скачать книгу бесплатно
– Может, я маму попрошу?
– Давай сегодня со мной… Как у тебя дела в школе?
– Нормально.
– Оценки?
– Какие оценки? Учебный год только начался.
Бутерброды исчезали быстрее, чем появлялись из-под рук Анатолия Николаевича.
Выждав, когда скорость исчезновения кусочков хлеба, накрытых кусочками колбасы, упадет, он раздумчиво проговорил:
– Николаша, я решил на выборы идти. В Государственную Думу. По нашему округу. Заявление сегодня подал. Пользу хочу принести. Трудящимся. Депутату легче отстоять свою правоту. С депутатом все вынуждены считаться.
Лицо сына весьма красноречиво изобразило удивление. Таких широко раскрытых глаз надо было поискать.
– Ты даешь…
– По-твоему, не смогу? Смогу. Вот увидишь. Квасову хочу нос утереть. Слышал про такого?
– Не слышал.
– Есть такой. Из фальшивых коммунистов… – Он видел: сыну это не интересно. Черт с ним, с Квасовым. – Ты хочешь, чтобы я победил?
– Хочу.
– Поможешь мне?
– Помогу. А что надо делать?
– Клеить листовки. Агитировать. Сможешь?
– Смогу.
– Постараюсь договориться, чтобы тебе за это платили.
– Клёво. А чаю нальешь?
Усмехнувшись, Анатолий Николаевич потянулся к чайнику.
6
Суббота давала возможность выспаться. Анатолий Николаевич проснулся в девять. Сын еще спал. Умаялся за неделю. Анатолий Николаевич лежал на своем диване, держал перед собой листки, полученные от Юрия Ивановича, и думал о том, что предстояло ему. Вперед убегала длинная череда дней, заполненных предвыборными делами. Она кончалась в день выборов. Ему стало страшновато, когда он представил себе эту изнуряющую дистанцию.
«Может, отказаться? – спросил он себя. – В самом деле, Бог с ним, со всем этим. С выборами, с депутатством».
И тут он вспомнил про десять тысяч. Про невероятные возможности, которые сулили эти деньги, такие огромные в их городе. Отказываться было нельзя…
Москва тем и хороша, что она – Москва. Шумная, наглая, деятельная. Она бодрит почище нашатырного спирта. Здесь иной ритм жизни, чем за ее пределами, здесь по-другому дышится, здесь другие мысли наполняют голову.
Григорий прилетел в столицу не только по делам – ему хотелось развеяться, впитать той летучей энергии, какую давала столица.
Водитель вез его в центр. Суббота подарила хорошую погоду – светлый день, высокое небо. Настроение было прекрасное.
Размышления о тех многих проблемах, которые приходилось ему решать в текущий отрезок времени, вызвали конкретные действия. Нельзя давать клиентам и подопечным расслабиться. Григорий набрал на телефоне, предназначенном для разговоров с Кузьминым, соответствующий номер. Электромагнитный сигнал дошел туда, куда следует. Гудки зазвучали в трубке. Третий, четвертый, пятый… Ожидание затягивалось.
– Где он? – ворчал Григорий. – Куда запропастился?
– Что-то не так? – добродушно спросил водитель.
– Да ну! Свяжешься с идиотами… хлопот не оберешься.
– Вы, Григорий Матвеевич, всё в делах. Даже в машине работаете.
Анатолий Николаевич смотрел телевизор. Старый советский фильм, черно-белый, еще довоенный. Он любил такие фильмы. Куда нынешним российским кинолентам до старых, снятых еще при Сталине. Взять хотя бы эту, про женщину-электрика, про путаницу с чужими детьми. Он видел ее не единожды. Но с удовольствием следил за происходящим на экране.
Раздался непонятный звук. Веселенькая мелодия. Не из телевизора. Что такое? Откуда? Из-за стенки? Нет. Звучит где-то рядом, в районе шкафа.
Тут он понял – телефон. Тот, который у него в кармане пиджака. Анатолий Николаевич вскочил, стремительно распахнул дверцы шкафа. Судорожно вытащив, приложил мобильный к уху. И услышал недовольное:
– Чего так долго не отвечаете?
– Я не сразу понял… Еще не привык.
– Привыкайте. Вы попросили помочь вам своих друзей и знакомых?
– Нет еще.
– Какого черта вы попусту время тратите? Кто должен ваших знакомых просить? Я за вас не собираюсь это делать? Вы не смотрите, что суббота. Для вас теперь не должно быть выходных. Надо работать. Вкалывать.
Анатолий Николаевич обещал исправиться. И не обманул – тотчас оделся, пошел к давнему другу, Сергею. Для убедительности взял с собой бутылку водки.
Когда-то давно, в прошлом тысячелетии, в советскую пору, он и Сергей работали вместе в механическом цехе одного завода, Сергей – газорезчиком, Анатолий Николаевич – на механических ножницах. Вместе бегали за водкой в обеденный перерыв, после чего слушали газосварщика дядю Васю, непомерно большого, не по годам энергичного, который, выпив, начинал рассказывать о том, как он в годы войны моряком попал в Америку и провел там целых полгода – вместе с командой осваивал эсминец, который построили для нас по ленд-лизу американцы и на котором дядя Вася потом воевал. По его словам, американцы прямо-таки носили наших моряков на руках, подкармливали, возили по выходным на прогулки. «У трапа встречали. Идем в увольнительную, а там уже машины ждут. Пять или шесть машин. Берут по два-три человека, и везут знакомиться с разными красивыми местами. Потом домой отвезут, накормят и выпить дадут. Американки такие все поджарые. Те, которые помоложе. Так мы тогда на тех, кто постарше, внимания не обращали. А молоденькие – ох какие. Загляденье. Все такие ухоженные, красивые. А нам до вечера приказывали вернуться. Блядь! Не явишься – дезертир. И расстрел. Война идет. Жа-аль. Я бы там не одну оприходовал бы. Показал бы, что такое русский мужик. Не удалось. Но жизнь у них, я вам скажу, отличная. Все так чистенько, аккуратно. Домики, улицы. Красиво живут. А дома уже тогда было полно того, что мы только недавно увидели, там, стиральные машины, пылесосы. А еды всякой сколько. Такой, что мы и не видели. Ешь, пока жопа не отвалится. Столько, как там, я никогда не ел…»
Рассказчик был отменный, а события, описываемые им, чересчур яркими – не только рабочие, но и технологи, инженеры постоянно просили его предаться воспоминаниям. Дядя Вася никому не отказывал: два стакана водки, и он приступал к повествованию.
Потом Анатолий Николаевич закончил институт. Заочно. И хотя советская власть к этому времени кончилась, иссякла, диплом обеспечил ему другую работу – место начальника цеха металлолома на соседнем заводе. Жаль только, что дела в стране пошли плохо, и он не смог насладиться положением пусть небольшого, но руководителя.
Сергей обрадовался, обнаружив его за дверью.
– Толян, заходи. Давненько мы с тобой не виделись… – Друг напряг память. – С июля, поди.
Сотворив загадочное лицо, Анатолий Николаевич поставил на стол стеклянную емкость, вместившую пол-литра прозрачной жидкости. Это вызвало энтузиазм у хозяина. Азартно потерев руки, он принялся готовить закуску.
Когда выпили по второй, Анатолий Николаевич проговорил:
– На выборы пойду. В Государственную Думу. Вчера заявление написал. И залог внес.
Друг всерьез удивился.
– Ты это с чего решил?!
– А что я, хуже других? Хуже Квасова, который выставляет себя защитником трудящихся. А на самом деле – вор. За какую зарплату он себе трехэтажный дом отгрохал? Да еще рядом озеро выкопал. Тоже мне, защитник. Что я, хуже?
– Толян, ты не хуже, – вскинулся приятель. – По мне, так ты лучше. Ты человек простой. Наш человек. Даже при том, что начальник цеха. Ты наш. Но он – известная личность. И бабок у него больше. Без бабок сейчас никуда.
– Ну, хорошо. А если мне дадут денег?
– Кто?! – Сергей прямо-таки опешил.
– Есть люди. Дадут. Что тогда?
У Сергея захватило дух от такой перспективы. Помыслив, он сказал:
– Давай выпьем. За твой успех.
Выпили. Потом еще. Содержимое кончилось. Сбегали за второй бутылкой.
После восьмой рюмки потянуло на серьезные темы.
– Проблемой СССР стало то, что не удалось наладить экономику, – с азартом объяснял Анатолий Николаевич. – Стоит честно признать: дело не только в происках США… – Всё было в его неистовой речи: объяснение промахов, предложение новых путей, боль за несовершенство мира. – КПРФ не оправдывает тех надежд, которые возлагают на эту партию люди, – мрачно закончил он.
Друг смотрел на Анатолия Николаевича с теплотой.
– Толя… Ты не расстраивайся. – Бутылка в очередной раз поделилась частью содержимого. – Не расстраивайся. Всё будет хорошо. Вот увидишь. Будет. Давай выпьем.
Предложение было принято.
7
В это время выпивали не только Анатолий Николаевич и его друг, миллионы людей по всей стране употребляли алкоголь в умеренных и неумеренных объемах. И даже в Москве шла неустанная работа по изничтожению спиртосодержащих жидкостей, весьма опасных, грозящих заполонить всю Землю. В престижном ресторане, разместившемся вблизи от Старой площади, Григорий выпивал в компании достаточно молодого человека с плутоватыми глазами. Его звали Максим, он был достаточно известным журналистом, яростным сторонником правых. Но лишь несколько человек знали, что он пишет и для красных под псевдонимом Дарья Семенова, что неистовая Дарья и Максим Ломакин – одно и то же лицо. Григорий принадлежал к весьма узкому кругу осведомленных.
– Макс, нужны тексты, – говорил он, попивая «Хеннесси». – Статьи, выступления. Ракурс тебе знакомый: от лица коммуниста, упертого ортодокса. Он не любит КПРФ, Зюганова; считает, что руководители партии зажрались, забыли про интересы трудящихся. Местных коммунистических лидеров честит, мол, разжирели, обуржуазились. Фактурку я тебе подброшу.
– Почем? – лениво поинтересовался Максим.
– Не обижу.
– Сейчас предвыборная пора…
– Я сказал – не обижу, – весьма жестко повторил Григорий.
Принесли горячие блюда. Вилки и ножи пошли в ход.
– Как приятно дорваться до качественной еды, – поделился эмоциями Григорий.
– А там негде нормально поесть?
– Откуда?! Впрочем, несколько сносных ресторанов я обнаружил. Так, второй сорт. – Григорий оживился. – Хотя «Макдональдс» там есть. Представляешь, добрался до глухой провинции. Пища для дебилов. – Он призывно махнул рукой, подзывая официанта. – Еще по сто «Хеннесси». – И вновь глаза на Максима. – Ты не против?
– Нет… Скажи-ка, твоего клиента «Единая Россия» поддерживает?
Григорий вальяжно кивнул.
– Поддерживает. Но толку от этого мало. Губернатор, как и некоторые другие хозяева регионов, исподволь гадит Кремлю. Слишком их допекли. В общем, втихую помогает коммунисту Квасову, секретарю обкома. Это серьезно. Так что Квасов – наш главный конкурент. Поэтому я и решил отнять у него часть голосов хитрым образом. Нам их никогда не взять, а представитель ортодоксальных коммунистов возьмет. На жесткой критике слева. Будешь для него тексты писать. Тебе не в первой.
– Что за человек? – вяло поинтересовался Максим.
Григорий небрежно махнул рукой.
– Доморощенный мыслитель коммунистической закваски. Я вообще не понимаю, как можно после того, как стала доступна вся информация о происходившем в СССР, оставаться сторонником коммунистических идей. А он воспринимает их всерьез. Упертый до невозможности. В общем, никчемная личность. Видел бы ты, как он обжирался на халяву, когда я пригласил его в «Макдональдс»… – Презрительная улыбка появилась на лице, вслед за тем взгляд уперся в собеседника. – Ну, ты согласен?
– Согласен.
Потом Григорий заскочил к родителям.
– Ты в Москве? – удивилась мать.
– Прилетел ненадолго. – Он передал ей пакет с купленными по пути фруктами. – Надо решить кое-какие проблемы.
– Ты здоров?
– Да. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Давление не скачет. Спасибо тебе за лекарство.
– Как папа?
– Тоже нормально. – Она повернулась в сторону большой комнаты. – Отец, иди сюда. Гриша приехал.
Появился отец, в спортивном костюме, вконец поседевший, но такой же энергичный, как прежде.
– А как твои дела?
– Работаю. Всё хорошо.
– Тебя устраивает то, что ты делаешь?
– Устраивает.
– Это главное… Что мы здесь стоим? Идемте в кухню. Ты голоден?
– Нет.
– Чаю выпьешь?
– Выпью.
