Нарвегия

– Порядок. Жорик, Серёга и Пал Палыч снова ночевали в детской, а пока меня не будет, и Васёк подъедет, да побудет с моими. У него и охотничий билет, и то, что к нему полагается – на месте.

– Разумно.

– Ага.

Аккуратно и солидно – как и положено такой машине, словно океанский круизный лайнер, проплывающий меж рыбацких баркасов – они выехали со стоянки.

Ехали теперь не торопясь. Вернее, скорость на таком сухопутном дредноуте просто не ощущалось – это Лена поняла, кинув несколько раз взгляд на спидометр. Леонид сменил Сашу за рулём только после полуночи – они остановились на какой-то площадке поужинать. Затем заехали заправиться. Леонид прокомментировал это так:

– Чёртов Лендкрузер. Выглядит, конечно, как линкор… А бензин жрёт – как свинья!..

– Зато уж на нём нас искать не будут. А то вчера – не поверишь! – загнал свой драндулет на яму: а жучок-то – тут как тут. Маленький такой – без прожектора не нашёл бы!..

– Ну и ты…

– Ну и я его не тронул, само-собой. И машину попросил сына отогнать в сервис – пусть думают, что там что-то сломалось. Ну, сломаться-то вроде, ничего… Но заодно посмотрят чёртовы колодки – а то поистирались. Так что дня на два твои «друзья» зависнут там. Надеюсь.

– Ага. Молодец. Тебе только шпионом работать. Может, передумаешь – и с нами?..

– Нет, Лёня, не передумаю. Староват я для всего этого… Давайте уж вы.

– Саша… А внутрь Посольства вы с нами не пойдёте? – спросила Лена.

– Тоже – нет. Но я прослежу, как туда зайдёте вы.

– А этот… Представитель… С которым вы разговаривали… Он будет нас встречать?

– У входа. Он сказал, чтобы мы созвонились, и предупредили минут за пять.

– А… Возле Посольства не может быть наших… Ну, Нарвежских…

– Может, Лена, конечно может. Тут уж гарантии дать… – Саша цикнул зубом, – Но, с другой стороны, если б вы попробовали прорваться там, у себя – пристрелили бы, как бешеных собак. С гарантией. И ещё распиарили бы, что вы хотели «взорвать Посольство дружественной страны». И динамит при вас нашли бы. – Леонид покивал, но промолчал, – А здесь – хоть какой-то шанс… Особенно, когда загримируетесь, – он кивнул на сумку с причиндалами для маскарада.

Часа в четыре начало светать. К этому времени подъезжали к легендарным Кольцевым.

И все слухи, даже самые плохие – подтвердились.

Дышащее угаром смога пыхтящее чудовище, похожее чем-то на жайтайского праздничного дракона, медленно ползло в шесть рядов, с неизбежными остановками и сигналами клаксонов, по направлению к Центру. И здесь уже их «линкор» среди других не выделялся: престижнейших машин вокруг хватало. Водители в дорогих и солидных костюмах сидели с таким видом, словно весь этот город принадлежит им лично.

Что, впрочем, не мешало им ругаться, словно последняя рвань.

К зданию Посольства добрались только к половине одиннадцатого.

Саша, снова сидевший за рулём, нагло вписал джип между чьими-то «Лексусом» и «Ягуаром» у серого здания в добром квартале от ворот. С минуту все молчали.

Лена проверила парик – нормально. Леонид в канареечной курточке по пояс чувствовал себя неуютно. Но решил не снимать – брат убедил его, что про столь вызывающе одетую пару уж точно никто не подумает того, что положено.

– Алло, Ник? Да, и вам доброго утра… Это мы. Мы готовы. Сейчас заходим. – Саша выключил телефон, и спрятал в карман.

– Блинн. Я так не трясся, даже когда завалил тех… Троих. – выдавил Леонид, – Смотри: коленки дрожат. А уж зубы стучат – полный пипец!

Взглянув на брата, Саша покачал головой:

– Раньше надо было трястись. А сейчас – давайте-ка оба – ноги в руки, и вперёд! С Богом! Вон: я вижу в бинокль, как какой-то амбал в сером костюме вышел к будке охраны. Удостоверения наготове?

Леонид и Лена кивнули. После чего Саша всё же соизволил приобнять их обеих, буркнув:

– Береги её! Она – чистый клад! Не спорит, и всё делает, что скажешь – мне бы такую!..

– Хватит мне мозги пудрить. Твоя и сама такая.

– Ага. Ну, с Богом.

Выйдя на тротуар, они быстро, но в меру – так, чтобы не привлекать внимания, пошли через дорогу, а затем и к воротам с будкой охраны.

Сапоги до колен с бляхами, и цепи настоящей металлистки жутко раздражали Лену. Леонид только вздыхал, втягивая в плечи голову, и стыдясь дурацких клешей, словно только из шестидесятых, и копны чёрного парика с ирокезом. Но до ворот они добрались без приключений.

– Извините, нас ожидают. – сказал Леонид, указав рукой на типа в сером костюме охранявшим ворота полицейским.

– Да нам без разницы. – отозвался капитан, – Будьте добры, ваши документы!

– Ник! Ник! – Лена попыталась привлечь внимание мужчины, пока охранник с сомнением изучал их липовые удостоверения. Серый костюм заметил, и двинулся к ним.

Быстро что-то сказал начальнику смены, затем с ним вместе подошёл к Лене и Леониду.

– Здравствуйте, – его выговор оказался преувеличенно правильным, сразу видно – язык не родной, – Назовитесь, пожалуйста!

Леонид назвал имена, значившиеся в пропусках. Ник что-то сказал в переговорное устройство, которое достал из заднего кармана. Ого!

К КПП подбежали два морпеха в полной форме, и с оружием за спиной!

После того, как начальник чуресских полицейских вернул удостоверения по приказу Ника, только покачав головой, и скривившись, их группа прошла во двор.

– Сюда, пожалуйста. – показал Ник, оглянувшись, чтобы убедиться, что оба морпеха идут за его «гостями». И это было последнее, что слышал от него Леонид.

В спину что-то сильно ударило – словно мешком с песком.

Затем ноги почему-то подогнулись, и он увидел напротив лица маленькую выбоину в асфальте… «что же у них, денег, что ли нет – заделать?!» – пронеслась глупая мысль. Однако он успел почуять, как его потащили куда-то боком по земле, обдирая кожу – но больно не было!

Мир погрузился в вату – слух пропал. И он скорее увидел, чем понял и почувствовал, как морпехи хватают его под белы ручки, и, словно мешок с песком, быстро тащат куда-то, а Ник что-то кричит в свою рацию… И ещё лицо Лены – перекошенное болью и с широко раскрытым ртом!.. Но звуков, как он позже вспоминал, слышно точно не было.

Затем его ещё раз ударило – пониже спины, словно кто-то от души его пнул…

Затем он вдруг обнаружил, что уже лежит на спине на какой-то каталке, и его быстро везут куда-то, а на лице – маска, через которую так легко дышится… Рядом подпрыгивает лицо Лены, с огромными заплаканными глазами, и – ещё кто-то в белом…

Он, превозмогая ужасную слабость, стянул маску с лица, и, как ему самому казалось, громко, кричал:

– Лена! Всё – твоё! Отдай им флэшки, и спасайся! Расскажи – всё!..

Лена, так, похоже, ничего не понявшая, только моргала глазищами, из которых буквально ручьём лились слёзы, да переспрашивала:

– Что?!.. Что?

Затем маску на лицо ему снова одели…

Затем он запомнил какую-то дверь, в которую каталка никак не влезала, и слабый затихающий крик:

– … даже не вздумай! Я же пропаду одна! Не смей бросать меня! Ты выберешься!..

Затем был белый коридор.      В конце – светлый квадрат…

А вокруг – никого. Только гул в ушах: словно мелкие волны накатывают на тёплый песочек пляжа…

Он что-то важное должен был вспомнить… Про этот коридор.

Но – что?..

О! Он вдруг вспомнил. Этот коридор – на ТУ сторону. Но…

Но он не хотел бы туда попадать. Может, можно как-то остановиться?

Ведь там – сзади – осталось ещё не сделанное. И кто-то, кому он нужен…

Да, он ещё нужен.

Надо вернуться. Но – как?!

Он пытался остановиться. Упереться изо всех сил, и двинуться назад.

А его всё тащило…

Он кричал. Сопротивлялся. Он очень хотел остановиться! И даже словно бы притормозил…

Коридор вдруг пропал – словно растаял в тумане.

Очнулся он сразу.

Открыл глаза. Ф-ф-у-у… Слишком светло. А если прищуриться?

Ага, нормально видно. Это просто белый потолок. Зрение… в порядке.

Теперь – проверим тело.

Попытавшись пошевелить разными его частями, он был и удовлетворён, и разочарован – тело было при нём, но, похоже, сдвинуться с места куда тяжелей, чем он представлял.

Вдруг над ним возникло незнакомое лицо – мужчина. Мужчина улыбался.

– Доброе утро, Леонид! – Леонида почему-то удивило, что мужчина говорил очень чисто. И выглядел… не старше тридцати. – Поздравляю! Хирург сказал, что худшее – позади! А я – агент Вачовски. – агент снова сдержано улыбнулся, покачав головой, – Но лучше зовите меня просто Лайм.

Леонид попробовал что-то сказать. Господи! Как пересохло в горле-то!.. Он попытался снова. Но изо рта шёл только сип и сложить не то что слова – буквы не получалось.

Мужчина заметил его потуги, и повернулся к кому-то, что-то сказав по-английски. Затем отошёл. Появилась женщина во всём белом – она смазала губы Леонида чем-то влажным. Вода!

Он облизал губы, с мольбой глядя на женщину.

Та улыбнулась, покачав головой, и что-то сказав – тоже на английском. Но губы снова смазала.

– Она говорит, вам ещё рано пить – поэтому терпите так! – прокомментировал опять возникший сбоку Лайм, – А вообще-то, вы – в сорочке родились! Ещё пару сантиметров левее – и!.. Ну, не буду вас пугать. Говорю же – всё худшее уже позади!

Неплохо. Стало быть, это ему сейчас – «хорошо». Как же было, когда было «плохо»?!..

– Ле… Ле-на? – смог наконец выдохнуть Леонид.

– А-а, Лена? В порядке ваша Лена. Вот у кого нервы стальные! Это она оттащила вас за будку КПП, пока остальные хоть что-то сообразили!.. И это – с одной-то рукой!.. А всего в вас стреляли пять раз. Попали – два.

Ну… Скажем так – пуля, попавшая в… э-э… ягодицу – для здоровья не опасна. Разве только – унизительна, – Лайм снова вежливо хмыкнул. И глаза его тоже улыбались. Видать, эту-то пулю обсуждали… И точно – Леонид почувствовал себя униженным! Это ж надо – нормально даже пристрелить не смогли! Ну, Нарвежцы!..

Позорище! Он почувствовал, как краска стыда заливает шею и лицо.

– Лежите, лежите! Вам лучше пока молчать! – агент, кажется, понял его страдания, – А Лену я вам сейчас разбужу!

Леонид только благодарно моргнул – это, и предыдущие усилия вымотали его до липкого пота. Хотя, если «абстрагироваться» от слабости, почти ничего не болело. Ну, разве что при вдохе… Только сейчас он ощутил сбоку рта какую-то пластиковую трубку, из которой шёл прохладный воздух. Кислород?

Да бог с ним. Он – жив. Лена – жива. Это – главное!

Теперь бы ещё дать знать Сашке… Наверное, волнуется! Но как же сделать это?..

– …нет-нет, только посмотреть! Никаких разговоров! Он ещё слишком слаб! – под сердитое увещевание сбоку вдруг возникло лицо Лены. Выглядела она… неплохо. Если не считать синие круги под подозрительно красными глазами, и взлохмаченные волосы.

Жива – остальное ерунда! Теперь-то они в безопасности… Вроде.

– Жив! Ну и слава богу: больше пока ничего не надо! – Лена и смеялась, и плакала одновременно, – Давай, набирайся сил! Всё в порядке – нам дали всё: и Убежище, и Гражданство, и Программу защиты Свидетелей… Я рассказала всё: ты только поправляйся, и ни о чём не думай!..

Мужчина продолжал что-то вежливое говорить, взывая к Лениному разуму, и оттесняя её назад. Леонид… широко улыбался, моргая от нахлынувших слёз. Это было всё, на что сейчас хватило его сил. Затем свет померк – он снова провалился в вату…

– Ну-ка, ну-ка… Неплохо. Вот сегодня – неплохо! – толстенький профессор отложил снимки, которые только что минуты три пристально изучал. – Я же говорил: заживает, как на кошке! – кустистые брови вполне довольно приподнялись и опустились. Или это Леониду только кажется, что – довольно?..

– Спасибо, Евгений Петрович – вы реально мой второй отец!

– Ну, положим, не один я… Хм!.. – тон профессора сменился на умеренно осуждающий, он явно что-то заметил у Леонида на лице, – Тэ-экс! Опять приходила ваша… Лена! – профессор уже с усмешкой осмотрел щёку Леонида. – Скажите ей хотя бы, чтобы сменила цвет помады: вас вычислить – легче, чем прогулявших урок школьников!

– Хорошо, Евгений Петрович, я скажу. Чтобы сменила.

Профессор фыркнул. Потом смягчился:

– Ладно. Через три дня разрешу вставать. А вот целоваться в губы – нельзя как минимум ещё недели две. Разорванное и ополовиненное лёгкое – это вам не шуточки!

Когда за светилом медицины закрылась дверь, Леонид обратил взор на окно.

Окно вселяло оптимизм и уверенность в будущем. Потому как было из трехсантиметрового бронированного стекла, и ещё снаружи его «страховали» решётки из двухсантиметровых стальных прутьев…

За дверь Леонид тоже не опасался: как-то, когда Лена в очередной раз выходила, он заметил через полуоткрытую дверь двух морских пехотинцев с короткоствольными автоматами. Впрочем, может это были и винтовки – Леонид, в отличии от брата, в оружии не особо разбирался.

Кормили его вкусно и сытно, но еда в горло лезла плохо. И вообще – первые дни слились для него в один сплошной кошмар, когда он, не в силах перевернуться со спины, пялился в белые потолки операционных, где его «потрошили», предварительно ослепив яркими лампами, и пугая обступавшими буквально толпой безликими фигурами в светло-зелёных халатах, и масках, оставляющих видимыми только глаза.

И ничего хорошего для себя он в этих глазах не видел.

Запомнился только один хирург лет пятидесяти – явно матёрый профессионал, циник и реалист. Он только проворчал, отдав кому-то снимок, который перед этим долго и придирчиво разглядывал:

– Плевать на эту хрень. Резать можно смело: если б ему было суждено откинуться – уже бы откинулся! Наркоз!

Только на пятый день его перевели из реанимации в индивидуальную палату. А затем – и в само Посольство. Здесь к нему пускали и Лену. До этого они виделись только один раз – Ник, чувствовавший себя виноватым, привозил её в хирургическое отделение Глифасофского, когда худшее осталось позади, и Леонид иногда даже бывал в сознании.

Теперь-то он явно шёл на поправку. Ничего, живут и с полутора лёгкими – он навострился смотреть свои снимки вместе с профессором. Поэтому знал, что попали в него, скорее всего, пулей со смещенным центром тяжести. «Запрещённой» даже для охоты.

Такая пуля оставляет чудовищные внутренние повреждения, и выходное отверстие размером с кулак, и жертва обычно умирает не от потери крови, а от болевого шока… Дыра в ягодице беспокоила куда меньше – с потерей части мышц там он вполне мог смириться. Зато «главный» орган остался цел!

На десятый день (это его Лена просветила, что он уже так долго «валяет дурака») его посетил явно профессиональный разведчик. Выглядел он симпатично и грозно одновременно, и чин имел явно не ниже майора. Выправку и стать не скрывал даже добротный и дорогой штатский костюм.

Закрыв за собой дверь, «майор» уверенной рукой придвинул к кровати стул. Внимательно осмотрел пациента. Очевидно, остался вполне доволен осмотром, и только тогда сказал:

– Здравствуйте, Леонид Александрович. Меня зовут Майлз. Прежде всего – мои поздравления, – «майор» Майлз сделал паузу, – Так же мне поручено принести официальные извинения от лица нашего Правительства, за то, что вашему здоровью был нанесён тяжкий ущерб уже на территории нашей страны.

Леонид нашёл в себе мужество улыбнуться и сказать:

– Спасибо. Я не имею к вашим сотрудникам претензий – никто и подумать не мог о такой наглости. Наша Нарвегия в этом плане всегда отличалась стремлением договориться, а не…

Словом, извинения приняты. И – спасибо, что так со мной возились…

– Ну, это было не только, и не столько из человеколюбия… – незнакомец хищно улыбнулся, и закончил жёсткую мысль, – Мы решили, раз уж ваша страна пошла на такие беспрецедентные действия, как наём нескольких профессионалов, вы действительно способны сильно ей навредить. А кроме того…

Спасение вашей жизни, в какой-то степени – вопрос престижа уже для нашего государства.

Мы приложили все усилия, и вас оперировали лучшие врачи. Некоторых даже привезли частным самолётом из Лермании!

Леонид вскинул брови – надо же!.. А он, похоже, местная знаменитость!

Однако ответил коротко:

– Спасибо.

– Пожалуйста. Теперь – непосредственно к делу. Вы в состоянии говорить?

– Да. Если не слишком громко.

– Отлично. Не напрягайтесь – мне отлично слышно. – Майлз наконец сел на стул, чуть повернувшись – вероятно, для того, чтоб Леонид заметил крошечный наушник-усилитель у него в ухе. Достал маленький приборчик – очевидно, диктофон – и пристроил на постели поближе к подушке, – Если вы не возражаете, наша беседа будет записываться.

– Хорошо. – Леонид понял, что вот главное и начинается. Дальше ему нужно только… Говорить внятно.

И – правду.

– Леонид Александрович, не могли бы вы рассказать, как вы догадались о том… О чём вы догадались, и что этому непосредственно предшествовало.

– Ну, заметить такое суждено было или мне… Или уж никому – я работаю… Простите, работал – в Главном Управлении статистики…– Леонид, вначале сбивчиво, и перескакивая с одного на другое, рассказал и о том, как в силу неплохих навыков, цинично-расчетливого склада ума, и невероятного терпения, выдвинулся на свой пост:

– …колоссальное терпение. Нет, правда: эта традиция идёт с самого верха. Это обсуждают буквально все…Я сам видел однажды министра культуры, выходившего из кабинета «Отца Народа» с кровью на щеке – ему досталось его же файловой папкой. Как он потом сказал референту – он счастлив, что там было не больше килограмма бумаги!..

Так что рукоприкладство и унижение подчинённых – скорее, правило у нас. Везде. И не только в госструктурах. А уж про оскорбления и переход на нецензурную брань в адрес облажавшегося чиновника – можно и не упоминать… Такое происходит каждую планёрку!..

Вскользь упомянув о трёх своих «ранах» – синяках и ссадинах, полученных на «боевом посту», и ежеквартальных, уже, скорее, традиционных разносах, Леонид перешёл к сути:

– Моя должность и доступ к данным из первоисточников позволяли отслеживать фактически всю динамику. Как падало производство. Как «исчезали» – ну, таяли сразу после утверждения и поступления на расчётные счета – бюджетные средства, выделенные на конкретные Программы и Проекты.

Сколько фактически людей где работало, а сколько – было вписано в виде «мёртвых душ» для «соответствия штатному расписанию», и получения «дополнительных доходов» боссов.

И, главное – насколько отличалось то, что происходит на самом деле – ну, наш пресловутый ВВП! – от того, что шло в СМИ – телевидение и газеты. Для хвастовства о том, как нас «ждёт великое будущее»…

Может, поэтому с нас всех в нашем чёртовом Горкомстате и взяли Подписку о неразглашении Служебных и Государственных тайн. «Наша статистика, – как любил говорить один мой знакомый до того, как удрал к первой жене и сыну в Езераель, – самая статистическая в мире!»

– И если бы вы… – нашёл нужным уточнить Майлз.

– Совершенно верно, мистер Майлз. Если бы не девять лет, проведённых в нашем Учреждении, и не «набитая рука», я бы не знал, где, и как «копать».

– Называйте меня просто Майлз.

– О,кей. Тогда и вы меня – просто Леонид.

– Хорошо, Леонид.

– Хорошо, Майлз. – они понимающе улыбнулись друг другу.

– И когда же примерно вы начали понимать, и сопоставили…

– В тот день, когда меня прихватило. У меня бывало, болело сердце – но не так!

Это было… Что-то совсем уж страшное. Я молодой и здоровый – сравнительно, конечно! – он снова чуть приподнял в самоироничной улыбке кончики рта, – геймер – ну, игрок в стрелялки-бегалки. Да «поиски принцесс».

И вдруг – так свело: хоть падай и умирай – тьфу-тьфу!.. Я тогда подумал: а что же с теми, у кого не оказалось эринита или нитроглицерина под рукой? Или даже элементарно – кто в этот момент просто спал? Они могли попросту не проснуться! А если организм старый, и изношен – вечными нервотрепками, и плохим питанием, то – вряд ли можно при таком приступе спастись. Выжить…

Но это я уже говорю о своих последующих выводах – когда я увидел массовые похороны в тот же день. (Ну, мне тогда показалось, что это – настоящее столпотворение…) – Майлз только кивнул, продолжая внимательно смотреть Леониду в глаза, – Мои окна как раз выходили на кладбище. Сверху смотреть было… Страшно. И странно. Ну, вы же знаете – у мусульман положено хоронить в день смерти… Это, конечно, демаскирует саму… э-э… Акцию воздействия. Не может не демаскировать. Такое на «погоду» не спишешь.

Но – на работе я не делал с этими догадками ничего. Там – слишком любопытные коллеги. Наверняка начались бы расспросы… Зато дома, – Леонид подробно и спокойно описал, что он делал дома, и почему записал всю информацию на флэшку, и часть её сразу переслал брату Александру – то есть, зарубеж. Почти дословно пересказал и своё письмо с просьбой задействовать давно оговорённый на «всякий пожарный случай» вариант отхода – как они с братом называли бегство из страны. Отлично зная, что цензура непременно вскроет ящик с почтой, писал всё иносказаниями – брат понимал, что он имеет в виду.

Единственное, чего он не предвидел, так это то, что отсидеться пять-шесть дней в Столице, пока Джамшуд и Джасур всё подготовят, не удалось. Охота пошла куда круче, чем он надеялся, учитывая хроническую лень и инерцию бюрократического и силового аппарата.

Ну, и ещё, конечно – Лена.

Её сочувствие и участие в его судьбе глубоко тронули Леонида. Он решил попробовать захватить с собой и её – хотя бы один хороший человек, спасённый из загнивающего болота – уже – достижение!.. Да и совесть не позволяла бросить её на растерзание. А «запытали» бы точно.

Про убийство троих «джентльменов с большой дороги» Леонид смело умолчал.

Они с Леной пришли к неутешительному выводу, что это преступление (А как ни крути – оно таковым и является!) может помешать им получить Убежище. Ведь тогда они из «политических» превращаются в банальных уголовников. А таких – выдают. Даже из БША.

Правда, тут Леонид чувствовал себя спокойным: ТТ с глушителем надёжно покоился на дне безымянной реки – уже в Чурессии, куда он его зашвырнул на одной из остановок: так посоветовал Александр.

Про братьев-вазахов Леонид рассказывал без упоминания их имён. Про дельтаплан с моторчиком, правда, пришлось сказать. Леонид-то знал, что все границы сканируются со спутников, и их антирадарный план хоть и сработал для пограничников Чурессии, но сверху – виден как на ладони. Он не хотел, чтобы о нём, если он соврёт в мелочи, подумали, как о лгуне вообще…

– Теперь – о методике. Было высказано предположение… – Леонид умолчал, что братом, – что это облучение ведётся со спутника, запущенного… – он упомянул точные данные дня и часа, и примерные параметры орбиты коммерческого спутника, выведенного на орбиту почти год назад, – Все эти данные, и всё, что смогли собрать из разных источников об этом – есть на третьей флэшке.

Вот, в целом, и всё. Ещё раз спасибо за… Убежище. – он сглотнул: в горле пересохло, – Наши бы нас не пощадили.

Майлз покивал. Но – никак не прокомментировал. Затем сказал:

– Благодарю, Леонид. Вы, конечно, понимаете, что мы… э-э… расспросили и Лену. Но только в вашем изложении всё это, – он похлопал по диктофону, – приобретает смысл. И, боюсь, ещё дней десять, пока не заживут ваши… повреждения, вам с Леной придётся находиться здесь. Потому что без непосредственно ваших свидетельских показаний всё это – малоубедительно. Во-всяком случае, для Сенатской Комиссии по Правам Человека.

Так что, на всякий случай, побудьте пока в здании.

– Что, даже во двор выйти погулять не получится?

– Боюсь, нет. Я, быть может, не скажу вам ничего нового – вы, наверняка уже и сами догадались, что один из полицейских поста наружной – чуресской – охраны был… Хм. Как вы изящно, – он выразительно посмотрел на собеседника, – выразились, с ним «договорились».

Словом, это именно он со своего мобильника отправил условленный сигнал. Иначе, возможно, ваш маскарад. – Майлз покачал осуждающе головой, – удался бы. Хотя у нас так никто не ходит.

Леонид попробовал посмеяться – смеяться хотелось, но это чертовски больно отзывалось в раскуроченном лёгком. Майлз вежливо улыбнулся. Затем снова покачал головой:

– Пожалуйста, не одевайтесь так там, дома… И – пока хотя бы – не смейтесь!

Как говорится в чуресской пословице – хорошо смеётся тот, кто смеется…

В безопасности.

Лёжа в полной опустошённости один, и глядя в белый потолок, Леонид думал о том, что – всё. Действительно, всё.

Пути отрезаны.

Да, теперь для них с Леной дом – там, на далёком и совершенно чужом континенте.

Быть может, им сделают пластическую операцию, поселят где-то, почти наверняка – в захолустье… Может, придётся даже работать: для видимости. Ладно, поживём – увидим. Пока же придётся ждать.