скачать книгу бесплатно
Я бросаю ему пульт и поднимаюсь в свою комнату. Мне еще нужно распаковать много вещей, но в голове все время возникает тот момент под аркой, когда мне показалось, что весь мир пытается уместиться у меня в голове. А мои волосы! Это что-то сверхъестественное. Когда та дама их увидела, на ее лице появилась сначала озадаченность, затем смущение, а после и вовсе испуг. Словно я была каким-то инопланетным существом, которому самое место в лаборатории, чтобы ученые могли изучить меня под микроскопом. Каким-то уродцем.
Видимо, я засыпаю. А когда открываю глаза, вижу маму, застывшую в дверях спальни. Она бросает на мою кровать коробку с краской для волос.
– Закатное солнце, – читаю я. – Ты шутишь? Красный?
– Золотисто-каштановый. Как у меня.
– Но почему? – спрашиваю я.
– Давай нанесем краску, – говорит она. – А потом поговорим.
– С таким цветом меня не пустят в школу! – хнычу я, пока мама втирает краску мне в волосы.
Я сижу в ванной на унитазе с опущенной крышкой со старым полотенцем на плечах.
– А мне нравятся твои волосы. И я бы не делала этого, если бы не считала важным. – Мама отступает на шаг и осматривает мою голову в поисках мест, которые могла пропустить. – Отлично. Все готово. Теперь нужно подождать, пока краска впитается.
– Хорошо. Может, наконец объяснишь мне все?
Целых пять секунд она нервно переступает с ноги на ногу, но потом опускается на край ванны и кладет руки на колени.
– То, что произошло сегодня, – вполне нормальное явление, – говорит она.
Этот разговор напоминает мне тот, когда она рассказывала мне про месячные или про секс. Беспристрастно, рассудительно и так доходчиво, будто она репетировала эту речь несколько лет.
– Что? Ты действительно считаешь это «нормальным»?
– Хорошо, это не нормально, – тут же поправляется она. – Вернее, нормально, но только для нас. По мере того как твои способности станут расти, твоя ангельская сущность начнет проявляться все сильнее.
– Моя ангельская сущность. Отлично. Будто у меня без этого мало проблем.
– Все не так плохо, – говорит мама. – И скоро ты научишься это контролировать.
– Я научусь контролировать свои волосы?
Она смеется.
– Да, со временем ты научишься скрывать их цвет, приглушать его так, чтобы сделать незаметным для человеческого глаза. Но пока проще их окрашивать.
Теперь я понимаю, почему она всегда носит шляпы. На пляже. В парке. Практически каждый раз, когда мы выходим из дома, она надевает головной убор. У нее десятки шляп, бандан и шарфов. Я всегда считала, что она делает это потому, что придерживается старых традиций.
– У тебя тоже так бывало? – спрашиваю я.
Она поворачивается к двери, и на ее лице появляется слабая улыбка.
– Заходи, Джеффри.
Джефри крадется от двери моей комнаты, где он подслушивал нас. Но чувство вины на его лице быстро сменяется безудержным любопытством.
– У меня тоже так будет? – спрашивает он. – Светящиеся волосы?
– Да, – отвечает она. – Это случается у большинства из нас. Со мной такое произошло впервые где-то в июле тысяча девятьсот восьмого года. Я читала книгу на скамейке в парке. А потом… – Она поднимает кулак к макушке и раскрывает его, имитируя взрыв. – Все как будто замедлилось, и ты будто видишь и слышишь то, что не должен. Да?
Она поворачивается ко мне. Ее глаза насыщенного цвета индиго, как сумеречное небо, и в них виднеются крошечные точки света, словно что-то освещает ее изнутри. Я вижу в них себя. И свое беспокойство.
– У тебя было так же? – спрашивает мама. – Время замедлилось?
Я киваю.
Она задумчиво хмыкает и кладет теплую ладонь на мою руку.
– Бедняжка. Неудивительно, что ты выглядишь такой потрясенной.
– А что сделала ты, когда это случилось впервые? – спрашивает Джеффри.
– Я надела шляпу. В те дни приличные молодые леди носили на улице шляпки. К счастью, к тому времени, когда они вышли из моды, уже изобрели краску для волос. Я двадцать лет была брюнеткой. – Она морщит нос. – И мне это не очень нравилось.
– Но почему так происходит? – спрашиваю я. – Из-за чего?
Мама молчит пару секунд, словно подыскивает слова.
– Так прорывается венец, – наконец выдавливает она из себя с таким видом, словно поделилась с нами информацией, которую не следовало разглашать. – Ну, на сегодня достаточно. Если такое случится снова и на людях, то лучше всего вести себя так, словно ничего не произошло. В большинстве своем люди начнут убеждать себя, что им показалось и это всего лишь игра света или иллюзия. Но на всякий случай, Джеффри, постарайся носить почаще головные уборы.
– Ладно, – ухмыляется он.
Джеффри практически спит в бейсболке «Джайентс»[9 - Сан-Франциско Джайентс (англ. San Francisco Giants) – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной лиге бейсбола.].
– И постарайся не привлекать к себе много внимания, – добавляет она и многозначительно смотрит на него, явно подразумевая его желание быть лучшим во всем: квотербеком, питчером и просто звездным мальчиком. – Не выпендривайся.
Он стискивает зубы.
– Да не вопрос, – сквозь стиснутые зубы выдавливает он. – В январе все равно нечем заняться, верно? Отборочные тренировки в футбол были в ноябре. А в бейсбол только весной.
– Может, это и к лучшему. У тебя будет время привыкнуть к новому месту, прежде чем ты выберешь, каким видом спорта займешься.
– Ты права. Это к лучшему.
Лицо Джеффри вновь превращается в угрюмую маску. А затем он разворачивается и уходит в свою комнату, захлопнув за собой дверь.
– Хорошо, что все решилось, – повернувшись ко мне, с улыбкой говорит мама. – Давай смывать краску.
Мои волосы стали оранжевыми. Цвета морковки. Как только я вижу это, то всерьез задумываюсь о том, чтобы побриться налысо.
– Мы это исправим, – стараясь не смеяться, говорит мама. – Первым же делом займемся этим завтра. Клянусь.
– Спокойной ночи.
Я захлопываю дверь перед ее носом, а затем бросаюсь на кровать. И долго оплакиваю свой шанс произвести впечатление на таинственного парня с великолепными волнистыми каштановыми волосами.
Успокоившись, я переворачиваюсь на спину и слушаю, как ветер стучит в окно. Лес снаружи кажется необъятным и наполненным темнотой. Я чувствую, как горы возвышаются над домом. Со мной происходят вещи, которые невозможно контролировать – я меняюсь и уже не буду такой, как прежде.
Видение приходит ко мне, как закадычный друг, сметая на пути спальню и перенося меня в наполненный дымом лес. Воздух такой горячий, сухой и тяжелый, что трудно дышать. Серебристый «Аваланш» припаркован на обочине. Не раздумывая, я поворачиваюсь к холмам и следую туда, где, как мне известно, найду парня. Я медленно пробираюсь вперед, когда на меня накатывает скорбь, и она настолько сильна, будто с каждым шагом в сердце врезаются ножи. Глаза наполняются непрошеными слезами. Стерев их, я иду дальше, чтобы добраться до парня, а когда вижу его, останавливаюсь на минутку и наблюдаю за ним. От того, как он стоит там в полном неведении, меня вновь накрывает волной боли и скорби.
«Я здесь», – думаю я.
3
Я пережила чуму
Первое, что бросается мне в глаза, когда я въезжаю на парковку Старшей школы Джексон-Хоул – большой серебристый пикап в дальнем углу. Прищурившись, я пытаюсь рассмотреть номерной знак.
– Эй! – вскрикивает Джеффри, когда я чуть не врезаюсь в другой проржавевший синий пикап передо мной. – Научись водить!
– Прости.
Я пытаюсь мимикой и руками извиниться перед парнем, сидящим за рулем синего пикапа, но он кричит что-то из окна, и мне совершенно не хочется знать, что именно, а затем с визгом уносится подальше. Я осторожно паркую «Приус» на свободное место и с минуту пытаюсь взять себя в руки.
Здание Старшей школы Джексон-Хоул больше похоже не на учебное заведение, а на какой-то отель. Оно большое и кирпичное, а вдоль фасада вместо колонн установлены большие бревна, что придает ему деревенский стиль. Как и все остальное в этом городе, оно словно сошло с открытки. Горящий в окнах свет, посаженные на равном расстоянии деревья, которые прекрасно смотрятся даже без листьев, и конечно же, возвышающиеся позади горы. Даже облака в небе добавляют красоты в эту картину.
– Увидимся позже, – говори Джеффри и выскакивает из машины.
Он хватает свой рюкзак и направляется к школе с таким важным видом, словно все здесь принадлежит ему. Несколько девчонок на парковке провожают его взглядом. Он одаривает их легкой улыбкой, которая тут же порождает шепотки и хихиканье, всегда следовавшие за ним по пятам в нашей старой школе.
– Это так он не привлекает к себе внимания? – бормочу я.
Обновив блеск на губах, я рассматриваю свое отражение в зеркале заднего вида и морщусь от позорного цвета волос. Несмотря на все наши с мамой усилия, они все такие же оранжевые. За последнюю неделю мы красили их пять раз и даже покупали черный цвет, но стоило смыть краску, как волосы вновь становились отвратительного, режущего глаза оранжевого цвета. И теперь это казалось жестокой шуткой.
– Ты не сможешь всегда полагаться на свою внешность, Клара, – сказала мама после неудачной попытки номер пять.
Кто бы говорил. Она-то всегда выглядит великолепно.
– Я никогда не полагалась на свою внешность, мама.
– Ну конечно, – чересчур весело ответила она. – Ты не тщеславна, но все же знала, что когда ученики в Старшей школе Маунтин-Вью смотрели на тебя, то видели хорошенькую рыжеватую блондинку.
– Ага, зато теперь я не блондинка и не хорошенькая, – расстроенно сказала я.
Да, я ужасно жалела себя. А как иначе, если волосы стали такого ужасного оранжевого цвета?
Мама аккуратно обхватила рукой мой подбородок и приподняла мою голову, чтобы я посмотрела на нее.
– Даже если у тебя волосы вдруг станут неоново-зелеными, ты все равно будешь такой же красивой, – сказала она.
– Ты моя мама. Тебе по закону положено говорить это.
– Давай по-другому. Ты приехала сюда не для того, чтобы выиграть конкурс красоты. А для того, чтобы исполнить свое предназначение. Возможно, из-за цвета волос тебе будет сложнее освоиться здесь, чем в Калифорнии. А может, на это есть причина.
– Ты права. Уверена, на это есть веская причина.
– По крайней мере, краска скроет сияние. Так что ты можешь не бояться, что кто-то его увидит.
– Ура-ура.
– Так что постарайся извлечь из этого пользу, Клара, – сказала она.
И вот я здесь, и собираюсь использовать свои возможности по максимуму. Будто у меня есть выбор. Я выхожу из машины и направляюсь в дальний угол парковки, чтобы посмотреть на серебряный пикап. На заднем крыле виднеется надпись: «Аваланш». А на знаке заветный номер: «99CX».
Он здесь. Я заставляю себя сделать вдох. Он действительно здесь.
И теперь мне и моим непослушным безумным ярко-оранжевым волосам действительно остается лишь отправиться на уроки. Я смотрю, как школьники маленькими группами исчезают в здании. Они смеются, разговаривают, дурачатся. И никто из них мне не знаком. Кроме одного парня. Хотя он не знает меня. Ладошки становятся потными и липкими. Стая бабочек порхает у меня в животе. Я никогда в жизни так не нервничала.
«Ты справишься, Клара, – думаю я. – По сравнению с ангельским предназначением учеба в школе – легкотня».
Поэтому я расправляю плечи и, стараясь выглядеть такой же уверенной в себе, как Джеффри, направляюсь ко входу.
Моя первая ошибка в том, что я решаю, будто за таким красивым фасадом скрывается обычная старшая школа. Как же я не права! Внутри школа выглядит такой же крутой, как и снаружи. Почти во всех классах высокие потолки и окна во всю стену, через которые видно горы. А столовая больше похожа на лыжный домик или на художественный музей. Картины, разрисованные стены и коллажи можно найти практически в каждом уголке и закоулке. Здесь даже пахнет лучше, чем в обычных школах: сосна, мел и ароматная смесь дорогих духов. Моя старая школа в Калифорнии, построенная из шлакоблоков, по сравнению с этим местом кажется тюрьмой.
А еще я попадаю в край красивых людей. Хотя мне казалось, что я приехала из края красивых людей. Знаете, почему, когда по телевизору показывают школьную фотографию какой-либо знаменитости, она выглядит совершенно обычно и не выделяется среди других учеников? Думаете, почему так? Почему теперь Дженнифер Гарнер выглядит так классно? Да потому что у нее появились деньги. Различные кремы, причудливые стрижки, дизайнерская одежда и персональные тренеры. А вот у детей в Старшей школе Джексон-Хоул уже есть этот лоск знаменитостей. Ну, за исключением нескольких ребят, которые выглядят как настоящие ковбои в шляпах «Стетсон», клетчатых рубашках с жемчужными пуговицами, чересчур узких джинсах «Вранглерс» и потертых сапогах.
К тому же здесь прекрасная учебная программа. При желании можно записаться в художественный класс, если вы хотите научиться живописи и по окончании поучаствовать в настоящей выставке со своими работами. Еще есть курсы под названием «Мощный спорт», где вас научат ремонтировать мотоцикл, вездеход или снегоход. Здесь можно узнать, как начать свой бизнес, создать проект дома своей мечты, научиться готовить блюда французской кухни или изучить основы инженерного дела. А если вам захочется получить лицензию пилота, в школе можно пройти пару курсов по аэродинамике. Если вы в Джексон-Хоул, мир у вас в кармане.
И к этому определенно нужно привыкнуть.
Я надеюсь, что у других студентов мое появление вызовет воодушевление или хотя бы любопытство. Ведь я – «свежее мясо», к тому же из Калифорнии, и, возможно, у меня есть знания о жизни в большом городе, которыми я могу поделиться с местными жителями. И я опять ошибаюсь. В основном они не обращают на меня внимания. После трех уроков (тригонометрии, французского языка и химии) никто даже не пытается заговорить со мной. И от этого мне хочется сесть в машину и уехать обратно в Калифорнию, где я всех прекрасно знаю, а все знают меня. Где в эту самую минуту я могла бы обсуждать с друзьями каникулы и сравнивать расписания. Где осталась бы красивой и популярной. Где шла бы привычная жизнь.
Но затем я вижу его.
Он стоит спиной ко мне возле моего шкафчика. И мое тело простреливает электричество, когда я узнаю эти плечи, волосы, форму головы. В мгновение ока меня вновь накрывает видение, и я вижу его в черной флисовой кофте среди деревьев и одновременно в школе в конце коридора, словно видение – тонкая вуаль, прикрывающая реальность.
Я делаю шаг вперед и открываю рот, чтобы окликнуть его. Но тут же вспоминаю, что не знаю его имени. Только он, как и всегда, будто слышит меня, потому что начинает поворачиваться. Сердце пропускает удар, потому что я не просыпаюсь, как обычно, а вижу его лицо и изогнутый в полуулыбке рот, когда стоящий рядом парень выдает какую-то шутку.
А затем он поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Коридор растворяется. И мы вдвоем оказываемся в лесу. За его спиной с невероятной скоростью в нашу сторону мчится огонь.
Я понимаю, что должна спасти его. Но вместо этого падаю в обморок.
Когда я прихожу в себя, то лежу на полу, а рядом, положив руку мне на лоб, сидит девушка с длинными золотисто-каштановыми волосами и что-то говорит таким тихим голосом, словно пытается успокоить взбесившееся животное.
– Что случилось?
Я оглядываюсь по сторонам в поисках парня, но его нигде нет. Что-то твердое упирается мне в спину, и я понимаю, что лежу на учебнике химии.
– Ты упала в обморок, – говорит девушка, будто я и сама этого не знаю. – У тебя что, эпилепсия? Было похоже на какой-то припадок.
Вокруг нас собралась толпа, и я чувствую, как жар приливает к щекам.
– Все в порядке, – говорю я и сажусь.
– Не торопись.
