Западный флигель, где Цуй Ин-ин ожидала луну

Чжан (говорит). Зачем же оставлять меня? А что, если я пройдусь вместе с вами?

Настоятель (говорит). Так пойдемте вместе.

Чжан (говорит). Пусть служанка идет первая, а я пойду сразу за вами.

Настоятель (говорит). Какой вежливый сюцай!

Чжан (говорит). Смею ли я сказать вам несколько слов?

Настоятель (говорит). Говорите, не стесняйтесь.

Чжан (поет).

На мотив «Троекратная удача».

      Служанки из этого дома          изящный и тонкий наряд      Не может к себе не привлечь          почтенного пастыря взгляд.

Настоятель (говорит). Я ушел от мира, как же может быть такое?

Чжан (говорит). А если нет? (Поет.)

     Тогда почему же я видел сейчас,         как лысина ваша блестела     И в ней отразился         служанки наряд снежно-белый?

Настоятель (говорит). Что вы говорите, сударь! Хорошо еще, что служанка уже далеко и не может услышать, а то что бы она подумала!

Xун-нян входит в зал Будды.

Чжан (поет).

На мотив «Аудиенция у Сына Неба».

     Проходя по большой галерее,     Завести ее в келью скорее, —     Это небом дано.         Что нам этого в мире милее!

(Говорит.)

Мы стоим перед дверью. Входите первый.

Настоятель (рассердившись, говорит). Сударь, неужели не преступно перед святой дверью говорить речи, столь не сходные с учением древних государей? И потом мне так много лет, разве я могу заниматься подобными делами?

Чжан (поет).

 Как я вас рассердил     и каким показался мужланом!

(Говорит.)

Если это не так, оставим этот разговор. (Поет.)

 Но ведь так докучает     все время быть танским Сань-цзаном,

неудивительно, что я усомнился в вас.

   Видно, очень богат этот дом,   А прислуги мужской не заметил я в нем,   И прислали служанку       сюда разузнать обо всем.

Настоятель (говорит). Старая госпожа очень строго управляет домом, и ни один мужчина ни по какому делу туда не входит.

Чжан (в сторону). А этот плешивый дурак хитро говорит! (Поет.)

   От меня ты услышал прямые слова,   Наклонилась упрямо       и крепко боднула твоя голова!

Настоятель (говорит, обращаясь к Хун-нян). К отправлению обряда все в храме уже готово. Пятнадцатого числа прошу госпожу и барышню прийти и зажечь курения.

Чжан (спрашивает). По какому поводу?

Настоятель (говорит). Это дочь первого министра, исполняя свой дочерний долг, выражает благодарность матери и отцу. Кроме того, скоро последний день траура по первому министру, и устраиваются поминки по случаю снятия траурных одежд.

Чжан (плача, говорит).

   «Увы, мой отец, увы, моя мать!   Меня вы родили на горе и труд…   Хочу вам за ваши заботы воздать,   Безбрежны они, как небесная гладь».

Эта барышня – единственная дочь, и какое благодарное у нее сердце! А я несколько лет скитался по воле волн и ветра и после того, как отец и мать оставили этот мир, не сжег им в жертву даже сотни бумажных монет. Надеясь на ваше милосердие, почтенный хэшан, я уже приготовил пять тысяч цяней. Как бы мне внести свою долю в этот обряд и помянуть своих родителей? Если об этом узнает старая госпожа, надеюсь, она не будет противиться тому, чтобы я выразил свои сыновние чувства.

Настоятель (говорит). Фа-цун, пусть этот господин внесет свою долю.

Чжан (потихоньку спрашивает у Фа-цуна). А эта барышня завтра будет здесь?

Фа-цун (говорит). Дело-то касается ее родителей, как же она может не прийти?

Чжан (в сторону). Пусть же эти пять тысяч цяней найдут себе хорошее применение. (Поет.)

На мотив «Кругом тишина».

   В небе и здесь, на земле, меж людей,   Видеть Ин-ин я хочу, —       чтó мне в молитве твоей!   Буду я чувствовать – рядом стоит   Греющий ладан и мягкий нефрит!   Если же к ней прикоснусь я рукой,   Сразу уменьшится       пропасть меж нею и мной!

Настоятель (говорит). Идите все в комнату для гостей, выпейте чаю.

Приходят в комнату для гостей.

Чжан (говорит). Я отлучусь на минутку. (Выходит, говорит.) Служанка должна выйти сюда. Подожду ее здесь и расспрошу.

Хун-нян (прощается с настоятелем, говорит). Я не буду пить чай: боюсь, хозяйка удивится, что я запоздала с ответом. (Выходит.)

Чжан (идет навстречу Хун-нян, почтительно кланяется, говорит). Низкий поклон тебе!

Хун-нян (говорит). Долгое счастье вам, сударь!

Чжан (говорит). Не служанка ли ты барышни Ин-ин?

Хун-нян (говорит). Да, это я. А к чему вы спрашиваете?

Чжан (говорит). Моя фамилия Чжан, имя Гун, второе имя Цзюнь-жуй, родом я из Сило, мне только что исполнилось двадцать три года, я родился семнадцатого числа первого месяца и еще не женат.

Хун-нян (говорит). Кто вас спрашивает об этом?

Чжан (говорит). Осмелюсь спросить, часто ли барышня выходит погулять?

Хун-нян (говорит сердито). Сударь, вы ученый, благородный человек. Мэн-цзы говорит: «Приличие в том, чтобы женщина и мужчина при встрече не соприкасались». Ведь благородный человек,

   Идя бахчой,       не сгибается туфли поправить,   Шапку под сливой       не тронет рукой никогда.

Неужели вам неизвестны слова: «Не соблюдая приличий, не смотри; не соблюдая приличий, не слушай; не соблюдая приличий, не говори; не соблюдая приличий, не двигайся». Моя хозяйка очень строго управляет домом, она тверда и чиста, как снег и иней. У нее, как говорится, «в доме нет даже мальчика пяти чи ростом, чтобы смотреть за воротами». Если вам исполнилось лет двенадцать—тринадцать, то без особого зова вы не посмеете проникнуть во внутренние покои. В былые дни Ин-ин тайком выходила из женской части дома. Хозяйка проведала об этом, велела ей явиться на родительский суд и попрекала так: «Ты – девушка, а выходишь без спросу из женской половины. Неужели тебе не будет стыдно, если повстречаешь гостя или молодого монаха?» Ин-ин тут же поклонилась и ответила: «С сегодняшнего дня я стану совсем другой и не посмею вам перечить». Что же будет со служанкой, если хозяйка так обошлась с родной дочерью? Вы, сударь, изучили пути древних правителей, почитаете правила Чжоу-гуна. Для чего же вы старались, если не применяете их к самому себе? Служанка еще может простить вас, но, узнай об этом хозяйка, дело не кончится так просто. Отныне спрашивайте только то, что можно, и не говорите несуразицы, если спросить не о чем. (Уходит.)

Чжан (говорит). Она сразу сокрушила все мои надежды. (Поет.)

На мотив «Повсюду дозоры».

         Я слушал служанку —  встревожилось сердце от строгих речей.         Печаль за весь день  скопилась у грустно сведенных бровей.         Сказала Хун-нян:         Хозяйка как иней чиста и как снег холодна, —         В покои никто не проникнет,  пока не покличет она.         Но если припомнить,  что сердце Ин-ин трепетать         Заставила строгостью старая мать,         Зачем же тогда, уходя,  она обернулась назад,         Зачем же меня поразил  случайно оброненный взгляд?         И сразу мне в грудь  проникла глубоко любовь,Тоска изнутри меня гложет.Я нынче любимую девушку встретил —    и как я тоскую о ней!Я в прошлом рождении с трещиной свечку    зажег перед Буддой, быть может.Придет ли пора, когда ты меня    поддержишь своею рукою,Когда надо мной    ты сжалишься всею душоюИ очи твои    тепло и заботу не скроют?

На мотив «Резвится дитя».

Далеки были прежде свиданья в Ушани,    словно синего неба края.Эти встречи в Ушани все дальше теперь    после речи, что выслушал я.И хотя мое тело    стоит в круговой галерее,Но душа далеко    улетела отсюда за нею.Одинокий, чужой,    я хотел бы войти в ее тайные грезы,Только страшно, что матушка может    догадаться о чувстве моем.Мать боится, что дочери сердце    загорится весенним огнем.Она злится,    увидевши иволгу с другом,Ей досадно,    коль бабочек белых увидит вдвоем.

Пятая ария от конца

   Барышня так молода,   Но непреклонна душой.Если бы мог я,    приблизившись к девушке той,Словно Хэ-лан,    ее белым, как пудра, лицом поразитьИль, как Хань Шоу,    украдкой духи от нее получить, —Стал бы супругом, и мог бы ее я ласкатьИ не страшила бы    девушку грозная мать.

Четвертая ария от конца

Матушка все уж решила,Видно, напрасны мечты,Что с красотою Ин-ин    сходен талантами ты.Нечего думать, что брови жене    я подведу, как Чжан Шан,Что проведу я весенние дни,    как их провел Юань-лан.Не похвалюсь я никак,Будто бы рядом с твоими    строгостью, речью, уменьем, осанкойБлещут мои    ласка, сердечность, почтительность, такт.

Третья ария от конца

Вспомню, как брови слегка подвела,Щеки припудрила тонко она,Помнится тонкая яшма —    шеи ее белизна,Юбка зеленая с вышитым фениксом,    ножки, как лотос златой,Красная кофта с луанем из золота,    пальцы – бамбук молодой.     Мне против воли приходит на ум,     Будто бы ты уронила         нежность и прелесть свою,     Я ж подобрал, и меня одолели         многие тысячи дум.

(Говорит.)

Но я забыл проститься с настоятелем. (Видит настоятеля.) Осмелюсь спросить у святого отца: где будет мое жилище?

Настоятель (говорит). В западном флигеле возле двора пагоды есть комната, очень тихая. Там вам, сударь, будет покойно. Комната уже прибрана, и вы можете перебраться в нее в любое время.

Чжан (говорит). Тогда я возвращаюсь на постоялый двор и сразу же переезжаю к вам.

Настоятель (говорит). Ну что же, я пойду готовить себе пищу, а вы переселяйтесь непременно. (Уходит.)

Чжан (говорит). В суете постоялого двора еще можно было как-то забыться, но как же я буду тосковать, переселившись в тишину монастыря! (Поет.)

Вторая ария от конца

     В тихом, глубоком дворе     Будет постель холодна.     Полог качнется, у книг возле лампы         тень моя будет видна.     Правда, душа получила сегодня         все, что хотела она,     Все же тоску не смогу превозмочь я         в долгие ночи без сна.     Лягу в постель, но никак не засну,Счет потеряю    стонам протяжным и вздохам коротким,Тысячи раз    и подушку взобью и постель поверну.

Заключительная ария

Цветок говорящий    не больше стыдлив, чем она.С ней нежностью спорит    душистая яшма одна.При встрече не мог ничего я найти    подобного ей красотой,Я мог только стиснуть ладони и зубы    и думать о ней об одной.

(Уходит.)

Действие третье

Ин-ин (входит, говорит). Матушка послала Хун-нян к настоятелю, но та, негодница, еще не пришла и ничего не рассказала мне.

Хун-нян (входит, говорит). Я принесла ответ хозяйке, а теперь иду к барышне, чтобы все ей рассказать.

Ин-ин (говорит). Тебя посылали к настоятелю узнать, когда будет поминание?

Хун-нян (говорит). Только что я снесла ответ хозяйке, а теперь и барышне отвечу. Пятнадцатого числа второго месяца хозяйку и тебя, сестрица, приглашают зажигать курения. (Смеется.) Ты знаешь, сестрица, я тебе расскажу смешную историю. Тот сюцай, которого мы вчера видели в монастыре, сегодня опять был в комнате для гостей. Он вышел наружу первым, дождался Хун-нян, поклонился низко-низко и сказал: «Моя фамилия Чжан, имя Гун, второе имя Цзюнь-жуй, родом я из Сило, мне двадцать три года, родился я семнадцатого числа первого месяца и еще не женат». Я спросила его, сестрица, зачем он это говорит, а он опять: «Не служанка ли ты барышни Ин-ин? Часто ли барышня выходит?» Я оборвала его и ушла. Чего ему надо, сестрица, я так и не поняла. Ну, есть же в мире такие дурачки!

Ин-ин (смеясь, говорит). Не нужно говорить об этом матушке, Хун-нян! Уже стемнело, приготовь молитвенный столик, и пойдем в сад зажигать курения.

Уходят.

Чжан (входит, говорит). Я переселился в монастырь и живу возле самого западного флигеля. От хэшанов я узнал, что барышня каждый вечер зажигает в саду курения. Сад этот примыкает к нашему монастырю. Если только барышня выйдет сегодня, я дождусь ее у угла стены, возле камня с озера Тайху, и досыта нагляжусь на нее. Все монахи в обеих галереях уже спят. Ночь глубока, люди заснули, месяц сияет, ветер свежеет. Какая чудесная погода! Можно сказать:

 В келье для гостя рассеянно слушал     речи монаха святого; Грустно на западный флигель гляжу я,     месяца свет воспеваю.

(Поет.)

На мотив «Сражающиеся перепела».

 На яшмовом небе пылинки не видно, На Млечном Пути все темней и темней. Проходит луна по просторам небесным, Темно во дворе от цветочных теней. В ее рукава пробирается холод, И чистое сердце трепещет у ней. Внимательно слушаю, ухо склоняю, Неслышной ногой осторожно ступаю. В ночи непроглядной, в тиши и молчанье, Я жду притаившись, таюсь в ожиданье.

На мотив «Багряные цветы».

  Жду обаяние, жду красоту,  Нежность, изящество жду я один,  Девушку-иволгу жду я – Ин-ин.  Слышно, как пробили первую стражу.  Что же никто не идет до сих пор?  Вот на заветный ступаю я двор.  Если бы ту, что тоской меня мучит,      я повстречал в круговой галерее,  Если бы крепко обняться мне с нею,  Я бы спросил: почему      видимся редко, но часто в разлуке  С легкою тенью встречаюсь твоею?

Ин-ин (входит вместе с Хун-нян, говорит). Открой боковую дверь и вынеси молитвенный столик.

Чжан (поет).

На мотив «Золотистые листья банана».

  Чу, слышу я вдруг,      как скрипнула дверь боковая.  Вот ветер пронесся, цветов аромат      из сада ко мне навевая.  На цыпочки став,      с нее не спускаю я глаз, —  Сейчас я черты ее вижу яснее,      чем встретив ее в первый раз!

Ин-ин (говорит). Хун-нян, перенеси молитвенный столик поближе к камню с озера Тайху.

Чжан (смотрит на нее, говорит).

  Я думал, что можно насытить свой взор      чудесной ее красотой,  Но было бы легче взлететь на луну,      в Холодный просторный дворец.

Смотрю на ее нежное лицо, на обрисовывающееся под одеждой тело. Опустились ароматные рукава – она не говорит ни слова, недвижна тонкая юбка – она молчит. Она похожа на сянлинских фей, склонившихся на красную дверцу храма Шуня. Она словно Хэн-э из яшмовых зал, появившаяся легкой тенью в лунных дворцах. Какая чудесная девушка! (Поет.)

На мотив «Шутливый напев».

      Понял я только теперь,          как изящна ее красота:      Словно Хэн-э во дворце на луне,          девушка эта чиста.      Как она тихо, неслышно идет          этой душистой тропой!      Можно подумать, что трудно ступать          маленькой ножке такой.      Эта прелестная девушка          так бесконечно мила, —      Кто удивится, что душу мою          прелесть ее завлекла!

Ин-ин (говорит). Подай мне курения!

Чжан (говорит). Послушаю, о чем барышня будет молиться!

Ин-ин (говорит). Зажигая эту свечу, я прошу, чтобы мой покойный отец поскорее поселился на небесах. Зажигая эту свечу, я прошу, чтобы моя старая мать была спокойна и не знала забот. Зажигая эту свечу… (Умолкает.)

Хун-нян (говорит). Сестрица зажгла эту свечу, но ничего не сказала, так я скажу вместо нее. Я хочу, чтобы моя сестрица поскорее нашла себе мужа и взяла с собой Хун-нян!

Ин-ин (дважды кланяется, говорит).

   Множество в сердце таится моем       мыслей, терзающих душу, —   Все мои мысли хочу я излить       в этих глубоких поклонах.

(Продолжительно вздыхает.)

Чжан (говорит). Барышня склонилась на ограду и тяжко вздыхает, словно у нее есть мысли, не дающие ей покоя. (Поет.)

На мотив «Персик краснеет».

   Глубокая ночь. По пустому двору       плывет ароматный дымок.   Висит он, как полог,       восточный притих ветерок.   Окончив молитву, склонилась она       к ограде, согнутой дугой,   Вздохнула и раз и другой.   Сияние полной луны в вышине —       как зеркало в небе висит.   Ни облачка нет, ни тумана, —   Курений дымок и дыханье людей   Одни застилают       природы пленительный вид.

(Говорит.)

Хотя я и не Сыма Сян-жу, но барышня, по-моему, думает то же, что думала Чжао Вэнь-цзюнь. Я громко прочту четверостишие и посмотрю, что она будет делать. (Декламирует.)

   Сиянье луны       струится, струится в ночи,   Темнеют цветы,       спокойна, спокойна весна.    Но как я могу        смотреть на сиянье и тень, —    Не вижу я той,        что сходна с луною одна.

Ин-ин (говорит). Кто-то возле угла стены читает стихи.

Хун-нян (говорит). Это голос того самого двадцатитрехлетнего и еще не женатого дурачка.

Ин-ин (говорит). Какие свежие стихи! И я сложу стихотворение на те же рифмы.

Хун-нян (говорит). Что-то вы вдвоем насочиняете!

Ин-ин (декламирует).

         Я в женских покоях             давно одиноко грущу,         Без пользы проходит             душистая эта весна.         И вот я внимаю             тому, кто читает стихи.         Меня пожалей ты,             я тяжко вздыхаю одна.

Чжан (говорит). Как быстро она ответила! (Поет.)

На мотив «Плешивый монах».

    Однажды взглянув, на лице у нее        нашел я мученье мое,    Но я и не думал о редком уме,        таящемся в сердце ее.    Стихам моим новым раздался в ответ        звучавший согласием стих,    Я слушал строку за строкой,        И повесть о мыслях твоих        Послышалась в них.

На мотив «Властитель лекарства бессмертия».

 И стихов ее строки просты, И мотивы легки и чисты, Как подходит тебе твое детское имя:     называешься иволгой ты. Если души едины у нас И увидим друг друга сейчас, Если будет она за стеной отвечать,     пока свет озарит небосклон, Я поверю словам: «Кто умом одарен, тому с древних времен     мил, кто тоже умом одарен».

(Говорит.)

Подойду-ка я поближе, посмотрю, что она скажет. (Поет.)

На мотив «Рябой парень».

        Поднял я полы одежды,            чтобы направиться к ней.

Ин-ин смотрит на него.

        Вот, улыбаясь, навстречу            лицо обратила свое.        Только Хун-нян не смягчилась,            сердце не стало нежней,        Следуя строго наказу,            остерегает ее…

Хун-нян (говорит). Там кто-то есть, сестрица. Пойдем домой, как бы хозяйка не разгневалась.

Ин-ин уходит, оглядываясь.

Чжан (поет).

На тот же мотив.

        Слышу я вдруг голоса звук,            все встрепенулось вокруг.        Вот зашумели в ночи            птицы взлетающей крылья,        Ветки с цветами дрожат,            тени цветов заходили,        И лепестки, опадая,            снова дорожку закрыли.

(Говорит.)

Ты ушла, но что ты прикажешь делать мне? (Поет.)

На мотив «Стрекочет кузнечик».

На холодной росе,    бирюзою блестящей на зелени мхов,Блики яркой луны    загорелись, разбитые тенью цветов.Для чего ты меня в свете белого дня    без конца заставляла страдать?Я всю ночь вспоминать тебя буду опять!

На мотив «Равнина на востоке».

        Полог спустился за ней,        Двери за нею закрылись.        Только успел я            к ней обратиться без слов,        Сразу со мною            молча она согласилась.        Ветер свежеет, сияет луна,            пробили стражу вторую.        Вместе с Ин-ин я тоскую:        Счастья она лишена,            я на судьбу негодую.

На мотив «Повисли пушинки на хлопке».

 Пора бы домой отыскать мне дорогу И больше в пустынном дворе не стоять. Качнулись от ветра вершины бамбука, Охвачена тучкой Ковша рукоять. Увы! Вот так же сегодня меня, словно тучка,     охватит страданье опять, И если не сжалишься ты надо мной,     чего я могу ожидать? Я, правда, сочувствие мог     в глазах у тебя прочитать, И наши сердца без единого слова     сумели друг друга понять.

(Говорит.)

Разве сегодня сон сможет сомкнуть мне очи! (Поет.)

На мотив «Глупый всегда тороплив».

 Бирюзовым мерцает огнем     мой светильник пред самым лицом, Веет свежим в лицо холодком     ветхий полог в жилище моем. Чуть мерцает светильник сквозь мрак, Только сон не приходит никак. Ветер злой за окном завывает, шумит,     сквозь окно прорывается он, Раздается оконной бумаги     беспрерывный докучливый стон. Никого не увижу я рядом со мной, Одеялом укутан, объят тишиной, —Если ты истукан, то и ты    будешь тронут моею тоской.

На тот же мотив.

И роптать не могу я сейчас,    и тоска моя не унялась,И спокойно не в силах сидеть,    и сомкнуть не могу своих глаз.День придет – и у нас    будет тоже расшитый цветами экран,Будет полог, спустившийся, словно туман,Будет тихая ночь, все кругом замолчат,С нами море и горы союз заключат.Мы с тобой поздравленья получим тогда,Поздравлений парчовый узор    будет связан, как мы, навсегда,Будем дивного счастья полны мы с тобою,И для нас для двоих засияет весна    в наших брачных узорных покоях.

Заключительная ария

Прошел только день —    стезя моя стала ясна.Одною строфой    мне все разъяснила она.Теперь мне не грезится двор государя,    и слава меня не влечет,Отныне я только тебя ожидаю    в том месте, где персик цветет.

(Уходит.)

Действие четвертое

Настоятель (входит с Фа-цуном, говорит). Сегодня пятнадцатое число второго месяца. Начинаем обряд поминания. Вели монахам играть на ритуальных инструментах. Пригласи госпожу и барышню зажигать курения; если же госпожа еще не вышла, пусть первым зажжет курения господин Чжан. На вопросы госпожи отвечайте, что он – мой родственник.

Чжан (входит, говорит). Сегодня пятнадцатое число второго месяца. Хэшан позвал меня зажигать курения, и я спешу в храм. (Поет.)

На мотив «Свежая вода».

    Будды святой монастырь озарен        полной высокой луной.    Над бирюзовою крышей        куполом дым поднялся голубой.    Дым благовоний        сливается с облаком в небе,    Рокот молитвы —        словно на море прибой.    Тени от флагов взвиваются ввысь,    Все прихожане        сюда на молитву сошлись.

На мотив «Внимаю, оставив седло».

Звенят колокольчики, бьет барабан,И эхо от них раздается в углах,    как вешний раскатистый гром,А колокол гулкий и Будды трубаГудят, как под бурею сосен вершины,    омытые вешним дождем.Не может осмелиться старый монах    стучаться в ворота вельможи:Одна лишь Хун-нян за узорным окном,    как видно, докладывать может.Возрадуйтесь, очи    того, чьи надежды разбиты, —Должны вы сегодня    смотреть, пока будете сыты.

(Чжан видит настоятеля.)

Настоятель (говорит). Сударь, зажигайте курения первым. Если же старая госпожа спросит, кто вы, отвечайте, что вы – мой родственник.

Чжан (зажигает курения, поет).

На мотив «Опьянен весенним ветром».

Я молюсь, чтобы долгие, долгие дни    прожил тот, кто сегодня живет,А умершие в небе    не знали трудов и забот.Чтобы предки усопшие    вечный узнали покой,Я склоняюсь пред Буддой, законом, монахом —    перед веры основой тройной.И еще я свечу зажигаю    с затаенной молитвой одной:Чтобы очень жестокой Хун-нян не была,Чтоб хозяйка ее не была так грозна,Чтоб собака цепная не так была зла.

О Будда!