Мой темный Ромео

Но сплетники не все верно поняли. У меня было одно тайное желание. Потаенное устремление, для воплощения которого, к сожалению, требовался мужчина. Сильнее всего на свете я хотела стать матерью.

Казалось, все так просто. Достижимо. И все же для достижения такой цели необходимо совершить важные шаги, но ни к одному из них я бы нисколько не приблизилась в душном Чапел-Фолз.

– Вы очень откровенны. – Он произнес это так, будто в этом нет ничего хорошего.

– А вы очень любопытны. – Я позволила ему наклонить меня, пускай даже от этого мы стали еще ближе. – А вам что нравится? – из вежливости спросила я.

– Немногое. – Коста стремительно закружил нас, проносясь мимо Саванны, которая стояла с отвисшей челюстью. – Деньги. Власть. Война.

– Война? – выдавила я.

– Война, – подтвердил он. – Это прибыльный бизнес. К тому же стабильный. Где-то в мире всегда идет война, или какие-то страны к ней готовятся. Просто поразительно.

– Для политиков, может, и так. Но не для страдающих от нее людей. Не для детей, которые мочатся в постель от страха. Не для жертв, не для семей, не для убитых горем…

– Вы всегда такая душная или приберегли эту речь с конкурса красоты специально для меня?

На миг лишившись дара речи от его скотского поведения, я ответила:

– Все для вас. Надеюсь, почувствовали себя особенным.

Он лопнул жвачку. Как прилично. Нет.

– Встретимся в розарии через десять минут.

Всем известно, что именно происходит в розарии.

Я поджала губы. Где он витал последние пять минут?

– Я только что сказала, что помолвлена.

– Но еще не замужем. – Он снова наклонил меня, поправив последовательность мысли в предложении. Хвастун. – Это твоя последняя гулянка перед тем, как свяжешь себя узами брака. Твоя минута слабости, пока еще не слишком поздно попробовать что-то новое.

– Но… ты мне даже не нравишься.

– Необязательно испытывать ко мне симпатию, чтобы позволить доставить тебе удовольствие.

Я запрокинула голову и сердито уставилась на него, глаза бешено метались.

– Что конкретно ты предлагаешь?

– Отдохнуть от этого скучного мероприятия. – Еще один поворот. Очередное головокружение. А может, оно вызвано разговором. Его голос звучал тихо и ровно. – Гарантирую полную конфиденциальность. Десять минут. Я принесу песочное печенье и шампанское. Тебе нужно лишь прийти самой. А вообще… – Он замолчал и окинул меня оценивающим взглядом. – Я был бы не прочь, чтобы ты оставила свой характер за столиком. – С этими словами он остановился посреди танца и поставил меня на пол.

Чувствуя, как голова идет кругом, я смотрела ему в спину, пока он неторопливо удалялся прочь. Я не понимала, что только что произошло. Он предложил мне переспать? Казалось, даже наш разговор вызывал у него отвращение. А может, он сам по себе такой.

Холодный, сдержанный, бесцеремонный.

Какая-то часть меня убеждала, что мне нужно согласиться на его предложение. Разумеется, не идти до конца. Я берегла свою девственность. Но легкая возня в темноте не принесет вреда. Мэдисон ведь тоже не сидел дома, вклеивая фотографии в наш альбом.

Я точно знала, что он колесил по всему округу Колумбия, наслаждаясь мимолетными интрижками с моделями и светскими львицами. Моя подруга Хейли жила напротив него и рассказывала мне о женщинах, которые входили и выходили из его квартиры.

Мы даже не были официально вместе. Раз в месяц разговаривали по телефону, чтобы «узнать друг друга получше», следуя просьбе наших родителей, но на этом все.

Такой мужчина, как Ромео Коста, встречается раз в жизни. Я должна воспользоваться ситуацией. Воспользоваться им. А может, он научит меня паре приемов. Которыми я смогу впечатлить Мэдисона.

Да, еще… песочное печенье.

Как только папа отвернулся, чтобы переговорить с мистером Голдбергом, я помчалась в дамскую комнату. Вцепилась в край раковины из известняка с золотыми крапинками и посмотрела в зеркало.

Всего лишь несколько поцелуев.

Ты уже делала это со многими парнями.

Ромео Коста был такой непривычный, такой зрелый, такой искушенный, что меня даже не волновало, каким гнусным он был. Но давайте начистоту: первые семьдесят пять процентов книги мистер Дарси тоже не был обворожительным.

– Ничего плохого не случится, – убеждала я свое отражение. – Ничего.

Позади меня спустили воду в унитазе. Из кабинки вышла Эмили и, нахмурившись, встала рядом со мной, чтобы вымыть руки.

– Ты накурилась тем же, что официант дал твоей сестре? – Она поднесла тыльную сторону намыленной ладони к моему лбу. – Разговариваешь сама с собой.

Я увернулась от ее прикосновения.

– Слушай, Эм, ты познакомилась с Ромео Костой?

Она надула губы.

– Они с фон Бисмарком – гвоздь вечера. Постоянно окружены толпами людей. Я даже сфотографировать его не смогла. Видела, как ты танцевала с ним. Вот же повезло. Я бы убила за такую возможность.

У меня вырвался напряженный безрассудный смешок.

– Ты куда? – крикнула она мне вслед.

Совершить нечто безумное.

Глава 2

= Даллас =

Пока я ждала, сидя на каменной скамье за кустами роз, мне ни разу не пришло в голову, что это может быть ошибкой. Теплое дыхание лета окутывало прохладную ночь, от влаги распустившиеся цветы клонились к земле. Ромео Коста опаздывал на три минуты и тридцать четыре секунды. И все же я по какой-то причине знала, что он придет. Прикусила губу, чтобы сдержать нервный смех. По венам несся адреналин.

Когда сквозь стрекотание сверчков и далекий гул машин послышался шорох листьев, я выпрямилась. Передо мной возникли безупречные черты лица Ромео, подчеркнутые гладкой голубой тенью луны. В кромешной темноте он был еще красивее. Будто оказался в своей естественной среде, играл на своем поле. Верный своему слову, одной рукой он держал за горлышко открытую бутылку шампанского, а во второй нес горсть песочного печенья, завернутого в салфетку.

– Моя прелесть! – прорычала я голосом Голлума, протягивая руки. Ромео одарил меня скучающим взглядом мужчины, привыкшего отбиваться от поклонниц, пока не понял, что я тянусь не к нему, а за печеньем. Я засунула в рот целый кусок, запрокинула голову и простонала. – Как же вкусно! Я практически чувствую вкус Лондона.

– Суррея, – поправил он, глядя на меня как на дикого кабана, с которым ему предстоит сразиться. – Нравится вкус древних руин и навоза?

– Зануда.

Отчего-то мне казалось, будто он крайне недоволен из-за того, что приходится проводить со мной время, хотя сам выступил инициатором этой встречи.

– Пойдем в какое-нибудь укромное место, – прозвучало скорее как требование, нежели предложение.

– Нас здесь никто не найдет. – Я махнула рукой. – Я бываю на этом балу с шестнадцати лет. Знаю здесь каждый закоулок.

Он помотал головой.

– Некоторые официанты приходят сюда на перекур.

Должно быть, Ромео не хотел, чтобы его видели со мной, так же сильно, как я не хотела, чтобы меня видели с ним. На его фоне, с его репутацией миллиардера и финансового магната, я выглядела провинциальной дурочкой.

Я вздохнула, смахивая крошки песочного печенья на мощеную дорожку.

– Ладно. Но если думаешь, что я пересплю с тобой, то сильно ошибаешься.

– Такого я бы даже допустить не осмелился, – мрачно пробормотал он, для большего эффекта повернувшись ко мне спиной, и зашагал в другой конец дворика. Складывалось такое впечатление, будто он убегает от меня, а не указывает путь. Но я все равно пошла за ним, на ходу жуя третье печенье. – Что заставило тебя прийти в розарий? Закуска или мое предложение?

– И то и другое. – Я облизала пальцы. – А еще то обстоятельство, что Мэдисон наверняка не хранит вер… – Я замолчала. Не стоило дурно отзываться о женихе, пусть даже он вел себя нечестно по отношению ко мне. Мы не были официальной парой. Даже не целовались ни разу. Нельзя сказать, что я ревновала. Мне совершенно наплевать, с кем он проводит время, пока мы не стали настоящей парой. – Любопытство кошку сгубило, – исправилась я.

– Твоя кошечка останется цела. Хотя меня так и разбирает оставить ее в отнюдь не первозданном состоянии.

Моя кошечка? Он что, про мою ки…

Ох. Ты. Господи. Мое тело, которое знать не знало о том, что мы с ним оба должны недолюбливать самодовольных придурков, ответило покалыванием в местах, о существовании которых я обычно забывала.

– Ты ужасен, – бодро сообщила ему я. – Ты станешь моей любимой ошибкой.

Он остановился на покатом зеленом холме за оперным театром. Место казалось вполне уединенным, а справа от нас была темная стена. Ромео протянул мне бутылку шампанского.

– Выпей.

Поднеся ее к губам, я щедро отпила.

– А ты не мастер обольщения.

Ромео прислонился к стене, сунув руки в передние карманы.

– Обольщение – искусство, которым мне редко приходится заниматься.

Шипучий холодный и освежающий напиток хлынул мне в горло. Я слегка закашлялась и передала ему бутылку.

– Какой скромник.

Он сделал большой глоток, не вынимая жвачки изо рта.

– Ты девственница?

– Да. – Я огляделась вокруг, внезапно задавшись вопросом, стоило ли оно того. Он был привлекательным. Но вместе с тем той еще свиньей. – А ты?

– Да, почти.

Я спросила в шутку, поэтому не сразу осознала его ответ. Затем запрокинула голову и расхохоталась.

– Кто бы мог подумать? Подо всем этим льдом все же кроется чувство юмора.

– Ты думала о том, как далеко хочешь зайти? – Он вернул мне бутылку, опустевшую на две трети.

– Можно я просто скажу тебе, когда остановиться?

– Судя по нашему недолгому знакомству, предполагаю, что ты не остановишься, пока не потеряешь не только свою девственность, но и девственность всех благовоспитанных девушек в округе. Давай договоримся оставить твою плеву нетронутой. – Кое-кому нужно поработать над умением говорить пошлости.

– Хорошая мысль. Ты из Нью-Йорка?

– Нет.

– Тогда где…

– Давай не будем болтать.

Ну ладно. Этот мужчина явно не запомнится мне за лучшую интрижку, но он и впрямь был самым привлекательным на тысячи миль вокруг, поэтому я не стала заострять на этом внимание. Мы передавали друг другу бутылку шампанского, пока она не опустела. Мое тело было словно гудящий от предвкушения провод под напряжением. Наконец – наконец-то – он поставил бутылку на землю, оттолкнулся от стены и, сжав мой подбородок большим и указательным пальцами, приподнял мою голову. Сердце сделало сальто, а потом ухнуло куда-то вниз живота, где превратилось в жижу.

Впервые в глазах Ромео блеснуло горячее одобрение.

– Я встречал налоговых инспекторов, которые вызывали больше симпатии, чем ты. Но в одном я все же отдам тебе должное. Вы восхитительны на вкус, мисс Таунсенд.

У меня отпала челюсть.

– Откуда тебе зна…

Но я так и не закончила предложение, потому что он выплюнул жвачку на траву и жгучим поцелуем заставил меня замолчать. Его рот был теплым и пах костром, дорогим парфюмом и мятой. Меня напрочь покинула логика, а голова пошла кругом. По ощущениям его тело было сильным, крепким и чужим. Я прильнула к нему, обвив руками.

Ромео высунул язык и разомкнул мои губы. А когда я приоткрыла их, его удовлетворение отозвалось у меня в животе. Обхватив меня рукой за затылок, он углубил поцелуй. Теперь его язык полностью оказался у меня во рту, исследуя его, будто завоевывая каждый сантиметр. Рот наполнил свежий привкус его жвачки. Ромео был приятным на вкус и надавливал ровно так, как нужно. И вот так просто его резкие слова и холодная натура растворились в страсти, пламени и порочном обещании того, с чем я, возможно, не смогу справиться.

Между ног пульсировало. Я силилась вспомнить, занималась ли прежде тем, что дарило бы такие же ощущения. Ответ, как ни печально, отрицательный. Для меня это была неисследованная территория. Неизведанные воды, в которые мне хотелось сейчас же нырнуть. Я захныкала ему в рот и потянула за лацканы пиджака, преследуя его язык своим. Меня не волновало, что он подумал обо мне. Все равно больше никогда его не увижу.

Я водила ладонями по его рукавам, сжимая дорогую ткань и крепкие мышцы под ней. Ромео был мускулистым и атлетически сложенным, не выглядя при этом грузным. Господи, как он красив! Холодный, гладкий и величественный, словно мраморное изваяние. Будто кто-то вдохнул в римскую статую ровно столько души, чтобы заставить ее двигаться, но недостаточно, чтобы она начала испытывать чувства.

Пока мы поглощали друг друга, я гадала, смогу ли прочувствовать очертания каждого кубика его пресса. Я погладила его по животу. Смогла. Подождите, когда об этом услышит Фрэнки. Она будет рыдать сладострастными слезами.

Ромео прижал меня к стене и дважды намотал мои темные локоны на кулак, будто поводья. Потянул, заставляя запрокинуть голову, и углубил поцелуй. Мне в бедро уперся его внушительный возбужденный член, пульсирующий от жара и желания. По спине пронеслась нервная дрожь.

– Ну и ну. – Ромео сжал меня крепче. Я чувствовала, как он дает себе волю, а окружающие его стены слегка трескаются. – Да ты была создана для разврата, правда, Печенька?

Он что, только что назвал меня… Печенькой?

– Еще. – Я вцепилась в его костюм. Сама не знала, о чем прошу. Знала лишь, что на вкус и на ощупь это было лучше любого десерта. А еще что через несколько минут все закончится. Я не могла позволить себе напрасно тратить время.

– Чего еще? – Он уже просунул руку в разрез на моем платье.

– Еще… не знаю. Это ты тут эксперт.

Ромео сжал мою задницу. Его указательный палец скользнул под резинку хлопковых трусиков, впиваясь в ягодицу.

– Да. Да. Этого. – Я разорвала поцелуй и прикусила его за подбородок. Моя неопытность дала о себе знать, когда я не смогла сдержаться. – Но… с другой стороны. Спереди.

– Уверена, что хочешь лишиться девственности от пальцев незнакомца, который угощал тебя песочным печеньем?

– Тогда не вводи их внутрь. – Я отпрянула, хмуро на него глядя. – Действуй вокруг… ну, знаешь… периметра.

Он сунул руку между моих ног и, накрыв распаленный центр ладонью, с силой сжал.

– Надо бы вытрахать из тебя всю дерзость прямо здесь и сейчас. – Впервые этот коварный мужчина с северо-востока США использовал нецензурное слово, и отчего-то я поняла, что для него это было редким явлением.

Я выгнула спину и прижалась к его ладони в поисках большего контакта.

– М-м-м… да.

Ромео провел пальцем вокруг входа, но так и не прикоснулся к нему. Возможно, все дело в том, что его касание было неспешным, мимолетным и созданным для того, чтобы привести в исступление, но у меня намокли трусики. Какая потрясающе сладкая пытка.

– Твой язык всегда доводит тебя до беды? – Он перестал целовать меня и начал неспешно сводить с ума, поглаживая между ног и глядя на меня с неприкрытым раздражением. Странный мужчина. Очень странный мужчина. Но не настолько странный, чтобы я отказалась от того, что между нами сейчас происходило.

– Всегда. Мама говорит, что если бы я перебирала ногами так же часто, как чешу языком, то стала бы олимпийской… ох-х-х, как приятно.

Он слегка погрузил палец, согнув его на клиторе, и так же быстро убрал. К моему ужасу, я услышала влажные звуки, когда он раздвинул губы.

– Сделай так снова. – Я уткнулась ему в шею, сходя с ума от его запаха. – Но до конца.

Он простонал, а потом резко прошептал: «Вот же бардак». Эй, никто не заставлял его под дулом пистолета.

– Тебе это хоть доставляет удовольствие? – Я начала думать, что он обо всем жалеет. Даже сквозь туман похоти я понимала, что он казался скорее раздраженным, нежели возбужденным. То есть его член длиной с ногу отчетливо сообщил мне, что он не страдает, но, похоже, Ромео был очень возмущен оттого, что счел меня привлекательной.

– Я в экстазе. – Его голос сочился сарказмом.

– Можешь пососать мои соски, если хочешь. Я слышала, это заводит. – Я потянулась к затянутой корсетом груди и дернула за ткань.

Ромео спешно перехватил мою руку и прижал ее к груди, не дав оголить.

– Очень щедро с твоей стороны, но откажусь.

– Они симпатичные, честное слово. – Я попыталась потянуть сильнее, чтобы показать ему.

Он крепче сжал мою руку.

– Я люблю, когда мое принадлежит только мне. Скрыто от глаз. Зрелище, доступное только для меня.

Ему?

Я вмиг пришла в себя.

– Тебе?

Как раз в этот миг стена, к которой он прислонялся, упала. На помосте стояла администратор бала, держа в руках пульт для запуска фейерверков. И мы тоже стояли на помосте. О господи! Это была не стена. Это был занавес. А перед нами сидели все три с лишним сотни гостей бала. Все разинули рты, вытаращили глаза и смотрели чертовски осуждающим взглядом.

Я сразу же заметила отца. В считаные секунды его смуглая кожа стала бледнее полотна, но уши краснели все больше и больше. Постепенно в мой затуманенный страстью мозг просочилась пара мыслей. Во-первых, папа точно, на двести процентов, аннулирует все мои карточки – от «Американ Экспресс» до пропуска в библиотеку. А еще я наконец поняла, что же все увидели. Меня в объятиях мужчины, который точно не приходился мне женихом. Его рука сунута между моих ног сквозь разрез платья. Моя помада размазана. Волосы растрепаны… и я точно знала, что оставила ему несколько заметных засосов.

– Вот блин, – это сказала Фрэнки из недр столпотворения. – Мама теперь до сорока лет будет держать тебя под домашним арестом.

Толпа разразилась взволнованной болтовней. Вспышки камер телефонов ударили мне в лицо, и я отшатнулась, отталкивая Ромео Косту. Однако его это не устроило. Этот психопат сделал вид, будто защищает меня, и отодвинул себе за спину. Его прикосновение было небрежным и холодным. Притворным. Что здесь, черт возьми, происходит?

– …испорчена для любого другого мужчины в округе…

– …бедный Мэдисон Лихт. Такой хороший парень…

– …всегда была проблемной…

– …магнит для скандалов…

– …ужасное чувство стиля…

Так, ладно, а это уже откровенное вранье.

– П-п-папочка. Это не то, что ты подумал. – Я попыталась поправить платье от Oscar de la Renta и наступила Ромео на ногу острым каблуком, благодаря чему наконец вырвалась из его рук.

– К сожалению, это именно то, что вы подумали, – возразил Ромео, выходя дальше на помост и, прихватив меня за локоть, повел за собой. Да что он, черт бы его побрал, затеял? – Тайна раскрыта, любовь моя. – Его любовь? Я? Он демонстративно вытер руку, которая всего несколько секунд назад была у меня между ног, о мое дизайнерское платье. – Пожалуйста, не называйте мою Даллас испорченной женщиной. Она всего лишь поддалась искушению. Как говорил Оскар Уайльд, такова лишь грешная человеческая природа. – Его взгляд оставался напряженным. Прикованным к моему отцу.

Такова лишь грешная природа? Почему он говорит как статист из «Аббатства Даунтон»? И почему сказал, что я испорчена?

– Убить бы вас. – Мой отец, великий Шепард Таунсенд, протолкнулся через толпу к помосту. – Поправка: так я и сделаю.

Меня охватила леденящая паника. Я была не уверена, обо мне он говорил, или о Ромео, или о нас обоих.

Кончики пальцев так замерзли, что я совсем их не чувствовала. Дрожала как осиновый лист на осеннем ветру.

На этот раз я и правда допрыгалась. Речь шла уже не о том, что я завалила какие-то курсы, нагрубила тому, к чьему мнению прислушивались мои родители, или же не так уж случайно съела праздничный торт в день рождения Фрэнки. Я собственноручно окончательно разрушила хорошую репутацию своей семьи. Запятнала имя Таунсендов чередой сплетен и осуждения.

– Шеп, верно? – Ромео вынул из кармана руку, которой не обнимал меня, и глянул на часы Patek Philippe на запястье.

– Для вас мистер Таунсенд, – процедил отец, встав на помост вместе с нами. – Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Вижу, мы подошли к договорной части вечера. – Коста окинул меня оценивающим взглядом, будто пытался решить, сколько готов за меня предложить. – Я знаю, что в Чапел-Фолз, когда дело касается ваших незамужних дочерей из высшего общества, действует правило: «если сломаешь, придется покупать». – Его слова хлестали по моей коже, оставляя яростные красные отметины всюду, где касались. Теперь, когда нас никто не слышал, он перестал делать вид, будто мы пара, и заговорил с отцом как бизнесмен. – Я готов купить то, что сломал.

Почему он говорил обо мне так, будто я какая-то ваза? И что конкретно он, черт побери, предлагал?

– Я не сломана. – Я толкнула его чуть ли не свирепо. – И я не товар, который можно купить.

– Помолчи, Даллас. – Отец дышал глубоко, с явным трудом. По его вискам стекал пот, чего я раньше никогда не видела. Он встал между нами, будто не верил, что мы не набросимся друг на друга в очередном порыве страсти. Наконец, Ромео отпустил меня. – Я не совсем понимаю, что именно вы предлагаете, мистер Коста, но речь всего лишь о нескольких поцелуях вечером после распития спиртного…

Ромео поднял руку, заставляя его замолчать.

– Я знаю, какова на ощупь киска вашей дочери, сэр. И на вкус тоже. – Он облизал подушечку пальца, неотрывно глядя папе в глаза. – Можете отговариваться хоть до посинения. Мир поверит в мою версию случившегося. Мы оба это знаем. Ваша дочь – моя. Вам остается лишь договориться о достойной сделке.

– Что там происходит? – спросила Барбара из толпы. – Ей делают предложение?

– Вот уж лучше бы сделали, – предостерег кто-то.

– Я даже не знала, что они знакомы, – вскричала Эмили. – Она только и говорила, что о десертах.

Мое лицо полыхало от стыда. Единственное, что помогало мне устоять на ногах, – это твердая убежденность в том, что я ни за что не позволю этому мужчине одержать победу. Мой гнев был настолько сильным, настолько явственным, что я ощутила его кислый привкус во рту. Он окутал каждый уголок, проникая в мой организм, словно черный яд.

Отец понизил голос и обрушил на Ромео всю свою ненависть.

– Я обещал выдать дочь за Мэдисона Лихта.

– Лихт к ней теперь и на пушечный выстрел не подойдет.

– Он поймет.

– В самом деле? – Ромео вскинул бровь. – Опустим то обстоятельство, что его невесту застукали с поличным, пока моя рука была у нее под платьем, и это на глазах у всего города, но, уверен, вы знаете, что мы непримиримые соперники в бизнесе.

Дамы и господа, и это мужчина, который, судя по всему, хочет на мне жениться.

Можно с уверенностью сказать, что Эдгар Аллан По не перевернулся в гробу от беспокойства из-за того, что его свергли с пьедестала великого поэта.

– Ну, послушайте. Она моя дочь, и я…

– Отдал ее состоятельному придурку, который наверняка будет обращаться с ней как с предметом антикварной мебели. – В голосе Ромео не было веселья. Не слышалось в нем и торжества. Он сообщил об этом, словно угрюмый греческий бог, решавший судьбу простого смертного. – Нет никакой разницы между тем, что предлагаю ей я, и тем, что может предложить Мэдисон Лихт, за тем исключением, что я скоро разбогатею на двадцать миллиардов, а его компания еще даже не вышла на рынок.

Тяжесть всего мира обрушилась на меня, едва я поняла два момента: во-первых, Ромео Коста прекрасно знал, кто я такая, когда прибыл на бал. Он намеренно разыскал меня. Привлек. Убедился, что завладел моим вниманием. Я с самого начала была его целью. В конце концов, он сам сказал: Мэдисон Лихт – его враг, и он хочет подпортить ему жизнь. Во-вторых, Ромео Коста был таким ублюдком, что женился бы на мне, невзирая на то, что тем самым сделал бы несчастными всех причастных, и все ради того, чтобы насолить моему жениху. По всей вероятности, бывшему жениху.

Я бросилась вперед и уперлась ладонями ему в грудь.

– Я не хочу за тебя выходить.

– Это чувство взаимно. – Ромео устремился навстречу моему пылкому прикосновению, взял за левую руку и снял обручальное кольцо Мэдисона с безымянного пальца. – Но, увы, традиция есть традиция. Я прикоснулся – я обесчестил. Поприветствуй своего нового жениха. – Ромео равнодушно рассмотрел кольцо, которое зажал между пальцев. – Эта вещица не стоит и шестнадцати тысяч. – Он выбросил его в толпу, и несколько не обремененных порядочностью девиц попытались его поймать.

Из моих легких вышел весь воздух. Ромео бесстрастно смотрел на моего отца, уверенный в том, что при всем своем безрассудстве я не посмею перечить слову главы семьи, если тот решит, что мы должны пожениться.

Нет! Нет, нет, нет, нет, нет!

– Папочка, пожалуйста! – Я бросилась к отцу, хватая его под руку.

Отец отпрянул и устремил хмурый взгляд на свои ботинки, пытаясь совладать с дыханием. Щеки обдало жаром от его отчуждения, будто он отвесил мне пощечину. Отец еще никогда не был так жесток со мной. Мне хотелось плакать. А я никогда не плакала.