Записки жизненных историй сельской жизни, Дед Антип

Александр Харипанчук

Записки жизненных историй сельской жизни, Дед Антип

Рассказы

Зимняя рыбалка в деревне.

Дед Антип.

На востоке чуть забрезжил рассвет. Зимний день зарождается поздно, и солнце только к восьми часам начинает просыпаться, оттеняя строения и деревья в саду серыми силуэтами на белом фоне.

Дед Антип проснулся сегодня ни свет ни заря, хотя к зиме это выражение мало подходило: светало очень поздно. Ещё не совсем очнувшись ото сна, он долго ворочался, пытаясь заснуть снова, потому что на улице было ещё темно. Но сон не шёл, и мысли спозаранку теребили его своими житейскими проблемами. Вчера он поставил в саду два силка на зайцев: уж больно они начали в последнее время проказничать у него на усадьбе и обкусали все веточки на молодых яблонях, посаженных всего два года назад. Деду Антипу было обидно смотреть на это безобразие, и становилось жалко каждое попорченное плодовое деревце, посаженное и выращенное своими руками. Чувствуя, что больше лежать сил нет, он встал, включил свет ― было без четверти семь. Начал понемногу одеваться. В ранние утренние часы он обычно не завтракал, кроме случаев, когда уходил далеко в лес или на речку порыбачить. Выйдя на улицу, он зябко поёжился: мороз давал о себе знать, проникая холодными щупальцами за воротник полушубка. Луна ярким малиновым кругом висела почти над самой головой, отражая округу серебристым светом. По краю луны вырисовывалась оранжевая окантовка. Он где-то читал, что такое атмосферное явление, вызванное преломлением света в кристаллах льда, находящихся в атмосфере, часто бывает при перепадах температуры. Ночью или рано утром это явление представляет собой два-три овальных кольца вокруг луны. В большинстве случаев они наблюдаются, как и сейчас, на небе в высококучевых облаках. Вид луны напоминал ему рисунок на последней открытке от внуков, которую они привезли ему на Новый год. Его внуки очень любили рисовать и всегда радовали деда своими трогательными поделками, которые изготавливали к любому празднику: будь то Новый год, его день рождения или же майские торжества. Пройдя вглубь сада, дед Антип сразу заметил серого зверька, притаившегося около кустов яблони. «Скорее всего, заяц, кому ещё быть», – подумал он и начал подходить ближе. Его очень удивило спокойное поведение зайца. От луны и от снега было относительно светло, и дед Антип отчётливо видел, что зверёк смотрит на него круглыми, не моргающими глазами. Силок, в который попал заяц, был затянут поперёк его туловища; проволока захлестнула шею вместе с передней лапой, обездвижив его.

«Если бы нога не попала в силок, он бы задохнулся от жёсткой стальной проволоки», – пришёл он к заключению, внимательно разглядывая зверька. Силки на зайца представляли собой специальные устройства из стальной проволоки, которые охотники использовали для ловли мелкой живности. Они являлись ловушками, созданными с целью эффективной и безопасной ловли этого вида дичи. Насколько помнил дед Антип, этими средствами ловли зайцев пользовался ещё его дед, и, скорее всего, они использовались охотниками задолго до него. Подойдя вплотную к зверьку, он хотел протянуть руку, ослабить петлю, но заяц заверещал и начал крутиться на снегу, всё сильнее затягивая петлю. Дед Антип с опаской отодвинулся и сходил за палкой, стоявшей рядом с ригой: один конец у неё был раздвоен, как у рогатины. Изловчившись, он прижал туловище зайца к снегу. Тот истошно верещал, пока дед Антип снимал затянутую петлю. Наконец он высвободил косого от стальной проволоки и отошёл на шаг назад. Заяц вскочил, намереваясь прыгнуть в сторону, но тут же упал в снег и заверещал жалобным писком, как ребёнок. Было видно, что проволочной петлёй он сильно повредил ногу: та не слушалась его при движении и висела как плеть. Дед Антип поднял его на руки. Тот не вырывался и вообще не выказывал никаких признаков жизни, тем самым пугая деда Антипа своим странным поведением. Он немного постоял, приучая зверька к рукам, и понёс его в сени своей избы. Положил его в уголок на старую телогрейку, и такая жалость взяла деда за душу, что он чуть ли не прослезился, смотря на этот живой беспомощный комочек. Сходил на кухню посмотреть, что ему можно дать погрызть, но ничего, кроме картошки, в избе не нашёл; остальные овощи были в погребе. Принёс ему две большие, помытые под краном картофелины и положил рядом. Притащил из риги пустую плетёную корзину, в которую он по весне укладывал на ночь несушку с цыплятами; подстелил соломы и положил туда зайца. Зверёк не сопротивлялся, и дед Антип был крайне удивлён таким поведением дикого, по своей натуре, маленького существа. Он начал внимательно рассматривать его, прикидывая визуально возраст. Дед знал, что внешние возрастные признаки у зайца сохраняются недолго: уже к осени молодых весеннего помёта не отличить от их родителей. Даже летний молодняк к концу охотничьего сезона подрастает так, что его нельзя отличить от зайца двух-трёх лет, особенно после благоприятного лета с хорошими травами и тёплыми осенними периодами. Дед Антип вспомнил, что его дедушка в детстве рассказывал ему несколько способов определения возраста у зверьков этой породы. Один из самых простых – это определение степени окостенения нижних концов лучевой и локтевой костей лапы у зайца прямо под запястьем. Для этого нужно просто согнуть под прямым углом переднюю лапку и на ощупь определить наличие или отсутствие, а также величину хрящевого утолщения на конце лучевой кости чуть выше сгиба. У молодого зайца хрящевая ткань легко прощупывается, и чем она толще, тем моложе заяц. Дед Антип слегка пощупал хрящевую ткань у пойманного сегодня зайца на сгибе здоровой ноги – утолщения явно прощупывались, значит, молодняк, – подумал он. Он принялся осматривать повреждённую ногу. Заяц начал нервничать, колотить задними лапами по корзинке; пришлось отступить и перенести осмотр на более позднее время. Прикрыв рогожей корзину, дед Антип засобирался на рыбалку. На данный момент он жил в деревенском доме один: жена была в городской квартире, где они проживали вместе большую часть времени. Сейчас супруга сидела с внуками, играла и гуляла с ними, пока дочь была занята работой. Он же, ради экзотики, часто уезжал в глухую деревню, где у них был старый дом, и зачастую находился здесь по две-три недели кряду, а потом уезжал обратно в город. Вот так он и путешествовал: никак не мог долго засиживаться на одном месте. На завтра он ждал много гостей: должна приехать супруга, дочь с зятем и их ребятишки ― любимые внуки деда. Поэтому рыбалку он планировал ещё вчера вечером, чтобы побаловать их свежей рыбкой. С вечера приготовил валенки с резиновыми галошами и ватные штаны, сложив их на кирпичный уступ печи, чтобы они прогрелись. Сверху на фуфайку для рыбалки всегда надевал полушубок; в нём было тепло и вольготно в движении. На голову нахлобучивал заячий треух, отворачивая «уши» шапки, чтобы было теплее голове. В таком одеянии он был недосягаем для любых морозов. Позавтракал тем, что Бог послал, уже одетый во всё перечисленное, взял ящик со снастями и пошёл на пруд. Пруд, замёрзший ещё ранней осенью и занесённый снегом, находился от избы деда Антипа буквально в двух километрах: ему нужно было пройти только небольшое поле и берёзовую рощу. Лыжи не стал надевать, хотя снега в эту зиму навалило предостаточно, но в сторону пруда была протоптана тропинка. Сельчане часто ходили туда порыбачить, а детвора постоянно бегала поиграть в хоккей на ровной ледяной площадке пруда. Дорога туда была хорошо натоптана деревенскими жителями и благополучно привела его к месту назначения. На льду пруда лунки для ловли рыбы пришлось сверлить заново: старые, недельной давности, замёрзли напрочь. «Хорошо, что взял с собой бур, а то бы пришлось возвращаться», ― подумал он, радуясь своей догадливости. Снял полушубок и принялся за работу: начал сверлить лунки. Провозился больше часа. Наконец, всё было готово, и он уселся, разморённый тяжёлым трудом, приладил мотыля и начал ждать, подёргивая удочкой. В прошлый раз принёс с рыбалки всего несколько небольших подлещиков, ну а на сегодня у него были грандиозные планы на более крупную добычу. Для этого, перед тем как опустить леску в лунку, бросил туда прикормку ― костную муку, припасённую заранее. Она перемалывается из костей животных и имеет очень сильный аромат и большое содержание белка. Односельчанин Антон постоянно снабжал деда Антипа этой чудо-приманкой за вознаграждение в пол-литра. Зимой рыба с самого начала морозов, когда вода становится холодной, теряет подвижность и впадает в состояние пониженной активности. К таким видам рыб в основном относятся карп, карась, сом, линь и другие теплолюбивые виды. Но значительная часть рыбы на протяжении всей зимы остаётся активной и продолжает усердно питаться, а следовательно, ловится на зимние снасти. Это прежде всего судак, щука, окунь, налим, плотва, ёрш, лещ и подлещик. Дед Антип на прошлой неделе поспорил с соседом Антоном, проживающим в той же деревне, чуть ниже по улице. Тот с пеной у рта доказывал, что подлещик относится к другому семейству рыб, но под вечер пришёл к нему с повинной, признав свою неправоту. Действительно, дед Антип хорошо знал об этом: подлещик – это неполовозрелая форма обыкновенного леща из семейства карповых, а по-простому – молодой лещ. Он где-то слышал, что у подлещика глаза намного больше, чем у взрослой особи, но, возможно, это байки рыболовов. Однако то, что плавники у подлещика темнее и по весу он намного меньше, – это уж точно, сам многократно обращал на это внимание. Поспорили ещё на одну схожую тему: считать ли леща хищной рыбой или нет, но быстро пришли к выводу, что нет, нельзя считать эту особь хищником, потому что у неё нет зубов. «Но есть нюанс, – проговорил Антон, многозначительно поднимая указательный палец вверх. ― Многие рыболовы утверждают, что он спокойно может поедать малька, а крупные особи с удовольствием кормятся молодняком других рыб. Иногда, – продолжал он, вновь многозначительно повторяя свой жест, – те же рыбаки, кто рассказывал эти истории, сами пробовали ловить леща на блесну и силикон, подготовленные для судака или щуки, и действительно вылавливали его на эти насадки». Вот так получается: питается и ловится он как хищная рыба, хотя челюстных зубов у него нет – есть только глоточные, – закончил свою познавательную речь сосед Антон. Отсутствие зубов у леща, скорее всего, компенсируется наличием хорошо развитых специальных мускулов – жаберных тычинок, ну и, конечно, однорядных глоточных зубов. Лещ ценился в деревне, и вокруг этой рыбы постоянно шли споры и пересуды, включая вопросы, как и на какую наживку, а самое главное, в какое время суток его лучше ловить. И все, от мала до велика, в деревне знали, что лещ – рыба семейства карповых, крупная, с высоким телом, сжатым с боков, может достигать в длину семидесяти сантиметров при весе пяти килограммов. Попадаются и более крупные особи, но это скорее исключение, чем правило. У леща сжатое с боков тело, а также высокий и узкий спинной плавник. Окраска чешуи может варьироваться, от серого до розового. Голова, как и рот, небольшая. Дед Антип, кроме мотыля и растительной наживки, такой как пареный горох, жмых и кукуруза, сегодня принёс ещё и колеблющиеся блёсны различной величины, а также силиконовые приманки. На всякий случай, вдруг мотыль на этот раз не сработает. Передвигая поплавок по леске, он добился, чтобы крючок с наживкой лёг на дно, а поплавок стоял вертикально, погруженный по антенну. Наконец, произошла долгожданная поклёвка; дед Антип сделал подсечку и начал вываживать рыбу, постепенно поднимая её наверх. Он старался не ослаблять леску, чтобы рыба не развернулась головой вниз или в сторону, если она ещё не в лунке. Он ощутил сильное сопротивление: «Значит, попалось что-то существенное», ― подумал он. Так и получилось: над лункой показалась рыбья голова. Голова была не сильно большой относительно поверхности тела: глаза маленькие, рот тоже мелкий, выдвижной; все признаки указывали на то, что это лещ, и, видно, не маленький. Дед Антип еле вытащил его; ширина рыбины была такая, что плавники касались краёв лунки. «Итак, длина чуть больше полуметра, значит, килограмма четыре будет, а может, чуть больше», – обрадованно думал он, разговаривая сам с собой. Ещё не успел снять рыбу с крючка, как увидел, что дёргается поплавок во второй лунке; он пару раз дёрнулся вверх, вниз, потом совсем ушёл под воду. Бросив на лёд первую рыбу вместе с крючком, он начал вываживать следующую. Сразу почувствовал, что сопротивление было послабее: «Видно, рыбка на крючок попалась маленькая», – решил он. Вытащил второго леща; действительно, тот был намного меньше: «Но всё же килограмма три будет», – решил он, держа леща на весу. Настроение у деда Антипа было приподнятое после двух прекрасных поклёвок; таким быстрым и большим уловом редко можно было похвастаться на этом пруду. Обычно здесь рыбаки сидели часами, чтобы поймать хоть какую-то рыбку. Просидев ещё часа три над лунками, он изрядно замёрз. За это время сумел поймать трёх подлещиков и несколько окуньков. Окуньки ловились на блесну. Блёсны у него были разных размеров, но клевало только на пятисантиметровые. Этот вид лучепёрых рыб семейства окунёвых он не любил: «Колючие, костлявые и чистятся плохо, но коль попались на удочку, не выбрасывать же их», – рассуждал он, по-хозяйски сматывая снасти. Пришёл домой довольный от пойманного улова, да и погода сегодня радовала: день стоял солнечный и безветренный. Он отложил две большие рыбины на завтра, к приезду гостей, а мелкую решил почистить к ужину себе. Кот Барсик, любимец деда Антипа, вышагивал около таза с рыбой, иногда подходил, трогал лапой воду, где плавали окуньки и три небольших подлещика. «Скорее всего, игрался, а может, задумал исподтишка подцепить лапой зазевавшуюся рыбку», – кто знает, что у него на уме. Дед Антип управился со своим хозяйством во дворе, загнав в сарай кур и другую мелкую живность. Подойдя в сенях к зайцу, он увидел: от двух увесистых сырых картофелин остался небольшой кусок. «Значит, нога не сильно повреждена, если у косого хороший аппетит», – с радостью подумал он, удовлетворённый таким исходом дела. День, прошедший в мелких житейских заботах, подходил к концу. «Да, вот и день на исходе, да что там день – жизнь проходит», – начал он свои философские, ворчливые размышления, уже вошедшие в повседневный обиход его деревенской жизни. «Завтра приедет супруга с нашими детьми и внуками – вот и будет мне новое разнообразие в эти зимние скучные дни», – взбадривая себя добрыми новостями и настраиваясь на положительные эмоции, он принялся разделывать рыбу, не забывая подкладывать в тарелку коту Барсику лакомые кусочки. Тот урчал, прищуриваясь и заглядывая в глаза хозяину после того, как съедал очередную порцию; было видно, как он ненавязчиво просил добавки. Свечерело. Дед Антип вышел на улицу. Слепящее глаза багровое солнце касалось самым краешком горизонта с западной стороны. Зимний закат всегда поражал его своей необычайно яркой, но холодной красотой; казалось бы, заходящее светило с огненными рисунками должно создавать в воображении чувство тепла. Но нет, этого не происходило; по ощущениям, зимнюю стужу не может перебороть даже полыхающий небесный пожар. Контрастные цвета заходящего красного шара еще больше подчеркивали леденящий холод зимы. И всегда в хорошую погоду, наблюдая красочный закат, он, как ребенок, радовался этому чуду природы. Закаты были похожи друг на друга, но всегда присутствовало неуловимое чувство, что он видит что-то впервые, нечто еще не виденное им ранее при заходе солнца. Сейчас солнышко клонилось к земле все ниже и ниже, а его лучи, играя с облаками, окрашивали их в различные оттенки. Порой, наблюдая за этой волшебной красотой природы, ему казалось, что невидимый художник долго смешивал акварельные краски, а потом взял и выплеснул их в небесную синь; и вот из ниоткуда появились фантастические картины нынешнего вечера. Дед Антип еще долго стоял, не замечая, что заячий треух сбился на затылок, а полушубок расстегнут почти на все пуговицы, оголив шею и грудь, которые обдувал холодный воздух. Он всё стоял и стоял, не шелохнувшись, боясь пропустить даже секунду завершения кульминационного момента захода солнца. Наконец, верхний край небесного светила зашёл за горизонт, будто спрятался под землю, выстрелив напоследок в небесную даль последними разноцветными лучами.

Постояв ещё минутку, дед Антип начал чувствовать холод по всему телу. Застегнувшись, он покинул свой наблюдательный пост и пошёл быстрым шагом в сторону своей избы. Мысли его уже обретали житейскую, практическую сущность; он думал, что приготовить на завтра вкусного, какое гастрономическое блюдо придумать, чтобы удивить своих близких.

Он очень радовался завтрашнему приезду внуков и уже всё для них спланировал, мысленно выстраивая у себя в голове развлекательную программу.

Встреча с пришельцами.

Дед Антип.

Дед Антип, придя с улицы, долго раздевался, снимая свой овчинный полушубок и валенки. За окном было совсем темно, только яркая луна освещала и посеребрила округу, придавая сельской местности таинственность и волшебные очертания деревьям в саду.

Приготовив еду на плите, он поужинал и накормил льнувшего к нему кота Барсика. Всё это время он безустанно думал, как же угодить своим завтрашним гостям, что им приготовить вкусного и необычного, чтобы удивить и обрадовать. В голове промелькнула смелая, оригинальная мысль ― порадовать их выпечкой деревенского хлеба в русской печи, благо у него в избе она стояла с незапамятных времён, ещё при старых хозяевах. Они с супругой тщательно подбирали для покупки жильё в глухой деревне, рассчитывая почаще выбираться на природу, чтобы удовлетворить под старость тяготеющую к вольным просторам душу. Когда в первый раз приехали смотреть этот дом, увидели отголоски прошлого: аккуратно сложенную русскую печь, всю в изразцах. Решили её не ломать, оставить как экспонат старины – не могли расстаться с такой красотой. В старину печи для красоты и солидности обкладывали керамическими плитками, которые назывались изразцами. Изразцы – это плитки из обожжённой глины для облицовки печных стен, покрытые глазурью. Именно эта невероятная красота в старом доме сильно запала им в душу. Сначала появилось желание навести чистоту и сделать большой ремонт в избе: провести газ, паровое отопление, вставить пластиковые окна. Но потом передумали, изменили взгляды на отдых в деревне и решили оставить всё как есть. И не пожалели: столько удовольствия получили от русской печи, этого деревенского допотопного экспоната, а также от деревянных оконных рам, застеклённых обычными стёклами, которые зимой создают красивейшие узоры в сильные морозы. Передумав несколько вариантов, чем удивить и порадовать своих дорогих гостей, дед Антип всё-таки остановился на первой мысли, которая пришла ему в голову изначально: не попробовать ли ему испечь хлеб в этой самой печи, который раньше, в далёкие времена, выпекали в деревнях? Он начал вспоминать, как караваи изготавливала его бабушка, когда он с братьями приезжал к ней на зимние каникулы. В детстве она баловала своих внучат румяным деревенским хлебушком, который они ели горячим, только что вынутым из печи деревянной лопатой. Подумав, с чего начинать, он сходил в сени, посмотрел на своего нового жильца – серого зайчонка. Тот уже освоился, доел картофелину и лежал, вытянувшись, в плетёной корзине. Дед Антип принёс ему ещё две картофелины, положил кусок хлеба и налил полную чашку воды, свет не стал выключать и закрыл корзину материей. «Попей водички», – заботливо приговаривал он, поправляя чашку с водой. Решив подготовить всё заранее для выпечки хлеба, вычистив топочную камеру от золы, он начал готовить опару для теста. В трёхлитровой кастрюле размешал чайную ложку дрожжей, столько же сахара и залил стаканом тёплой воды. Добавил на глазок около ста граммов муки и размешал до однородной массы. Ёмкость с опарой накрыл крышкой и поставил в тёплое место, рядом с плитой. После того как сверху на опаре появилась пена, добавил внутрь половину чайной ложки сахара и полкилограмма пшеничной муки, предварительно просеянной через сито. Всё тщательно перемешал. Выждав время, начал замешивать тесто, чтобы оно стало достаточно плотным по консистенции. Оставил его накрытым минут на двадцать, потом ещё раз размял руками, предварительно смазывая их подсолнечным маслом. Дал настояться полтора часа. После всех процедур дед опустил тесто в формы для выпечки хлеба. Тесто заложил на два пальца ниже края форм: когда оно подойдёт, то выровняется с краями. «Иначе хорошего каравая не жди», – приговаривал он вслух, ставя заготовку ближе к теплу. Пока хлеб будет подходить, дед Антип решил заняться растопкой печи. Он прикидывал, какую температуру нужно создать в топочной камере, раздумывая, сколько нужно заложить поленьев для хорошего прогрева пода печи. Остановился на восемнадцати деревянных чурбаках. Очень важна в этом деле укладка дров: толщина используемых деревяшек должна быть одинаковой. По рассказам старых людей, он знал, что головешки и недогоревшие поленья могут испортить выпечку. Когда дрова прогорели, дед Антип распределил угли по поверхности пода. Тем самым он снизил температуру и предотвратил выделение угарного газа. Он понимал, что загазованность может привести к плохим последствиям, и одной головной болью не отделаться. Убедившись, что внутри печи ничто не спровоцирует появление угарного газа, он задвинул заслонку, перекрыв устье, но закрыл её не полностью, оставив небольшую щель. Дед подождал двадцать минут, чтобы тепло равномерно распределилось по корпусу печи. «Очень сильный жар может привести к подгоранию хлеба и накоплению угарного газа», – проговаривал он про себя, вспоминая слова бабушки. Убедившись, что тесто подошло, дед Антип заложил формы в печь специальной деревянной лопатой, поправил кочергой и закрыл топочную дверцу. «Сколько времени держать хлеб в печи?» ― этот вопрос настойчиво теребил его мысли и не давал покоя. Подумав немного, он решил, что при таком жаре достаточно будет двух часов. Он немного прикрыл вьюшку в дымоходе кирпичной печи и запомнил время, чтобы не упустить момент выемки хлеба. На душе у него было радостно – полное удовлетворение от своей работы. Он немного боялся, что память подведёт, что упустит что-то из давно минувших дней, когда в зимнее холодное время, на каникулах, лёжа на печи, наблюдал за бабушкой, как она пекла хлеб. Ложиться не стал, боялся, что пропустит время выемки хлеба; просто, без всяких мыслей, сидел у окна, смотрел в ночной сад, думал о завтрашнем дне, заранее наполняясь радостью и надеясь угодить своим домочадцам. И вот в этот самый момент произошло что-то невообразимое: сад наполнился ярким светом. Свет, появившийся ниоткуда, заполнял всё пространство дома, снаружи и изнутри. Было такое ощущение, что он купается в этом колдовском сиянии. Ощущение страха давило на мозг неимоверной тяжестью, но не приводило к оцепенению конечностей; наоборот, обволакивало его целиком запутанными мыслями. Он с нетерпением надеялся, что всё сейчас пройдёт, и свет исчезнет так же, как появился. Продолжая всматриваться через окно в очертания сада, он вдруг почувствовал, что в избе находится не один. Повернув голову в сторону двери, он увидел двух маленьких существ ростом с подростка, которому примерно двенадцать лет. Он отметил про себя их цвет кожи: он был серым с зеленоватым оттенком. Глаза были чёрные, большие, чуть вытянутые к ушам; уши маленькие, приплюснутые к лысой, удлинённой голове. Сказать, что дед Антип испугался, значит ничего не сказать. Он находился в подавленном состоянии, но любопытство не покидало его ум. Первое, что он осознал и явственно себе представил, – это то, что рядом с ним находятся инопланетяне. У него возникло понимание, что это встреча с пришельцами; такое ощущение появилось у него с самого начала светопреставления. Он попытался спросить о целях их появления и об их намерениях, но они не шли на контакт, продолжая внимательно рассматривать его. В глаза бросалась тёмная одежда, будто пижамного вида, и шестипалые руки. Пальцы у них были длинные, ладони узкие. Дед Антип удивился, что они будто парили в воздухе, передвигаясь медленно и бесшумно. Он попытался ещё раз спросить о цели их появления; те молчали, только пристальнее стали разглядывать его. Дед Антип попытался встать, чтобы как-то с ними объясниться. Встать не получилось: руки и ноги не слушались, но голова соображала хорошо; он всё видел и понимал. Пришельцы начали о чём-то спорить между собой, показывая на него. После прикосновения одного из гостей ладонью к деду Антипу тот провалился в забытье. Очнулся он на борту летательного аппарата, привязанный к чему-то, сильно напоминающему широкое медицинское кресло без подлокотников с поднимающимся изголовьем – как в больницах. Он полулежал в кресле, а над ним склонились серо-зелёные человечки, оживлённо спорившие о чём-то на непонятном для него языке. Скорее всего, это были учёные, потому что они поместили его в камеру, напоминающую прозрачный аквариум, вместе с креслом. Первое время он лежал там и смотрел по сторонам. К нему никто не подходил, не интересовался и не заговаривал. Он пролежал так очень долго, словно был никому не нужным предметом. Иногда он пытался осмотреться, насколько удавалось повернуть голову, но вокруг были только приборы, располагающиеся по стенам и на потолке. Всё вокруг мигало лампочками разных цветов и оттенков. Иллюминаторов как таковых не было; на стенах висели большие мониторы, похожие на телевизионные экраны, которые тянулись вокруг по всему помещению. На них он видел свой сад и почти всю деревню, рассмотрел даже местный пруд вдалеке. Что было сзади него, он не видел, так как не мог повернуть головы. Неудобств особенных он не испытывал, просто лежал и наблюдал; мог всё осознавать и анализировать происходящее. Хозяева этого летательного аппарата передвигались, как он успел заметить, бесшумно и как бы перелетали от одних приборов к другим; им не составляло труда подниматься на потолок, где также всё мигало от всевозможных устройств и механизмов. В том, что это летательный аппарат, он убедился окончательно, когда на мониторах, которые были вместо иллюминаторов, показалась его деревенька с высоты птичьего полёта. Потом на дисплеях произошло мелькание непонятных предметов. Через некоторое время он увидел голубую Землю с большой высоты во всей её красе; всё было так же, как показывают видео о планете Земля из космоса с орбитальной станции. Прошло ещё около часа. Дед Антип почувствовал движение в кабине летательного аппарата. К нему начали подходить маленькие серо-зелёные человечки ― такими он и представлял инопланетян. Они по очереди начали прикладывать небольшие предметы к его руке и туловищу. Предметы в их руках, которыми они прикасались к телу, были похожи на УЗИ-датчики, которые врачи называют трансдьюсерами. Когда они прикасались этими приборами, дед Антип ощущал лёгкое покалывание и пощипывание на коже; крови после прикосновений он не увидел. Вначале ему казалось, что они одного пола, но со временем он начал различать женские особи от мужских. Первый признак различия – глаза. Мало того, что женские глаза были тёмно-синего цвета, а не чёрными, они также отличались строением. У них были более раскосые глаза и чуть меньшего размера. Как таковых женских грудей он не рассмотрел, поскольку пришельцы все на вид казались худыми – как подростки. Но вот округлости таза у женских особей показались ему увеличенными по сравнению с мужскими, да и плечи были намного уже. В каюте с ним обычно находилось четыре-пять человечков, но они постоянно были в движении, выходили и заходили, не стояли на месте. Дед Антип боковым зрением видел, как они выходили в небольшой люк в стене, в котором круглая заслонка не отодвигалась в сторону, как обычно на подводных лодках и космических кораблях, а поднималась. Когда кто-то из них подходил вплотную к люку и становился на оранжевый, светящийся по краям коврик, заслонка поднималась, раскрывая проход. Через некоторое время ему начали давать фрукты, похожие на бананы. Вкус не был похож на вкус бананов – был нейтральным. «Как трава», – определил он, попробовав их надкусить. На центральном большом экране монитора показался другой круглый объект, похожий на спутник Земли. «Луна», – безошибочно определил дед Антип. Он представлял себе, что такое Луна, видел её с Земли, когда она наиболее близко подходит к земной поверхности; а вот сейчас наблюдал её, как будто через увеличительное стекло – можно было рассмотреть даже края кратеров. «Интересно, где мы находимся: на ближней стороне Луны или на обратной?» – думал он, всматриваясь в монитор. В жизни он много раз смотрел передачи по телевизору и слышал, что якобы инопланетяне обитают на обратной стороне Луны. Пространство на поверхности Луны не было насыщено светом, небо было чёрное, усыпанное яркими звёздами – отчётливо были видны лишь освещённые поверхности. Тени от кратеров и от холмов были тоже чёрными – непроглядными. Его поразил вид Земли отсюда: она находилась над головой и была голубого цвета. На поверхности Луны он наблюдал безжизненное пространство, покрытое лунной пылью, и видел много кратеров с отвесными каменистыми краями. Прошло больше часа нахождения на поверхности Луны; летательный аппарат остановился, будто повис в воздухе, и стало понятно, что он начал опускаться вниз. Через монитор были видны отвесные каменные стены. «Спускаемся в кратер», – подумал он. Страха как такового он не испытывал; ему представлялось, что он наблюдает всё это со стороны, как в обыденной жизни по телевизору. Спускались вниз очень долго; наконец, он ощутил толчок и услышал глухой металлический лязг – было полное ощущение, как будто сцепляются два вагона. Дед Антип продолжал лежать в кресле в одиночестве несколько часов, на него никто не обращал внимания. В контакт не вступали, вопросов не задавали. «Даже странно как-то, – подумал он, – зачем тогда забрали с Земли?» От нечего делать он начал обращать внимание на лица инопланетян и старался найти различия. Первое время казалось, что они как две капли воды похожи друг на друга. Но, присмотревшись, он понял, что различия есть. Особенно обратил внимание на их взгляд; возникало ощущение, что они смотрят, не моргая, как будто в пустоту. Но со временем он отчётливо улавливал выражение их взгляда, определяя внутренним чутьём, что каждый серый человечек смотрел на него по-разному. Наконец, суета на корабле закончилась, погасли почти все огни, освещавшие кабину; остались только мигающие маленькие разноцветные лампочки на приборах. Никаких жужжащих звуков и шума вентиляторов не было слышно – стояла полнейшая тишина. Дед Антип незаметно для себя задремал. Из полусонного состояния его вывело холодное прикосновение к телу: ладони и предплечья обеих рук мазали какой-то чёрной густой мазью. Он хотел отдёрнуть руку, на которую в данный момент наносили мазь, но не смог ею пошевелить. Всячески, через силу, попытался приподняться, чтобы лучше рассмотреть руки, но тело стало обволакивать дрёма, было ощущение слабости и вялости. Мимолётно уловил пристальный взгляд пришельца, и в тот же момент как будто выключили свет, отключив мозг – больше ничего не помнил. Через какое-то время дед Антип открыл глаза, сразу же посмотрел на руки. «Руки как руки», – ничего не понимая, проговорил он негромко, вполголоса. Огляделся по сторонам, понял, что находится в своей избе; но только сидит на данный момент не у окна, где он увидел серебристо-белый свет, а на диване рядом с простенком у печки. Вспомнил сразу о хлебе и о корабле пришельцев. Начал перебирать в памяти свой полёт и как спускался в кратер на Луне. Ничего не понимая, он посмотрел на часы. Прошёл всего лишь час с тех пор, как он поставил хлеб в печь. Ошарашенный увиденным в полёте с пришельцами, он не знал, как всё это ему понимать. Оделся, вышел на улицу, в сад и начал ходить кругами в поисках хоть каких-нибудь артефактов. «Что же это было?» – разводя руками, он смотрел вверх на яркую, казавшуюся огромной полную луну и не мог собраться с мыслями. Он долго так стоял в саду, пока окончательно не замёрз. Поправив полушубок на плечах, он пошёл, ещё не совсем пришедший в себя после всего случившегося, к себе в избу. «Хлеб, должно быть, испёкся», – подумал он, убыстряя шаг. По времени прошло ровно два часа с момента, как тесто было поставлено для выпечки, и пришла пора вынимать готовый хлеб. Он где-то читал, что в старые времена в деревнях готовность выпечки хлеба проверяли несколькими способами. Один из них гласил, что в кружку с водой бросали шарик теста размером с небольшой орех; когда он всплывал, хлеб был готов. Но был более простой способ, который дед Антип хотел использовать на данный момент. Он достал из печи один выпеченный каравай, взял деревянную палочку и воткнул её в буханку; внутренность была хорошо пропечена, значит, нужно было вынимать все остальные. Если бы внутренность была жидкой, тогда ему нужно было бы подождать ещё двадцать, а может, и тридцать минут, в зависимости от температуры печи. «Как всё не просто в этом кропотливом деле», – ворчливо проговорил он, готовя специальную деревянную лопату, чтобы вынимать из топочной камеры готовые ковриги. Он достал остальные формы с испечённым хлебом, перевернул их вверх дном и встряхнул; выложил всё на деревянный стол и укутал сверху льняными полотенцами. Хорошо знал, что процесс остывания является продолжением готовки – хлеб ещё печётся, хотя уже вытащен из жара. Время было половина четвёртого. Пока хлопотал с выемкой испечённого хлеба из печи, мысли о путешествии вместе с инопланетянами отошли в сторону, как бы развеялись по ветру. Но после удачно сделанной работы, присев у окна, начал осматривать себя: нет ли каких-либо шрамов или хирургических швов после посещения летательного аппарата пришельцев. Осмотрел руки – они были с гладкой кожей, без синяков и царапин. Ощупывая плечи, ближе к груди, заметил небольшие углубления в виде шрамов. Посмотрев в зеркало, увидел на теле круги размером с двухкопеечную монету, немного темнее своей кожи. При касании к этим пятнам на теле боли не ощущал и поэтому особого значения им не придал. Решил ещё немного посидеть у окна и лечь спать. «Всё, довольно рассуждений, буду стараться изо всех сил не думать на эту тему. Предположу, что это сон», – решил он окончательно забыть эту непонятную историю, так и не выяснив для себя, что это был сон или действительность. Перед сном выпил свой фирменный заменитель успокоительного средства: пятьдесят граммов коньяка, лёг и уснул, как ни странно, в считанные минуты, несмотря на переживания и тревоги, случившиеся у него сегодня после полуночи.