скачать книгу бесплатно
Девять
Борис Григорьевич Херсонский
Сафари
В новую книгу Бориса Херсонского вошли избранные стихи, написанные в последние годы (2017–2020). Их темы разнообразны: здесь и философская, и религиозная, и интимная лирика, и поэтическое осмысление истории – как давней, так и современной. Значительную роль в книге играют детские воспоминания. Название ее связано с девятью музами, которые покровительствуют искусствам. Ироничные Оды, посвященные музам, делят книгу на девять частей, органично связанных между собой. За отстраненностью наблюдателя чаще всего скрывается острое эмоциональное переживание поэта, напряженный поиск смысла жизни.
Борис Херсонский
Девять
© Б. Г. Херсонский, 2020
© Е. А. Гугалова-Мешкова, художественное оформление, 2020
© Издательство «Фолио», марка серии, 2005
Клио
Первая ода
1
День меркнет. В набежавших тучах
сокрыты сонмы дев летучих.
Их интерьерные тела
венчают мощные крыла.
Валькирии, как санитарки
над полем боя. Их товарки
эринии, что месть вершат.
Но нет им дела до стишат.
2
О муза! Среди дев жестоких,
змееволосых, волооких,
грудастых – только ты нежна!
Жаль, мало ты кому нужна.
Летишь привольно над поэтом,
но лавровый венок при этом
висит дамокловым мечом,
добро, когда не кирпичом.
3
Итак, рифмованные строки —
как зэки, что мотают сроки,
где рифмы – тачка и кирка,
баланда, что на вкус горька,
и ритм – решеткою тюремной
гремит стопою подъяремной,
а строфы – нары вдоль стены
кошмарной лирикой полны.
4
Бывали дни, гремела лира
о Ленине, о деле мира,
о сеялках и тракторах,
колхозных танцах и пирах,
стахановцах в подземных норах,
и гонораров пышный ворох
стучался громко в твой карман,
нетерпеливый графоман!
5
Где творчества дома? И где вы,
крупнолирические девы?
Оздоровительной возни
с поэтом не хотят они!
Где бедра? Где живот и ляжки?
Лежат на пенсии бедняжки.
На полке зубы между книг.
В ушах – романс «О дивный миг!»
6
О дивный миг! О сладкий крик!
Был музы санаторной лик
в порыве страсти запрокинут…
О дивный мир! Жаль, ты покинут,
не слышен лиры сладкий стон,
гремит попса со всех сторон.
И стихотворная реклама
звучит средь общего бедлама.
7
О муза! Ты жива, старушка.
Тебе – полушка, мне – полушка,
копейку сложим мы вдвоем,
и, выпив, что-нибудь споем.
Ну что ж! Не поминайте лихом!
Под старость обернулся психом
любимец муз. Смешон удел
того, кто эту песню спел.
«чем ближе к смерти тем дальше от истинной веры…»
чем ближе к смерти тем дальше от истинной веры
жаль инквизицию отменили она бы приняла меры
на костре любовью Господней отступника грея
говорят в народе сожги марана и в прахе узнаешь еврея
поскреби россиянина и перед тобою татарин
но не огорчайся будь за все благодарен
за копейку в кепке лежащую перед безногим
за высохших старичков которые сыты немногим
за город у моря с троллейбусом и трамваем
трамваи другие и город почти что неузнаваем
небо тускнеет зато на губах любимых ярче помада
первоклашка по пальцам считает окружности дантова ада
длина окружности два пи эр но это проходят позже
любовь умирает в муках на супружеском ложе
а люди живут без любви прогорклой пропащей
каждый из нас медь звенящая или кимвал звучащий
особенно здесь у моря где притихший до лета
приморский бульвар знаменитый театр оперы и балета
платаны-пенсионеры с ободранной серой кожей
человек чудак сам на себя не похожий
надо сходить в музей поглазеть на полотна старых
мастеров не все же глядеть на натуру в стрип-барах
не все же вытаптывать травку проходя мимо врат церковных
в сизом облачке смертных страстей и мыслей греховных
«что думают старушки со скамейки…»
что думают старушки со скамейки
считающие жалкие копейки
по поводу сомнительной семейки
живущей на четвертом этаже
с их пианино старым дребезжащим
сыночком слабосильным и дрожащим
с подсвечником и вилками фраже
кто ходит к ним о чем ведутся споры
какой чумы в них затаились споры
на кухне их посуды грязной горы
все близоруки в роговых очках
все говорят с акцентом все картавы
и нет на них контроля и управы
отключишь свет читают при свечах
что думают старушки со скамейки
считающие жалкие копейки
по поводу расхристанной еврейки
с авоською идущей в гастроном
как располнела плохо ногу ставит
носком вовнутрь опять-таки картавит
и говорит на языке чудном
что думают о главном инженере
приличный человек по крайней мере
не водит баб сидит в своей фатере
один как сыч как перст совсем один
годами тот же плащ старообразный
и даже нос горбатый безобразный
не портит красоты его седин
что думают о смерти до которой
подать рукой о неприезде скорой
о дяде соломоне с тетей дорой
сидят на чемоданах вызов есть
но допуск был у дяди он в отказе
ну а у тети вовсе сдвиг по фазе
и жив покуда слабоумный тесть
и все покуда живы что приятно
Бог терпит всех и не зовет обратно
во тьму откуда всех нас непонятно
зачем извлек на грязно-серый свет
учил советской бытовухе жалкой
пожаловал хрущевкой коммуналкой
а есть ли Он для нас пока секрет
«все приглашали друг друга не поехал никто ни к кому…»
все приглашали друг друга не поехал никто ни к кому
каждый забился в свой угол в своем дому
кто конопляном кто в табачном дыму
ни по одежке встретить ни проводить по уму
кто окончил нархоз кто окончил физтех
никто ни к кому не поехал а все приглашали всех
но на каждое приглашение приходится десять помех
и голова с утра раскалывается как орех
кто-то работал для армии в каком-то секретном НИИ
кто-то в пустом кабинете размышлял о небытии
кто-то строчил доносы кто-то в газету статьи
и никто ни к кому не приехал а казалось бы люди свои
кто-то с кем-то рядом два года на последней парте сидел
кто-то совсем облысел кто-то совсем поседел
кто пиликал на на скрипке кто под гитару пел
но никто ни к кому не приехал и это в жизни пробел
