившейся на соседней койке женщины необъятных размеров, которая с аппетитом поглощала такой же здоровенный кусок дыни. На тумбочке у той пестрило настоящее застолье, кровать была завешана горой тряпок: полотенцами, махровым халатом, кардиганом и в этом роде. Медсестра предложила Маркус выйти с ней в коридор.

– С руководством я поговорила, – доложила она результат. – Это тёща врача-пульмонолога, поэтому её никуда отсюда не выпрут. Ты понимаешь меня?

Татьяна насупилась ещё сильнее.

– А если меня туда? – спросила она с надеждой в голосе. – Их там шестеро лежит, наоборот кому-нибудь будет в кайф перейти в двухместную, а я согласна в шести…

– Видишь ли… – Олеся опустила глаза. – Тебя всё равно скоро выписывать, никто не будет переводить туда-сюда накануне выписки, да к тому же в двухместную заселяют в особых случаях, а не всех подряд. Когда ты выйдешь отсюда, твоё место займёт кто-нибудь… – ну ты понимаешь.

– Я – особый случай? – Глаза у Маркус засветились.

– Не то слово! – ответила Олеся.

В отделении объявился следователь, и Татьяне пришлось присесть с ним прямо в коридоре, потому что родственница врача уже храпела на всё крыло. Лопухина ходила мимо, улавливая обрывки их беседы:

– Ну что так и будем хитрить, покрывать виновных? – говорил следователь.

Медсестра на минуту представила, как Татьяна сейчас начнёт удивлять его той же историей про лесную эксклюзивную каргу, что рассказывала ей.

– Я не знаю о каких виновных вы мне всё время твердите, – психовала Маркус. – Мы с сестрой поехали грибы и ягоды собирать, сбились с курса и заблудились в лесу. Мы ранились о сучки, падали с обрыва – там куда ни глянь, везде травму получить можно.

Следователь выпрямил спину, оценивая Маркус критическим взглядом.

– Не пойму в каком лице тебя рассматривать: потерпевшая ты или сообщник? – высказался он.

– Действительно, интересно вы меня рассматриваете! – возмутилась Маркус. – Если потерпевшая, то …шая – в женском роде, если сообщник, то уже в мужском!

Олеся удалялась в сестринскую с лёгкой ухмылкой. А этой девочке палец в рот не клади, подумала она, вряд ли он чего-либо от неё добьётся. Да и мне, собственно, какое признание удалось из неё выбить – нападение длинноволосого монстра? Кажется, она из нас пытается сделать дураков. И ведь не колется, стоит на своём – ведьма и всё!

Ерохина Марьяна долечивалась в противоположном крыле, по соседству с капитальным ремонтом – значительную часть крыла отгородили для проведения строительных работ. Лопухина занесла к ним штатив. В палате лежало шестеро: пятеро из них бурно галдели, обсуждая последние новости шоу-бизнеса, одна молчала. Бросив на неё взгляд, Олеся невольно вздрогнула – ритуальная жертва с погребального костра хлопала глазами, наблюдая за происходящим. Марьяна, завидев Олесю, так же уставилась на неё с недоумением. Одна из женщин громко загоготала; в палате началось движение.

– Ну как ты себя чувствуешь, Марьян? – обратилась к ней Олеся. – Твоя сестра спрашивает о тебе… Если надо что-либо передать, то можно через меня.

Та завозилась под одеялом.

– Пусть лучше о себе позаботится… – пробурчала она, переворачиваясь на другой бок.

Когда медсестра, получившая зубоскальный ответ, собралась на выход, женщины сменили тему на обсуждение поведения Марьяны.

– Вот она всем так отвечает! И сестра приходила, и отец – на всех обижается, ни с кем разговаривать не хочет… Вы уж назначьте ей успокоительное!

После вечернего отбоя Олеся заглянула в четырнадцатую: тёща пульмонолога крепко спала, Маркус при свете бра играла в телефоне, которым тоже по всей видимости её снабдил отчим. Медсестра достала из кармана карамель, мелкую, как семечки, угостила горстью Татьяну, присаживаясь рядом. История девушек, найденных в лесу, не достигла финала и состояла из одних только загадок-головоломок.

Насчёт дерзкого поведения вышедшей из комы Марьяны Татьяна снова сослалась на проблемы с психикой. Маркус по-прежнему оставалась единственным свидетелем, кто смог бы подтвердить увиденное в лесу. Олеся начала копать глубже.

– Как ты думаешь, где сейчас Илья?

Татьяна стрельнула глазами при упоминании о нём, спокойно ответила:

– Понятия не имею.

– Так надо выяснить!

– А как я могу что-то выяснить, если не знаю ни фамилии, ни адреса?

Лопухина склонилась в раздумьях: локти впились в колени, кулаки подпёрли подбородок. Внезапно она вспомнила про социальные сети и полезла в карман за телефоном.

На странице у Марьяны, которую она отыскала по Таниной наводке, никакой Илья в друзьях не значился, скорее всего, она его удалила ещё до побега, чтобы этого парня никто во внимание не брал. Маркус отнекивалась, что не помнит, как выглядит его аватарка и даже за пройденное время позабыла, как выглядит сам Илья.

– Интересно получается… – Олеся закачала головой. – Одна говорить не хочет, другая забыла… А был ли вообще этот Илья?

Маркус уставилась в недоумении: на смену несуществующей старухе пришёл несуществующий Илья. Ей стоило нелёгких усилий, чтобы собеседница, наконец, перестала выяснять, под каким психотропным воздействием они пребывали, а теперь ей придётся убеждать медсестру, что и Илья – не её больная выдумка.

– Я вспомнила! – встрепенулась Татьяна. – Кажется, я знаю где он живёт. Марьянка рассказывала, что у него квартира в доме с зелёными куполами… Где Дворец спорта, у него ещё такие подъезды разноуровневые…

– Да-да, поняла, – кивнула Олеся. – Номер квартиры?

Маркус застопорилась. Медсестра снова заподозрила её во лжи, потому что выбранный ею дом имеет порядка десяти этажей, длиной он тянется в пол остановки – страшно было представить сколько в нём квартир. Чтобы их просто обойти никаких выходных не хватит.

– Квартиру не знаю – Марьянка у него дома ни разу не была.

Затем Маркус снова осенило, она чуть не подпрыгнула от радости:

– Вспомнила! Всё-таки вспомнила! Марьянка как-то смеялась над его приколом: будто он стоял у себя на балконе, начал отодвигать москитку, а она вывалилась на крышу магазина, который у них на первом этаже. И он спустил табурет, привязанный на верёвочке, вылез на эту крышу через окно, а потом его заметил охранник из магазина и начал ругаться, прогонять с крыши… Вы понимаете? Ведь это означает, что он живёт на втором этаже, и его окна выходят на магазин. Надо посмотреть в интернете панораму этого дома.

Олеся отреагировала мгновенно. Вскоре девушки уставились в экран телефона Лопухиной, разглядывая панорамное изображение – вид на здание, на углу которого, выходящего на главную улицу, располагалось два сетевых магазина. Прямо над ними на втором этаже по смыслу должно было находиться две квартиры – значит поиск сузился всего до двух квартир.

– Вы что хотите сходить к нему? – удивилась Маркус, на что медсестра ответила объяснением:

– Надо проверить: всё ли с ним в порядке.

Тёща пульмонолога приподнялась на локте, потянулась к бутылке с минеральной водой, уставилась на девушек.