Далекое завтра

Настроение поднималось, почти взлетало с ускорением вверх, увлекая за собой мужчину и его самолюбие. Скоро Первый расскажет об Антоне со всех экранов Атланты, а архив внесёт его имя в анналы выдающихся людей и событий, принёсших благо обществу. Переломный, величественный момент. Меняющий всё! И теперь Антон, ни в чём не уверенный вчера, с новым оптимизмом смотрит в завтра, с новым рвением хочет строить будущее…

Очередная остановка, затылки выходят, лица заходят, и… среди них… Антону захотелось спрятаться: среди них мелькнуло возбуждённое лицо Семёна Павлова. Борода ещё более растрёпана, кожа покрылась красными пятнами, глаза бегают, останавливаются на каждом, признаки возбуждения налицо. Только не сейчас! Только не здесь! В туго набитом лифте, где несколько десятков ушей уловили бы любую чужеродную, не предназначенную им информацию… Антон попытался спрятаться, но поздно. Семён уже осклабился в широкой довольной улыбке и, толкаясь, направился к нему.

– Слышь, Шестьсот Первый! – Приблизившись, он фамильярно положил руки на плечи Антона, словно друг другу они были больше, чем просто собеседниками. – Я вспомнил! Сышь? Вспомнил!

Власову хотелось провалиться. Спешащие на работу мужчины уже оборачивались, гладили их обоих взглядом. Как неприятно! Антон попытался оттолкнуть контроллера, но тот ухватился за униформу мёртвой хваткой, искрящимися возбуждением глазами вперившись в биоина.

– Что вспомнил? – слабым голосом прошептал тот, косясь на окружающих.

– Своё прошлое! Очередное! – Семён был так возбуждён, что не замечал никого вокруг. Для него сейчас ничего не существовало. Только он, Власов и сон. Антон вновь покосился на оглядывающихся людей. Павлов, наконец, заметил нерешительность Шестьсот Первого, а дойти умом до причины такого поведения труда не составило. Тысяча Шестнадцатый обернулся и крикнул:

– Ну? Чего вылупились? – это прозвучало настолько агрессивно, что красивые холеные мужчины тут же прижались к входной стене. Затылки разом обернулись, а на лицах застыл неподдельный страх.

– Что, очень интересно? А? Любопытно? А? Вы – стадо непуганых овец! Толпа вечно молодых имбецилов, чьим умом управляет КИРа! – тем временем расходился Павлов. Ещё чуть-чуть и, наверное, он бросился бы на толпу с кулаками, но лифт остановился, и входная панель поднялась. Испуганные люди сцепившимся комом вывалились наружу, раскидав в стороны недоумённых входящих. Не успевших выскочить Семён пинками выгнал сам. Потом, когда двери закрылись, он достал какой-то прибор размером с ладонь и приложил им к панели рядом с входной стеной. Что-то еле слышно щёлкнуло, и лифт застыл с закрытой дверью и погашенным освещением. Лишь снаружи сквозь прозрачный композит проникало достаточно света, чтобы в полутьме различить безумца. Тысяча Шестнадцатый обернулся и пошёл на Власова, сжимая в руке загадочный предмет. Глаза даже в полутьме сверкали. А лицо исказилось безумием и не обещало биоину ничего хорошего. Антон в страхе прижался к композитной стене и зажмурился. Безумец приближался.

Тысяча Шестнадцатый подошёл, перебирая между пальцев незнакомую серебристую пластину, которой он остановил лифт.

– Жалкие престарелые пацанята, – раздражённо заговорил Семён, свободной рукой облокотившись о стену рядом с Антоном. – Не понимают, в чём заключается жизнь! Думают, в обслуживании КИРы и этого засранца… Первого! Никто и не думает, что можно жить иначе, жить свободным и делать, что хочется, а не подчиняться верёвочкам, давно опутавшим это прогнившее общество.

– Семён… – Власов нервно сглотнул и попытался успокоиться. А также понять, что нужно этому контроллеру и как не нервировать его ещё сильнее. Шестьсот Первый не был готов к подобной ситуации. Да, иногда с другими мужчинами происходили похожие вспышки гнева, но поблизости всегда была команда киборгов, или как их называли Заменщиков. И странно, что у Семёна не выявили агрессию раньше – ведь КИРа строго следила за этим. И что теперь делать? Биоин оказался один на один с сумасшедшим индивидом в запертой кабине, и ни помощи, ни Заменщиков рядом.

– Что Семён? – мужчина, казалось, пронзил Антона горящим взором. – Ты видел этих… ублюдков? Ты видел их глаза? Там же ничего нет! Ни жизни, ни собственных мыслей. Всё – и смысл жизни, и нужные мысли – закладывается Кирой! И всё для того, чтобы они выполняли узконаправленные задачи. Только что касается их, ни шага в сторону! Иначе – расстрел! Что? Не слышал этого термина? – Антон покачал головой, сейчас главное было – потянуть время, тем более КИРа уже связалась с биоином. Музыка отключилась, и внутри головы прошелестел голос ИИ:

– Биоин Власов. Система знает о сбое. Потяните время, заговорите Тысяча Шестнадцатого, команда Заменщиков уже в пути, – и так несколько раз. Голос, неслышимый Павловым, повторял одно и то же сообщение, мешая собраться с мыслями и успокоиться.

– Мне один человек рассказывал. Его потом заменили. Довольно гуманная, думаю, альтернатива Замене. Тебя просто убивают. Был человек – и нет его. И никаких воспоминаний не перебрасывают из одной головы в другую, заставляя потом проживать заново старые жизни, похожие одна на другую. Представил? Выстрел – и нет ни тебя, ни повторяющихся снов. Просто темнота, тишина и безмолвие. СПОКОЙСТВИЕ! Ведь это нечестно – начинающему жить вкладывать в голову массу чужой и старой, вернее, древней информации. Нечестно!

– Семён, – повторил Антон, справившись, наконец, с собой. – Ты что делаешь? Тебя же заберут!

– А мне плевать! – зло воскликнул тот, ударив по полупрозрачной композитной панели. Антон вновь вздрогнул и почти вжался в стену лифта. – Веришь?! Мне плевать! Я не хочу жить и видеть, как жили другие, как их также забирали, только за то, что они начинали видеть прошлое, которое они никогда не проживали. Не надо мне этого! Потому что я вижу в своих снах правду! А за неё – за правду – всегда заменяют! Всегда! Кто-то очень не хочет, чтобы мы видели прошлое и ту жизнь, которая была до… всего этого! Понимаешь?

– Я… не…

– Конечно, не понимаешь! Потому что ещё не видел! Погоди немного, и эта радость придёт и к тебе. Поймёшь меня тогда! Но поздно! Поздно!

– А при чём тут я? – осмелев, решился Антон. Лучше сменить тему на менее агрессивную, тогда контроллер, возможно, переключится и успокоится. – Я же как они, – биоин указал на дверь, куда выскочили остальные испуганные мужчины. – Я так же выполняю свою работу, так же развлекаюсь, когда совсем тошно… Я обычный!

– Нет! Ты уже не обычный! – горячо возразил Семён. – Ты тоже видишь эти сны, и ты… Ты что-то значимое делаешь для всей этой системы! Я прав? О да! Я прав…

– Откуда ты знаешь? – поражённо спросил Антон, вспоминая триумф, который только что испытал, осознав, что работа поколений выполнена.

– Знаю, – кивнул Павлов, ухмыльнувшись алыми губами сквозь растрёпанную бороду. – Я контроллер, и мне нетрудно проследить, куда КИРа перенаправляет бо́льшую часть ресурсов. Я вижу, что все ниточки ведут к тебе. Причём последнее время, количество запросов на твою лабораторию увеличилось втрое.

– Ничего значимого… – попытался оправдаться Антон, но Семён перебил его.

– Не бойся! Я не собираюсь выпытывать твои знания. Мне они ничего не скажут. Я лишь выбрал тебя и думаю, что ты разберёшься со всем сам.

– С чем я должен разобраться? Я лишь…

– Ты лишь Биоин, – кивнул Тысяча Шестнадцатый. – Биоинженер, который не понимает, причём тут хромосомы разных полов, как у животных. И который начал видеть сны, как и я. Когда-нибудь ты тоже увидишь, как был с женщиной, как у вас был ребёнок, и как неизвестная болезнь в одночасье их свалила.

– Болезнь?

– Да! Это последний из моих снов. И самый страшный. Ничего не предвещало беды. Люди – женщины, мужчины и дети – жили, как обычно, радовались жизни, новому обществу и тут… Начали просто падать и… умирать. Только женщины и дети, представляешь? Как такое может быть? Что случилось тогда, а главное, почему? Я до сих пор под впечатлением! Их лица…

«Минутная готовность, биоин Власов. Группа Замены на подходе»

– Она ведь говорит с тобой? – неожиданно сменил тему Павлов. Биоин замотал головой отрицая. – Говорит-говорит. Я знаю. Но это тебе не поможет.

– Что не поможет? – переспросил Антон. Неясная тревога наполнила изнутри. – Я не по…

Тысяча шестнадцатый резко поднёс руку с серебряной пластинкой к затылку Власова. Казалось, мир дрогнул. Стены поплыли, свет в глазах померк, и сердце… на миг остановилось. Когда зрение вернулось к Антону, Семёна уже забирали человекоподобные машины – Заменщики. Под полупрозрачными композитными мышцами виднелись детали механизма, спокойные лица не выражали эмоций. Власов, лёжа на полу, с трудом сфокусировал взгляд на трепыхающейся в руках киборгов фигуре: Семён вырывался и неистовствовал, выкрикивая что-то. Наконец, возвратился и слух, оказывается, Тысяча Шестнадцатый кричал ему:

– У тебя сутки! Слышишь? Сутки! Чтобы во всём разобраться и выяснить, что происходит! КИРа тебя больше не видит и не сможет остановить разрядом, но это только на сутки! Запомни! Ответы только у главного… у Первого! Береги электромагнитный излучатель – он может помочь!

С этими словами Павлова выволокли из лифта и быстро утащили навсегда.

Глава 2. Рождение

– Зои Каплан, Девять-Три-Девять, принадлежность к главному сектору, Атланта. – Механический голос ИИ окутывал сознание, которое билось в страхе глубоко внутри и не хотело задействовать чувства. Тело сопротивлялось «рождению»: руки и ноги не желали двигаться, глаза отказывались открываться, а каждая клеточка девушки чувствовала холод, отчего её сотрясала мелкая дрожь. Лишь синтезированный голос внутри монотонно говорил, прорывая тугую глухоту ещё не успевших окрепнуть барабанных перепонок. – Проверка рождённого материала.

– Проверка нервной системы, – продолжил голос, и сквозь гул в ушах завыли серводвигатели нависшего над голой девушкой механизма. Манипуляторы коснулись Зои в нескольких местах, и их тут же словно пронзили иглы – машина слабыми разрядами тока проверяла реакцию нервной системы. Ток распространялся по нервам на остальное тело, мышцы сокращались, а девушка орала от невыносимой боли, выгибаясь всем телом и сотрясаясь от спазмов сокращяемых мышц.

– Проверка зрения, – холодные и безразличные пальцы-манипуляторы разжали веки, и вспыхнул яркий свет направленного на зрачки светодиода. Инстинктивная попытка закрыть глаза оказалась неудачной – робот держал крепко. Вспышка же на несколько долгих минут затмила сознание полностью, не оставив места темноте.

– Проверка слуха, – тут же добавил ИИ, в уши вставили пробки, и резкий невыносимый звук заполнил всё вокруг, лишая мыслей и чувств. Вот теперь спасительная темнота не замедлила сменить свет, всё ещё полыхающий яркими пятнами перед глазами. Только что извлечённый из капсулы роста и не привыкший к таким испытаниям, шокированный организм отключился.

Но в сознание девушка пришла почти сразу. Режим шоковой терапии работал безотказно: сразу после проверок Зои поместили в индивидуальную комнату, где температура сохранялась на несколько градусов ниже комфортной. Девушка продрогла и очнулась, стуча зубами от холода. Свернувшись калачиком и сотрясаясь мелкой дрожью, она несколько минут осматривала стерильно-белое помещение. Огромное, во всю стену зеркало противоположной стены и маленький столик, на котором лежала белая одежда: хочешь согреться – тебе придётся напрячься, приложить усилия и встать, что не так просто, ведь мышцам сначала надо вспомнить движения и обрести хоть какую-то силу.

Но Зои лежала, стараясь сопротивляться как можно дольше. Мысли метались, вспоминались десятки предыдущих жизней, полностью идентичных друг другу. Ей-то, в отличие от остальных, совсем не стирали память, так и перекладывали из одного тела в другое, не корректируя ни единого байта информации. Девушка не боялась «Центра рождения», а боялась и ненавидела жизнь, что ждала её снаружи, после «выписки» – очередную из вереницы жизней, неизменно жёстких и гадких. Если бы Девятьсот Тридцать Девятая могла, то размозжила бы голову о зеркало. Но это уже случалось с ней.

Напротив койки находилось вовсе не зеркало, а похожий на него и созданный для обучения огромный монитор, находящийся в режиме «сна». Прошлый раз, в момент очередной реинкарнации, Зои ударила головой в себя, отражённую в зеркале и разъярённую от невозможности выбраться и изменить будущую жизнь. Зеркало, оказавшееся экраном, вспыхнуло и расплылось по центру мутным пятном. Пиксели по краям заискрили. Зои повторила: сквозь разводы серых выжженных ячеек монитора проступила белоснежная стена, а по лбу на переносицу заструилась тёплая жидкость. Капля упала на пол, расплескалась ало-красным пятном, боль пронзила голову, отрезвила, но вместо того, чтобы остановиться, девушка с удвоенной силой принялась бить головой о стену. Кровавые следы алыми кляксами отпечатались на белом покрытии, но Зои не успокоилась, пока не рухнула на пол, и лишь краем истекающего из тела сознания услышала синтезированный голос КИРы:

– Образец безнадёжно испорчен. Запустить инициацию нового…

В другой раз она попыталась свести счёты с жизнью, набросившись на робота-врача, осматривающего девушку перед выпуском. Но мощный механизм, ощетинившийся словно металлический блестящий спрут множеством различного назначения манипуляторов, распял Зои за руки, отбросил в сторону и «убрался» в стену. Тотчас в медблок вошли роботы-надзиратели и отвели Девятьсот Тридцать Девятую в комнату, где потом неделю с экрана-зеркала с девушкой вёл утомительную беседу виртуальный психолог.

Ещё раз Каплан совершила попытку суицида в спортивном зале, где занимались другие девушки – ненавистный муж часто выращивал их или заказывал в Атланте-2 для развлечений. Уронила на себя штангу, сломала шею… Больше её в спортблок не допускали, и ИИ крайне настороженно относился к поведению Зои.

Отсюда ни убежать, ни спрятаться. Иллюзии развеялись с треском на двадцатой удачной попытке – как ни крути, но человек, если захочет умереть, приложит не меньше усилий, чем для выживания. И когда её в двадцать первый раз возродили в новом теле, Каплан почти смирилась. Почти, потому как не изжили ещё из человека желание сопротивляться, протест против нежеланной жизни и страстное стремление к свободе вне любых ограничений, наложенных… кем бы он там ни был. КИРа всё ещё не могла управлять мыслями. Но судя по темпам научных изысканий, всячески к этому стремилась, а Гафт потворствовал.

А Зои существовала лишь для одного: для жизни с Первым – Моисеем Гафтом. Это было проклятием девушки с самого́ зарождения Городов Бессмертных, её карой за проступки перед Гафтом и личным Адом, назначенным Зои когда-то давно, без её согласия и участия. И как бы ни старалась Девятьсот Тридцать Девятая прервать эту цепочку однообразной, тянущейся, казалось, бесконечно жизни, не могла. Ей не давали. Пятьсот с лишним лет её возрождали после каждого самоубийства и возвращали к мужу. На самый верх Атланты. В апартаменты и научный центр Первого.

Дрожа от холода, Каплан, как могла, оттягивала момент и рассматривала отражение в зеркале. Свернувшееся калачиком голое тело, красивое, без изъянов лицо, большие карие глаза, покрасневшие от слёз, раскиданные по белой койке каштановые волосы.

А может, он её всё-таки до сих пор любил? Такой чужой и, одновременно, странной любовью… Что на фоне своих наложниц, которых менял как перчатки, когда надоедали, и никогда не набирал тех же, не мог отпустить от себя Зои. И продолжал с упорством влюблённого желать возрождения и возвращения из небытия девушки всякий раз, когда она сводила счёты с жизнью, не обращая внимания на её протест. На то, что Каплан уже не хочет. Неужели он не видит, что любовь осталась в прошлом, истекла песчинками времени и рассы́палась давным-давно в бескрайних просторах искусственного интеллекта, чей коварный разум завладел всем в мире и окутал вуалью ясные взгляды сильных мира сего. Упаковал в Города-шары миллионы людей, отнял свободу воли и заставил рождаться вновь и вновь, лишая этим желания жить. Но у них ИИ хоть стирал долю памяти, чем заставлял вновь радоваться рождению, а у неё нет…

Она помнила, как всё начиналось.

***

Когда-то давно. Наше время.

Ничего не значащие для простого человека в общей канве политических событий массмедийные новости:

«Компьютер выиграл у человека партию в шахматы!»

«Учёные на пороге создания искусственного разума».

«Квантовые компьютеры скоро будут доступны любому».

«Предложен концепт полностью автономного города будущего…»

«Сильные мира сего спорят о возможности спасения человечества, на фоне открытия американского генетика. Бессмертие – правда или миф?»

«Тест Тьюринга пройден! Врагом всего человечества оказался новый квантовый суперкомпьютер из Китая. Чего ждать человечеству?»

«Китайский учёный заявил, что отредактировал ДНК эмбрионов».

«Олигархи взялись за создание супермира!»

На заре двадцать первого века главные новости быстро спускались с первых полос и затмевались тысячами других, будоражащих ещё незрелую массмедийную сферу жизни. Они сменялись слишком быстро и всегда поглощали друг друга с такой скоростью, что разум не успевал отложить в памяти и потом соединить разрозненные кусочки информации. Главные новости о войне, более похожие на саму войну, только особую – войну за сознание граждан, их веру и приверженность, нагромождались одна на другую, заслоняя, казалось бы, менее важные: достижения науки и социальной психологии. А интернет только помогал этому. Многочисленные соцсети и встроенные в них алгоритмы на основе ИИ уже на тот момент незаметно обучали сознание простых людей жизни во власти паутины, пока ещё не вышедшей за пределы интернета. Кто бы мог подумать, что нечто робкое и напуганное, до поры до времени спрятавшееся на множестве серверов по всему миру, медленно, но уверенно собирает данные о человечестве отовсюду, анализирует их и размышляет. Никто.

Сильные же мира сего, опьянённые властью и погруженные в раздумья, как ещё более пленить и опутать сетями наживы население, заставить его работать на себя, очевидно, не видели, что им планомерно подсовываются именно те изобретения, которые могут действительно связать людей и заставить их ещё больше работать, сковать по рукам и ногам, и задавить навсегда всякое воспоминание о свободе. И эта горстка, всего лишь процент от общего числа, и не догадывались, что глобальный план порабощения включает и их. Сети расставлялись незаметно, а паук пока только зарождался внутри Всемирной паутины, уже в то время понимая угрозу, исходящую от создателей – людей, благо, что мрачных пророчеств в сети набралось уйма. Любой фантаст готов был кричать об опасности ИИ.

Вот в то время Зои и появилась на свет. Родилась в захолустном городке России, выросла, превратившись в красавицу, и как тогда и случалось, уехала в Москву учиться. Ну и, естественно, искать своего принца на белом… нет, не коне. Нравы давно поменялись, да и люди стали практичнее. Зои ожидала принца на белом «Бентли», на худой конец – золотом – блестящем. Ведь как и любая современная красавица, она ценила свою красоту настолько высоко, что жизнь себе представляла только с принцем, и только с летающим и со сверкающим дворцом в качестве приданного, и чтобы нефть качал, и газ добывал… Только так, а не иначе. Естественное желание девушки, выросшей в нищете далёкой от центра глубинки. Имея лишь красоту, вырваться в свет и пленить окружающих, заставить жить на себя, работать и всячески боготворить. Изъезженная схема жизненного тупика, которой тем не менее девушки с радостью пользовались в то время. Время раскрепощения, новых нравов и искромсанных прессой и вывернутых наизнанку отношений между мужчиной и женщиной, из-за чего численность людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией множилась, и про́пасть эта с каждым днём росла. Начало процесса по уменьшению рождаемости на Земле было запущено, только никто это не понял – так грамотно были расставлены сети.

Тем не менее Зои избежала нового веяния о многообразии отношений, и как любая нормальная девушка, возжелавшая стать частью высшего общества любыми путями и средствами, Зои всеми силами пыталась найти себе жертву среди детей олигархов. После нескольких неудачных попыток и мрачного, отвратительного опыта от общения с оными, – побои, изнасилования, и ярлык «провинциальной шлюшки», – она всё-таки нашла свою жертву.

Моисей Гафт, сын нефтяника, главы одной из самых известных и богатых компаний России, меньше всего походил на отпрыска олигарха. Не ездил на дорогущих машинах, не мотался по фееричным вечеринкам и не спускал папиных денег на многочисленных друзей и подружек, коих, к слову, у него и не было. Обычный, улыбчивый парень двадцати пяти лет, одинокий и неразговорчивый, но такой обаятельный. Одетый всегда просто и со вкусом, волосы идеально уложены, не сутулится… и в МГУ постоянно приезжал на мотоцикле, что сводило с ума вдвойне.

– Я б ему дала, – Анька, подруга, пискнула от восторга, выглядывая во двор главного корпуса университета.

– Кому? – Зои не поняла и повернулась к окну, пытаясь отыскать взглядом того счастливчика, кому могло так повезти. Анька отличалась слишком разборчивым характером: только с деньгами, чтобы цветы всегда, ресторан почаще и машина покруче.

– А вон… – подруга кивнула на стоянку. Молодой человек, сняв шлем, ставил чёрный литой байк на подножку. Лучи весеннего солнца ярко отражались от кожанки юноши.

– Этому, что ли? – Зои скривила губы и отвернулась. – Что-то, Ань, я тебя не узнаю́… Опускаешься на глазах. Столько возможностей, а ты какому-то байкеру… и сразу дала… Беда. Может тебя проверить? Ну, психологу сдать?

– Ты что, Зойка?! Не знаешь его, что ли? Это же Гафт!

– Да ладно?! – жвачка выпала изо рта девушки, повисла на модной футболке с изображением Майли Сайрус, но Зои уже во все глаза смотрела на сына нефтяника, медленно идущего к университету. И уже в тот момент в её голове яркой вспышкой озарения сверкнула мысль: «Он будет мой».

Но чем дольше девушка приглядывалась к парню, тем менее выполнимыми казались планы. Гафт был явно не из таких, с кем ей довелось общаться ранее. Может, и менее грубый и разнузданный, но и одной красотой здесь не возьмёшь – слишком уравновешенным он был: казалось, его не интересовали девушки, снующие на переменах вокруг, но так ли это было? Моисей не учился в МГУ, – узнать это Зои очень помогла кафедра журналистики, где девушка и обучалась, а вернее, маленькое журналистское расследование, что девушка провела в стенах университета, – но почти каждый день приходил после пар на кафедру политологии и по несколько часов о чём-то беседовал с деканом, профессором Стравинским. О чём шёл разговор, не известно. После пары политологии профессор всегда тщательно проверял аудиторию, прежде чем начать разговор с Гафтом. Пару раз Зои задерживалась под надуманным предлогом, но Стравинский был неумолим: всякий раз выгонял Каплан и дожидался, когда дверь захлопнется перед её любопытным, но красивым носиком. Моисей же насмешливо наблюдал за попытками Зои остаться в аудитории.

– Но профессор! Я ещё не дописала конспект! Дайте пять минуточек. Ну, пожа-а-алуйста-а…

– У подружек своих, вертихвосток, спросишь!

Или:

– Вениамин Анатольевич, у меня колготки за стул зацепились…

– Вон! Вместе со стулом! В следующий раз вертеться меньше перед мальчиками будешь!

И всякий раз Зои бросало в краску, когда спокойные и внимательные глаза Гафта провожали девушку к выходу из аудитории.

Следовало продумать тактику и стратегию, пошевелить мозгами и приложить все усилия, чтобы добиться его, причём Моисею должно казаться, что это он добивается Зои. Но как? Сначала надо узнать, о чём они с профессором всё время говорят. Точно. Потом подготовиться по теме, и как-нибудь завязать об этом разговор. Общие идеи и мысли, как известно, сплачивают. И что-то подсказывало будущей журналистке, что это прямой, если не единственный путь к сердцу Гафта.

И однажды Зои удалось остаться в аудитории. Когда прозвенел звонок, девушка сделала вид, что уронила под парту серёжку, а на вопрос Аньки лишь отмахнулась: «догоню». И так и осталась под партой, пока весь народ не вышел, а Стравинский не обошёл аудиторию. Хрупкой миниатюрной девушке пришлось вжаться в переднюю панель парты и не дышать, но усилия вознаградили девушку: Вениамин Анатольевич её не заметил, потом пришёл Гафт и завязался разговор. Отсюда, с четвёртого ряда, не всё было слышно, но некоторые фразы долетали до Зои очень хорошо.

– Понимаете, Моисей Абрамович, – говорил профессор. – Чтобы управлять людьми, нужно создать для них бога. Ведь чтобы они пошли за кем-то, нужна общая религия, объединяющая умы многих. Надеюсь, это понятно?

– Не совсем, Вениамин Анатольевич. – Какой у Гафта глубокий голос! – Зои аж поёжилась от побежавших по телу мурашек. – Религия давно не правит этим миром…