
Полная версия:
Акрополь
Выбор был не широк, но супы, базовые гарниры и тефтели из курицы были в наличии. Дед долго выбирал, сомневаясь в себе, после чего поставил на поднос пиалу с борщом, порцию тефтелей с картофельным пюре и компот из яблок. Стас ограничился порцией пельменей и чашечкой кофе. А Кирюха беспорядочно заставлял поднос порциями, среди которых даже был заметен один салат из свежих огурцов. В результате места на личном подносе не хватило, и оставшиеся порции парень пристроил на поднос к Деду.
За столиком Дед и Стас внимательно наблюдали, как голодный парень выставляет еду на столик, теперь уже сортируя блюда по номерам. Это было три первых, три вторых, два салата, пирожное «Заварное», чай, два апельсиновых сока и шесть кусков белого хлеба. Ещё раз окинув взглядом свой будущий обед, Кирюха убрал поднос, опустился на стул и взял в руку алюминиевую ложку. Только теперь он заметил, как внимательно смотрят на него соседи по столу.
– Что?
– Осилишь, сынок? – осторожно спрашивает Дед.
Кирюха делает вид, что не слышит слов старшего наставника и начинает ложкой есть из тарелки суп.
– Ну что, романтика мусорных баков, отчасти, ясна, – произнёс журналист, после чего добавил: – А всё же простая пища, приготовленная руками наших местных поваров, понятней и родней.
После этих слов Стаса все активно принялись за еду. Неизвестно, знал ли молодой человек по имени Кирилл, что утоление голода и количество съеденной за один присест пищи – это разные вещи, но в какой-то момент его желудок начал буксовать, темп замедлился, а перерывы между порциями, отправляемыми в рот, удлинялись. В отличие от молодёжи, люди старшего поколения поглощали еду неспешно, солидно, успевая в процессе, перекинуться друг с другом фрагментами былых воспоминаний на тему еды.
– Я когда в театральном училище учился, денег карманных порой не хватало. Мы вечно голодными ходили – в тонусе, так сказать… И вот одно время повадились своей компанией бегать в столовую механического завода, пробирались через проходную. Как мы это делали, то отдельный разговор… Там в обед частенько бывали тефтели с гарниром из картофельного пюре, по тридцать пять копеек за порцию. Наберём по две тарелки и ещё компот за пять копеек захватим. Лепота!
Дед отставляет в сторону пустую пиалу, промокает бумажной салфеткой бороду и принимается за второе блюдо.
Кирюха за это время съедает две порции супа и откидывается на спинку стула для короткой передышки.
– Уф…
– А мы, в институте, любили ходить в одну пельменную. Там за сущие копейки можно было взять двойную порцию настоящих пельменей. Поливались они сверху маслом, или сметана добавлялась для вкуса. Ели и еле, потом, выходили из столовой…
Пасторальные картинки прошлой – светлой и непорочной – жизни, вспыхивали в сознании новых друзей, и они находили возможность транслировать эти рассказы друг другу, словно делясь чем-то драгоценным, оставшимся им в наследство от далёкой юности. Когда это было? Существенного значения время тогда не имело, и молодые люди больше полагались на яркость сиюминутного ощущения, рождённого в упоении потенциального бессмертия, ожидающего каждого будущего гения. Теперь промежуточные итоги для Деда и для Стаса были несколько иными, в силу разницы менталитета и возраста, идеи молодости трансформировались до неузнаваемости, но тарелка вкусной еды, съеденная в условные восемнадцать лет, объединяла этих разных людей и делала ближе.
А в это время Кирюха, отбросив все сантименты, шёл к своей «великой» цели, суть которой была проста и неимоверно банальна. Непременно съесть всю ту еду, которую он набрал себе на обед, любой ценой.
– У нас на курсе был парень родом из города Горького. Он имел феноменальную природную память. Прочитает текст роли, листок убери, а он всё слово в слово перескажет.
– Гений…
– Не то слово… Он худой был, маленький, но поесть очень любил. – Дед аккуратно убирает на край стола пустую тарелку из-под второго блюда. – Вот, сколько ни поставь перед ним еды, всё сметёт…
Кирюха вздрогнул и исподволь посмотрел на старика. Дед взял в руку стеклянный стакан с компотом и сделал небольшой глоток.
– Знаешь, Александр Тимофеевич, в любой компании находится подобный персонаж. И здесь дело даже не в голодном детстве или, как пел Борис Гребенщиков[3], «не в старом фольклоре и не в новой волне» – это такой кураж, желание непременно доказать миру…
– Или просто глисты…
– Всё! Хватит! – огрызнулся Кирюха.
– Да ты ешь, ешь… а мы со Станиславом подождём снаружи, у кафе, покурим. Правда?
– Согласен…
10
На улице было свежо, но небо затянуло матовыми облаками; солнце исчезло, и заметно похолодало. Реалии осени диктовали свои права. Дед спустился со ступенек кафе, привычно ссутулившись, поискал по карманам сигареты, но не обнаружил и проговорил вслух:
– Сигаретки забыл в старых вещах…
Стас представил, как вновь лезет в мусорку и пытается найти смятую пачку сигарет, забытую в кармане затрёпанной куртки. От этой мысли он инстинктивно съёжился, скрестив на груди руки. Отсутствие курева заставило Деда начать поиски сигареты прямо сейчас, не медля, отложив все дела и разговоры, неотлагательная потребность привела в движение весь организм человека, его сознание, и старик пустился в дело. Он спросил табаку у одного прохожего, затем у второго, и лишь третий человек откликнулся, вынул из пачки сигарету и протянул её нашему страждущему. После чего дал ещё и прикурить. Теперь Александр Тимофеевич вновь обрёл невозмутимое спокойствие, выпуская дым в небо и погрузившись в свои пространные размышления.
– Кирилл ведь сирота, брошенный ребёнок, поэтому и обидчив бывает на мир. Эти его чудачества от молодости и неуверенности в себе. Этакий сорванец без Бога в голове.
– А как он на улице-то, оказался? Разве государство ему не обязано было жильё бесплатное дать?
– Должно, очень даже должно, а что толку? В какой-то момент это надо было делать, куда-то обращаться, инстанции, администрации… Куда ещё? Видно, прошляпил парень это дело, а может, помогли… История тёмная… Вот, как-то, встретил его на улице, у помойки часто ошивался, водку с последними алкашами пил, и взял под своё крыло… Вот такая молодость… Так что его желание хорошо поесть можно просто объяснить, правда? Как верблюжонок…
– Я разве что сказал? Так, посмеялись, по-дружески… Надо что-то делать, а? Александр Тимофеевич?
Стас даже растерялся от такой откровенности, хотя и подозревал что-то похожее, уж очень силён был контраст возраста и существующего положения парня. Такое жизненное пике всегда предсказуемо заканчивается для молодого и неокрепшего ума.
– Я бы рад… Да что в моих силах? Ты же сам, Станислав, видишь, кто мы и где… «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят? Вот в чём загадка, вот что удлиняет несчастьям нашим жизнь на столько лет».
На крыльце заведения появляется в красном спортивном костюме сытый и довольный Кирилл. Он улавливает краем уха последние слова речи своего старшего товарища.
– Чехов, что ли?
– Нет, Кирюха, Шекспир Вильям…
– Опять не угадал… Дед, дай сигаретку…
– Книги читать надо, лентяй! Нету, – Дед бросает потухший сигаретный окурок в центр урны, стоящей у входа кафе, – поел, пострел?
– Поел, маленько…
Он стоял совсем рядом, этот молодой беспризорник, нагловатый, совсем ещё безусый, зелёный, с большой нечёсаной шевелюрой на голове и сонным взглядом, свойственным людям, желающим вздремнуть полчаса, после плотного обеда. Как в подтверждение своих намерений, Кирюха зевнул, широко открыв рот.
– Смотри, простудишься от такого зевания, – прокомментировал это действие Дед.
– Да, похолодало… Дядь Стас, ну что, пора на мусорку?
– Зачем? – Стас недоуменно поднял брови.
– Ну как, репортаж писать… в газете ждут с нетерпением…
– Нет. Мусора на сегодня уже хватит. Давайте пойдём и купим вам тёплые вещи. Зима на носу.
Центральный рынок был в пяти минутах ходьбы. Зайдя на территорию, Стас повёл друзей в вещевые ряды, где в мини-павильонах торговали сезонной одеждой. По традиции продавцы зазывали к себе потенциальных покупателей, но делали это не навязчиво, не по-восточному, а вскользь, словно разговаривали сами с собой.
– Куртки зимние в ассортименте… – зевнула моложавая дама, с причёской в стиле «Клеопатра», где волосы были окрашены в радикально-чёрный цвет.
Этого клича дамы оказалось вполне достаточно, чтобы друзья вошли в павильон столь стильной хозяйки. Ассортимент был ограничен рамками помещения, если его можно было таковым назвать. На пространстве четыре на четыре метра на трёх стенах висели на плечиках плотно друг к другу зимние куртки различных покроев и размеров, преимущественно выполненных в консервативных чёрных и серых цветах.
Рамка четвёртой стены была рольставней, и она была поднята до самого верха.
Стас направился к одной из стоек и принялся разглядывать товар.
Дама, приняв его движение как сигнал к действию, заговорила низким голосом:
– Есть куртки любых размеров. Вот для вашего сына размер сорок шесть – сорок восемь. А для папы стильные пуховики, чтобы спина не мёрзла, воротник высокий…
Сравнение всей компании с семьёй понравилась Стасу. Дед был, по замыслу продавщицы, отцом, Стас походил на сына, а Кирюхе досталась роль внука. Но внуком он был для Александра Тимофеевича, а для Станислава являлся сыном. В то же время сыном был и Стас, но уже по отношению к Деду. Вот такая сложная коллизия родственных отношений, и здесь можно было вконец запутаться, но женщина определила так, и с этим все присутствующие согласились.
Клиенты магазинчика были абсолютно непривередливы, все больше молчали, примерив только по одной вещи, для проформы, и покрутившись около зеркала, стоящего на полу. Были куплены: одна зимняя куртка на синтепоне, чёрная, пуховик китайский на лебяжьем пуху, чёрный, одна демисезонная куртка до колен, тоже чёрного цвета и три шапочки лыжные из трикотажа. Тоже чёрные. Об этом и записала хозяйка магазина в тетрадь, для отчётности. Стас достал кошелёк и расплатился. Довольная женщина забрала деньги и пригласила всех троих приходить в павильон на следующей неделе, пообещав щедрые скидки как постоянным клиентам.
– Шарфы, шапки меховые, перчатки, всё, что нужно для жизни в морозное время года. Милости прошу! – отрапортовала «Клеопатра», одарив «семью» почти царской улыбкой своих ярко накрашенных губ.
Кирюха на выходе зачем-то поклонился даме в знак благодарности, но дама не оценила этого поступка, выкрикивая призывные слова следующим потенциальным клиентам, возникшим на ближайшем горизонте.
– Куртки зимние! Любых размеров!
11
Незаметно день стал клониться к вечеру. Стас не сомневался, что это время было проведено с определённой пользой. Дед и Кирюха шагали чуть впереди, закутавшись в новые вещи, ощутимо преобразившись, и о чём-то тихонько переговаривались. Их странная и печальная гармония выражалась в похожести походки, неспешности некоторых движений, а если брать дальше, то и вереницы мыслей. Парню просто необходим был наставник, отец, старший товарищ, помогающий двигаться вперёд, шаг за шагом. Это естественная потребность человека, пришедшего в этот мир. Особенно в момент, когда его родители просто растворились на просторах нашей бескрайней земли. И вот на пути неофита возник старый бродяга, бывший артист, этакий доморощенный философ, стоящий на самом краю, а может, и за самым краем. Здесь визуальная задача зависит от места стороннего наблюдателя, подробно рассматривающего нечаянную коллизию. В какой-то мере это можно было назвать судьбой, если подразумевать удивительную фатальность сего происходящего. Человек лишает себя всего, и что это, как не внутренняя слабость характера, дефект духовных сил, дающих такой сильный сбой внутри самой личности. Тот же Александр Тимофеевич играл на подмостках театра роль опустившегося человека по фамилии Сатин. И что он, этот персонаж, говорил? Он твердил: «Человек… это – великолепно! Это звучит… гордо!»[4] Почему артист не следует своему образу, а падает, падает, падает, довольствуясь не то что малым, а ничтожным… Какой же он наставник? Чему он может научить этого печального сорванца – правильно сортировать отходы, извлекая максимальную выгоду для поддержания внутреннего огонька своей заблудшей жизни? Или грамотно спасать себя в холодную стужу, обходясь самою малостью из тёплых вещей? Поддерживать все эти потуги цитатами из монологов великих персонажей мировой театральной драмы? Надо что-то изменить в этом фатальном хитросплетении, взять на себя роль верховного рефери, судьи, а может, творца или просто советчика, прохожего, в конце концов, протягивающего руку к водоёму, месту, где беспомощно барахтается незадачливый утопающий. Сколько противоречивого и ни одного решения в точку, всё вокруг да около. Сложно нарушить свой уклад ради чужого и неизвестного.
Дед и Кирюха замирают на месте и синхронно поворачиваются, как королевские пингвины в телевизионной передаче про Крайний Север. Лыжные шапочки натянуты так низко, что лица новых друзей не узнаваемы вовсе. Сейчас «дядя из Волгограда» и его «племянник» будут спрашивать об очередной достопримечательности города. Это похвальная тяга к архитектурным реалиям прошлого.
Опережая их коллективный вопрос, Стас прокричал громко, так, чтобы эти двое услышали:
– Домой! Домой идём! Баста!
Как ни странно, но итальянское слово возымело своё благодатное действие – по крайней мере, наши герои так же синхронно повернулись обратно и пошли вперёд, начав движение с правой ноги. И это было очень трогательно.
На кухне Александр Тимофеевич взял на себя ставшие уже привычными обязанности повара, решив немного поэкспериментировать с имевшимися в доме продуктами. И на вопрос, какое блюдо он хочет приготовить, Дед лаконично ответил:
– Ирландское рагу…
Название было очень знакомо. Неужели старик бывал в Ирландии? А что, вполне может быть – ездил на гастроли с театром, раньше это было модно: давать русские пьесы для иностранных театралов. Так сказать, Алексей Максимович Горький в исполнении русской труппы артистов Новосибирского драматического театра. Но Дед озвучил Стасу несколько другую версию этого кулинарного блюда:
– Если ты читал роман Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая, собаки», то это рецепт, который Джордж рекомендовал своим друзьям на биваке во время путешествия на лодке по реке Темзе.
Стас внимательно слушал, вспоминая при этом в первую очередь фильм, в котором играли замечательные отечественные актёры: Миронов, Ширвиндт и Державин. Но сам рецепт он вспомнить не мог, как ни старался.
– Ну как же, главное условие рецепта – это класть в кастрюлю всё подряд. Любые остатки продуктовых запасов, которые завалялись на полках холодильника, в шкафах и тумбочках кухни, используются в процессе приготовления самого блюда. Для начала возьмём четыре картофелины…
Стас достал из нижнего шкафчика пакет с картофелем и вынул из него четыре корнеплода.
– Подожди, а почему четыре?
– То же самое спросили Джорджа и его друзья. Они просто не умели чистить картошку, это обычная проблема английских джентльменов. Все дела по дому за них делали слуги. Сам Джордж это количество картошки тоже посчитал нелепостью и бросил в кастрюлю, помимо очищенных друзьями, ещё пять-шесть нечищеных картофелин, затем туда отправился кочан капусты и пять фунтов гороху.
– А это сколько?
– Грамм четыреста фунт…
– Два килограмма?
– Согласен, избыток…
Вода в большой кастрюле уже готова была закипеть, поэтому Стас строго следовал указаниям бородатого шеф-повара, доставая и выкладывая на стол необходимые ингредиенты.
Картошку Дед почистил и бросил в кастрюлю, куда следом пошла нашинкованная белокочанная капуста и несколько жменей гороха. В это время Стас почистил одну морковину, освободил от шелухи и тонко нарезал две луковицы, получив за это устное одобрение от Деда. Затем на плиту ставится сковорода, сбрызгивается подсолнечным маслом, и овощи быстро обжариваются. На запах приготавливаемой пищи из комнаты пришёл Кирюха, проводящий, доселе, время перед телевизором.
– М-м-м… вкусно пахнет…
– Давай доставай хлеб, режь…
Пассированные овощи следуют в кастрюлю. Дед берёт ложку и хорошенько перемешивает содержимое ёмкости.
– Чего-то не хватает… – задумчиво констатирует повар.
– Мяса, – не раздумывая, сообщает Кирюха.
– Верно! Станислав, что у нас там, в холодильнике?
Стас поспешно открывает дверцу и окидывает хозяйским взглядом содержимое полочек. Здесь находятся несколько сосисок, завёрнутых в прозрачную плёнку, средних размеров кусок копчёной колбасы, полбанки томатного кетчупа.
– То, что надо!
Кастрюля заполняется под самую завязку, прикрывается крышкой, и газ убирается, до самого минимума.
– Когда будет готово? Жрать хочется…
– Не жрать, а есть… А ты хлеб порезал?
Кирюха достаёт из шкафчика полбуханки, берёт нож и нарезает крупные ломти белого хлеба. Стас открывает холодильник и достаёт банку сметаны.
Парень краем глаза замечает на боковой полке полбутылки виски и мечтательно произносит:
– Сейчас бы выпить по сто грамм…
Стас машинально захватывает свободной рукой горлышко и выставляет початую бутылку на стол, следом возникают три рюмочки, куда хозяин наливает густой тёмный напиток.
– Александр Тимофеевич, что с нашим ирландским рагу?
Дед приподнял крышку и констатировал:
– Ещё чуть-чуть…
– Тогда давайте выпьем за наше общее дело!
Звучало пафосно, даже несколько неприлично для столь небольшого помещения кухни, но клич поддержан, и первым это сделал Кирюха. Машинально протерев ладони о ткань спортивного костюма на груди, он наклонился и взял рюмку в руку. Следом поднял рюмку и Станислав.
– Дед, давай. Что ты? – парень вопросительно вскинул брови.
– Ох, нет, спасибо… Я чайку попью, пожалуй, потом…
– Вот это правильно, – одобрительно выдыхает журналист и опрокидывает рюмку себе внутрь.
Дед выключает газовую конфорку и накрывает закрытую кастрюлю полотенцем.
12
– А что, неплохо, совсем неплохо…
– Недурно!
– Ну такое блюдо у любого народа найдётся… Вот, например, солянку домашнюю часто делают по принципу «Что найдёшь мясного в холодильнике».
– Ну так ведь это полезно, избавился от старых продуктов. И в магазин, с чистой совестью!
– Я ещё рагу себе добавлю…
Привычно проявляя активность за столом, парень поднялся, взял черпак и наполнил свою тарелку изрядной порцией ирландского рагу.
Его аппетит был не подделен и, казалось, неисчерпаем. В тот момент, когда Дед и Стас заканчивали ужин, Кирюха только-только входил во вкус.
На донышке бутылки ещё оставалась небольшая порция виски, и Стас, подняв бутылку, разлил остатки в две рюмки и произнёс:
– Ну, за новую жизнь…
Кирюха прекратил жевать, поднял рюмку и стал внимательно слушать, о чём говорит хозяин квартиры. Парню всё происходящее казалось определённой удачей, но счастливое продолжение подобной халявы, по его внутреннему разумению, вот-вот должно было закончиться. Журналист был не ханурик и не спивающийся интеллигент, находящийся на пороге своей скорой смерти, а небольшая и вполне уютная квартира вовсе не была блатхатой. О какой будущей жизни говорил Станислав, парню было неведомо, но услышать что-то необычное хотелось, пусть и несколько фантастическое, но хорошее и, непременно, доброе. Кирюха, мельком, взглянул на Деда, ожидая его реакции, но старик сидел тихо и смиренно наблюдал за человеком, произносящим тост. И Стас почувствовал, как эти два нечёсаных маргинала, ещё вчера вечером существующие сами по себе, теперь затихли в ожидании чего-то важного. Или это только ему показалось, но тост был продолжен. Он не был длинным и не был звонким, оказался менее значимым, чем хотелось, и смысл получился не таким, каким задумывался вначале. Возможно, виной тому был алкоголь, действие которого всегда портило картину диалога, внося некую двусмысленность в речи ораторов, не вполне отдающих отчёт всему сказанному.
– …которую мы сами себе делаем…
Стас и Кирюха чокнулись и быстро выпили виски.
– Александр Тимофеевич, поставьте чайку, пожалуйста…
Дед поднялся и пошёл к плите. Стас доел рагу и отставил тарелку в сторону. Кирюха не понял из речи почти ничего, кроме словосочетания «новая жизнь», – он принял его за название газеты, в которой работал Станислав.
Рагу было сытное, наваристое, и парень ел его с видимым удовольствием и думал о том, что хорошо было бы сейчас ещё выпить для крепости будущего сна и прочего духовного равновесия, наступающего при приёме хорошей порции крепкого алкоголя. Но Стас убрал пустую бутылку и принялся пить чай, любезно заваренный Александром Тимофеевичем.
– Ну что, друзья, завтра встаём, наверное, как обычно, и за работу. Первое дело – парикмахерская! Лишнее убрать, как говорится… Кстати, сейчас в барбер-шопах и бороды стригут… – Стас зевнул, прикрывая рот ладонью. – А я пойду спать. Устал что-то…
И, следуя своему слову, поднялся и тихонько вышел из кухни. Это было несколько неожиданно, и Дед с Кирюхой провожали журналиста взглядом до тех пор, пока он не исчез из вида.
– Дед, что мы здесь делаем?
Парень говорил полушёпотом, как матёрый заговорщик, чуть наклонившись в сторону старика и прищурив тёмные глаза. Вторая тарелка ирландского рагу вот-вот должна была уместиться в желудке парня, осталось съесть пару ложек.
– Я это, сам посуду помою, – проговорил Дед, поднялся из-за стола, стал собирать грязные тарелки и ставить их в раковину.
– Ты же понимаешь, Дед, что мы вечно здесь жить не будем. Рано или поздно – всё закончится…
– Ты давай доедай и иди ложись спать, пострел. Поздно уже…
– Что вы все меня гоните! Может, я хочу здесь ещё посидеть, чай попить, а?
– Сиди, Кирюха, тебя никто не гонит…
Дед ставит вымытые тарелки на сушку, ополаскивает кружки и вытирает о кухонное полотенце РУКИ.
– Ну, я тоже спать. А ты не гони лошадей. Поживи немного, как человек. Что тут плохого? Головой думай…
– Я и думаю…
– А вот это, мой друг, очень похвально…
Дед не спеша идёт к выходу, но в последний момент останавливается, оборачивается и почти весело подмигивает пареньку, а затем покидает кухню.
Кирюха подмигивает старику в ответ и улыбается. На повестке вечера была дежурная кружка горячего чая, которую он хотел, непременно, выпить перед сном. Так, как это делают английские аристократы – типа тех, о которых сегодня разговаривали за столом Стас и Дед.
Для пущей подлинности парень заговорил вслух с невидимым джентльменом из высшего общества:
– Не подадите ли мне чайник, сэр… Непременно, сэр! Благодарю вас, сэр! И я вас! А нет ли у вас чего-нибудь сладкого, сэр? Возможно, возможно, возможно…
Кирюха поднялся и, подойдя к кухонным шкафчикам, стал открывать дверцы в поисках сладостей. Ни конфет, ни печенья он на полках не обнаружил. Что же это за хозяин такой, коли у него таких простых вкусных вещей в доме нет? Вот если бы он с женой не ссорился, то и на кухне было бы всё иначе. Девчонки любят сладости и хранят их на всех свободных полочках. Что-то типа заначек. А у парней вот только полные бутылки виски в потайных шкафчиках. Кирюха достаёт с нижней полки алкоголь и плитку шоколада в яркой упаковке. Значит, сладость к чаю, всё же, есть. Он вертит в руке бутылку, разглядывает этикетку, ставит виски на стол. На цыпочках подходит к кухонным дверям, застывает, прислушиваясь к звукам снаружи, после чего притворяет дверь и идёт на своё место, садится и застывает на несколько минут. После раздумья открывает бутылку, наливает полную рюмку и распаковывает плитку шоколада. Мягкое шуршание фольги абсолютно не нарушало покой ночного пространства квартиры.
13
Рано утром в комнату тихонько постучали. Это была осторожная, деликатная просьбы о пробуждении, и Стас, ещё не совсем проснувшись, ответил неожиданно казённым тоном:
– Да, да, войдите…
Дверь в спальню приоткрылась, и в проёме возникла бородатая голова Деда.
– Кирюха исчез…
– Что? Как…
Стас тяжело поднимается и протирает глаза.
– Который час?
– Семь тридцать утра…
– Так рано… А откуда эти сведения?
Что, нельзя было подождать? Куда этот парень уйдёт, у него ведь нет дома. Наверное, вышел на лестничную клетку покурить или закрылся и сидит в туалете.
– Александр Тимофеевич, ты всё проверил?
– Всё… Он это, нашёл вчера в шкафу полную бутылку виски и выпил её, в одно горло…
– Что?
Стас поднялся с кровати, надел спортивные штаны и прошёл мимо Деда на выход из комнаты. Необходимо было срочно принять душ, освежиться, стряхнуть с себя эту тяжёлую усталость, взявшуюся невесть откуда. Он включил воду, настроил кран так, чтобы из него шла прохладная вода, и встал под душевую струю. Получается, что все планы, намеченные на сегодняшний день, меняются кардинально.