Кайдзю-хоррор. Из России с ужасами

Лишившаяся чувств женщина очнулась, поползла на карачках прочь, не оглядываясь.

Существо дышало: складки чуть заметно набухали и опадали. Эти признаки жизни сводили Тимура с ума. У гиганта отсутствовали волосы и уши, а единственный глаз сидел глубоко в капюшоне, образованном складками шкуры, в верхней части щели (это его рот?). Глаз был полуприкрыт наслоениями плоти. Выпуклый, цвета слоновой кости, не меньше воздушного шара, на котором Тимур как-то раз поднимался в небо в Хакасии.

– Я не могу смотреть! – простонала Марина. – Не могу на это смотреть!

Он она смотрела. Все смотрели.

Собаки скулили, ребёнок плакал. Подъехали полицейские «УАЗы», вышли участковые и папа Тимура. Сержант Маутин врезался в сержанта Богачёва, и оба упали. Никто не обернулся. Какая разница, что творилось вокруг? Какая уже разница?

Гигант задрал руки над круглой головой. Они терялись в облаках, будто существо было атлантом и поддерживало небесную твердь. Часть рук, находящаяся в видимости, напоминала множество канатов, скрученных в один супер-канат. Вернее, в два.

Вот, на что смотрели, цокая зубами и подрагивая, жители Койска.

Затем какой-то подросток с телефоном растолкал взрослых, чтобы выбрать лучшее место для съёмки, и Тимур тоже вынул смартфон.

12.

Ничего не происходило. Не считая того, что уже произошло.

Миронов подумал о дикарях, впервые увидевших испанскую флотилию на горизонте. Но у дикарей не было видеокамер.

Лес рук вырос постепенно, мобильники прицелились в исполина. Теперь он будет не только в их памяти – до самой смерти – но и на жёстких дисках их компьютеров, и в сети.

Исполин стоял среди пятиэтажек, напоминающих дырявые коробки с подарками. Просто стоял.

Толпа зароптала, зашушукалась. Хор изумлённых голосов. Мамочка, вскинувшись, принялась утешать ребёнка. Губка Боб, койский слесарь, вынул из кармана флягу и хорошенько приложился к горлышку.

– Что это такое?

– Как он там оказался?

– Если пришёл из тундры, почему мы не слышали?

– Сколько же в нём метров?

– Он настоящий?

Миронов отвёл от холма взгляд. Гигантская фигура вызывала тошноту. Она была абсолютно неправильной.

– Капитан, – из ноздри сержанта Богачёва свисала зелёная сопля. – Это же не взаправду?

Миронов промолчал.

– Это массовая галлюцинация, – заявила убеждённо Лидия Ивановна, преподававшая у Марины математику. Миронов отыскал взглядом дочь. Она стояла поодаль, держала за руку младшего Латынина.

– А может, это динозавр? – предположил Губка Боб.

– Сам ты динозавр, – сказал кто-то.

В толпе захихикали. Смех удивил Миронова до глубины души.

– Массовая галлюцинация – это вариант, – сказала какая-то женщина.

– Вы чего, – упрекнул упитанный парнишка, не сводя с исполина глазок камеры. – Это 3D-модель, ну. Голограмма.

– В натуре, голограмма, – хлопнул себя по лбу Губка Боб.

– Граждане, – Миронов кашлянул. Повысил голос: – Товарищи!

Он пошёл сквозь толпу, поднялся на школьные ступеньки. С десяток человек сместили телефоны в его сторону, но большинство продолжало смотреть на холм.

– Прошу минуту внимания!

– Внимание! – рявкнул здоровяк Маутин. Ропот стих. Притихли даже бесхозные псы.

– Спасибо, – сказал Миронов. – У нас, как вы видите, ЧП.

– Да уж видим, – криво ухмыльнулся бородатый рыбак.

– Что это такое, вы знаете?

– Да, что?

Толпа загалдела.

– Не знаю, – сказал Миронов, перехватывая взгляд дочери. – Ни малейшего понятия. Но, я не исключаю, оно опасно.

Толпа ответила шепотками. Из округлившихся ртов вылетали облачка пара.

– Я живу в Койске десять лет. – Миронов вытер рукавом губы. – Вы мне все, как родные. Я не хочу вам лгать. Сегодня девять человек пропали без вести. Полярники. И наш глава, Вересаев, пропал. – Он вскинул руку, предупреждая панику. – Я уверен, мы скоро их найдём. – Вот и солгал, минуты не прошло.

– Получается, оно их забрало?

– А кто же ещё!

– Но оно не двигается.

– Да голограмма это!

– Господа! – Миронов подумал о табельном Макарове, без дела пылящемся в сейфе в его кабинете. – Расходитесь по домам. Держитесь парами. Дома вы в безопасности.

– Вы звонили на материк?

– На материке в курсе. – Очередная ложь. – Идите домой и скажите соседям, чтобы не выходили на улицу. Ольга Анатольевна!

– Я здесь! – откликнулась доктор Сафронова.

– Поедете с нами в участок. И вы, Миша.

Директор музея кивнул.

– Да, ещё, – Миронов тщательно подбирал слова. Это было тяжело, учитывая, что за спиной, на холме, стояло тридцатиметровое чудовище. На тарелке каких размеров оно прибыло сюда? – В посёлке находится турист, японец. Он ведёт себя неадекватно, скорее всего, он наркоман. Будьте осторожны, он может быть агрессивен.

– Час от часу не легче, – сказала Лидия Ивановна.

Посыпались вопросы. Извиняясь, Миронов сошёл со ступенек. Поманил дочь.

– Ты в порядке, крошка?

– Пап, что происходит? – Марина прижала к щекам кулачки.

– Я пробую разобраться. Ступай к маме. Пусть Тимур тебя проведёт.

– Хорошо.

Миронов чмокнул дочь в лоб и поспешил к автомобилям. Он задумался, надо ли включить оповещающую сирену, но решил подождать. Вой сирены лишь сильнее напугает посельчан.

Ветер поднялся до двадцати метров в секунду. Снегом занавесило холм, но циклоп был слишком большим, чтобы исчезнуть из поля зрения.

«А он смотрит на нас? Этим страшным жёлтым глазом без зрачка?».

– Лёш, – обратился Миронов к Маутину. – Оставайся тут. Чуть что – звони. А ты, – он посмотрел на Богачёва, – патрулируй посёлок. Откопай мне этого сраного япошку.

– Есть, сраного япошку, – козырнул Богачёв. – Глеб Ильич…

– Чего? – нервно спросил Миронов.

– Можно фотки… фотки этого в интернет выложить?

– Размечтался, – фыркнул Маутин. – Сети нет.

13.

Суть участковый изложил по дороге от фельдшерского пункта к РОВД. Латынин и Сафронова слушали, не перебивая. «УАЗ» пронёсся пустынными улицами и врылся носом в сугроб у одноэтажного здания. Районный отдел находился на Партизанской (в Койске отродясь не было партизан), рядом с дизельной электростанцией, круглые сутки снабжающей Койск электричеством.

Торопясь за капитаном, Латынин прокручивал в голове слова долгана: «Эскё забирает вождя, потом шамана, потом – всё племя». Вождь – глава ПГТ. Современные шаманы – учёные-полярники. А племя – это они, жители посёлка.

В приёмной дежурил рыжий сержант Купчик. Он искренне обрадовался компании, особенно докторше. Отпер ключом дверь, и все четверо вошли в тесную комнату без окон. На стене в отслоившейся синей краске висел календарь, изображающий мышей в цилиндрах. За столом сидела женщина в куртке-милитари. Под покрасневшими глазами набухли мешки, губы растрескались, но она всё равно была хорошенькой, как та актриса из «Ангелов Чарли».

– Это она к вам приходила утром?

– Она, – кивнула Сафронова, открывая аптечку. Японка послушно протянула медику левую руку. Сафронова размотала бинт, наложенный участковыми, и Латынина замутило. От указательного пальца осталась одна фаланга, сквозь бурую корку проступала кость. Японка, белее снега, наблюдала за действиями врача.

– Кровотечения нет, – сказала Сафронова. – Уже хорошо. Но существует опасность заражения. Её бы в больницу…

– Нас бы всех – в больницу, – сказал Миронов.

Латынин пробурчал извинения и покинул кабинет. В коридоре он прислонился к отштукатуренной стене. В желудке плескалась желчь, съеденная ватрушка с брусникой просилась выйти. На сетчатке отпечатался гигантский силуэт незваного гостя.

Что если Китаец прав? И северный эпос не врал и не преувеличивал?

Латынин подумал о земляном олене, чьё изображение висело в музее. Рогатый полузверь, полурыба, настолько громоздкий, что земля не выдерживала его веса, и там, где он ходил, возникали ручьи и реки. Наука говорила, что народы севера придумали Земляного Оленя, знакомясь с остатками мамонтов. Но наука отрицала существование тридцатиметровых великанов. Ошибочно считала голубого кита самым большим не вымершим животным.

Вдруг в былые времена по Сибири рыскали земляные олени с бивнями, рогами и рыбьими хвостами? Как там Достоевский сказал, или кто: «Если Бога нет…»? Перефразируя: «Если исполин стоит на холме в Койске, всё позволено».

– Миша.

Латынин вздохнул полной грудью, отряхнулся от побелки и толкнул дверь.

Японка пила воду, удерживая стакан здоровой рукой. Перебинтованную кисть прижала к животу. Полицейские и доктор отстранились.

– Мы тут всем участком – троечники, – сказал капитан. – Кэпитал оф зе Грэйт Британ. Будешь переводчиком. Спроси, как зовут её и её парня, и какую наркоту он принимал.

Латынин почесал лысину. Сел за стол. Японка смотрела на него чистыми карими глазами. Выглядела опустошённой и смирившейся.

– Привет. – Он старался, чтобы голос звучал спокойно и дружелюбно. – Я – Михаил. Майк.

– Фуми.

– Очень приятно, Фуми. Вы из Японии?

– Да, из Саппоро.

Латынин подумал, что она старше, чем кажется на первый взгляд.

– Вы приехали сюда с парнем? С мужем?

– Рёхэй – мой младший брат.

– Как ваша фамилия?

– Акаи.

– Фуми, ваш брат или вы вместе… вы принимали запрещённые препараты? Что-то употребляли? Пили?

– Нет. Мы были трезвыми.

– Он съел ваш палец? – В горле запершило.

– Он съел мой палец, – сказала Фуми.

Выслушав перевод, капитан положил перед женщиной мобильник. Она лишь мельком взглянула на экран и отвернулась. Миронов сфотографировал исполина из окна машины. Руки в облаках, вертикальная пасть, окантованная складками…

– До её приезда мы жили, как у Христа за пазухой. Она как-то связана с этим. Она знает, что это за херь?

– Вы знаете, что на фото? – продублировал Латынин вопрос.

– Да.

Сафронова и Купчик переглянулись.

– Оно живое? Настоящее?

– Более чем.

– Нам нужны ответы.

Фуми взвесила на ладони стакан, всмотрелась в его грани.

– Вы знаете, что такое «кайдзю»? Видели фильмы студии «Тохо»?

Он покачал головой.

– Кайдзю, в переводе с японского, означает «странный зверь». Есть целые жанры: кайдзю эйга, дайкайдзю. Фильмы про гигантских монстров. Мотра, Гамера, Радон, Годзилла.

– Я знаю Годзиллу, – сказал Латынин.

– Годзилла – это кайдзю. И это не выдумки.

Латынин прошерстил память. Киношный Годзилла спал на дне Тихого океана, его пробудили испытания водородной бомбы. В чёрно-белом фильме с устаревшими спецэффектами он крушил игрушечную железную дорогу. Латынин кашлянул.

– Я знаю, что вы думаете, – сказала Фуми. – Но это правда. Я посвятила жизнь изучению кайдзю. Засекреченные институты работают по всему миру. В США, Норвегии, Китае, в Канаде.

Латынин перевёл на русский и не услышал от капитана наводящих вопросов. Он попросил продолжать.

– Кайдзю появляются приблизительно раз в тридцать лет. Они приходят из ниоткуда и сеют разрушения и смерть. Сотни погибших, десятки сотен. В девяностом году кайдзю стёр с лица земли четыре деревни. Мне было десять, и я была там.

– Я ничего об этом не слышал.

Фуми улыбнулась мрачно.

– Ещё бы. Японское правительство сделало всё, чтобы выдать трагедию за последствия цунами. В шестидесятом это было землетрясение, – она многозначительно закатила глаза. – И в тридцатом. Выживших очевидцев ставят перед выбором. Молчание за деньги или психушка. Мне предложили третий вариант. Работать на спецслужбы. Искать места, где кайдзю появится снова.

– Что вы нашли? – спросила Сафронова, выслушав перевод.

– Не много. Практически ничего о самих кайдзю. Мы догадываемся, что их порождает наша планета. Кто-то говорит, из-за экологии, кто-то – что таким способом Земля борется с перенаселением. Но три последних раза кайдзю выбирали Японию. Не Индию, Индонезию или Китай. И потом. – Фуми наклонилась к столу. – Они приходили всегда. Сколько существует человечество.

– Мы бы слышали! – Сафронова затрясла шевелюрой. – Такое нельзя скрыть!

– Это даже не НЛО, – сказал Миронов. – Не маленькие тарелочки в небе.

– Серьёзно? – Улыбка Фуми стала высокомерной. – Вы полагаете, кто-то поверит в гигантского монстра, а не в землетрясение, выброс газа, лесные пожары и массовое помешательство? По-вашему, спецслужбы не придумают убедительную версию, почему обезлюдел посёлок в заполярье?

По спине Латынина побежали мурашки. Он не желал верить этой женщине, но на улице Юбилейной стояло, подпирая лапами облака, одноглазое чудо-юдо.

– А как же видео? – спросил Купчик.

– Да, – согласилась Фуми. – Сегодня у всех есть гаджеты. А ещё есть приложения, способные создать любого монстра. Скептицизм на службе мирового правительства. Они постараются уничтожить улики, но даже если что-то попадёт в сеть… По интернету гуляет десяток роликов с настоящими кайдзю. Свидетели писали книги, давали интервью. У них есть Ютуб-каналы с сотней подписчиков, где они рассказывают правду. Всем плевать. – Она стукнула дном стакана о столешницу.

– Куда деваются монстры?

– Уходят. Испаряются, забрав как можно больше жертв. Их пребывание на земле может длиться десять часов или сутки. В легенде австралийских аборигенов упоминается бог, который жрал людей шесть лун подряд.

– Хорошо! Но вы говорите не о двух-трёх инцидентах, даже не о десяти. Кто скрывал улики в Средневековье?

– Никто, – Фуми пожала плечами. – Вы разве не читали сказки о драконах?

– Оно не выглядит, как дракон. – Латынин посмотрел опасливо на мобильник капитана.

– Оно всегда разное, – сказала Фуми. – В зависимости от региона оно выглядит и действует сообразно местным верованиям. Греки знали кайдзю в образе титанов, лестригонов и гекатонхейров. Кельты – в обличье фомор и турс. Были библейские нефилимы, левиафаны, славянский Змей Горыныч, куйва у народов крайнего севера. Мой кайдзю походил на варана величиной с атомный крейсер.

«А в Койск, – подумал Латынин, – наведался эскё из фольклора долган».

– Я не понимаю, – сказал он вслух. – Что вы здесь делаете? Что с вашим пальцем?

Фуми пошевелила искалеченной кистью.

– Много лет, – сказала она, – мы с братом занимались кайдзю. В институте и отдельно, сами. На… внеклассных занятиях.

– Втайне от тайной организации?

– Верно, Майк. Институт подходит к кайдзю с научной точки зрения. Мы пробовали мистический подход.

– Это как?

– Религиозные практики. Способы воспрепятствовать рождению кайдзю.

– У вас получилось?

– Нет. Не существует такого способа. Но мы нашли ритуал, с помощью которого можно вызвать кайдзю.

– Зачем? – опешил Латынин. Капитан потребовал перевод.

– Майк, – спокойно проговорила Фуми, – если в своей квартире вы обнаружите тикающую бомбу, часовое устройство, отмеряющее последние секунды, как вы поступите?

– Убегу.

– Но если в квартире будут ваши близкие? Грудные младенцы, которых вы не сможете вынести разом, старушка-мать, инвалид-отец?

Не догадываясь, к чему клонит Фуми, Латынин сказал:

– Я выброшу бомбу в окно.

Она удовлетворённо щёлкнула пальцами.

– Иначе говоря, переместите бомбу в другое место.

Челюсть Латынина отвисла безвольно.

– Вы… это сделали? Вы перенесли монстра в Койск?

– Мы провели ритуал. Чтобы он появился здесь, а не в Японии. Чтобы спасти наших сограждан.

Она не дрогнула, когда ознакомленный с переводом, сержант принялся лупить ботинком в стену.

– Твари! Суки бездушные! А мы не люди? У нас нет детей? Мы – скот, по-вашему?

Капитан молчал, просверливая взглядом линолеум. Сафронова положила руки на погоны Купчика:

– Перестань. Это не поможет.

Сержант выдал неполиткорректный монолог в адрес Азии, но прекратил пинать стену.

– Пусть закончит, – процедил Миронов.

– Я правильно понимаю, – повернулся Латынин к Фуми. – Вы решили, что если он придёт сюда, то не придёт к вам?

– Так и есть. Мы хотели свести потери к минимуму, и выбрали малонаселённый посёлок в глуши.

– Не пустыню Сахару? – Латынин почувствовал, как кулаки сами сжимаются. – Не безлюдные океанские просторы?

– Он не пришёл бы без жертв, – короткий, честный ответ.

– И в чём суть ритуала?

– Не важно. Это будет слишком сложно для вас. Всё случилось не так, как мы планировали.

– А по-моему, – сказала Сафронова презрительно, – именно так.

– Вы планировали сбежать, – утвердительно сказал Латынин.

– Да, – Фуми не отвела взгляд. – Но та тьма, с которой мы играли… она вселилась в Рёхэя. Он обезумел и напал на меня. Откусил палец. Я читала заклинания, истекая кровью, и брат вроде бы пришёл в себя. Но ненадолго. Теперь – он часть кайдзю.

– Бог существует, – вырвалось у Латынина: присказка в устах атеиста.

– Уверена, что нет, – сказала Фуми.

– Спроси эту суку, – произнёс капитан, – знает ли она обратный ритуал.

– Нет такого ритуала, – терпеливо сказала Фуми. – Кайдзю уйдёт, когда насытится.

– Вы говорите о разрушениях, – сказал Миронов. – Но оно просто стоит. У этой Годзиллы паралич.

Захотелось врезать кулаком в белоснежные зубы Фуми и размазать улыбку бессердечной всезнайки по её лицу.

– Оно вас изучает. Оно питается знаниями, поедая мозги. Оно хочет понять, как устроено ваше общество. После оно вас убьёт. – Фуми ухмыльнулась. – Меня тоже.

14.

Ветер на берегу Карского моря задувал внезапно, сопровождаясь снежными вихрями. Атмосферное давление падало, как камень в колодец, и в течение часа скорость ветра могла достигнуть сорока метров в секунду с порывами до восьмидесяти метров. Стихия изолировала Койск от всего мира на несколько суток, а то и на две недели.

Две недели у подножья живой глыбы, дышащей статуи с располовиненной гнусной мордой.

«Перестань, – одёрнул себя Тимур. – Военные уже едут к нам».

Метель размыла грандиозную фигуру среди заброшек. Мысли о колонне бронетранспортёров на зимнике придали сил. Но лучшим источником энергии сейчас была Марина. Худенькая, бледная, с белыми прядями, выбившимися из-под шапки, она цеплялась за Тимура, окольцевала его запястье рукой в варежке.

Она сказала, что не хочет идти домой.

– Но почему? – Тимур так же не желал её отпускать.

– Сложно объяснить. – Опушённые морозцем ресницы затрепетали. Глаза Марины были синими, взрослыми, напуганными. – Дома я не буду его видеть. – Она мотнула головой на холм.

– Но ты говорила…

– Пока я его вижу, я хотя бы знаю, что он там. Что не бродит по городу.

Тимур сглотнул и обнял Марину за плечи. Она прижалась спиной к его груди.

– Какой же он… страшный.

– Уродливый, – сказал Тимур. – Как обезьянья жопа.

Марина невесело хмыкнула.

Толпа рассосалась. Граждане то ли законопослушно разбрелись по квартирам, то ли пошли искать другое место для обзора: к пожарной части, например. Ретировались собаки. У школы коченели на холоде самые стойкие, человек десять. Губка Боб, Лидия Ивановна, задиристый десятиклассник Коля Исаёнков, незнакомые Тимуру женщины средних лет. У машины курил угрюмый сержант Маутин.

– Я когда на него смотрю, – сказала Лидия Ивановна, одна из тринадцати педагогов Койска, – кожу как иголками колет.

– А у меня желудок бурчит, – сказала маленькая пухлая дама в очках.

– Вдруг он радиоактивный? – Губка Боб завинтил крышечку фляги.

– Какие вы наивные, – скривился Исаёнков. Битый час он пытался присоединиться к сети и стать героем интернета. – Спецэффекты не отличите от реальности?

– Твой спецэффект, – сказала дама в очках, – слопал Вересаева.

– Вересаев пропал, – возразила Лидия Ивановна.

– Держи карман шире – пропал! Это мой зять полицию вызвал, там весь бассейн кровью залит. Скажите, сержант.

Люди повернулись к Маутину.

– Ничего не знаю, – буркнул полицейский. – Сказано вам: домой идите.

– Глупые вы, – подала голос худая женщина, доселе бормотавшая себе под нос и не участвовавшая в споре. – Вам явлено – а вы, слепые, не разумеете.

– А ты, значит, разумеешь? – прищурилась Лидия Ивановна.

– Что тут разуметь? Ангел господень спустился с небес.

– Не больно он на ангела похож, – сказала учительница. – Где нимб, Галя, где крылышки?

Аргумент не подействовал на женщину. Она порылась в сумке и вынула толстенькую книжицу.

– Догрешили. Расплатимся. За содомию, за свальный грех…

– Я что-то про тебя не знаю, Галя?

Губка Боб и дама в очках засмеялись.

– Замёрзла? – Тимур помассировал плечи Марины. Никогда прежде они не были так близки физически.

– Погрей меня. – Марина потёрлась о Тимура. Он крепче сцепил руки под её шеей. Положил подбородок на её темечко.

– Какой же он ангел? – процедил Тимур, сверля ненавидящим взором циклопа. – Он огр.

– Кто?

– Великан такой из сказки.

«Эскё», – аукнулся в памяти голос пьяницы Петьки.

– Сержант, – окликнул раскрасневшийся от мороза и спирта Губка Боб. – Вы у нас тут сержант или кто? Поднимитесь туда и проверьте, глюк это или робот.

Маутин зыркнул на холм, мигом побледнев. Представил, бедняга, как карабкается к пятиэтажкам, начинённым сугробами и мусором, к остаткам вездехода и вкопанным в снег цистернам, а исполин всё ближе и ближе, прямо над головой.

– Мы ждём подмогу, – отрезал Маутин.

– Знаменитостями станем, – мечтательно потянулась Лидия Ивановна и подмигнула ученикам. – Телевизионщики набегут, Первый канал, Малахов, Ургант, и этот, лысый, старый.

– Путин прилетит, – подхватил Губка Боб.

– Скорее Медведев, – сказала Лидия Ивановна, и все, кроме женщины с книгой захмыкали. Женщина – Галя – провозгласила, тыча пальцем в текст:

– Там видели мы исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода, и мы были в глазах наших пред ними, как саранча, такими же были мы в глазах их.

«Саранча», – Тимур подумал о том, какими видит людишек великан. В солнечном сплетении запекло.

– Хорош, Галина, – пригрозила кулаком Лидия Ивановна. – Кончай проповедовать. Исполины, ангелы, Дед Мороз…

Ветер подвывал, как легион волков. Дымилась труба котельной. Марина сказала:

– Он шевельнулся.

– Это из-за вьюги так кажется.

– Он открыл рот. – Марина съёжилась в объятиях Тимура.

– Глядите! – закричала женщина в очках.

Теперь они все заметили. Щель в морде огра стала шире. Оголилось нечто вроде вертикальных беззубых дёсен, тошнотворно-розовых. Жёлтый глаз расширился, капюшон из складчатой плоти съехал на… лоб?

Орк опускал руки.

Поза «игрек» сменилась позой, напоминающей подсвечник с двумя рожками. Руки выползали из клубящегося мрака… и расплетались, как жгуты. Каждая состояла из множества более тонких рук… или сухожилий… или щупалец. Десяток? Нет, два, а то и три десятка с каждой стороны.

Галина упала на колени и запричитала. Тимур сильнее притиснул к себе Марину. Маутин снял шапку и прижал к губам.

Великан не двигался, но двигались его фантасмагорические конечности. Они распутывались, выплывая из облаков. Они были длиннее всего великаньего тела, всего, что Тимур мог вообразить, они никак не кончались. Полсотни метров извивающейся гибкой плоти. Километр. Два километра…

Галина билась головой о тротуар. Лидия Ивановна порывисто ухватилась за Губку Боба.

Жгуты расползались над холмом, как щупальца перевёрнутого осьминога, как стропы парашюта. Они заполонили собой небо и могли объять посёлок. Не сходя с места, великан был способен дотянуться до бассейна или столовой полярников, до каждого уголка в Койске.

Тимур увидел уплотнения на кончиках жгутов.

– Уходим! – сказал он.

Сразу три щупальца, переплетаясь в полёте, как мутировавшие воздушные гимнасты, рухнули вниз и припечатали рубероидную крышу в трёхстах метрах от школы. Загрохотало, на глазах ошарашенных людей базовая станция сотовой связи превратилась в груду шлакоблоков. Выкорчеванная антенна рухнула на снег. Отростки разрушили здание так же легко, как если бы оно было картонным. Ветер понёс пыль в лица зевак. Дом связи обеспечивал работу мобильных телефонов, и не только…

Тимур потащил Марину через улицу. Над ними кишели омерзительные нематоды. Сердце бешено колотилось в груди.

Жгут, толщиной с сосновый ствол, упал перед школой. Словно божий перст, ткнул в коленопреклонённую Галю. Периферийным зрением Тимур заметил, как в жгуте открылась… пасть? Визжащая Галя взмыла в небо, схваченная многоруким исполином: выше школы, выше пятиэтажек. Следующий жгут хлопнул по убегающим женщинам: тонны небесного ужаса. Следующий «слизал» трупы и ринулся к сержанту Маутину. Тот не сопротивлялся.

Громадная корона из щупалец расправлялась над циклопом.

Ветер листал Библию, катилась осиротевшая полицейская шапка, темнела фляга в снегу.

Жёлтый глаз гиганта замерцал. Жгуты одновременно устремились к высоткам.