Дом, в котором я живу. Не все так просто, как кажется…

– Серьезно? – удивленно спросил я.

– Ах-ах-ах! А ты смешной! Давай деньги! – сказал он, начиная терять терпение.

Я вынул кошелек из кармана и, отсчитав пятисотрублевыми купюрами нужную сумму, протянул ему. И тут же получил сзади удар по голове. Ну, конечно, именно к этому все и шло, надо было почувствовать неладное с самого начала. Все эти мысли локомотивом пронеслись в моей голове. Я лежал на животе, в сознании, но без движения, чувствуя, как по шее стекает горячая кровь и медленно капает на деревянный пол. Я прекрасно слышал, о чем говорил этот мужик с тем, кто меня ударил – я узнал голос, это был Сергей. Все это время он сидел в засаде за коробками и ждал подходящего момента.

– Ля, всего пять тыщ, – раздосадовано сказал мужичок.

– Лопатник его вытряси, может, еще чего есть, – сказал Сергей.

– Да он при мне его раскрыл, ничего там больше нет.

– Дай сюда, – сказал Гришин приятель, бросил рядом с моим лицом молоток, выхватил деньги у второго и начал их пересчитывать.

– Серег, он вроде дышит.

– Юр, первый раз? Иди и проверь, – отмахнулся Сергей.

Тот подошел ко мне, и в момент, когда он начал меня поворачивать на спину, я понял, что это мой единственный шанс. И решил им воспользоваться. Когда он присел на корточки, развернул меня, и наши взгляды пересеклись, я со всех сил толкнул его двумя ногами в грудь, отчего он влетел в коробки с компьютерами, сбив нижний ряд, как шар в боулинге сбивает кегли. Верхние коробки засыпали его полностью.

Все это происходило очень быстро, но из-за бешеного адреналина я видел все замедленно, как в матрице. Когда Сергей повернулся в мою сторону на шум, я схватил с пола молоток и, лежа на боку, со всей силы ударил его по пальцам ноги. Тот взвыл и склонился ко мне, после чего получил еще один удар по плечу. Воспользовавшись моментом, я схватил первый попавшийся в руки телевизор, выскочил из вагона и дал деру к дыре в заборе. Сердце бешено колотилось, в тот момент я не чувствовал боли и бежал что было сил. Падал, поднимался, пока добежал, умудрился несколько раз уронить коробку. Таксист, увидев меня в свете фар – грязного, с пробитой головой и коробкой в руках, дал по газам. Конечно, его можно понять: одному богу известно, что творилось в его голове и как сложился его пазл.

До дома я шел пешком, крепко сжимая в руках свой трофей. Уже дома, раздевшись, помывшись и перебинтовав голову, я обнаружил вмятины на корпусе телевизора от падений. Но, несмотря на это, он работал и работал хорошо.

Вспомнив эту историю, я молча улыбнулся, продолжая смотреть в экран с надписью: «Нет соединения». Весь оставшийся день я пролежал, пребывая в беспричинно-меланхоличном состоянии. Не помню, как я уснул, но с кровати я не вставал ни днем, ни ночью. Мне снился сон, в нем я снова был маленьким мальчиком, который каждый день открывал для себя что-то новое в этом большом мире. Конечно, плохого, в моих воспоминаниях о детском доме было немало, но были и хорошие моменты, и так уж вышло, что почти все они были связаны с тем самым спонсором.

Глава 3. Было и хорошее

Одно из самых запоминающихся событий моего детства произошло летом, когда мне было семь. Я хорошо помню это, потому что сразу после него у меня началась школа.

Мы гуляли на улице, я, как обычно, сидел один, чуть поодаль от остальных и что-то строил из камней и песка, когда приехал наш спонсор. У него было какое-то объявление для всех воспитанников, и нас попросили собраться у входа. Нянечки раздали нам яркие брошюры, на которых были изображены шатер и зебры, а спонсор сообщил, что к нам приехал цирк, и все мы завтра днем идем на представление. Радости в глазах неизбалованных детей не было предела. Кто-то прыгал и вопил от радости, кто-то смеялся, толкая соседа в плечо. Я крепко сжимал в руке выданный листок и с очень довольным видом ожидал завтрашнего дня.

Назавтра я с трудом дождался обеда, после которого мы должны были ехать. К тому моменту на территорию детского дома заехал большой красный автобус с желтой табличкой «Дети» под лобовым стеклом и стал ждать нас с распахнутыми дверями. Мы ринулись внутрь, каждый стремился занять место у окна. Мне повезло, я сел в самый первый ряд и мог видеть через лобовое стекло, что происходит впереди. Пока мы ехали, Дьяволовна ходила по салону и пыталась вдолбить каждому, что как только двери откроются, мы должны быть послушными, иначе цирк закончится, не успев начаться. Нас пытались запугать тем, что если нарушит один, то домой уедут все, и это сработало. Никто не хотел получить «темную» за свой проступок. Мы ехали около получаса, ехали по объездной, не заезжая в город. Помню, как мы остановились в чистом поле, оно было заставлено автобусами и автомобилями, из которых толпа медленно подтягивалась к большому разноцветному шатру.

Когда мы вышли из автобуса, нас расставили парами и велели идти спокойно и не торопясь. Чем ближе мы подходили, тем больше мне казался шатер, поистине огромный красавец с разноцветными, гигантского размера заплатками. Мы остановились у входа. Дьяволовна решила пропустить внутрь всех остальных зрителей, а если кто-то из нас пытался выразить недовольство, то тут же получал в ответ злобный взгляд, которого оказывалось вполне достаточно для моментального успокоения. Я не раз замечал, как наши нянечки лицемерно вели себя. Это были настоящие ангелы на людях – добрые, заботливые, трепетные – и совершенно другие в стенах детского дома. Настоящие церберы, готовые разорвать любого за любое нарушение правил. Все, что они могли за пределами, – это испепелить взглядом и наказать по возвращении, но и этого вполне хватало, чтобы привести любого из нас в чувство.

Пока мы ждали у входа, толпа зашла, и начали проходить мы. Билеты на входе в шатер проверяли два смешных клоуна в огромных башмаках. Один худой и высокий, второй маленький и толстый. Пузырь и соломинка, одним словом. Дьяволовна дала пузырю стопку билетов, он пересчитал их, а соломинка пробежался по нашей колонне, считая нас по головам, при этом каждый раз, когда он к кому-то прикасался, то нажимал на клаксон в своей руки и называл номер смешным голосом, отчего нам становилось смешно.

Мы зашли внутрь, перед нами оказался круглый манеж с мягкими бортиками, на которых лежала красная бархатная ткань, а вокруг манежа возвышались многоуровневые сидения, уходившие высоко под потолок. С того дня цирк у меня ассоциировался с каким-то непонятным, весьма специфичным запахом. Это была какая-то смесь ароматов сладкой ваты, кукурузы и животных.

Наши ряды были в самом низу, с первого по третий. Они были заботливо обтянуты красной лентой по периметру, а на каждом стуле нас ждал приветственный набор из попкорна и светящегося браслета на руку. Мы расселись по своим местам, свет погас, замелькали яркие разноцветные прожектора, заиграла живая музыка, а в середину манежа вышел высокий усатый мужчина в костюме, это был директор цирка. Он поприветствовал всех пришедших и, бросив несколько шуток для поднятия настроения, удалился.

Представление длилось чуть больше часа, мы с удивлением и страхом смотрели на акробатов, которые кружились под самым куполом, смеялись над клоунами, удивлялись разным диковинным животным, большинство из которых вживую я видел первый и последний раз до сегодняшнего дня. Лично меня больше всего впечатлили канатоходцы, которые, используя длинные шесты, с уверенностью и бесстрашием ходили высоко над нами.

Представление пролетело на одном дыхании. Я очень хорошо помню, как мы еще достаточно долго играли в цирк в детском доме после этой поездки. Но через месяц наступила осень, и я пошел в первый класс. Началась учеба.

Глава 4. Школьная пора

Я не могу сказать, что мне нравилось учиться, как и не могу утверждать обратное. Мое отношение к занятиям можно было охарактеризовать как спокойное. Из-за того, что детей моего возраста в нашем детском доме не было, Дьяволовна договорилась, чтобы я ходил в обычную школу, которая располагалась в паре километрах от нас. Несколько первых походов в школу меня провожала и встречала нянечка, а потом я стал ходить сам. Больше всего мне нравились понедельники, среды и пятницы. Каждый понедельник и среду, рано утром, к нам приезжал старенький грузовичок с добродушным дедушкой за рулем, он привозил продукты и забирал мусор, а на обратном пути в город довозил меня до школы. А пятницу я любил как последний день перед выходными.

Наш класс был небольшой, помню, как сейчас – семь девочек и девять мальчиков. Все они, кроме меня, были из самых обычных семей. Их приводили родители, помогали переодеться, целовали перед уходом. Несмотря на все мое внешнее безразличие, мой внутренний ребенок очень хотел оказаться на их месте, жить с любящими и заботящимися о тебе людьми. Слух о том, что я из детского дома, разошелся очень быстро. Об этом узнали буквально с первого дня, благодаря нашей классной руководительнице которая, сообщила об этом чуть ли ни на первом уроке. И хотя сделала она это для того, чтобы дети были ко мне более лояльны, но вышло совершенно наоборот. Нет, меня не дразнили, не били, но и не дружили и не общались со мной. Я вызывал чувство настороженности и страха не только у моих одноклассников, но и у их родителей.

После нескольких неудачных попыток не то чтобы найти друзей, но хотя бы найти общий язык с одноклассниками я оставил эту затею и научился существовать в коллективе обособленно. К чему, к чему, а к этому мне было не привыкать.

Особенно теплые воспоминания у меня остались о школьной поварихе – полной женщине средних лет с усталыми глазами, которая, как только узнала, что я сирота, начала пытаться откормить меня. Она часто прятала в тарелке под слоем пюре или макарон вторую котлету, перед окончанием уроков зачастую давала мне сладкие булочки в дорогу. Еда была вкусной и я, несмотря на чувство неловкости, был не в состоянии отказаться от добавок.

На уроках в школе я часто витал в облаках, рисуя на полях разные картинки, играя сам с собой в крестики-нолики. Я сидел на последней парте, сидел один, но учителям, несмотря на то, что они видели, чем я занимаюсь, тяжело было как-то на меня воздействовать, потому что я при всем этом достаточно хорошо учился. Не знаю, почему, но учеба давалась мне легко. Заданное на дом я умудрялся сделать и выучить в перерыв после этого же урока, и, таким образом, весь вечер после школы был полностью в моем распоряжении.

В детском доме при отсутствии на меня жалоб из школы и видя мои оценки, никто даже не вникал, как у меня дела по учебе, что меня вполне устраивало. Моими любимыми предметами стали математика и физкультура. И если с любовью к физкультуре все понятно, то любовь к математике возникла целиком и полностью благодаря нашему учителю. Молодой парень, только после педагогического института, он с легкостью находил общий язык с детьми и умел очень интересно с помощью необычных примеров и ярких аллегорий преподнести непонятное понятно.

Учеба шла своим чередом, день за днем. Началась моя любимая стабильность, когда я знал, что будет завтра, послезавтра, через неделю и даже через месяц. За первые три года учебы со мной произошло несколько особенно запомнившихся мне историй. Первая – это несправедливость и навешенное на меня клише.

Обычно я приходил в школу рано, задолго до начала занятий, но в тот день почему-то задержался и едва не опоздал к началу первого урока. Зайдя в класс, обнаружил, что все дети молча сидят на своих местах, сложив перед собой руки, а наш классный руководитель, Надежда Марковна, ходит около стола. Я помню ее достаточно хорошо: классический учитель советского образца, ей было около шестидесяти лет, может, чуть больше. Ее редкие черные, местами седые, волосы всегда были собраны в идеальный пучок на затылке, полное отсутствие макияжа, она носила строгое, слегка мешковатое серое платье в пол и черные, начищенные до сияющего блеска туфли без каблука. Женщина строгая, не делающая никому поблажек, но справедливая. Когда нужно было ругать, она ругала, когда нужно было хвалить, она хвалила. Надежда Марковна умудрялась уделять время в течение дня абсолютно каждому и говорила с нами не только об учебе, но и о жизни. До того самого дня я считал ее справедливой.

Как только я вошел в класс, она стремительно подошла ко мне и спросила:

– Как ты мог? – в ее голосе звучала строгость и удивление одновременно.

– Что случилось? – спросил я, искренне недоумевая.

– Обворовать своего одноклассника! Разве этому я тебя учила? Разве этому тебя учили в детском доме? – спросила она и вопросительно посмотрела мне прямо в глаза.

– Я ничего не крал! – возмущенно ответил я.

– Чащин, встань, – сказала Надежда Марковна моему однокласснику Мишке.

– Да, – сказал он, приподнявшись со стула.

– Ты сказал родителям, что он взял без спроса у тебя машинку, это так?

– Да, – ответил Миша, глядя на меня.

– Ты брал машинку у Миши? – спросила у меня учительница, но я отрицательно качнул головой.

– Дети, я хочу, чтобы вы знали, что нет поступка хуже, чем воровство, и наказание за него – общественное порицание. Чащин, расскажи нам подробно, что случилось.

– У меня был день рождения, отец с мамой подарили мне машинку на пульте радиоуправления. Я принес ее в школу, чтобы мы могли поиграть на переменах. А потом я отвлекся, а он украл ее, – сказал Миша.

– Ты видел это своими глазами? – спросила Надежда Марковна.

– Нет, я видел, как он смотрел на нее.

– Миша, быстро рассказывай мне правду, – в голосе учителя чувствовалась строгость.

Потом оказалось, что он все придумал. Из-за того, что они врезались машинкой в стены, ее забрал завхоз, а Миша, помня предостережение родителей о том, что якобы мы, воспитанники детских домов – будущее ворье, придумал эту историю. Надежда Марковна отчитала его перед всеми, несмотря на то, что он расплакался и извинился передо мной публично. Сама учительница также принесла мне свои извинения за то, с чего начала свой разговор.

А вторая история случилась классе в пятом, я хорошо ее помню, потому что это был последний день перед летними каникулами. Я шел пешком, было тепло. Как только заканчивались сады за школой, дорога становилась совсем узкой и была посыпана мелким щебнем – чтобы до нашего детского дома можно было доехать на машине. Я нашел одну тропинку, через которую можно было срезать путь, сократив его практически вдвое, и ходил по ней уже не один раз.

Я шел, махал небольшой палкой и представлял, чем буду заниматься летом, как буду рисовать, играть в мяч. Мое внимание было настолько рассеянным в тот момент, что я даже не заметил, как какое-то небольшое животное, резко выпрыгнув из кустов, попыталось ухватить меня за ногу. Машинально подпрыгнув, я с криками побежал назад и наткнулся на каких-то бабушку и дедушку, собиравших грибы. Очевидно, они были из садов и таким образом проводили время. Увидев меня, перепуганного, они тут же рванули на помощь. Я рассказал им о случившемся, и они вызвались проводить меня. Мы пошли обратно. Первым шел дедушка, а мы немного позади. Когда мы уже подошли к тому месту, где на меня напали, он резко ткнул вперед палкой, которой шевелил траву в поисках грибов, и, повернувшись ко мне, сказал:

– Этот зверь на тебя напал? – на его палке трепыхался черный пакет, который под порывами ветра шевелился, словно живой.

Мне было очень стыдно перед ними за свою трусость, но они лишь по-доброму посмеялись, проводили меня до ворот и угостили яблоком.

Глава 5. Первое потрясение

Вообще, я любил вспоминать все, что со мной происходило, анализировать ошибки, ностальгировать. Если настроение было хорошее, то мозг подбирал соответствующие воспоминания и наоборот. Иногда мне казалось, что в моей голове живут разноцветные человечки и подобно героям мультфильма «Головоломка» управляют моими эмоциями, передавая друг другу вахту. Это тяжело описать словами. Конечно, так уж вышло, что в моей голове большинство воспоминаний были плохими, и это несмотря на то, что мозг еще и блокировал часть из них, подобно компьютеру отправил эти файлы в корзину и удалил.

Наступило очередное утро. Погрузившись в свои мысли, я даже не заметил, как умылся, налил чай и, усевшись на подоконник, начал смотреть в окно. Несмотря на ранее утро, на улице было достаточно пустынно, мое внимание привлекла незнакомка в белом. Она сидела на лавочке и курила тонкую сигарету, элегантно стряхивая пепел и медленно выдыхая дым. Что-то казалось мне в ней странным, но я не мог понять, что именно. Мы просидели так несколько минут: она курила, я смотрел на нее, но как ни пытался, не мог разглядеть ее лица.

Потом мое внимание переключилось на две мужские фигуры, одетые в странную и непонятную одежду. Они что-то катили, это что-то было похоже на тележку из супермаркета, накрытую куском ткани, из-за которой я не видел, что было под ней. Двое подошли к девушке и остановились перед ней. Они о чем-то поговорили, после чего девушка слегка отодвинула ткань в сторону, сунула туда руку, после чего отрицательно качнула головой, накинула ткань обратно и махнула парням рукой в сторону арки – на выход из двора. Они ушли.

Мне было интересно и непонятно, что происходило во дворе. Может, это бездомные, а может, торговцы, которые хотели что-то продать. А если там был труп? Моя фантазия остановилась на самом пике, потому что внимание полностью переключилось на другой интересный факт.

Во дворе не было ни одной машины. И это в наш век автомобилей, пробок, автомобилистов. Я не водил машину, мне было это неинтересно, хотя на права я учился и почти сдал. Когда-то мне очень хотелось научиться ездить за рулем, купить машину и пуститься в путешествие по нашей стране, но один случай все перечеркнул. Я насмотрелся на Пашку, и мне захотелось пойти учиться на права. В нашем городе была только одна автошкола, и после очередной ночной смены на ЖД я поехал туда. Автошкола находилась в старом двухэтажном бараке и занимала весь подъезд. Рулил ею сын главного гаишника города. У входа сидела дружелюбная девушка администратор, которая, уточнив цель моего визита, подробно рассказала, как проходит обучение, как выглядит теория, практика, какие справки нужны и сколько все это стоит.

Я заключил договор, и ближайшие два дня прошли одинаково: после ночной смены я ехал в городскую больницу, сидел в очереди, проходил офтальмолога, психиатра, невролога, терапевта и нарколога. Прием у последнего оказался весьма забавным. Я сидел у кабинета и ждал, когда меня пригласят, следующим должен был идти я.

– Следующий! – послышался голос из кабинета.

– Здравствуйте! – сказал я, оказавшись на пороге.

– Присаживайтесь, – сказал мужчина в почтенном возрасте, в ярко-белом халате и толстых очках, из-за которых его глаза казались двумя маленькими черными бусинками.

– Вы у нас… пум-пум-пум… А – справка для автошколы?

– Да, все верно, – утвердительно ответил я.

– Ну что ж. Наркотики, травку употребляете? – спросил он, сложив руки в домик и облокотившись на них подбородком, уставился на меня.

– Нет.

– А хочется? – спросил он шепотом, приоткрыв ящик стола и таинственно посмотрев в него.

– Что? Нет-нет! – ответил я.

В моем голосе слышалось удивление, смешанное с возмущением. Такой реакции оказалось достаточно, чтобы врач расписался в небольшой справке и протянул мне ее, махнув рукой.

На следующее утро после ночной смены я заехал в больницу и забрал результаты анализов. Ночь выдалась особенно тяжелой, бесконечные дефектные ведомости по поводу старого участка пути весьма утомили, и все, о чем я мечтал, это было хорошенько выспаться. Мои занятия в автошколе начались со следующего дня и оказались весьма неожиданными для меня. Обещанных теории и обучения в классе не было, мне просто вручили большую тетрадь с вопросами и ответами, маленькую книжечку «ПДД» и отправили домой учить самому. Мотивировали это тем, что наш город достаточно маленький, и набрать группу затруднительно, а те, кто сейчас есть, уже на финишном этапе, и я ничего не пойму. Возмущаться я не стал, потому как такой вариант показался мне даже предпочтительнее.

Будучи человеком весьма организованным, я осилил эту программу за две недели, погрузившись в день сурка. Работа, сон, обед, учеба, работа – и так две недели, после которых началась практика. Мне достался довольно молодой и очень толковый инструктор. Мы без труда нашли общий язык и выбрали удобный для нас маршрут. Автошкола находилась рядом с моим домом, а жил инструктор недалеко от моей работы. Вечером мы встречались у автошколы, и я вез его домой, а оттуда шел на работу. У меня не было уверенности, что так можно, но мне очень нравились эти поездки. Я представлял, как куплю себе машину и буду ездить на работу в тепле, наслаждаясь любимой музыкой, а не трястись в старой маршрутной «Газели», пытаясь услышать что-то в наушниках через гул пассажиров и рев умирающего мотора.

Наша идиллия закончилась, когда мне сообщили, что сегодня наше последнее занятие, а через два дня экзамен. Нет, я не переживал, волнения не было, потому что я был в себе уверен. И, как оказалось, зря.

Началось все за здравие: теорию я сдал с одной ошибкой, допустив зевок в вопросе про глубину протектора шин. А закончилось, как говорится, за упокой. Теорию в тот день сдавали три человека, моя очередь была последней. Или мои будущие коллеги-автомобилисты недостаточно хорошо подготовились, или инспектор, принимающий экзамен, был не в духе, но все трое не сдали, и наступила моя очередь.

Я поздоровался и сел за руль. Инспектор сидел на переднем сидении, внешне он был похож на Фантомаса – бледный, лысый, глаза злые. На автомате я пристегнулся, поправил зеркала и, получив разрешение, тронулся. Все команды были достаточно простыми: ехать прямо, повернуть несколько раз, найти место для разворота. Мне казалось, что мы едем целую вечность, и я уже начал ждать заветное указание найти место для остановки. Все основные элементы были выполнены идеально, считай, права уже были у меня в кармане. Я вспоминал огромный авторынок в Москве, на который мы ездили с Пашкой и представлял, как мы снова поедем туда, но уже за моей будущей машиной. Представлял, как куплю ее, сяду за руль и неспешно поеду домой, поставлю ее у подъезда, закрою на ключ и, вращая брелок на пальце, гордо поднимусь наверх под завистливые взгляды соседей, которые непременно высунутся из окон и балконов, чтобы посмотреть на меня. На следующий день поеду на единственную в нашем городе мойку самообслуживания и натру мою ласточку до блеска, после чего покачу за город. На переднем сидении будут бутерброды и горячий чай в термосе. Я поеду для того, чтобы встретить закат перед работой, встретить его не дома, не в маршрутке, а сидя на капоте собственной машины. Конечно же, по пути за город я захочу разогнаться, дорога здесь была отремонтирована недавно и можно позволить себе положить стрелку на заветную сотню на спидометре. И вот я жму газ, машина начинает неспешно ускоряться: семьдесят, восемьдесят, девяносто и сто! Сто!

– Стой! – послышался крик.

Это кричал Фантомас, который вцепился в ручку на потолке. Его крик вернул меня в реальность, а она была такова: мы с инспектором на автомобиле автошколы неслись под сотню по узкой городской улочке. Фантомас отчаянно жал ногой на педаль тормоза, которая находилась на месте инструктора, но она предательски не реагировала, как и ручник, на котором был сильно растянут тросик. Кстати, поэтому мой инструктор научил меня оставлять машину на включенной передаче после того, как заглушу ее.