скачать книгу бесплатно
– Плащ и нож? Это иголка в стоге сена.
– В Москве да. Но прилетел он из Сибири, скорей всего, с холодным оружием. По описаниям экспертов, нож нестандартный, возможно, изготовлен по заказу. В Сибири местные розыскники опрашивают всех кузнецов в городах и сельской местности. Работа только началась. Месяца на два, не меньше. Омскую и Новосибирскую школы милиции обещали подключить.
– А в Москве что планируете?
– В Москве и Подмосковье прочесываем все свалки. Ищем коричневые плащи и крупные ножи для опознания и экспертизы. Два курса Московской школы милиции работают с операми. Помоечную братию трясут. Работа на месяц-полтора. Времени много прошло. Шансов мало. Будем искать.
– Костя, откуда начнете?
– С адресов в Омске и Иркутске. Одновременно. Квартир, домов, гаражей много. Две семьи: бывшая и настоящая. Вывал и там, и там. Мне областные УВД выделили четыре опергруппы с автотранспортом и вертолетом. Связь ВЧ. Самородок будем искать и свидетелей по одежде. Может, кто-то и видел Юнисова в коричневом плаще.
– Константин Викторович, ты скоро не то что майора вернешь, а генерала получишь.
– Ты ошибаешься. В министерстве сказали, не раскроем – уволят в народное хозяйство. Пойду к тебе в помощники.
* * *
– Алексей Львович, это Валерия Владиславовна. Почему не звоните? Совсем пропали. У нас с вами договор. Я со своей стороны все условия соблюдаю. Что случилось? Мы с Ингой слышали, что убийцу поймали. А наш адвокат не в курсе.
– Здравствуйте, Валерия Владиславовна. Рад вас слышать. Не волнуйтесь, я в курсе хода расследования. Информации много, но она разношерстная. Обсуждать с вашей семьей ход следствия в настоящее время категорически нельзя. Все очень зыбко. Доказательств мало. Подозреваемый действительно появился. Но это только подозреваемый, обвинение не предъявлено. По поиску доказательств работает много людей. Профессионалы. Поверьте, работают нормально. Вы и Инга Донатовна постоянно общаетесь с корреспондентами, бывшими знакомыми и сослуживцами брата. Сейчас ни в коем случае не должно быть утечки информации. Потерпите немного, будут промежуточные результаты в расследовании, и я встречусь с вами, все доложу. Сейчас рано. До свидания. – Я положил трубку на рычаг телефона.
* * *
– Здравствуйте, мне нужен Алексей Львович.
– Слушаю вас.
– Беспокоит заместитель генерального директора Научно-производственного объединения «Теплофизика» Шелихов. Сегодня в пятнадцать часов на ВЧ предприятия был звонок из Омского областного комитета партии. Звонил руководитель оперативной группы милиции Артемьев. Ему необходимо связаться с вами по телефону ВЧ[7 - Высокочастотная правительственная связь.]. Вам предварительно назначено время разговора завтра в 10 утра. Вас устраивает время?
– Спасибо за информацию. Я утром буду у вас.
– Хорошо. Я могу вас встретить на проходной в 9:30 и провести в комнату спецсвязи.
– Отлично, еще раз большое спасибо.
– Я даю подтверждение в Омск на завтрашний разговор в 10:00. Ждем вас.
В девять утра я уже маячил в огромной проходной предприятия. Ровно в 9:30 ко мне подошел моложавый мужчина лет пятидесяти с военной выправкой, высоко поднятым подбородком и заговорческим выражением лица. Он осмотрелся по сторонам и тихо произнес:
– Здравствуйте. Я – Шелихов. У вас паспорт с собой? Можете передать его мне. Я выпишу пропуск.
Я ощутил себя засекреченным агентом на ответственной встрече с могущественным резидентом. Кино, да и только.
Сопровождающий быстро провел меня на второй этаж здания и засунул в малюсенький кабинет. На единственном в комнате столе находился большой черный телефон с массивной трубкой и блестящим гербом СССР в середине.
– Леха, привет! Если стоишь, то сядь. Не мог удержаться. Хотелось сообщить тебе. Не телефонный разговор, поэтому по ВЧ. Короче, нашли золотой самородок, который похож на медвежью пасть. У сына Руслана Сергеевича на даче под Омском, в Павловском районе. На обыске стажер следователя настольную лампу с абажуром крутил, крутил… Тяжелая она ему показалась. А основание лампы из золотого слитка было сделано и краской покрыто. Краску ковырнули, а там… Вот такие дела. Опознавать везем в Москву. Дня через три, четыре буду.
Я положил трубку. Повернулся к окну, задумался. Представил себе этого летного генерала – серьезного мужика, привыкшего командовать людьми и принимать жесткие решения. Представил, как он сидит в следственном изоляторе «Матросская тишина», что в Сокольниках, и размышляет:
«Закрыли! Неожиданный поворот. Что у них есть? Собраться надо. Предъявили бортовой журнал, экипаж допросили. Сам виноват, не проследил. Муд… к этот мальчишка, второй пилот, запись в бортовой влепил. Зачем, кто его просил? Все… что есть, то есть. С кем бы посоветоваться? Совет нужен. Эти четверо в камере – не то, уж больно в друзья лезут. Что еще менты нароют? Ничего не нароют… Тесака нет, самородок найдут…вряд ли. Может, найдут… теперь. Гэбэ подключилось, теперь глубоко рыть будут. Все отрицаю, все. Нет, лучше молчу. Гниду убил. По-мужицки он, сученок, неправ. Докторскую обещал? Обещал. Обманул? Обманул! Золото взял? Взял. Зашакалил? Зашакалил! Я просил вернуть – не вернул. Мог отдать, и делу конец. Нет, уперся. Слово не сдержал. Вор и мразь, жалеть не о чем, свое и получил. Все за дело. Ничего не докажут. С адвокатом бы поговорить. Тоже, небось, куплен. Молчать, только молчать. Ну, найдут слиток и что? Рядом все, не в глаз… Валю жалко – сука я, зачем бабу? Дочурка у нее. А как? Под расстрел идти с живым свидетелем? Так доказывать замучаются. Черт ее принес туда. Перед ней виноват! Кто знал, что она там будет? К следаку вроде вызывают, опять давить будут, мурыжить… Все, молчу, пусть наскребают, одно нытье да угрозы. Терять мне нечего. Рот открывать нельзя – проколюсь. Молчу. Будут бить – не, не будут, бесполезно. Менты – тоже люди. Все понимают. Вить не будут. Все. Улыбка. Спина прямая. Руки назад. Держусь».
«Да… нарыли!.. Кто со следаком был? Наверное, опер из ГВ. Этого кузнеца деревенского нашли. Да, это конец. Самородок у сына, суки, нашли. Это мое, законное, а теперь все. Я его за дело получил. Золото это нах… р никому не нужно. Инга его в руки не возьмет. Значит, куда-нибудь в алмазный фонд сдадут. Там и сопрут. Название бы не меняли, «Медвежья пасть» хорошо звучит, да ладно, теперь это все фигня. Пустое. В сознанку не пойду. Суд-пересуд, адвокатишка грамотный, потянет время. Пару лет проживу, а там, глядишь, «вышку» отменят. Европа давно стонет. У нас теперь перестройка, точно отменят. А там будем живы – не помрем. Сейчас, главное, собраться. Колотит что-то. В камере двое новых. Нельзя. Ни слова. По фене болтают, а у самих рожи девять на двенадцать. В тюрьме такую ряху не наешь. И в зубах ковыряется один, что здесь ковырять? Свеклу? Все ясно, совет уже не нужен. Молчу и прошу встречи с адвокатом. Куда он пропал? Может его тоже менты прессуют? Свет вырубили. Все. Отбой. Утро вечера мудренее. Завтра с утра прошу адвоката…»
«Адвокатишка что-то носом водит. Ваза, говорит, у ментов сильная, доказательств много. Насрать мне на эту базу. Что ж мне теперь под вышак идти? Ваза… у него. Нечего было дорогого брать. Сильный адвокат, сильный адвокат… Ну и где его сила? Тактику, говорит, менять надо, со следствием общаться, резину тянуть. Ху…ня все это, все равно шлепнут. Хоть дружи со следаком, хоть нет. Конец один. Попа бы позвать или другого священника. Да, верить не научился, что сказать? В чем каяться? Правильно я шакала запорол, не жалею… Не веровал никогда, теперь уже поздно. Да и кровей во мне намешано. Не разберешь, в какой храм бежать. Может видеооператора со следаком вызвать? Покаяться перед Валиным мужем, родителями. Это дело. А то со следствием дружи! Чужие люди, на зарплате сидят, пофигу им все. Точно, видеокамеру, и все под запись скажу. Грех сниму, может полегчает. Священника вызывать не буду… Не поймет. А прощения попрошу. Валерке Тамму покажут, может мне на небесах легче будет. Кто чего знает. Есть там что? Никто не возвращался… Решено. Адвоката побоку, заявление на камеру делаю, а там будь что будет…»
* * *
Доверительницы пришли ко мне в офис вместе. И Валерия, и Инга сверкали крупными бриллиантами и были одеты с продуманной роскошью. В моем скромном кабинете они смотрелись, как английская королева в городском такси.
– Мы пришли выразить вам признательность за помощь нашей семье в трудные дни. – Валерия Владиславовна привстала и раскраснелась.
– Я рад вас обеих видеть. Чем мог, помог. А благодарить надо оперативников и следователей – они провернули огромную работу. Обвинение на сегодняшний день предъявлено Юнисову Руслану Сергеевичу. Но это еще не конец, виновным человека признает только суд.
– Мы это понимаем.
– Вот и хорошо. Уважаемые дамы, мои услуги, я думаю, вам более не нужны. Вы со мной полностью рассчитались, и условия нашего договора предлагаю считать выполненными.
* * *
В Москву приехала команда боксеров США. На днях должна была состояться матчевая встреча с нашими в «Крылышках». Билетов нигде не было ни за деньги, ни по знакомым. Хоть тресни. Попасть на матч хотелось. Директор Дворца спорта когда-то звонил мне с пустяковой консультацией. Человек оказался благодарный и вручил мне пропуск в служебные ряды у ринга. Я был счастлив.
Вся боксерская Москва в этот вечер собралась под куполом дома бокса. Лагутин, Агеев, Позняк, Рескиев, Степашкин, Киселев, Лемешев, Степанов, Высоцкий… Я стоял в фойе и, не моргая, любовался «великими». В этот исторический момент чья-то рука легла мне на плече.
– Костя! Костя Артемьев. Вот так встреча. Подполковник. Поздравляю. Сколько мы не виделись?
– Три года всего. Видишь, как на бокс полезно ходить, друзей старых встречаешь. Ты где билеты достал? Аншлаг.
– Нет у меня билета, пропуск выклянчил во дворце. Я же здешний, из «Крылышек».
– Да, да помню, ты рассказывал. А я с ребятами из местного отделения договорился. Обещали провести в зал, но только в форме. Пришлось одеть.
– Ты отлично смотришься. Из капитанов в подполковники за три года. Молодец. В розыске звезды тяжело даются. Ты там же?
– Я теперь на Петровке отделом по борьбе с угонами автотранспорта командую. Интересный отдел, каждый день «кулибины» новые отмычки придумывают. Электроника, автоматика. Не заскучаешь. Ты-то как?
– Нормально. Чем-то убойное дело закончилось? Приговор какой?
– Леш, все знаю. Все расскажу, ничего не утаю. Только в перерыве. Идет? Хочу построение команд посмотреть, гимны послушать. Красиво. Я американцев на ринге никогда не видел.
Бои были уникальные. В легких весах наши проигрывали, но дрались «насмерть». Шли на звезднополосатых как в последний бой. Мы с Артемьевым в запале так орали, что оба охрипли и в перерыве общались шепотом.
– Алексей Львович, докладываю о всех фигурантах того дела по порядку: начальник полигона Сбруйкин уволился в запас и работает там же – директором дома офицеров. На его басни народ съезжается аж из соседних областей. Инга Изотова уехала с дочерью в Прибалтику. У нее там мать и отец живут. На работу устроилась. Квартиру в Москве продала. От злополучного золотого самородка отказалась категорически. Просила передать его в Гохран. Лена Богданова большой начальницей стала: заместителем генерального по науке. Докторскую пишет. Илья Фукс-Рабинович – профессор в Тель-Авивском университете, преподает. Валерия Изотова живет в Москве. Брату памятник на Ваганьковском кладбище установила, за могилой ухаживает. В отношении первой жены и сына Юнисова в Омске возбуждали уголовное дело по факту дачи заведомо ложных показаний. Помнишь, наверно, они ему ложное алиби состряпали. Так вот, промурыжили их даже два месяца в следственном изоляторе подержали, а потом твои коллеги дело и развалили. Сам знаешь, нерабочая статья. Валерий Тамм постоянно на даче. Один. Не работает. Говорят, камины научился класть, тем и живет. Дочку их с Валюшей бабушка воспитывает.
Орудия убийства мы не нашли, зато в Омской области, в совхозе «Победа» курсанты кузнеца разыскали. Опознал он Юнисова как покупателя ножа. А вообще кузнец эти «тесаки» для свинофермы делал.
– Ну а с Юнисовым-то как? Что тянешь резину? Суд был?
– Да не было никакого суда. Предъявили ему обвинение. Это ты знаешь. После этого он год отсидел. Со следствием не общался. Молчал. С материалами ознакомился – молчит. Дело в Генеральную прокуратуру передали. К суду уже все готовились. Тут Руслан Сергеевич потребовал срочную встречу со следователем. Передал заявление через контролеров. Это сродни грому было. Молчал больше года. Попросил видеокамеру включить и монолог минут на сорок выдал. Я запись смотрел, впечатляет. Если в двух словах, то на Изотова ушат грязи вылил. Сказал, что такие, как Игорь Изотов, жить не должны. И что суд он свершил праведный. В конце видеозаписи, когда о Вале Тамм говорил, скис и заплакал! Перед семьей ее повинился. Невинную душу, говорит, погубил, за это и отвечу. На следующее утро он повесился в камере.
Боксерские поединки закончились. Наши победили со счетом 7:5. Матч спасли средние и тяжелые веса. Мы вышли на Ленинградский проспект. Из динамиков доносилась бодрая музыка, а в воздухе витал запах ванили от кондитерской фабрики «Большевик».
Домашняя симфония
Глава 1. Слава
Всю неделю лил дождь, а сегодня вдруг выглянуло долгожданное солнце и наступило бабье лето. Еще по-летнему тепло, лишь прохладный ветерок напоминает о приближении осени. Через две недели произойдет событие, сыгравшее трагическую роль в жизни Славы и его семьи. А пока он в прекрасном расположении духа гуляет по Тверскому бульвару. Только что он узнал, что наконец-то утвердили список тех, кто в феврале едет на конкурс в Японию, и среди прочих была и его фамилия. Почти 20 лет он работает скрипачом в Государственном симфоническом оркестре, и гастроли для него уже давно стали привычным делом. Примерно раз в два месяца он вместе с оркестром выезжал за границу: в Польшу, Чехословакию, Германию, Америку. Уникальность этой поездки заключается в том, что Слава впервые едет на гастроли в роли концертмейстера. Он так долго к этому шел, что сейчас испытывал невероятное облегчение и гордость за себя.
Ему вообще всю жизнь сопутствовала удача. Будто за неведомые заслуги с самого рождения ему помогали не один, а сразу два ангела-хранителя, оберегая от малейших неприятностей. Вероятно, благодаря их хлопотам судьба наделила его еще и неиссякаемым оптимизмом, бешеным обаянием и прямо-таки маниакальной потребностью находиться в центре внимания.
Когда Слава родился, он долго не плакал. Дергался, краснел, морщился, но молчал. И только когда вокруг него собралась целая толпа – медсестры, санитарка, фельдшер, врач, ассистенты, – он закричал пронзительно и громко. С самого рождения он нуждался в зрителях, которые бы смотрели на него с восторгом и обожанием. Так было в яслях, где он быстрей всех выпивал яблочный компот, и в детском саду, где только он, не выходя из-за стола, мог попасть манной кашей в нос плюшевому бегемоту. Этого было достаточно, чтобы заслужить любовь девочек и молчаливое уважение всех мальчиков группы.
В школе Слава продолжал пользоваться любовью не только своих одноклассников, но и учителей. Он мог слово в слово повторить историю Ледового побоища, рассказанную историчкой на прошлом уроке, или воспроизвести решение задачи, которую (это физик сам видел) он не записывал в тетрадь.
Учеба давалась ему легко и просто, и он с радостью делился своими знаниями: решал за один урок три варианта контрольной, писал диктанты под копирку и читал стихи с таким выражением, что Маргарита Семеновна (подслеповатая учительница литературы) забывала опрашивать остальных. А взамен одноклассники дарили ему свою любовь и уважение – и это именно то, чего Слава всегда так страстно добивался. Окончив школу с золотой медалью, он без проблем поступил в консерваторию.
Родители, рано заметив, сколь щедро наделен их сын способностями, в том числе музыкальными, купили скрипку и наняли десятилетнему сыну учителя музыки. Слава был поражен красотой и элегантностью старинного инструмента. Ее изгибы, напоминающие очертания женского тела, тепло дерева, излучающего магическую энергию, струны, издающие неповторимые, каждый раз новые звуки, – все это будоражило фантазию мальчика. Он увидел и влюбился в нее навсегда.
Как-то перед Новым Годом, через полтора года после начала занятий, его учитель пришел к Славиным родителям и траурным голосом сказал, что вынужден прекратить занятия музыкой.
– Что случилось, Яков Михайлович, Слава вас чем-то обидел?
– Нет, ну что вы, он очень воспитанный мальчик.
– Может, мы мало платим за уроки?
– Нет, плата вполне достойная.
– Почему же вы отказываетесь от занятий?
– Увы, мне больше нечему его учить. Мальчику нужен более опытный преподаватель.
Родители так и сделали. Папа устроился на вторую работу, а мама пошла в консерваторию искать нового учителя для сына. Им оказался Василий Петрович, уважаемый профессор, известный скрипач. Седовласый старик в толстых очках и с тощей бородкой, выслушав маму, пригласил Славу к себе домой и попросил его сыграть несколько этюдов. А потом долго ходил из угла в угол.
– Способности, конечно, присутствуют, но много манерности и позерства, – сказал профессор. Потом еще немного подумал и добавил:
– Хорошо, я буду с ним заниматься. Но учтите, молодой человек, вам придется нелегко. Вы готовы к серьезной работе?
– Готов, – весело ответил Слава, слабо представляя, что это такое.
Профессор не столько учил его музыке, сколько старался сделать из него серьезного музыканта, тонко чувствующего музыку. Мальчик усердно занимался, почтительно слушал профессора, но убрать индивидуальность, прослеживающую во всем, и инстинктивное желание нравиться было невозможно. Василий Петрович вскоре понял, что второго Паганини из него не получится. Он сможет стать хорошим музыкантом, сильным, умелым, но не гениальным.
Понял, но продолжал заниматься. Ему нравился пытливый ум подростка, умеющего не только шутить и балагурить, но и проникать в суть музыки и задавать глубокие вопросы. К тому же он полюбил этого жизнерадостного паренька с задатками ловеласа, да и все домашние к нему привыкли. Жена пекла ему пирожки с капустой, хотя раньше к духовке вообще никогда не прикасалась, ну а дочка – застенчивая и нескладная Мариночка – вообще была от Славы без ума и придумывала любой предлог, чтобы посидеть на их уроках. Слава, с детства привыкший к всеобщей любви, долго не замечал ее чувств. Потом они вместе поступили в консерваторию, и Слава так привык к ее постоянному присутствию, что (как-то само собой получилось) на 4-м курсе они поженились. Причем Славе казалось, что это не он сделал предложение девушке, а она ему. Впрочем, на такие мелочи Слава никогда не обращал внимания. Главной заботой юного скрипача всегда было создание вокруг себя искрометной атмосферы непрекращающегося веселья.
Прирожденный массовик-затейник, он мог из банального Дня колхозника сотворить двухдневное гуляние с шарадами, пантомимой и музыкальным капустником. Временами Слава на полном серьезе размышлял, правильно ли он выбрал музыкальный инструмент. Ему больше подошел бы аккордеон или балалайка. Особых иллюзий по поводу своего музыкального дарования он никогда не имел и не считал себя особо талантливым музыкантом. Способным, но не более.
На зависть однокурсникам после окончания консерватории Слава устроился в симфонический оркестр, не приложив к этому никаких усилий, не имея ни блата, ни связей, ничего, кроме своего обаяния и амулета на шее в виде морского конька, когда-то подаренного бабушкой. И работа стала его самой большой любовью в жизни. Он просыпался по утрам и бежал на работу, как влюбленный на первое свидание, репетировал, репетировал, репетировал, забывая обо всем, а вечером стоял на сцене вместе с остальными музыкантами и завидовал самому себе.
Коллеги быстро полюбили молодого скрипача, одним своим присутствием поднимавшего всем настроение. Высокое начальство ценило его способность улаживать любые конфликты в коллективе и умение красиво преподнести неприятное нововведение, не вызвав негативной ответной реакции. Его охотно отправляли в заграничные турне, давали путевки в лучшие санатории и хоть медленно, но верно продвигали по служебной лестнице. Так что, став концертмейстером, Слава воспринял это как долгожданное признание своих заслуг.
Хорошая работа, любящая жена, двое детей, машина, двухкомнатная квартира в хорошем районе – с какой стороны ни посмотри, он должен был провозглашать во всеуслышание: «Я – счастливый человек!». А он был несчастлив.
В последнее время Слава начал ощущать, что ему отчаянно не хватает любви и ласки. Жена Марина – прекрасный, добрый человек, но они женаты почти двадцать лет, и она давно перестала быть для него соблазнительной и желанной женщиной. Он и в молодости не испытывал к ней сильных чувств. Ему скорее нравилось ее любование им, готовность исполнить любое его желание, ничего не требуя взамен. Он хотел в кого-нибудь влюбиться. Хотел, но не мог.
«Да и есть ли вообще на свете настоящая любовь? Или это все выдумки эксцентричных поэтов? – думал Слава, мучаясь по ночам от бессонницы и смутного беспокойства. – А, может, я старею, и впереди меня ждет только ревматизм, одышка и геморрой»?
И с каждым днем впадал во все большие уныние и печаль.
Как человек проницательный Слава замечал, что отношение жены к нему с годами тоже изменилось и, увы, не в лучшую сторону. Марина давно перестала смотреть на него влюбленными глазами, как раньше. Она, конечно, его любила, но как-то буднично, по привычке. На концерты давно уже не ходила, вполуха слушала его рассказы о заграничных выступлениях. Все так же гладила его рубашки и носила в химчистку костюмы, помогала завязывать галстук, но уже без прежнего энтузиазма. Она будто отнимала у него ощущение праздника, подрезала крылья, приковывая к земле железными кандалами. И вот чуть меньше года назад в жизни Славы появилась Она – женщина, подарившая ему вторую молодость.
Однажды в парке он увидел маленького лохматого шпица чуть больше игрушечного плюшевого медвежонка. Собачка весело семенила по дорожке, спотыкаясь об осенние листья и задорно гавкая на прохожих. А вот на него почему-то не залаяла. Просто подошла, понюхала его брюки и тут же написала на ботинок.
– Вот засранка! – услышал Слава за спиной сердитый женский голосок и обернулся. – Извините, пожалуйста. Фрося никогда раньше себе такого не позволяла!
– Видимо, я ей очень понравился и она не смогла сдержать своих эмоций.
Перед ним стояла очаровательная брюнетка в клетчатом пальто и серой шляпке. Когда она улыбалась, на щеке появлялась еле заметная ямочка, придававшая лицу невинно-детское выражение.
– Ну что, давайте знакомиться? Меня зовут Рита!
– А я Слава. Прогуляемся вместе?
И они пошли по аллее.
– Чем вы занимаетесь?
– Я – скрипач.
Девушка открыла рот от удивления, покраснела и немного отпрянула в сторону.
– И вы играете в настоящем оркестре?
– В самом что ни на есть настоящем симфоническом оркестре, – снисходительно улыбнулся Слава. – Хотите, я приглашу вас на концерт?
– Да, хочу, очень! – еле сдерживая восторг, проговорила девушка.
Слава сразу вырос в своих глазах, почувствовал собственную значимость и важность. Душа его оттаяла и расцвела. Он начал рассказывать о музыке, о Моцарте, о вдохновении и таланте. И, конечно же, о себе. А Рита слушала и удивлялась, как такой интересный человек может гулять в одиночестве. Постепенно в ее глазах появлялось то выражение восхищения и обожания, которое Слава уже давно не видел. Вот то, чего ему так не хватало в последнее время! И неожиданно для себя он почувствовал благодарность к этой скромной, милой девушке. Оказалось, что они еще и соседи по лестничной площадке.
Сначала они просто гуляли по выходным в парке, держась за руки, пили кофе в пластиковых стаканчиках и смеялись без всякого повода. Потом Слава стал приглашать ее на концерты и скоро уже не мог представить себе вечера без Риты. Ради ее восхищенных глаз он готов был носить ее на руках. Слава покупал ей красивые платья, дарил украшения, косметику. Ему это было совсем несложно, так как он несколько раз в год со своим оркестром ездил за границу. К тому же у Риты была фигура такая же, как и у его жены, и он, не мудрствуя лукаво, покупал им одинаковые юбки, блузки и пальто. Единственное, что он не покупал жене – это украшения, к ним она была абсолютно равнодушна, а вот Рита радовалась, как ребенок.
А как она отдавалась ему в постели!!! Он только дотрагивался языком до ее шеи, а она уже пылала от возбуждения. В ее глазах загорался манящий огонек, и Слава терял над собой контроль…
Ее скромная однокомнатная квартира стала для них своеобразной историей любви и страсти. Где они только не занимались сексом: в прихожей, на кухне, в ванной, на стиральной машине, на кровати, на ковре возле кровати, на кресле и даже в шкафу. Как-то вечером Рита примеряла новую норковую шубку, только что привезенную Славой из Греции. Кроме шубы на ней были черные лаковые туфли на шпильке, черные ажурные чулки и ярко-красная шелковая комбинация. Как же она была сексуальна! И, закружившись в вихре желания, они не заметили, что дверца шкафа была открыта, и со смехом упали в шкаф, где среди подушек и одеял Слава целовал Риту так, что она теряла сознание от удовольствия.
Но чем бы они ни занимались, Славу всегда ждал роскошный ужин. Рита умудрялась из скудных продуктов создавать удивительные кулинарные шедевры. Слава всегда был большим любителем поесть. Как заядлый алкоголик ищет повод выпить, так и он искал повод вкусно покушать. К его большому сожалению, Марина не умела и не любила готовить. Даже когда она проводила полвечера у плиты с поваренной книгой в руках, пытаясь порадовать мужа чем-то экзотическим, у нее получалась безвкусная серая масса. Рита готовила легко, весело, непринужденно и каждый раз удачно. Так что Слава у любовницы ел за троих, что, впрочем, никак не отражалось на его фигуре.
А потом поздно вечером, после сытного ужина, изысканного массажа и бурных любовных утех, Слава потихоньку выходил из Ритиной квартиры, ключом открывал соседнюю дверь и будто бы попадал в другой мир, где в коридоре валялись мокрые ботинки, а из кухни пахло пригорелыми котлетами. Марина не только не умела готовить, но и образцовой хозяйкой не была. Она никогда не могла уследить, когда в холодильнике заканчивались продукты, а в гардеробе чистое белье. Пыль давно получила в их квартире постоянную прописку, а Слава каждую неделю выбрасывал с подоконника очередной засохший цветок. Он не понимал, зачем вообще держать в доме цветы, если их никто не поливает. Общение супругов в последнее время вообще свелось к минимуму, и надо быть глупцом, чтобы не понимать, что его постоянное отсутствие дома ухудшало и без того хрупкие отношения с женой, не говоря уже о детях, которых он практически не видел. Он понимал, но ничего не мог с собой поделать. Ему не хотелось идти домой. Причем не хотелось уже давно, просто раньше он задерживался на репетициях или дружеских вечеринках. Сейчас же его отчаянно тянуло в соседнюю квартиру, где его ждала Рита с тарелкой ароматного супа и в идеально отглаженной блузке.
У Риты было уютно, красиво, а главное – чисто. Именно об этом он всегда и мечтал. Чтобы начищенная обувь в прихожей стояла, как на параде, раковина сверкала, а пол на кухне можно было протирать белоснежным платком, не запачкав его. И присутствовал этот запах – сладковатый аромат сирени с привкусом корицы и миндаля, – исходивший, казалось, отовсюду – от пушистых махровых полотенец, накрахмаленных наволочек и освежителя в туалете.
