Безрассудные девушки

– Les nerfs![9]

У Аммы дерьмовый французский, она забросила его в одиннадцатом классе, так что она не понимает сказанного, но предполагает, что девушка сказала ей то ли успокоиться, то ли заткнуться. Или, может быть, это уникальное французское слово одновременно передает смысл и первого, и второго.

Но Бриттани уже соскальзывает с койки, ее фиолетовые пижамные штаны в клетку задираются на стройной ноге, и она бормочет: «Je suis désolée, je suis désolée».

Я сожалею, я очень сожалею.

Это слово Амма знает. Она всегда считала, что «désolée» – это слишком выразительное слово для обычного извинения. Но когда Бриттани выскальзывает из комнаты, все еще всхлипывая и прижимая подушку к груди, сложно подобрать более подходящее слово.

Сожаление. Даже опустошение.

Это чувство, от которого они с Бриттани пытались убежать. С каждым новым пунктом назначения Амма думает, что, возможно, теперь они смогут оставить чувство опустошенности позади. Во время перелета из Атланты в Лондон она представляла, как вся грусть, все горе остаются на взлетно-посадочной полосе осадком от утраты, который они оставляют позади, отдаляясь от него с каждым новым штампом в паспортах.

Но ночью это чувство возвращается, и, кажется, никакие достопримечательности, никакие новые впечатления не в состоянии изгнать его.

Пол под ногами Аммы скрипит, когда она следует за Бриттани в коридор. Выходя из комнаты, она слышит за спиной приглушенные голоса и понимает, что завтра они съедут. За первую ночь они уже успели завоевать статус «странных» – «девушки, которая плачет» и «ее подруги-психа», а это фатально в местах, где такие слова, как «атмосфера» или «отдых», имеют первостепенное значение.

«Пошли они все к черту, – думает Амма, пересекая пустой хостел и услышав, как Бриттани открывает заднюю дверь. – Если бы они только знали, если бы они только поняли…»

На заднем дворе небольшой садик с коваными скамейками и столиками и несколькими растениями в горшках, и Амма находит Бриттани стоящей посреди него. Та запрокинула голову к небу и делает глубокие вдохи. Подушка лежит в траве у ног. Ее волосы убраны с лица, и Амма замечает заострившийся подбородок, ввалившиеся щеки. Хотя Бриттани успела набрать несколько килограммов с момента их первой с Аммой встречи, сейчас она снова похудела. Сидя на складных стульях в церковном подвале, Амма подумала, что Бриттани выглядит больной. Безусловно красивая девушка с темными волосами и большими карими глазами, но хрупкая и невесомая, как будто малейшая неприятность могла сломить ее.

Однако Бриттани оказалась более выносливой, даже несмотря на полуночные рыдания. Теперь Амма это знает.

Бриттани поворачивается, почувствовав приближение подруги, и вытирает лицо.

– Прости, – тут же произносит она, но Амма пожимает плечами.

– Ты уже извинялась. Но по-французски, так что, думаю, это не считается.

Бриттани издает сдавленный смешок, прежде чем застонать и запустить руки в волосы.

– Боже, – вздыхает она, – неужели я буду плакать все время в нашем путешествии по Европе?

– Имеешь полное право. – Амма подходит ближе и обнимает Бриттани за плечи. Ночь теплая, но ее тело ледяное, и она слегка дрожит, когда прижимается к Амме.

– Я думала, все наладится, – сокрушается она тихо, и Амма чувствует, как у нее самой сжимается горло.

Она не похожа на Бриттани – плакать не умеет, но, похоже, слезы ничуть не спасают ситуацию. Они не позволяют испытать облегчение или успокоение, только усталость и стыд, будто Бриттани поддалась чему-то, чему не должна была. Слезы – скорее искупление вины, чем очищающий катарсис.

– Так и будет, – заверяет она Бриттани. – Ведь это только вторая неделя. Тебе надо дать себе время.

Бриттани отходит от девушки, проводя рукой по лицу.

– Говоришь как доктор Амин.

Амма знает это и отчасти ненавидит себя, но в такие моменты в ее голове звучит голос наставника в их группе скорби.

«Нужно время».

«Твои чувства не плохие».

«Всегда будет “до” и “после”. Надо только научиться жить в этом “после”».

Последняя фраза понравилось Бриттани больше всего. На внутренней стороне запястья у нее теперь вытатуировано слово «После», слегка скрытое браслетами из бисера, которые она сейчас носит. Она сделала татуировку как раз перед тем, как девушки отправились в путешествие, как обещание, что она снова станет наслаждаться жизнью.

В этом и заключалась суть их поездки в Европу: увидеть что-то новое, исследовать новые места и укрепить быстро возникшую между Бриттани и Аммой связь новыми воспоминаниями. В противном случае они дружили бы только потому, что обе пережили одно и то же ужасное событие. Они хотели стать подругами, потому что выбрали друг друга. Они хотели, чтобы у них была история, которую они могли бы рассказать другим, которая не заставляла бы людей морщиться, округлять глаза или поджимать губы от сочувствия или, что еще хуже, жалости.

«Мы скажем людям, что познакомились в университете, – решила Бриттани. – Мы сразу стали лучшими подругами».

«На паре по истории, – добавила Амма. – Или, может быть, в женском клубе. В выпускном классе мы ходили в поход».

Иллюзия казалась такой близкой, иллюзия жизни, полной развлечений… Иллюзия, ставшая зеркальной версией их прежнего мира, где они были нормальными.

В настоящем Амма снова обнимает Бриттани, обхватывая ее руками.

– Завтра станет лучше, – обещает она.

Бриттани практически отталкивает Амму и возмущенно произносит:

– Господи, ты что, последовала за мной сюда только для того, чтобы стать ходячим печеньем с предсказаниями?

Еще одна вещь, к которой Амма начинает привыкать, – это внезапные перемены в настроении Бриттани, словно все возможные эмоции бурлят у нее внутри и только и ждут подходящего момента, чтобы вырваться наружу. Амма понимает это, но не уверена, что сможет долго терпеть такие бури.

«Нет, я последовала за тобой сюда, потому что ты снова рыдала как сумасшедшая, и это у тебя все на лице написано – даже печенья с предсказанием не нужно. Может быть, присядешь, Бритт?»

Резкие слова так и вертятся у нее на языке, такие тяжелые, что она почти ощущает их вес, и Амма представляет, как приятно было бы сказать то, что она на самом деле думает, но удовлетворение продлилось бы всего несколько мгновений, а потом пришло бы сожаление. Кроме того, у них впереди еще две недели путешествия и еще одна страна, которую они должны посетить вместе, прежде чем вернуться домой в Нью-Гэмпшир. Ссора сейчас только все испортит.

– Я просто пытаюсь помочь, – вместо этого говорит Амма. Слова звучат обыденно и неубедительно, и Бриттани вздыхает, крепко обхватывая себя руками за локти.

В лунном свете ее кожа кажется бледно-голубой, и Амма снова жалеет, что они не остались в Париже, где могли бы снять напряжение поздней выпивкой или куролесить на улицах города, заводя знакомства с парнями по имени Этьен или Александр, с которыми можно было бы пофлиртовать в полумраке кафе.

Вместо этого они стоят на унылом заднем дворе заурядного пригородного хостела. Бриттани говорит:

– Не думаю, что ты сможешь помочь. Вряд ли кто-то вообще сможет.

Амма думает, что это было ошибкой.

Она пытается убедить себя, что имеет в виду выбор хостела.

Но правда ей тоже известна.

Количество легенд, окутывающих атолл Мероэ, превышает размеры острова. Названный в честь королевского фрегата «Мероэ», потерпевшего кораблекрушение в здешних водах в 1821 году, атолл представляет собой подлинный рай, идеальный остров из детских сказок. Едва ли можно представить, какие опасности подстерегают вас, когда вы ступаете на его песчаные пляжи. Непроходимые джунгли и нехватка пресной воды – это первые из множества трудностей. Рыбы, которые плавают в лагуне, красивые и имеют яркую чешую, но они ядовиты, а поэтому несъедобны. В кристально чистых водах обитает небольшой, но смертоносный вид акул. Насекомые жужжат и кусаются, принося с собой всевозможные тропические лихорадки.

И все же, несмотря на все перечисленное, пожалуй, самой опасной чертой Мероэ является то, что остров, по-видимому, делает с теми, кто задерживается на нем слишком долго. Когда человек находится вдали от общества довольно продолжительное время, когда он может смотреть только на горизонт и видеть только море и небо, он начинает потихоньку сходить с ума.

Лорд Кристофер Эллингс«Прогулки и воспоминания: мои путешествия по южной части Тихого океана», 1931Сейчас

Глава 7

Мое утреннее дежурство заканчивается с восходом солнца.

Небо словно охвачено пламенем: мягкие розовые тона, к которым я привыкла, стали ярко-красными, переходящими в оранжевый.

Цвета отражаются в зеркальной поверхности океана, и несмотря на то, что я нахожу это прекрасным, у меня сводит желудок.

Солнце красно с вечера – моряку бояться нечего,

Солнце красно поутру – моряку не по нутру.

Это первое, чему научил меня Ник, когда я начала осваивать азы хождения под парусом. Глядя на это кроваво-красное небо, я с трудом могу себе представить, что в нашу сторону движется шторм, но почти ощущаю его в воздухе – легкий холодный металлический привкус.

Нико высовывает голову из каюты и хмурится.

– Черт, – бормочет он и снова скрывается из виду.

Тревожные мурашки пробегают у меня по спине, и я спускаюсь за ним.

Он сидит за столом в каюте, хмуро разглядывая метеорологическую карту на экране ноутбука. Когда я подхожу ближе, он указывает на большое зеленое пятно.

– Вот он, – тычет Нико, и от этой простой фразы у меня подкашиваются ноги. – Не слишком большой, и если мы сейчас изменим курс, думаю, сможем зацепить только его край, но… – Он вздыхает, ероша волосы. – Не стану врать, будет непросто.

– Что ты подразумеваешь под «непросто»? – уточняю я, скрестив руки на груди, но Нико не успевает ответить, потому что дверь в каюту открывается.

Появляется Бриттани в свободной выцветшей футболке, сползающей с загорелого плеча, ее темные волосы растрепались, она смотрит на нас сонными глазами.

– Что-то не так? – спрашивает она, и я качаю головой.

– Просто погода немного испортилась, – объясняет Нико.

Его слова заставляют девушку проснуться. Ее глаза расширяются, и она поворачивается, чтобы что-то сказать Амме, которая, как я вижу, соскальзывает с кровати позади нее.

– Что нам нужно делать? – сразу включается в разговор Амма.

Нико некоторое время молчит.

– Послушайте, я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь нас от худшего, но вам лучше одеться и захватить спасательные жилеты. Даже если у вас обычно не бывает морской болезни, примите какие-нибудь лекарства прямо сейчас. – Он подходит к шкафчикам и достает красную пластиковую аптечку, откуда берет блистер и бросает его Амме. – Оставайтесь внизу, – указывает он обеим девушкам. – И держитесь за что-нибудь. – Затем Нико поднимает глаза на меня. Прежде я не видела у него такого серьезного выражения лица. – Ты со мной, детка.

Эти слова согревают, даже когда меня охватывает самый настоящий страх.

Мы команда.

Мы пройдем через все вместе.

* * *

Буря начинается медленно, а потом стихия обрушивается со всей силы.

Первый признак – воздух становится холоднее настолько, что не терпится надеть дождевик, который дал мне Нико. Под ним спасательный жилет, вся одежда кажется громоздкой. Ситуация усугубляется тем фактом, что талию обвивает спасательный трос, который удержит меня на яхте.

Это внезапно заставляет почувствовать себя живой: мысль о ветре и волнах, достаточно сильных, чтобы выбросить меня за борт, и только трос защищает меня от мощи океана.

Я брала уроки парусного спорта как у Нико в Сан-Диего, так и на Мауи. Иногда меня учил сам Нико, иногда – кто-то из парней в марине, и я чувствовала себя на воде уверенной настолько, что несколько раз самостоятельно выходила в море. Но все эти уроки проходили в ясную погоду под ярко-голубым небом.

Сейчас все совсем иначе.

Через несколько часов небо темнеет, кажется, будто наступила ночь. Ветер, бьющий мне в лицо, холодный дождь, капли которого пробираются под куртку… Я чувствую, что весь мир перевернулся с ног на голову. Почти в буквальном смысле.

Нико твердо держится на ногах, стоя за штурвалом, и я моргаю – мое зрение затуманено дождем и морской водой. Я говорю себе, что лучше быть здесь, на палубе, чем внизу, как Бриттани и Амма, иначе я бы сошла с ума, не видя, что происходит.

Но когда я наблюдаю, как перед нами вздымается волна, поднимаясь все выше и выше, я инстинктивно зажмуриваюсь. Не хочу этого видеть, не хочу видеть эту стену воды, даже когда чувствую, что «Сюзанна» начинает подниматься. Ветер завывает так громко, что я не слышу крики Нико и пытаюсь удержаться на ногах, когда яхта кренится под невероятным углом.

Я не хочу умереть, будучи унесенной за борт в бурлящие воды.

Палуба скользкая, я хватаюсь за поручни, привинченные к бортам. Паруса, разумеется, спущены, но двигатель все еще работает, помогая нам плыть, и я медленно пробираюсь к Нико, крича, чтобы быть услышанной сквозь ярость шторма.

– Чем я могу помочь?! – воплю я изо всех сил.

Вода стекает по его дождевику, руки покраснели, а костяшки пальцев побледнели от того, как крепко он держится за штурвал.

– Мы должны постараться удержать ее ровно! – кричит он в ответ. – Если она повернется…

Ему не нужно заканчивать предложение.

Если «Сюзанна» накренится, одна из этих волн может перевернуть ее, и тогда все будет кончено.

Я кладу свои руки рядом с его на штурвал, ощущая невероятное притяжение судна и океана, и сквозь льющуюся на нас воду вижу, как открывается дверь каюты.

Сначала я решаю, что она распахнулась из-за силы, с которой яхта бьется об волны, но потом я замечаю темные волосы Бриттани и ярко-оранжевый спасательный жилет. Девушка медленно выходит на палубу, пригибая голову от ветра и воды.

– Твою мать! – слышу я крик Нико, он поворачивает голову ко мне. – Отведи ее обратно! Она не пристегнута.

Я отпускаю штурвал, Нико кряхтит и сжимает его еще крепче. Я медленно иду в сторону Бриттани.

– Спускайся вниз! – указываю я, но она либо не понимает меня, либо ей все равно, потому что она выходит на палубу и оглядывается вокруг с удивлением или шоком, я не могу точно определить. Я снова зову: – Бриттани!

Наконец она поворачивается и смотрит на меня.

– Прости! Я просто не могла оставаться там, внизу! – кричит она в ответ, качая головой. – Не зная…

– Ладно, теперь ты знаешь! – Я не оставляю попыток перекричать шторм. – Это чертовски страшно!

Она смеется, хотя выглядит бледной и позеленевшей, и я подхожу ближе, подталкивая ее обратно к двери каюты.

Все происходит очень быстро.

Вот я стою на ногах, вытянув руки перед собой, а в следующую секунду яхта дает крен, мои ноги соскальзывают, и я падаю.

Палуба наклоняется, и я вижу, как рядом со мной вздымается белая пена. Я скольжу в ее объятия.

НЕТ!

Это единственная мысль в моем обезумевшем от страха разуме: «Нет, нет, нет, НЕТ, НЕТ, НЕТ!»

Мои ноги барахтаются на мокрой палубе, отчаянно пытаясь найти опору. Я хватаюсь за трос, обмотанный вокруг пояса; натягивающийся нейлон разрывает кожу пальцев.

Я слышу отдаленный хлопок, и на секунду мне кажется, что это сломалась косточка в руке. Только когда напряжение вокруг талии ослабевает, я понимаю, что лопнула веревка.

Больше я ничем не привязана к яхте.

Мои руки щиплет, они мокрые от морской воды и крови, но я упираюсь обеими ладонями в палубу, пытаясь остановить скольжение в никуда. За мной тянутся красные полосы, и я словно издалека наблюдаю, как вода окрашивает их в розовый цвет и смывает.

Я сильнее цепляюсь руками, хотя ухватиться не за что, и затем моя нога сильно ударяется о борт. Вот за бортом оказывается моя лодыжка; голень, ступня болтаются в пустоте. Я продолжаю скользить…

Еще один резкий крен, и я сползаю ниже.

«Сюзанна» выравнивается как раз в тот момент, когда меня вот-вот окончательно выбросит за борт, и я отползаю подальше от края, тяжело дыша.

– Лакс! – Я слышу, как Бриттани кричит, и краем глаза замечаю, что она пытается подойти ближе.

Мои руки ноют. Думаю, я могла сломать палец на ноге, но все равно вскакиваю, отталкивая девушку. Она, спотыкаясь, возвращается в каюту, а я закрываю дверь, прислоняюсь к ней. Колени подгибаются, и я падаю на палубу.

За считанные секунды из испуганного живого человека я превратилась в почти мертвого.

Я ищу Нико сквозь ветер и дождь, но теперь, когда я сижу, он скрыт от моих глаз. Интересно, видел ли он, как я чуть не упала за борт?

Не думаю, что он мог что-то сделать. Но, тем не менее, я слышала только крик Бриттани, а не его.

* * *

Первым стихает ветер, затем дождь, пока не превращается в мелкую морось, а после… все просто заканчивается.

Кажется, буря утихла так же быстро, как и появилась, небо над головой внезапно снова становится голубым, а не свинцовым, и на нас падают яркие лучи солнца. Все кончено.

Я все еще сижу на палубе в дождевике, обливаясь потом, и пытаюсь осознать, как быстро все изменилось. Нико за штурвалом смеется, расстегивая куртку.

– Господи Иисусе! – Он проводит рукой по волосам, стряхивая капли воды. – Это был сущий ад.

Так оно и было, но Нико говорит это с таким весельем, что мне кажется, он на самом деле не осознает, насколько страшно мне было, в какой опасности я оказалась. Я чувствую, как гнев закипает внутри, давит на грудь, заставляя руки дрожать. Я преодолеваю небольшое расстояние между нами.

– Мы могли погибнуть! – рявкаю я. – Я чуть не погибла. Ты хоть видел, насколько бесполезной оказалась эта чертова штука? Меня чуть не вынесло за борт! – Я поднимаю потрепанный конец своей страховочной веревки, и он хмурится, зажимая его между пальцами.

– Черт, детка, – протяжно произносит он, и я чувствую, как к горлу подступают слезы. – Но ты же в порядке, правда? – Он задает вопрос, глядя на меня своими карими глазами, и… по правде говоря, я действительно в порядке. Конечно, я испугалась, мои руки все еще сильно болят, но он прав. Все могло закончиться очень плохо, но обошлось.

Я слышу, как за моей спиной Бриттани и Амма поднимаются на палубу. Я не хочу ссориться у них на глазах, не хочу, чтобы они увидели во мне истерящую и не очень крутую подружку Нико, поэтому отпускаю ситуацию. Что еще я могу сделать? Буря уже миновала.

Я качаю головой и прижимаюсь к Нико, обнимая его за шею.

– Я в порядке, – твердо произношу я, и он снова улыбается.

Бриттани обвивает меня руками и крепко прижимает к себе.

– Черт возьми, ты была на высоте! – хвалит она меня, отстраняясь. На ее лице читается неподдельное восхищение. Обернувшись, она кричит Амме: – Видела бы ты эту дерзкую девчонку! Она чуть не упала за борт, но лишь сказала: «Не сегодня, ублюдок!» Она забралась на палубу и…

– Яхта сама выровнялась, – поправляю я, качая головой.

Теперь, когда страх немного отступает, я чувствую себя глупо. На самом деле за бортом оказалась лишь одна нога, а те пальцы, которые я считала сломанными, сейчас слабо пульсируют. Я могу пошевелить ими в ботинках.

Бриттани поворачивается ко мне.

– Нет, ты вытянула себя на палубу. Говорю тебе, это было потрясающе! – Она обхватывает мои плечи обеими руками, на губах играет улыбка. – Ты умеешь выживать, Лакс.

– Никто не хочет умереть так глупо, – отвечаю я. – На моем месте ты бы сделала то же самое.

Бриттани качает головой.

– Я так не думаю. Честно. Некоторые бы слишком испугались, чтобы что-то сделать. Они бы просто приняли свою участь. Так проще, понимаешь?

Я киваю, потому что действительно понимаю, и внезапно чувствую сильную усталость, адреналин покидает мое тело.

– Боевое крещение, – с усмешкой добавляет Нико, обнимая меня за плечи, и я стараюсь не думать о моменте, когда я скользила по палубе, а рукам не за что было зацепиться, и моя кровь стекала по белоснежным доскам «Сюзанны».

Я стараюсь не думать о том, что доверила свою жизнь Нико, а он чуть не отпустил меня.

Тогда

На яхте Нико девушка.

За месяц, прошедший с тех пор, как Лакс вышла из «Бухты» рука об руку с Нико, она успела повидать разных людей на борту «Сюзанны». К нему приходило бесчисленное количество друзей, но это всегда были парни, мужчины, которые выглядели как Нико. Загорелые, красивые, с такими ровными и белоснежными зубами, каких можно достичь только с помощью стоматологического вмешательства стоимостью в тысячи долларов. А еще все они пахнут как Нико – смесью соли и моторного масла, к которой так привыкла Лакс.

Девушки никогда не приходили.

Но теперь одна есть. Когда Лакс спускается по причалу с сумками, набитыми продуктами, она видит ее – девушку с длинными темными волосами, стоящую на палубе «Сюзанны». Сейчас ранний вечер, и она освещена золотистым светом. На ней сарафан в цветочек с развевающимся подолом, а с одного плеча свисает дорогая на вид кожаная сумка. Ее руки опущены вдоль стройного тела, и пока Лакс наблюдает за ней, одна рука взлетает вверх, проводя по щеке под огромными солнечными очками.

Она плачет.

Нико стоит напротив нее, держась за мачту. На его лице застыло выражение, которое Лакс еще не видела.

Он выглядит… скучающим? Но в его скованной позе есть нечто такое, от чего в ее голове заливается тревожный звоночек.

Лакс вспоминает, как она сидела на переднем сиденье маминой Honda Civic в тот день, когда они переезжали в Калифорнию. Ей было двенадцать, она устроилась рядом с водительским креслом и смотрела в окно на родителей, стоящих во дворе дома.

«Теперь это его дом», – подумала она тогда. Мама что-то говорила, качая головой, но отец молча стоял в расслабленной позе, засунув руки в карманы. Все, что было связано с ним, напоминало запертую дверь, и Лакс знала, что у ее мамы больше нет ключа.

Именно так сейчас выглядит Нико. Что бы ни говорила ему эта девушка, он кивает и слушает, но для него ее слова не имеют значения.

Лакс почти вплотную приближается к ним, кроссовки бесшумно ступают по выцветшему дереву причала, и Нико, заметив ее, слегка указывает подбородком в ее сторону, хотя уголки его рта на мгновение опускаются.

Девушка оборачивается, и Лакс чувствует, как глаза незнакомки, скрытые за солнцезащитными очками, оценивают ее: рыжие волосы, пакеты с продуктами в руках, голубую клетчатую рубашку Нико, надетую поверх купальника.

Незнакомка поджимает губы, затем снова поворачивается к Нико.

– Итак, полагаю, между нами все кончено, – выдавливает она.

– Именно так, Сюз, – отвечает он, запрокидывая голову и глядя в небо.

– Ладно.

Девушка опирается рукой на мачту, прежде чем сойти с яхты, ее босоножки на танкетке скрипят по палубе.

Когда она проходит мимо, свежий и чистый аромат ее парфюма окутывает Лакс легкой дымкой.

– Итак, ты – новый проект, – произносит она, и Лакс на мгновение теряет дар речи. – Он большой поклонник проектов, – продолжает девушка, ее губы неприятно, даже презрительно изгибаются. – Удачи.

Взмахнув подолом, она исчезает в облаке дорогих духов, оставляя Лакс с пакетом увядающего салата и быстро тающим фисташковым мороженым.

Взглянув на Нико, она приподнимает брови.

– Не хочешь ввести меня в курс дела?

Он вздыхает, пересекая причал, чтобы взять у нее пакеты.

– Ничего особенного.

– Не похоже.

– Мы недолго встречались, она недовольна тем, как все закончилось. Думаю, она решила, что нужно сообщить мне об этом лично. Снова.

Лакс следует за Нико на «Сюзанну», которая слегка покачивается на волнах.

– Спустя месяц?

Когда Нико выразительно смотрит на нее через плечо, Лакс пытается не обращать внимания на внезапный холодок внизу живота.

– Я имею в виду, – начинает она, засовывая руки в задние карманы шорт, – мы вместе уже месяц. Очевидно, вы расстались еще раньше.

– Как я уже сказал, – повторяет Нико, протягивая руку, чтобы открыть дверь в каюту, – это не имеет значения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

  Гавань, специально оборудованная для яхт и прочих маломерных судов, где предоставляются различные услуги (прим. пер.).