Девушки с палаткой

Отец во весь голос доказывал, что исчезли они без телефонов и вещей, тряс повседневными туфлями и джемперами, оставленными на местах, убеждал, что девочки пропали в одних пижамах, без какой-либо верхней одежды, чем последовательно выкапывал себе могилу. От него разил перегар, небритое лицо опухло после отпуска, который явно пошёл ему не на пользу.

Сотрудники наблюдали за ним с недоверием – огоньку добавил опрос соседей, в один голос утверждающих, что сосед их – личность тёмная, возможно, именно он повинен в смерти жён, «мрущих, словно мухи».

– Ерохин, я спрашиваю тебя в последний раз! – На нём сосредоточился грубоватый полицейский. – Ты всё проверил в доме, везде хорошо смотрел? Точно ничего не пропало? – Отец в ответ переминался с ноги на ногу. В который раз он пробежался глазами по одним и тем же предметам. – Ну что ты мнёшься, как скромница на первом свидании? Скажи, как есть! Так пропало что-нибудь?

Отец осмелел, расправил плечи и с уверенностью заявил:

– Пол пачки муки.

Первое утро свободы сёстры проспали крепким беспробудным сном. Проводив Илью, они сразу устроились на широком надувном матраце, качающемся, словно морские волны. По нему уютно рябили сквозь москитные сетки лучики света – тут их обеих и сморило. Воздух ещё не прогрелся; девушек накрывали расстёгнутые спальники, заменяющие им одеяла. Никогда сон не казался настолько пьянящим – под воздействием озона, среди запахов хвои, дикой травы и грибов.

Воробьи чирикали где-то над головой; переворачивающаяся с бока на бок Татьяна начала «булькать» матрацем – от этого обе проснулись.

– Марусь… – Младшая услышав, что к ней обращаются, лениво заворочалась. – Как ты думаешь, отец нас уже хватился?

Марьяна тягостно застонала.

– М-м-м, ага-а… Уже бросился искать с собаками, весь сбился с ног…

– Хватит дрыхнуть! – завелась Татьяна. – Давай поднимайся! Пошли территорию обследовать, а заодно жрать готовить!

К обеду совсем распогодилось, и трава подсохла. Девушки выбрались из палатки сонные, потянулись, начали обустраиваться. Пока они поглощали поздний завтрак в виде бутербродов с чаем, заспанная Марьяна вела себя пассивно и лишь окончательно проснувшись стала прыгать по поляне с радостными выкриками:

– Свобода! Абсолютная свобода! Вот она настоящая свобода!

Беглянка начала кружиться, запрокинув голову к небу, и орать на весь лес:

– Всё! Никаких больше отцов! Никаких побоев на моём сногсшибательном сексуальном теле! Никаких синяков на моём ухоженном лице! Не хочу ничего делать! Хочу валяться, загорать! – Её тело мякло рухнуло в траву. – И пусть весь мир подождёт…

Когда Татьяна нависла над ней, загораживая солнце, та блаженно перебирала пальчиками с томно прикрытыми глазами.

– М-м-м, травка… – Марьяна кайфовала, пребывая в лёгкой истоме.

Сестра завалилась рядом, так же раскинув руки и ноги по траве. Над ними голубело небо с белоснежными фигурами, слепленными из увесистых облаков, качались макушки смешанного леса. Пение птиц было ни с чем не сравнимо.

– А теперь я хочу купаться! – Младшая зашевелилась, пытаясь подняться. – Погнали прямо сейчас!

– Подожди, у меня купальник на самом дне в рюкзаке, – крикнула ей вслед Татьяна, не двинувшись с места.

– Нафиг купальник!

Марьяна подбежала к берегу, поспешно сбрасывая с себя одежду. Вещи падали в траву, на песок – куда попало, кружевное бельё зацепилось за прибрежные заросли. Девушка погружалась в воду, делая вид, что совсем не холодно, рукой она хлестала по воде то вправо, то влево.

– Супер! – выкрикивала она, да так, что катилось эхо.

Татьяна раздевалась медленно, озираясь по сторонам, наконец она с опаской ступила в воду, не решаясь зайти поглубже. Младшая повернулась к ней и начала устраивать брызги.

– Ду-ура! – возмутилась Татьяна, но деваться было некуда – купание уже началось.

Солнечные лучи играли бликами на воде, девчонки щурились от солнца и брызг, дрались по-дружески и так же любя топили друг друга. Над рекой раскатывался визгливый смех, и вода уже не казалась настолько прохладной. Марьяна пристраивала на голову старшей сестре сорванные противные водоросли – та с остервенением сдёргивала их с себя и швыряла обратно в сестру. Смех не прекращался.

– Смотри, смотри, какая рыбка! – восторженно вскрикнула Марьяна.

Татьяна сосредоточенно всмотрелась сквозь взбаламученную воду.

– Обычный малёк, – произнесла она.

В минуты горящего красным пламенем заката девушки отдыхали в походных креслах, в руках у них были миски, наполненные разогретой в крышке от котелка рисовой кашей, сдобренной тушёнкой.

– Внуснотища! – Марьяна облизывалась. – Может с Ильёй поговорить, и он на зиму куда-нибудь нас пристроит, а на лето опять сюда?

– Во ты размахнулась!

– Не хочу назад возвращаться, не хочу опять к отцу. В его доме моя красота гаснет, я становлюсь забитой серой мышью, не уверенной в себе.

Татьяна выскребла остатки каши, чпокнула банкой пива, которое они предусмотрительно привезли с собой в небольшом количестве – на разогрев, облилась, и пиво потекло по подбородку за горловину футболки.

– Может нам лучше квартиру снять? – спросила она, вытирая подбородок задранным краем.

– Квартиру? На какие это ши-ши? Пока мы не начали сами зарабатывать, квартира нам не светит. Да и отец будет шастать в неё, как к себе домой, что-нибудь требовать, жизни учить… Просто дурдом переместится в другое место, только нам за это ещё и платить придётся.

Марьяна встряхивала длинными чёрными волосами, которые всё ещё до конца не просохли.

– И как же, интересно, этот вопрос может решить Илья? – спросила Татьяна и уставилась на сестру с подозрением, глазки её забегали.

– Ну-у… Найдёт нам какой-нибудь чердачок – там перекантуемся.

– Не, ну вооще нормально! – возмутилась Татьяна. – Чтобы её красота не угасала, мы будем по чердакам шариться…

– Да прикалываюсь я! Ты забыла – он один живёт… Родаки за границей и надолго. Так я надеюсь, что он пригласит нас к себе пожить… на время.

У Татьяны отвисла челюсть. Некоторое время она сидела без движения, не зная, что на это сказать.

– Иногда я просто охреневаю… – сказала старшая сестра, медленно покачав головой. – И в кого ты у нас такая скромная?

Перед тем, как заснуть, сёстры нагоняли друг на друга страх: толкались, хватали друг друга за разные части тела… Взвизгивали, почувствовав ползущее насекомое… Совсем одни в непролазном лесу – с ними это было впервые. Появился повод подурачиться, тут они вспомнили моменты из известных фильмов ужасов, где события брали начало в подобной обстановке. Татьяна подметила: если бы она отказалась ехать, неужели Марьяна согласилась бы жить в этой палатке совершенно одна? Окружающая тьма казалась бездонной, в кустах то и дело что-то шуршало… Две тканевые дверцы на молнии выполняли роль надёжной защиты, подобно сейфовой, хотя по сути таковыми не являлись.

Девушки затаились, всматриваясь в очертания теней за москитной сеткой, вслушиваясь в звуки, в то же время продолжая пугать друг друга. Когда одну из них приспичило в туалет, отправились вместе – вторая сторожила, озираясь по сторонам. Охраняла неизвестно от кого. И всё же обе осознавали: насколько прекрасен лесной берег в ночной тиши, с лунными проблесками воды, с неугомонными сверчками, цикадами, поющими в траве. Палатка казалась центром Вселенной, порталом перехода из дикой природы, созданной божественной силой, в мир уюта и комфорта – творением человеческих рук. На улице было зябко – в палатке тепло. Когда они вернулись, матрац закачался под их телами. Тонкий спальник заменял по сохранению тепла меховую первобытную шкуру, даже в чём-то превосходил её, – жить можно и в диких условиях, главное наличие современной, приспособленной для походов экипировки.

Две недели спустя Марьяна рыбачила. Вода ей была по щиколотки, одной ногой она тёрла о другую и отгоняла навязчивого комара. От закинутого крючка расплылись круги, течением отнесло леску далеко в сторону. Марьяна забросила снова. Из-за неудачного манёвра крючок увяз в водорослях кубышки, леска натянулась, и последовавшая за этим ловля обернулась борьбой за крючок.

Издали послышался рёв моторной лодки – девушка насторожилась. Сообразив, что лодка движется в их направлении, она внезапно бросила удочку на берег и выбежала из воды. Взобравшись по крутому подъёму, Марьяна потащила за собой сестру в непролазные дебри. Беглянки засели в кустах, наблюдая. Звук мотора постепенно нарастал, в результате она показалась – лодка с тремя пассажирами мужского пола. Сёстры стояли на четвереньках, скрываясь в зарослях и со страху не чувствуя, как сухие сломы травы вонзаются в голые колени. Только сейчас они в полную силу ощутили свою уязвимость. В этом райском безлюдном лесу.

Тревога оказалась ложной – моторка пронеслась мимо, оставив после себя шлейф расходящихся волн. Девушки облегчённо выдохнули, улеглись на траве, пытаясь прийти в себя.

В последующие недели беглянки стали дичать – городская красота сменилась природной. Каждое утро начиналось одинаково: волосы небрежно заправлялись в заколку, лица кое-как умывались речной водой, теперь их постоянным одеянием были купальники, за исключением нескольких дней похолодания, сопровождающихся дождями. В ненастные дни они убивали время игрой в карты, раскладывали пасьянсы, гадали. В эти дни их посещали мысли о возвращении домой, однако, вариант стоп-крана никто не предусмотрел.

После дождей повылезли грибы. Обе в лесу ориентировались плохо, поэтому далеко не отлучались, собирая грибы на ближних полянах. Но им и этого хватило, чтобы сварить из них сначала похлёбку с крупой, а в следующий раз обжарить с картофелем, который они так же привезли с собой.

– А если он всё-таки за нами не приедет? – спросила вдруг Татьяна, на которую снова напал пессимизм. – Ну всякое бывает… Вышел из дома, кирпич на голову свалился, в больницу попал, а там память отшибло. Как мы отсюда будем выбираться?

– Можно пойти вниз вдоль реки, – ответила Марьяна, ковыряясь в зубах заострённой веткой.

– А почему не вверх? Вдруг через низ переться хрен знает сколько? Ты не могла у Ильи хотя бы карту взять?

– Ну я не думала…

Татьяна передразнила её басом, при этом кривляясь:

– Ну я не ду-ма-ла!

– Чё ты всё время паникуешь? – недовольно уставилась сестра. – С самого начала только и слышу: а вдруг, а если, а кирпич на голову упадёт… Ты хотя бы одного человека знаешь – кому упал? – Зубочистка дерзко полетела в костёр. – Говорю тебе: приедет!

– Вы и вправду две экстремалки, – покачала головой Олеся, прослушав первую часть Таниного рассказа. – Как можно вот так понадеяться на практически незнакомого человека? Приедет, не приедет… Он мог вообще тупо забыть про вас и опомниться лишь к Новому году… – Она волновалась за девочек, как за родных. – Конечно, и карту надо было взять, и рацию, и что там ещё берут в таких ситуациях для подстраховки…

Маркус виновато опустила глаза. В данный момент, потирая места заживших ушибов на травмированной голове, она соображала лучше, чем тогда и понимала степень безрассудства их поступка куда яснее. Только теперь в её соображении не было смысла – дело сделано, остаётся только надеяться, что все пострадавшие в этой истории останутся живыми.

– Значит, он за вами всё-таки не приехал… – решила Олеся, озвучив вслух.

Татьяна сразу отреагировала привычным для неё выкатом глупых глаз.

– Откуда я знаю! – возмутилась она. – Я понятия не имею приезжал он или не приезжал.

– Как это?

Пациентка выдохнула себе под чёлку, психованно отвернулась, рассматривая ничем не примечательную краску на стене.

– Он за нами собирался приехать девятого, – забубнила она, – но тут накануне, если не изменяет память шестого числа…

Несмотря на то, что солнце давно скрылось за высоким берегом, воздух этой ночью был прозрачен, как никогда. Заросли с противоположной стороны реки хорошо просматривались. Девочки болтали ногами в креслах, луща семечки, шелуху они бросали в костёр. Ещё немного и они собирались его гасить, чтобы забраться в палатку, укрыться одеялами и погрузиться в сон.

Татьяна уставилась в одну точку, не двигаясь, от неё повеяло дрожью. Сначала она куда-то всматривалась, будто что-то разглядывала на противоположном берегу, её указательный палец с опаской выставился вперёд, голову она вжала в плечи.

– Посмотри… – произнесла она полушёпотом.

– Щ-щас! Так я и поверила! – Сестра не стала оборачиваться.

– Марусь, оно приближается к воде… Смотри!

– А-га!

– Спускается по берегу…

– Дураков нет!

– Это похоже тётка… Чего она забыла здесь ночью?

Марьяне надоело изображать стойкую к розыгрышам, и она обернулась: возле прибрежной линии стояла старуха с длинными седыми волосами, на вид ей было лет девяносто, если не сто. От того, что она смотрит в упор прямо на них, девочек пробрал жуткий холод.

– Она пялится прямо на нас, – тихо произнесла Марьяна. – Чего ей надо? Может ушла из дому, а дорогу назад не найдёт? Знаешь, как бывает это… старческое, провалы… Или сбежала из больницы?.. Родственники наверно её обыскались.

Сёстры не шевелились, старуха тоже. Казалось, она застыла, словно стоп-кадр, лицо её было обездвижено – она не моргала и будто совсем не дышала.

Марьяна набралась смелости:

– Вам помочь? – От её громкого голоса Татьяна вздрогнула.

В старухе не произошло видимых изменений: она как стояла, не шевелясь, так и продолжила.

– Явно не в себе… – сказала Марьяна сестре. – Значит здесь поблизости есть деревня – не могла же она проковылять пешком километры…

Заметив укоризненный взгляд Татьяны, она добавила:

– Ну что ты на меня смотришь? Был бы у меня телефон, я бы вызвала службу спасения. А без телефона что я могу сделать? Помочь ей перейти дорогу?

Татьяна с замиранием сердца медленно опустилась на корточки и одним движением затушила огонь речной водой из ведёрка, ни на минуту не сводя глаз с явления на том берегу. У девушек стало темно, а вокруг наоборот видимость только улучшилась.

– Не была б ты такой близорукой, – процедила Татьяна сквозь зубы, – ты бы увидела, что это не бабуля, которую надо перевести через дорогу, а ей богу какое-то чудовище.

Старуха попыталась ступить в воду. Противоположный берег совершенно не был приспособлен для голых ног, он был заросшим, застоялым, наверняка полным пиявок, ужей и других бросающих в дрожь гадов. Но её ничто не коробило – она внедрилась в ряску, как робот на прямых механических ногах, на ходулях неизвестной природы. Ведьма стояла, словно солдат по стойке «смирно» и по-прежнему сверлила глазами до смерти перепугавшихся сестёр.

– Марусь, мне страшно… – еле слышно пропищала Татьяна, выглядывая из-за кресла. – Давай уедем отсюда?

– Она хочет к нам переправиться. – От Марьяниного предположения обеим стало не по себе. – Теперь я вижу, что это не просто бабуля. Тань, слышишь? – Вторая отозвалась. – А кикиморы оказывается существуют, а мы всё думали – сказки. И зачем нас угораздило сюда припереться… Вот дуры! Это же самые гиблые места – где не ступала нога человека.

Старуха, раздавливая прибрежные заросли, прошлась вдоль берега, будто такое препятствие, как глубоководье, её сдерживало от стремления переплыть – от этого девочкам стало легче. При других обстоятельствах они давно бы бросились наутёк, но полуночный дремучий лес соревновался с ведьмою по степени кошмарности – без снаряжения и пропитания он был не менее ужасен.

В лесу прокричала ночная птица. Девушки подняли головы, прислушались. Когда их взгляды вернулись к другому берегу, там никого уже не было. Некоторое время они тщательно рассматривали каждый объект, озирались по сторонам, вздрагивали от любого шороха – безрезультатно, теперь в обзоре не было никого.

Вплоть до рассвета они просидели в палатке, застёгнутой на все замки, наготове с длинными шампурами в руках, которые оказались с посудой в комплекте, надеясь, что данные средства обороны им помогут в случае чего.

Настало утро, чудесное, обещающее хорошее продолжение дня. Первой визгнула молнией и выбралась из палатки Марьяна. Птицы чирикали, светило солнце… О старухе не напоминало ничего, за исключением надломленных камышей, где она прошлась, как таран.

– Марусь, это уже не отдых… Я тут жить не смогу. – Татьяна боялась расслабиться хоть на минуту – малейший звук со стороны реки, и все её органы напрягались.

– Ничего, до отъезда два дня осталось. – Оптимизм сестры в который раз поражал.

– Легко сказать – два дня… Типо обнадёжила. И как мы будем тут жить эти два дня?

Марьяна прошлась по округе, вынюхивая и высматривая – берег был чист. Она поймала себя на мысли: в реку она теперь не зайдёт ни за какие пряники, ей так и виделось, что костистая дряхлая рука с выпуклыми венами поймает её за ногу в толще воды.

– У меня идея! – сказала она.

– Сыта по горло твоими идеями! – Татьяна была настроена агрессивно.

– Да погоди ты… Давай палатку перетащим в другое место. Помнишь, мы ходили вдоль берега – там поодаль хорошее место есть. А Илья всё равно приедет на ту поляну к назначенному времени, никуда он от нас не денется.

Несмотря на тёплое утро, Татьяна стояла одетая в ветровку по самое горло, сжатые кулаки выступали сквозь ткань карманов, глаза резало от бессонницы и всё-таки тянуло прилечь. Она бы завалилась прямо сейчас, но тут предложение с переездом…

– Ладно, давай переносить!

Младшая сестра, получив одобрение, начала укладывать вещи. На этот раз выбор пал на место, скрытое от реки деревьями, – палатка не будет просматриваться ни с прибрежной зоны, ни с высоты другого берега. Полоса деревьев шириной в пару десятков шагов им представлялась крепостной стеной, защитой от незваных гостей.

Переносили долго. Палатка не устанавливалась. Глядя, как лихо её раскладывал Илья, они посчитали, что будет так же легко и просто, а столкнувшись с проблемой уже были не рады этому муторному переезду. В результате её поставили кое-как, криво и слабо, к тому же где-то обронили один из металлических кольев для натяжения палатки – пришлось заменить обычной палкой. Затем вдвоём тащили сквозь заросли огромный матрац, переворачивая его то горизонтально, то вертикально, боясь продырявить. Котелок, плиту и баллоны сразу утрамбовали в сумку – пару дней они решили перекантоваться на сухомятке. Купальники отправились в рюкзаки – теперь девушки были всё время наготове, чтобы стремительно бежать, а значит им надлежало быть подходяще одетыми. Разделавшись с переездом, они завалились спать: уставшие и голодные.

Во второй половине дня одна из них проснулась, затем начала тормошить другую. Матрац стал слишком мягок – всё-таки они его где-то прокололи. Оставшиеся ночи им светили на жёсткой поверхности.

– И зачем я на это подписалась… – простонала Татьяна, глядя в нейлоновый потолок палатки. – Я за тобой заметила талант каркать.

– Чего это я накаркала? – возмутилась Марьяна.

– А того, что к нам явились инопланетяне в серебре! – сестра ответила рявканьем. – Эта кошмарная старушенция вполне сойдёт под твоё описание. Видела: у неё на ногах что-то блестело? Да и сама она серебриста от седины… Я же говорю: накаркала!

Марьяна недовольно насупилась. Некоторое время она подыскивала слова – чем бы оборониться, но ничего дельного не подыскала. У обеих в желудках заурчало: пора бы собирать обед, только никто хлопотать не рвался. Радостный запал закончился с прошлого вечера, и теперь им понадобится терпение, главное, не перессориться напоследок.

– Ты говорила про грибы, которые вы собирали… – прервала Татьяну Олеся. – Вы в них разбираетесь?

– А чего там разбираться? – ответила Маркус. – Мы рвали одни маслята. А что?

– Да так, ничего… А травы собирали?

Маркус задумалась, потёрла нос, вспомнила:

– Марьяна рвала какую-то… Цветёт такими мелкими… Мы с нею чай заваривали.

Стараясь внешне не выдавать свою радость, Олеся заликовала – наконец-то главная причина случившегося найдена. Тогда она осторожно подвела к следующему вопросу:

– Как часто вы пили с ней чай?

– М-м-м… – замычала Маркус. – Ну Марьянка пила… Я больше по кофе. Пару раз выпила с ней тогда, в первые дни пребывания, а так я кофе себе наводила. А что?

После такого ответа Олесе ничего не оставалось, как удовлетвориться версией о серебристых инопланетянах. Хотя на ум пришёл ещё один вариант…

– Вы таблеток с собой никаких не брали?

Теперь-то Маркус смекнула к чему она клонит. Как всегда, из-за недоверия к себе она раздула ноздри, но не стала пылить. Вдохнула побольше воздуха, ответила спокойно:

– Мы – нет. Илья брал.

– Во-о-он оно что…

Лопухина почувствовала новый всплеск радости от собственной сообразительности. Разве могла она ожидать что-то хорошее от парня, подозрительно участливого к малознакомым простым девчонкам.

– Он оставил нам аптечку на случай разных заболеваний, – пояснила Маркус.

– И такой настал?

– Да. Марьянка пожаловалась на живот.

– Когда это было?

– В день бабки.

Последняя фраза повисла в воздухе, девушки молча взирали друг на друга. Озвученная информация была уличающей в серьёзном преступлении, и Олеся осторожно, чтобы не показывать ни на кого пальцем, спросила:

– Тебе не кажется, что в них могла содержаться наркота?

Маркус сначала, не думая, пожала плечами, затем опомнилась:

– Ну у меня ведь живот не болел! Я-то не пила никаких таблеток!

Или наоборот, рассудила Олеся, та, что лежит в реанимации, может ничего лишнего и не принимала – её версию пока никто не слышал, а эта, которая сейчас излагает леденящую душу историю, могла напичкать себя чем угодно, а теперь сидеть и расписывать свой самый впечатлительный глюк, который ей довелось лицезреть в окружении природы. А может по ночному берегу кто-нибудь действительно прогуливался, может где-то стояла ещё одна палатка с туристами, и вполне возможно, отдыхающей могла быть немолодая седовласая женщина. Добавь к банальному предположению короткое замыкание в голове у Татьяны, и мы вместо обычной туристки с распущенными волосами получим пугало зловещее… А ты, Марьян, говорит она, близорука и тебе не видно, что это настоящий кошмар, там стоит кровожадная женщина-киборг с механическими ногами, готовая в любой момент наброситься на нас. Поэтому бедной Марьяне пришлось поверить ей на слово.

– И что было потом? – вернулась к прерванному рассказу Лопухина.

Сейчас я её на чём-нибудь подловлю, где-нибудь да проколется, думала Олеся, пока следила за ней пристально.

– Дальше случилась самая адская ночь в моей жизни. – Татьяна отвела глаза – наверно сейчас будет врать. – День мы как-то перекантовались более-менее, но особенно мы боялись тёмное время – ночь. А другой берег мы теперь боялись и днём, и ночью, правда с нового места он вообще не просматривался – и слава богу. От одной мысли, что река, возле которой живёт кикимора, протекает там, совсем рядом, за деревьями – от этого нас кидало в дрожь… Мы договорились, если спать, то только по очереди.

Спаньё на безнадёжно сдутом матраце было не в кайф – тело сразу проваливалось и касалось кочковатой земли с множеством упирающихся в спину травяных стеблей. Сёстры клевали носом, развалившись в креслах, ночёвка в палатке в их планы теперь не входила. Договорено было выжидать до последнего, в идеале до восхода солнца. Девочки вцепились в шампуры с деревянными ручками, как в последнюю надежду на спасение. Каждая поглядывала другой через плечо, чтобы со спины к ним никто не подкрался. Костёр горел, хворост в него подбрасывался – с ним освещалась хоть какая-то часть территории, только страшили тени, производимые живым пламенем то тут, то там.

Обе сидели полусонные, внезапно Марьяна вскочила, издав жуткий вопль. Сестра резко обернулась: злобное существо с длинными седыми локонами стремительно неслось прямо на них из той части лесного мрака, за которым была река.

Из монстра вылетел гремучий, местами переходящий на бас, требовательный возглас:

– Что вы здесь делаете?! Кто вам разрешил?

Когда Лопухина слушала, пытаясь представить, как девочки защищаются выставив вперёд свои «шпаги», она с трудом сдерживала смех. Ну что несёт эта глупая фантазёрка, думала она, украдкой подтирая слёзы. Ещё немного, и Олеся не смогла бы сдержать себя от неуместного хохотка, оскорбившего бы рассказчицу. Теперь мне ясно более чем – сделала она выводы, что сёстры попросту обкурились, после чего покалечили друг друга этими самыми небезобидными шампурами, а теперь будут покрывать друг друга, выдумывая нелепого демона, напавшего на них.

Старуха для своего возраста обладала завидной энергией, невзирая на скобы, которые стояли интервально по всей длине на её бледных, давно не видавших солнечных лучей, ногах. Здесь медсестра обратилась с просьбой описать её подробнее.

Как уже упоминала Татьяна, на вид нападавшей, что касается возраста, было в районе века, лицо сморщено, глаза полуприкрыты, длинные седые волосы свисали до бедра, одета она была в лёгкий бежевый балахон с цветной фотопечатью по центру. Надо отдать должное – она не походила на деревенскую сумасшедшую: волосы лоснились от тщательного ухода, и одежда была неимоверно стильной, необычной, что называется, из категории высокой моды. На шее поблёскивали… капсулы, нити – Маркус не хватило фантазии обрисовать, что там поблёскивало, но она заметила среди них прибор – рация, решила Татьяна, усилитель звука, преобразователь речи, или нечто подобное, одним словом, какая-то производимая голоса электроника.