Безрассудные девушки

В конце концов я останавливаю выбор на слове «путешествия», потому что «свобода» звучит слишком слащаво, а «выживание» – слишком откровенно и печально.

– Какое из увиденных мест тебе понравилось больше всего?

Колесо тележки, которую она катит между стеллажей, громко скрипит.

– Ну, я не так много где побывала, – признаю я, пожимая плечами. Щеки полыхают. Теперь Бриттани поймет, насколько жалкая у меня жизнь, и из крутой подружки Нико я превращусь в девчонку-неудачницу, которая таскается за парнем, пока он занимается всякими клевыми вещами. – Честно говоря, в основном я читала путеводители.

Какое-то время я даже коллекционировала их – хобби, появившееся в средней школе и продолжившееся во взрослой жизни. Моя старая книжная полка была забита аккуратными томиками с белыми корешками, выстроенными в ряд, на которых ярким шрифтом пестрели названия: Австралия, Стамбул, Румыния, Таиланд.

Последний путеводитель был подарком мамы на прошлое Рождество. Это единственный подарок, который у меня остался.

Бриттани улыбается.

– Да, раньше я тоже такой была.

Я оглядываюсь на нее, вопросительно приподняв брови.

– Раньше?

Она моргает, затем слегка качает головой.

– До встречи с Аммой.

– Вы ведь познакомились в университете, да?

– Угу, – подтверждает она, рассматривая одну из полок. – В университете Массачусетса. На курсе истории западной цивилизации. Эй, как думаешь, какую пасту нам взять? – Она держит в руках две пачки: одну с обычными спагетти, другу – с пенне. Пожимает плечами и бросает обе в тележку. – Думаю, можно взять все сразу.

Она набирает пачки фарфалле, пенне и яичной лапши и складывает их в тележку к банкам с супом и фасолью.

– Вы, должно быть, очень близки, раз решили путешествовать вместе, – предполагаю я, вспоминая своих друзей по колледжу. Среди них не было ни одного, с кем бы я отправилась путешествовать по миру.

Бриттани кивает, но по-прежнему не смотрит на меня, и у меня возникает неприятное чувство, что на самом деле она не хочет рассказывать о том, как началось их с Аммой приключение. Что странно, потому что я не заметила между ними никакого напряжения. Не дай бог они поссорятся, пока мы будем в плавании…

К этому времени наша корзина почти заполнена, и Бриттани идет к кассе, пока я пишу сообщение Нико.

«Мы все купили».

Его ответ приходит незамедлительно: «Потрясающе. Мы тоже почти закончили. Думаю, сможем отплыть сегодня ближе к вечеру».

* * *

Мы с Бриттани, груженные пакетами с продуктами, возвращаемся на пристань еще до полудня. «Сюзанна» стоит у причала. Она меньше других лодок, но блестит и ослепляет белизной. Ее недавно выкрашенная в красный цвет отделка выглядит жизнерадостно, и мое сердце трепещет, как тогда, когда я впервые увидела Нико.

Он стоит на носу, его волосы как обычно спрятаны под банданой, и он широко улыбается, когда машет мне рукой.

– Как все прошло? – спрашивает он, а я жестом указываю на машину.

– Мы съедим столько спэма, сколько сможем, – обещаю я, и его улыбка становится шире, когда он прижимает ладонь к своей обнаженной груди.

– Вот она, моя родственная душа.

– Спэма? – Амма выходит из каюты.

И хотя это глупо, но отчего-то во мне на мгновение пробуждается нечто темное и дикое, когда я вижу ее в шортах и бикини, в дорогих солнцезащитных очках, закрывающих треть лица, с волосами, собранными в небрежный пучок. Она хорошо смотрится рядом с Нико, они источают уверенность, коей я никогда не испытывала. И уж тем более я не чувствую себя уверенно сейчас в брюках-карго и сандалиях, в накинутой поверх майки белой рубашке на пуговицах, служащей дополнительной защитой от солнца.

– Нельзя воротить нос от спэма, находясь в море, – хохочет Нико, не замечая моего мрачного настроения, и направляется к причалу, держась одной рукой за канат и небрежно спрыгивая с яхты. Его яхтенные мокасины глухо стучат по доскам, и когда он подходит ко мне, я чувствую исходящий от него запах пота и соли с примесью слабого металлического запаха, который всегда его сопровождает, когда он работает в марине. – Готова?

– Как никогда.

– Потрясающе, – искренне радуется он, а затем кивает в сторону яхты. – Не окажешь мне услугу? Надо отнести эти сумки в офис Хэла.

Хэл – управляющий мариной. Он гораздо старше нас, у него кожа как пергамент и самые голубые глаза, какие я когда-либо видела.

Яхта слегка покачивается у меня под ногами, когда я прохожу по палубе и поднимаю сумки, на которые указал Нико.

Одна из них, спортивная красная, наполнена чем-то похожим на разрозненные детали – там лежат кусочки металла и пара ржавых инструментов.

Другая – шопер, намного легче, и заглянув внутрь, я невольно хмурюсь.

– Это же мои вещи? – Я поднимаю шопер, и Нико поворачивается ко мне, прикрывая глаза рукой.

– Да ладно тебе, детка, зачем столько книг в плавании? Они занимали слишком много места в каюте.

Здесь, наверное, с десяток книг в мягкой обложке, несколько новых, но есть и старые, доставшиеся от мамы, – книги Агаты Кристи и путеводитель по Таиланду, почти на каждой странице которого загнуты уголки.

Я не просто взяла их с собой на яхту, чтобы почитать. С их помощью я хотела сделать этом место немного уютнее, немного привычнее.

Нико также положил в пакет одну из подушек, которые я купила, и пару фотографий в рамках. На одной из них мы вдвоем стоим на пляже, обнявшись, моя веснушчатая кожа отсвечивает белизной на фоне его загара. Снимок был сделан, когда я впервые приехала на Гавайи.

На другой – мы с мамой на моем выпускном. Мы обе щуримся от яркого солнца, и я помню, что нам пришлось попросить маму моей подруги Мэллори сделать эту фотографию, поскольку с нами не было никаких родственников.

Этот снимок – часть немногочисленных воспоминаний, что я привезла с собой из Сан-Диего. Он лежал в моем чемодане все время, пока мы жили на полу в гостиной. Я была рада, что наконец-то могу поставить его на яхте.

А теперь рамку с фотографией засунули в холщовую сумку для продуктов.

– Хэл присмотрит за вещами, пока нас не будет, – продолжает он, затем пожимает плечами в своей обычной манере: – Ничего страшного.

Действительно. Мои вещи будут здесь, когда мы вернемся. И я понимаю, что для нас четверых места на яхте в обрез. К тому же…

Амма подходит и заглядывает в шопер.

– О, там не так уж много вещей, – замечает она, затем поднимает голову, чтобы обратиться к Нико: – Кроме того, я забыла взять с собой книгу. Мы легко можем освободить место в нашей каюте. – Она с сияющей улыбкой забирает сумку у меня из рук и ставит ее обратно на палубу, и я улыбаюсь ей в ответ.

– Спасибо.

Нико молча пожимает плечами, как всегда дружелюбно.

– Тогда я не против.

Я знаю, что он и не думал меня обидеть, и я не хочу портить день, поэтому я отпускаю ситуацию и несу спортивную сумку в офис Хэла.

Не проходит и часа, как мы выходим из гавани, оставляя позади лес высоких мачт, проплывая мимо яхт, которые намного больше и красивее «Сюзанны». Бриттани и Амма стоят на носу, слегка приобняв друг друга за талию, ветер треплет их волосы. Будь у меня телефон под рукой, я бы обязательно сделала кадр, наложила пару фильтров и придумала заманчивый текст. Именно так они и выглядят – как вдохновляющая картинка из социальных сетей.

Когда яхта выходит в открытую воду, у меня сводит желудок. Впервые я полноценно понимаю, что мы делаем: отправляемся на необитаемый остров в компании двух незнакомых нам девушек, и я не знаю, что испытываю – волнение, страх, облегчение или какую-то головокружительную смесь этих чувств. Но когда я наблюдаю, как «Сюзанна» рассекает зеркальную гладь воды, что-то в моей груди наконец расслабляется.

– Начало-о-ось! – кричит Бриттани, поднимая руки, широко разводя их в стороны и запрокидывая голову.

– Да, черт возьми! – во весь голос вторит Нико.

Амма с улыбкой оглядывается через плечо.

«Началось», – эхом отдается у меня в голове.

И я имею в виду не только это путешествие.

Глава 6

Я знала, что «Сюзанна» маленькая, но никогда по-настоящему не осознавала, насколько, пока мы вчетвером не оказались внизу в первую ночь.

Главная каюта одновременно выполняла роль гостиной и кухни: там уместились раковина, холодильник и небольшая плита с одной стороны и мягкий диван, огибающий стол, с другой. Этот стол также служит кроватью. Он складывается на один уровень с диваном, и на него можно положить подушки, превратив в удобное, хотя и не очень роскошное спальное место.

На корме также есть небольшая каюта с V-образным матрасом. Звучит необычно, но по-другому и не скажешь: этот матрас в форме буквы V повторяет форму судна. Бриттани и Амма будут спать там, и, честно говоря, я рада, что у нас с Нико будет стол-кровать. Каюта крошечная, с низким потолком, и хотя там есть люк, а Нико установил небольшой вентилятор, в ней все равно довольно душно.

Кроме того, на борту имеется крошечная ванная комната – в носовой части, как постоянно напоминает мне Нико, – на другом конце яхты, несколько шкафчиков для хранения вещей, и все.

В дополнение к «атрибутам уюта» в виде книг и фотографий я сшила занавеску для маленького окна в каюте и купила веселый коврик в виде ананаса для кухни. И тем не менее никуда не деться от того факта, что здесь тесновато.

Бриттани и Амма, похоже, не возражают. Пока мы ужинаем – первым блюдом из десятка предстоящих на основе риса и фасоли, – они не перестают повторять, как здесь уютно, а Бриттани фотографирует каждый уголок нашего плавучего дома.

– Как давно ты купил эту яхту? – интересуется она, делая глоток воды из бутылки.

Нико сидит напротив нее, рядом со мной, и, положив локти на стол, осматривается по сторонам.

– Пару лет назад. С тех пор приводил в порядок.

– Почему именно «Сюзанна»? – спрашивает Амма. Она съела только половину своего ужина, прежде чем отодвинуть тарелку в сторону.

Нико пожимает плечами.

– У яхты было дурацкое название, когда я ее покупал. «Зефирный бриз». И, типа, «зефир» – это и есть бриз, так какого хрена? В общем, я встречался с девушкой по имени Сюзанна, так что…

Я уже слышала эту историю, но каждый раз у меня неприятно сжимается сердце. Меня смущает, как просто Нико отмахивается от этой девушки, несмотря на то, что назвал в ее честь целую гребаную яхту. И это заставляет задуматься: что, если в будущем какая-нибудь другая девчонка посмотрит на его руку и увидит букву «Л», а Нико так же пожмет плечами: «Сделал в честь девушки, с которой встречался, Лакс. Ничего особенного». Вот и вся история.

– Мне казалось, что переименовывать яхту – плохая примета, – удивленно поднимает бровь Амма. Она откидывается на спинку диванчика, кладет одну ногу на подушку и обхватывает колено руками. – Возможно, ты искушаешь судьбу. – Она слегка улыбается, поддразнивая, но я никогда не слышала об этом раньше и бросаю взгляд на Нико.

– Некоторые так считают, – кивает он. – Но я ничего об этом не знаю. Никогда серьезно не относился к глупым суевериям. – Внезапно он растягивает губы в улыбке, подталкивая меня плечом. – В любом случае тебе надо задать этот вопрос Лакс. В конце концов «Сюзанна» – ее яхта.

Я закатываю глаза, в то время как Бриттани подается вперед.

– Подожди, ты серьезно?

– Нет, – качаю головой я. – Ну, технически. На бумаге.

Пару месяцев назад, вернувшись домой, я обнаружила, что Нико принес на подпись кучу бумаг, переводящих яхту на мое имя. Очевидно, звонил его отец, и у них состоялся серьезный разговор о налогах или чем-то подобном. Честно говоря, я многого из этого не поняла, а Нико продолжал настаивать, что в этом нет ничего особенного, что нам было бы «легче» в финансовом плане, если бы яхта была оформлена на мое имя. Вот так я формально стала законной владелицей «Сюзанны».

Но это не имело особого значения – все равно яхта принадлежала Нико.

Наклонившись вперед, Бриттани подпирает подбородок рукой.

– Ладно, про яхту мы все поняли, но мне интереснее узнать про вас двоих. – Она указывает на нас. – Расскажите мне все. Как вы познакомились? Была ли это любовь с первого взгляда? Поведайте поистине романтичную историю.

Я смеюсь, и Нико улыбается, обнимая меня за плечи и притягивая ближе.

– О, это настоящая любовь с первого взгляда. По крайней мере для меня.

Я закатываю глаза и смеюсь.

– Он лжет. Мы познакомились, когда я работала в месте, где была самая уродливая униформа, которую вы только можете себе представить. Ни один мужчина никогда бы не влюбился с первого взгляда в женщину в шортах цвета хаки.

– Все так и было, – подтверждает Нико. – Я приходил каждый вечер в течение двух недель для того, чтобы полюбоваться тобой в тех шортах цвета хаки.

– Конечно, мы с коллегами пожалели его, потому что, как видите, он очень застенчивый, – добавляю я, а Бриттани и Амма смеются, когда Нико в шутку толкает меня.

– Как бы там ни было, – продолжает Нико, – в конце концов я спросил про нее, и она подошла к моему столику. Вот и вся история.

– С тех пор мы почти не расставались, – говорю я с улыбкой, вспоминая первый вечер знакомства, тот трепет, который я испытала, когда Нико взял меня за руку, и то чувство, когда я наконец испытала привязанность к чему-то. К кому-то.

Бриттани все еще смотрит на нас, ее глаза сияют.

– Хорошая история. Это судьба.

Я кладу голову на плечо Нику, ощущая знакомое надежное тепло.

Это судьба.

Едва ли я верю в подобные вещи. Судьба, предначертание… Думаю, Нико появился в моей жизни в нужное время, и ему понравилось, что я нуждалась в спасении. А он мог предложить мне то, чего я хотела сильнее всего – человека, с которым я могу разделить не только жизнь, но и приключение, новый опыт.

Нико продолжает:

– Когда впервые увидел ее печальные глаза, я был сражен.

Я поворачиваю к нему голову.

– Печальные?

Он никогда раньше не упоминал об этом. Обычно Нико шутил, что его внимание привлекло сочетание моих ярко-рыжих волос и молочно-белой кожи.

– Угу, – кивает он, делая глоток из бутылки с водой. – Каждый раз, когда я приходил, даже когда ты улыбалась, то выглядела очень грустной. Наверное, я хотел узнать причину.

Бриттани по-прежнему с теплотой смотрит на нас, но мне не нравится картина, которую он рисует: грустная девушка, суетящаяся в прибрежном баре в ожидании парня, который заинтересуется ее трагедией.

– Да, это было тяжелое время, но я точно не собиралась плакать у тебя на плече, – отрезаю я, немного отодвигаясь. – Я держала себя в руках, несмотря на… все, что произошло.

– А что произошло? – Амма наблюдает за нами, поставив локти на стол.

– Моя мама заболела пять лет назад, – объясняю я. – Рак. Я бросила колледж, чтобы заботиться о ней, а потом, когда ее не стало, пришлось много работать, чтобы вернуться к учебе и…

– Она была твоей единственной семьей? – Брови Бриттани сведены вместе, и что-то в выражении ее лица подсказывает мне: ей действительно нужно узнать ответ.

– Вроде того. – Я пожимаю плечами, чувствуя себя неловко. Начинает гореть шея. – Мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, после того, как отец решил стать ходячим анекдотом и обрюхатил свою секретаршу.

– Господи Иисусе, – выдыхает Амма, и я киваю.

– Да уж. Поэтому мы вдвоем с матерью переехали в Калифорнию, чтобы начать все сначала, в то время как он завел новую семью в Небраске. И когда мама заболела, мы с отцом не общались. Так что да, она была моей единственной семьей.

Я решаю не рассказывать им о телефонном разговоре с отцом перед самым концом. Деньги были на исходе, мама больше не могла даже есть – ее кости начали выпирать из-под тонкой, как бумага, кожи, а страховая компания отказывалась покрывать расходы на лечение на дому.

Я не рассказываю им, как спокойно звучал его голос.

«Твоя мать сделала выбор, Лакс. Она не хотела, чтобы я был частью ее жизни. И ты тоже. Так что теперь вам обеим придется жить так, как вы хотели».

От одного воспоминания об этом – о стыде, ярости и полном непонимании, как можно быть таким жестоким и что ДНК этого человека делает во мне, – у меня сводит желудок.

– В любом случае, – подвожу итог я, заставляя себя улыбнуться, – то были паршивые времена, но случившееся привело меня сюда, понимаете? К Нико и «Сюзанне». Если бы я продолжила учиться, то получила бы степень бакалавра английской литературы и, вероятно, все равно стала бы официанткой, но тогда на мне висел бы еще кредит за учебу.

– Отправиться под парусом на необитаемый остров звучит лучше, чем это, – замечает Амма, кивая, и я отворачиваюсь, благодарная за то, что она нашла способ вежливо закончить разговор, однако все еще чувствую себя уязвленной.

Через маленькое окошко каюты я вижу, что небо потемнело. Нико встает, потягиваясь.

– Я буду дежурить первым.

Бриттани удивленно смотрит на него.

– Дежурить?

Нико одаривает ее улыбкой, которую я уже раньше видела: немного снисходительной, без зубов, с ямочками на щеках. Мне никогда не нравилась эта улыбка, а в данной ситуации она выглядит еще более неприятной. Внезапно приходит осознание, что до крутого яхтсмена Нико он был Николасом III, рос в Ла-Холья со своим отцом-адвокатом, матерью, обколотой ботоксом, носил модную школьную форму и гонял на дорогой машине.

Это неприятное напоминание – несмотря на то, что мы прожили последние полгода вместе, я все еще многого не знаю о своем парне.

– Мы не можем просто все лечь спать, – отвечает он Бриттани. – Кто-то должен дежурить.

– Но, – она указывает на рацию и радар, которые размещены на небольшой полке, выступающей из стены между спальной каютой и камбузом, – на дворе двадцать первый век. Разве сейчас не все автоматизировано?

– Не полностью. – Нико скрещивает руки на груди, его кожа очень смуглая на фоне светлых обтрепанных рукавов футболки. Только сейчас я замечаю, что выцветшие буквы на спине гласят: «Семейный пикник Йоханнсенов и Миллеров, 2011». – Нет ничего лучше этого, – продолжает он, растопыривая пальцы и указывая на глаза. – И поверьте мне, последнее, что вам нужно, – это пропустить сигнал тревоги и столкнуться с контейнеровозом, несущимся на вас в два часа ночи. – Я уже слышала это предупреждение раньше и знаю, к чему клонит Нико. – Многие из этих здоровенных кораблей, возвращаясь в порт, обнаруживают такелаж небольших парусников, запутавшихся у них на носу. – В его глазах появляется едва заметный блеск, когда он хлопает ладонь об ладонь. – Они просто смели в темноте какую-то лодку и не заметили этого.

Если он ждал, что наши спутницы испугаются, то, должно быть, сейчас пережил разочарование, потому что Бриттани выглядит абсолютно невозмутимой.

– Ну, мы совершенно точно не хотим быть размазанными по океану, – поддразнивает она, и Амма фыркает, прикрываясь бутылкой воды.

Нико выглядит немного растерянным. Я встаю из-за стола, собираю тарелки.

– Я сменю тебя в три, – предлагаю я, и когда прохожу мимо него, он обнимает меня за талию и быстро целует в щеку.

– Отлично, детка. Спасибо.

Он шлепает меня по заднице, прежде чем взбежать по ступенькам обратно на палубу, а я поворачиваюсь к Бриттани и Амме. Мои щеки слегка алеют. Нико всегда такой… несдержанный? Я имею в виду, что знаю про его наклонности. Но то, что я вижу в глазах Бриттани и Аммы, заставляет меня добавить:

– Это путешествие покажет его сущность.

Бриттани улыбается и отмахивается:

– Он хороший парень.

Амма кивает, кладя руки на стол:

– И выглядит тоже неплохо.

Эти слова не вызывают у меня ревности, скорее гордость, что, пожалуй, жалко само по себе.

– Тебе помочь? – Бриттани кивает на тарелки, но я качаю головой.

– Нет, я разберусь. Поднимайся на палубу. Держу пари, звездное небо нереально красивое.

Им не нужно повторять дважды, и я слышу, как Нико окликает их, когда они появляются наверху.

В отсутствие еще трех человек в камбузе становится посвободнее, и я делаю глубокий вдох, наслаждаясь несколькими мгновениями уединения. Может, все же стоило позволить девочкам самим найти корабль побольше, где бы мы все не сидели друг на друге?

Нет, это того стоит. «Сюзанну» наконец-то отремонтировали. И как только мы вернемся из путешествия, мы с Нико сможем отправиться в наше собственное приключение, которое не будет вызывать клаустрофобию. Оно будет… уютным.

По-домашнему уютным.

Кроме того, через два дня мы доберемся до острова – атолла – и там будет много места. Пожалуй, слишком много.

Сполоснув посуду в маленькой мойке с помпой, я возвращаюсь к столу, чтобы собрать бутылки с водой, и засовываю пальцы в горлышки, желая подхватить все сразу. При этом взгляд падает на телефон Бриттани, оставленный на столе. На экране блокировки ее фотография с Аммой, они обнимают друг друга за плечи на фоне Колизея. Девочки на снимке широко улыбаются, но кожа выглядит бледнее, чем сейчас, а тела более хрупкими – Бриттани выглядит немного пугающе, под выступающими скулами заметны тени. Амма с силой впивается в плечо Бриттани, до побелевших костяшек.

Нахмурившись, я наклоняюсь чуть ниже, но не успеваю рассмотреть фотографию получше: на лестнице снова раздаются шаги, и я быстро поворачиваюсь к раковине. Я ополаскиваю бутылки, когда на кухне появляется Бриттани и протягивает руку за телефоном.

– Хочу сделать несколько кадров неба, – сообщает она, затем снова смотрит на раковину. – Уверена, что тебе не нужна помощь? Мне неловко.

– Не надо, – заверяю ее я. – Я присоединюсь к вам через секунду.

– Хорошо, но с моей помощью ты присоединишься к нам через полсекунды, – хихикает Бриттани, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь ей в ответ. Просто они обе очень милые – совсем не такие, какими я их себе представляла.

Бриттани встает рядом со мной у раковины, так близко, что наши бедра соприкасаются, когда она тянется за одной из тарелок. Напор воды в мойке слабый, но нам удается довольно быстро вымыть оставшиеся тарелки и приборы, и вот я уже на палубе вместе со всеми, любуюсь звездным небом.

Здесь так много звезд, что они кажутся почти нереальными, и я опираюсь одной рукой о мачту, пытаясь охватить взглядом весь небосклон. Вокруг нас открытое и пустынное море, над головой бескрайнее небо, и все это настолько необъятно, что мне кажется, будто я могу увидеть изгибы земного шара. Внезапно я понимаю, почему Нико так нравится ходить на яхте.

Я больше не чувствую себя маленькой, испуганной или одинокой. Сейчас я часть чего-то большего.

И когда я поворачиваю голову, то вижу Бриттани – ее голова запрокинута к небу, а на лице расплывается широкая улыбка.

Тогда

Бриттани снова плачет.

Амма лежит на нижней койке, прислушиваясь к приглушенным рыданиям. Бриттани уткнулась лицом в подушку, стену или одеяло – она пытается скрыть всхлипы, но ее плач не имеет ничего общего с карикатурными рыданиями из фильмов, когда тихие слезы стекают по побледневшим лицам. Это самая настоящая истерика – плечи трясутся, сопли текут, горло болит.

Амма знает, потому что сама выплакала немало таких слез.

В комнате с двухъярусными кроватями душно даже с открытыми окнами, ночь снаружи жаркая и тихая. Амма слышит, как дважды коротко тявкает собака – это единственный звук кроме всхлипываний.

Они с Бриттани выбрали этот хостел, потому что он был дешевым и располагался в двадцати минутах езды на поезде за пределами Парижа, что показалось им небольшим расстоянием и к тому же позволяло выгодно использовать их билеты Eurail[8]. Но Амма не могла представить, как одиноко может быть в пригороде, когда суета, шум и огни большого города не могут сдерживать такого рода нервные срывы. Тишина здесь была слишком густая, слишком тягостная, а у пожилой леди, управляющей хостелом, установлен комендантский час: к полуночи все уже были на своих койках, а двери заперты.

«Нужно было потратить несколько лишних евро и остаться в городе», – думает Амма, взбивая подушку. Но деньги уже заканчиваются, а у двух подруг их и так не было.

Бриттани издает еще один сдавленный всхлип, и в другом конце комнаты одна из американок, также проживающих в хостеле, садится на кровати. Амме кажется, что ее имя Тейлор или Хейден – как-то так. Девушка прибыла из Южной Каролины, вспоминает Амма из их короткого разговора, состоявшегося за ужином из бутербродов и супа. Ее выдает акцент, когда она резко бросает:

– Девочка, кем бы он ни был, он того не стоит. Заткнись и спи.

Амма вскакивает с кровати быстрее, чем осознает свои действия, бросает подушку на койку. Гнев бурлит в ее крови так, что едва не кружится голова.

– Отвали, мать твою! – рявкает Амма, ее голос звучит резко и слишком громко в тишине комнаты, и девушка, которая спит над Тейлор или Хейден из Южной Каролины, тоже садится: